Так не бывает

Сяо Чжань иногда пытался угадать, как будет реагировать в стрессовой ситуации. Не в той, когда опаздываешь в аэропорт, ссоришься с кем-то и так далее. В настоящей, вроде падения самолёта или, например, взятия заложников. Теперь он знает, что реагирует — никак. Ствол, упирающийся в позвоночник, приказ вести себя тихо и наручники — все это вызывает так мало эмоций, что даже странно. Наверное, надо шуметь, пытаться сбежать, хоть что-то делать, но не дать себя увезти. Это съёмки. Чувство, что это съёмки, потому что не бывает так, чтобы не ночью даже, и люди рядом, за стеной кафе… Только сценарий ему не выдали, и он стоит, потом идёт, потом снова стоит. Теперь Сяо Чжань его хорошо видит. Совсем молодой, это почему-то удивляет больше всего. Тоже стоит и молчит, смотрит на него во все глаза с расширенными зрачками, взгляд плывущий. — Что тебе от меня надо? — если выкуп, то у него не так много, как про айдолов думают, а парень не похож на нищего, который за доллар удавится. Сяо Чжань бросает взгляд в глубину квартиры — тут живут совсем не нищие. Тут такие, что рядом с ними он сам нищий. Странный. Смотрит во все глаза, даже рот приоткрыл, облизывает губы. Улыбается восторженно, и вместе с расфокусированным взглядом эта улыбка пугает больше, чем пистолет в руках. Пистолет брякается на пол, Сяо Чжань почти уверен, что сейчас будет выстрел, но нет. Пальцы касаются щеки осторожно, и он отшатывается назад, потому что выкуп — это еще не проблема. Вот такой сумасшедший фанат намного хуже, а дальше отступать уже некуда. Удивительно, но ему все еще не страшно. Так не бывает. Не с ним. Сяо Чжань не знает, что сделал бы дальше, куда уж дальше, они и так вплотную друг к другу, стену не продавишь спиной, но взгляд из-под челки слегка проясняется. Фанат, долбанутый на всю голову, но, кажется, не псих. Еще неизвестно, что хуже. Тот, кто привык, что ему все можно, — как правило, тот еще псих. Сяо Чжань его совсем не помнит, эта челка, брови, глаза, широкий нос, пухлые губы ему ничего не напоминают. Но взгляд чуть-чуть яснее, речь ровнее, счастливо-безумная улыбка исчезла. Кажется, в такой ситуации надо разговаривать, заговаривать, налаживать контакт. Видно, как дрожат пальцы, но ключ все-таки проворачивается. Руки свободны, а дверь все еще заперта, а этот… этот неизвестно кто стоит близко и криво усмехается. Сяо Чжаню все еще не страшно. Просто из толпы бешеных фанатов и фанаток этот самый бешеный, самый наглый из всех, с кем приходилось сталкиваться. Один из всех, считающих любую звезду — вещью. Просто не все могут до желанной игрушки дотянуться. Этот смог. По глазам видно, чего хочет — значит, сам нарвался. Лишь бы суметь переиграть и освободиться. Целуется «этот» совсем не так, как он предполагал — поддается, ведется, закрывает глаза, видимо, все еще пьян. Хорошо, так легче отвлечь и самому поймать руки в стальной захват. В глазах такая обида, как будто это он, Сяо Чжань, его притащил сюда против воли. — Пистолетом можешь не пугать, он не заряжен. Сяо Чжаню это и в голову не пришло. Кажется, он сам дурак, что так не умеет — не в фильме, по-настоящему ткнуть в кого-то пистолетом. Пистолет валяется на полу в коридоре и кажется ненастоящим, как весь этот вечер. Как муляж, съемочный реквизит. Сцена затянулась, но попросить перерыва нельзя. В коридоре ключа на виду нет, в карманах куртки тоже, дверь не поддается ни толчку, ни пинку. На окнах тоже какие-то хитрые замки. Он обшаривает карманы джинсов и краем глаза видит обиженно-ехидную ухмылку, как у школьника, которого то ли пирожного лишили, то ли потайной запас сигарет отобрали. Наглый и ебанутый — ладно, просто молодой, в таком возрасте даже в наручниках не падает. Может, наоборот, но Сяо Чжань ничего не хочет об этом знать. Пат. Что делать, непонятно. Вроде же нормальный на вид, когда не ухмыляется, и что ему… Сяо Чжаню совсем не лестно. И у него в последние дни было столько проблем, что сегодня вечером он хотел только поужинать и спать. Лучше бы лег спать без ужина, но дома, не заходя в кафе. «Этот» смотрит с тем же ехидным интересом. Удивительная мимика, когда улыбается вот так, хочется врезать, когда надувает губы — Сяо Чжань сомневается, что ему есть хотя бы двадцать. Не морить же этого идиота жаждой. Нет, после фразы про пистолет мысль мелькает, но Сяо Чжань так не умеет. Поэтому приносит воду, поит, а после новых безуспешных поисков выключает свет и ложится с другой стороны. Подальше. Рядом вздыхают, возятся, просят еще пить. Сяо Чжань не рассчитывал на спокойный сон, но, кажется, «этот» ему не даст поспать совсем. Еще и поцелуй выпрашивает. Сяо Чжань от такой наглости и откровенности даже теряется как-то. Руки, наверное, действительно больно, но кто ему виноват? Отдал бы ключ или хотя бы пообещал не лезть. В темноте чувство реальности теряется окончательно. Или он просто слишком мало спал в последние дни. Мало спал, много работал, учил сценарий на ходу так, что забывал, где находится. Может, если поцеловать, правда заткнется и даст отдохнуть. Что он еще сделает, со скованными-то руками. Целуется хорошо, надо отдать должное. И очень осторожно, как будто не он тут ухмылялся и дулся, снова ведется, губы мягкие, податливые, послушные. Как будто это два разных человека, Сяо Чжань хочет включить свет и проверить, кого он целует. Нет, что за бред, это он скоро с ума сойдет от такой жизни. Не то чтобы жалко, но Сяо Чжань не любит, когда кому-то рядом плохо или больно, даже если этот кто-то сам виноват. Поэтому обзывает себя дураком и растирает руки, разминает, пока не теплеет кожа. Слушает неровный, ломкий голос. В голосе ухмылки нет, есть придыхание и хрипотца к концу. Дает сделать еще глоток. «Ты, как тебя все-таки зовут, откуда ты взялся на мою голову и почему ты такой идиот?» И почему он его снова целует. А в ответ «этот» так вскидывается навстречу, что чуть не падает без опоры, Сяо Чжань машинально ловит. Очень отзывчивые губы. И еще, если так держать, почти в объятиях, слышно, как колотится сердце, почему? Если это съемки, то какого-то сюрреализма. К общей бредовости вечера не хватало только, чтобы у него тоже встало. Сяо Чжань не помнит, если честно, когда в последний раз хотел кого-то. Месяц назад, может, два. С такой жизнью последнее, что волнует, — это секс. Зато теперь стоит от нескольких поцелуев с незнакомым молодым идиотом. От которого он пару часов назад шарахнулся в стену. Бред. Такой же, как вся его жизнь, по крайней мере, последние годы. Утро возвращает в реальный мир. В чужую квартиру, в чужую постель, ко все еще незнакомому человеку рядом, которого и любовником-то не назовешь. Вечером это был один человек, с ухмылкой и наглым взглядом. Ночью — другой, который тянулся к нему, задыхался под поцелуями. Сяо Чжань не хочет знать, который из них проснется. Может, вообще третий. В любом случае — идиот. Зачем это все было, если «по девушкам»? Ему некогда разбирать головоломку чужих мыслей, разве что только затем, чтобы найти ключ. Он тихо обходит квартиру, замечает джойстик, ворох приколотых фотографий на доске — людей-то почти нет, кажется, одни мотоциклы, точнее, один и тот же — чашку посреди стола на кухне, прочие домашние мелочи. Нет, не так, на кухне и в ванной ключи от входной двери держать не будут. «Этот» был в куртке, когда пришел, если ключа нет на виду, и на полу нет, и в джинсах нет, то только там. Сяо Чжань прикрывает глаза, пытаясь вспомнить момент открывания двери, еще раз спокойно, медленно обшаривает куртку. Надо было еще вчера не дергаться, а поискать спокойно. Он наконец свободен, только… Руки спящего неудобно согнуты, под металлическими браслетами видны красные следы. Сяо Чжань смотрит на них, потом в лицо — губы зацелованные, как будто снова надутые, челка падает на закрытые глаза. Красивый, как конфетка. Очень твердая конфетка, все зубы переломать можно. Он осторожно открывает замок наручников и уходит быстро, не оглядываясь. — Нехорошая ситуация, — тон осуждающий, взгляд такой, будто он сам виноват. — И ты ни имени, ни фамилии не знаешь, только адрес? — Да. — Очень некрасивая. Скандал с сексуальным подтекстом — совсем нехорошо, а у тебя и так сложности. Если это правда чей-то сын, даже если удастся довести до суда… Такое пятно потом трудно смыть. Ты же сам понимаешь. Сяо Чжань понимает. Он потому и не позвонил вчера в полицию. — Ничего ведь не случилось, никакого ущерба, кроме морального? Это оборотная сторона славы, иногда такое случается. — А если снова… — Ну если, тогда и будем думать. Ты перенервничал, наверное, давай сегодня закончим пораньше, отдохнешь. Сяо Чжань обходит кафе дальней дорогой и оглядывается, прежде чем войти в подъезд. Он и не ожидал, что все будет иначе. Ну почти, в глубине души все-таки надеялся, но еще раз убедился, что чудес не бывает. Почему из всех легенд о звездном мире правдивы самые мрачные? Курьера с едой он долго разглядывает через глазок, а потом заставляет себя проглотить хоть что-то. Дергается на шаги в подъезде и замирает, пока они не проходят мимо. Соседнюю дверь открывают ключом, и пока он понимает, что это соседняя, успевает испугаться больше, чем вчера. Вчера было вообще не страшно, а сегодня хочется забиться под одеяло. Или под стол. Страшно даже не этого красивого идиота, хотя если он узнал про кафе, может и про адрес, наверное, — страшно всего. Очень страшно, когда ты один и в темноте, а включить свет — еще страшнее. Он телефоном подсвечивает аптечку, две успокоительных, две снотворные. Может, помогло бы выпить, но дома ничего нет, а на улицу выходить страшно. Один наедине с темнотой, с шагами, один, если такое повторится. Рассчитывать можно только на себя. Ко всему можно привыкнуть. Даже к страху. Никто его не трогает, только от особенно резвых фанатов он порой отшатывается. Привыкает, заставляет себя не оглядываться перед дверью подъезда. Есть другие проблемы, более насущные. Например, что ему почти двадцать семь, музыкальная карьера не взлетела так, как мечталось, есть шанс на актерскую, но вместе с ним на каждую роль претендует целый строй таких же талантливых, но более молодых. С актерским образованием. Иногда ему кажется чудом, что у него вообще что-то получилось. Когда он начал участвовать в шоу, то подумал было, что пять лет, потраченных на учебу, были большой ошибкой. Теперь он иногда думает, что ошибкой были как раз последние. — Мама, кажется, я все-таки плохой актер. — Ты хороший актер, — твердо отвечает мама. — Хороший актер и певец. И хороший мальчик. Просто ты очень устал. Можешь быть, приедешь отдохнуть? — Я постараюсь. — Ты всегда можешь вернуться домой. — Я тебя люблю, мам. И папу тоже. — И мы тебя любим. Мама, к счастью, даже не догадывается, насколько он устал. Если не спать, он не сможет работать. Если не пить снотворных — не уснет, а от них болит голова, и так каждое утро. Еще судебное заседание из-за выплат — проигранное. После него он даже забывает, что больше не ходит в то кафе. Вспоминает, когда в спину утыкается ствол, голос знакомый, слова почти те же. Дежа вю, которое попахивает шизофренией. «Этот» точно такой же, только не ухмылка, а смущенная улыбка. Дурацкий детский пистолет, мигающий огоньками, сколько этому идиоту лет? Сяо Чжань набирает номер. — Я не знаю, зачем им ты и твой отпуск, но это очень большие люди. Очень серьезные. Так что отдыхай, увидимся через неделю. Сяо Чжань может отказаться — наверное, может. Пойдет домой, проспит всю неделю. Если бы он увидел сообщение попозже, так и сделал бы. И лучше не думать, что его заранее сдали с потрохами, как и в суде. Дважды за день. Не страшно. Не смешно. Почти никак, если бы не слабый-слабый огонек интереса, чем все это закончится. — Поедем. Пару часов назад Сяо Чжань собирался перекусить и вернуться к делам. Теперь он просто ждет, что будет дальше. На такую реальность он согласен, на это море, закат и пляж. Он бы наклонился и взял песок в горсть, но в глубине души сомневается, что тот настоящий. — Как тебя зовут хоть? — Ван Ибо. — «Ван», как… ? — Как в «правитель». «Вот и познакомились», — смеется Сяо Чжань про себя. «Этот», у которого теперь есть такое подходящее имя, сейчас без своих «игрушек» — наручников и пистолета. Не наглый, но и не беззащитный, как ночью. Снова другой — чуть-чуть смущенный и беззаботный, как будто у него никогда не было никаких проблем. Наверное, так и есть. Какие проблемы могут быть у человека, который может в любой момент оказаться на этом пляже? Сяо Чжань все-таки наклоняется и поднимает горсть песка. Песок настоящий, мелкий, теплый, сеется через пальцы, оставляет на ладони пыль. Понятно, почему отпуск образовался так легко. Действительно очень серьезные люди. Только даже Сяо Чжань знает, как зовут главу этой компании, и его фамилия не «Ван». Он мало что в этом понимает, как и во всем происходящем, кроме самого Ван Ибо, а тот все такой же красивый и такой же бестолковый, вспыльчивый и искренний. Нестрашный, даже когда вжимает в кресло. Теперь — нет. «Ну и что дальше?» — мысленно спрашивает Сяо Чжань. Дальше Ван Ибо вылетает из комнаты, хлопнув дверью. Сяо Чжань смеется вслед, это нервное, но не смеяться нельзя. Как будто кто-то перепутал роли, кажется, это ему положено бы дергаться и сбегать, а не хозяину? Только Ван Ибо не кажется хозяином, хотя все, кто попадался на глаза, слушаются беспрекословно. Такое чувство, что он действительно тут просто есть. Сам по себе. Девушка на пороге спрашивает, не хочет ли господин чай, кофе или выпить? Сяо Чжань соглашается на чай, а потом идет искать этого дурака. Светлую футболку в темноте видно издалека. Наверное, это такое извинение, хоть и сквозь зубы, и с «проваливай». Сяо Чжань смеется. Он еще даже не искупался в этом море.