Так не бывает

Сяо Чжань пообещал рассказать про себя — значит, они ещё встретятся. Когда закончатся съёмки. Когда они закончатся — хрен знает. Раньше у него столько всего было, что он любит, никогда не было скучно, если только брат под домашний арест не сажал. Все осталось, а брата вообще нет в Гонконге. А ему скучно и ничего не хочется, потому что Сяо Чжаня в городе тоже нет. Он ходит в студию, потому что иначе совсем можно расклеиться, а потом — домой. Даже в школе так не делал. В бар не заглядывает, зашёл раз и вышел через полчаса — скучно, залипать на фотки Сяо Чжаня под коктейль и дома можно. Дома лучше. Дома можно ещё и дрочить. Вспоминать ночь, когда Сяо Чжань был здесь. И ещё семь ночей на острове, нет, шесть, самую первую он проспал после бара. Не только ночи. Ван Ибо все кажется, что он что-то не понимает, если бы понимал, может, Сяо Чжань не ответил бы старшему брату то, что ответил. Может, он поймет, когда Сяо Чжань ему хоть что-то расскажет. А пока не у кого спросить. А ещё он видит, когда Сяо Чжань думает о чем-то своем, глаза сразу другие. Он в такие моменты не понимает, обижаться или как, может, Сяо Чжань про дела, про работу? Но даже если про работу… Или Сяо Чжаню с ним просто неинтересно? Зря он сам про себя не рассказал на острове побольше. Про гонки, про студию, мог же. Впервые в жизни застеснялся, сказал кое-как, Сяо Чжань подумал, наверное, что он умеет так, что показать стыдно. А теперь непонятно, как сделать, чтоб Сяо Чжань понял, что с ним не только трахаться можно. Старший брат уехал из Гонконга, но он знает, куда. И ему никто не запретит отправиться следом — в старое поместье членам семьи можно всегда. Просто мало кто этим пользуется, зная, что глава там любит отдыхать, а не говорить о делах. Он хочет как раз о делах, но старший брат простит. Поместье — старое. Очень. Он даже не знает, сколько лет, нет, сколько сотен лет. Старший брат помнит и про сколько лет, и всякое такое по истории. Большое. В детстве казалось — огромное, целый мир, его в шесть лет сюда привезли в первый раз. Казалось, можно заблудиться и потеряться. Он и заблудился, и потерялся в первый же день, в воду упал, нашел заброшенный домик, в котором потом прятал всякую ерунду. Потом научился лазить по деревьям и перестал бояться заходить в главный дом… Лучшее место на свете, по крайней мере, он раньше так думал. Особенно, если старший брат тоже тут. Брат тут думает. Читает, играет, на воду смотрит, на цветы. Если тихо подобраться и не мешать, не отошлет, можно даже голову на колени положить и сидеть. Он в детстве так делал. Сяо Чжаню бы здесь понравилось. Ходил бы, смотрел на крышу, на узоры плит на дорожках, мостик… Сфоткать бы захотел наверняка. Пиздец какой-то. Это даже не остров, куда можно было, брат сказал тогда, выбери сам, он и выбрал. Это другое, и сюда Сяо Чжаню нельзя, он знает, а не думать об этом не может. Брата найти несложно. Здесь только он играет. Странно, пианино — инструмент западный, а музыка не кажется чужой, сливается со всем вокруг. Он не мешает, сидит под окном, свесив ноги вниз, до воды все равно ещё далеко. Слушает. Видимо, старший брат в хорошем настроении, в плохом играл бы что-то другое. Рахманинова, например. Музыка заканчивается. Внутри вздыхают восхищённо — а он думал, брат один. Кто там ещё явился? О чем-то говорят, но тихо, не разобрать, а потом молчат. — Если младший брат захочет, — пианино близко к окну, брата хорошо слышно. — Что я могу захотеть? — он встаёт и заглядывает в окно. Старший брат улыбается, а Чжу Цзаньцзинь ахает, вздрагивает и смеётся. Против Чжу Цзаньцзиня он ничего не имеет. Новый глава семьи Чжу — второй год, как занял место, а все равно новый, — не напоминает, что старше, Разговаривает нормально, хотя они редко разговаривают. Чжу Цзаньцзинь сидит на том же стуле напротив пианино, где он сам сидел в детстве, когда старший брат играл. Только он, когда становилось скучно, забирался под инструмент, в ноги. Чжу Цзаньцзинь так не будет, конечно, но подумать — смешно. Старший брат улыбается и смотрит так, как будто видит насквозь. — Я с тобой поговорить хотел, — у него не так много времени, лучше сразу. — Я с тобой тоже. — Младший господин рано ушел с презентации, — на щеках Чжу Цзаньцзиня намечаются ямочки. — А с ним очень хотели поообщаться. Он настороженно смотрит, бросает взгляд на брата — на что Чжу Цзаньцзинь намекает?! Про Сяо Чжаня брат не стал бы рассказывать! — Я говорил на презентации, что наша семья собирается расширить то, чем мы занимаемся. Эту часть он прослушал, придется делать внимательное лицо. — У одних из наших спонсоров сложилась непростая ситуация, и они срочно ищут человека в проект. Они смотрели прошлогодний танцевальный конкурс, им понравилось выступление младшего господина. Это так далеко от того, о чем он думает, что доходит не сразу. Раньше он бы отказался, зачем ему это. Не ради денег, точно. Ради славы и фанатов — не настолько интересно, чтобы дать кому-то собой командовать, делать то, чего не хочется. Раньше он не знал Сяо Чжаня. Не думал, как это работает. Если бы брат был против, как раньше, Чжу Цзаньцзинь сейчас и не заикнулся бы. — Старший брат? — Если хочешь — пробуй. Он кивает. Думает. — Иди отдохни, после ужина ещё поговорим, — брат встаёт и кладет руку ему на плечо. Он проглатывает возражение, что хотел вернуться в город сегодня же. Здесь нельзя торопиться, и здесь особенно не хочется спорить с братом. Выходя, он оборачивается: старший брат и Чжу Цзаньцзинь о чем-то говорят у окна. Брат высокий, Чжу Цзаньцзинь мелкий, задирает голову, хотя брат сам наклонился к нему. Он фыркает и уходит: после ужина так после ужина. Старший брат не в кабинете, не в комнате с пианино — в спальне, один, и это хорошо. Нет, он правда ничего не имеет против Чжу Цзаньцзиня, но сейчас хочется, как мелкому, как в школе, рассказать все-все, и пусть брат скажет, что делать, он знает. Хотя он и сам знает, что делать, он приехал только отпроситься, а тут Чжу Цзаньцзинь со своим предложением. Он много думал, целых полдня. Танцевать он любит, конечно, но он много что любит. Просто брат однажды сказал, что нужно чем-то заниматься. — Я же учусь. — Не только уроками, школу ты закончишь, и что дальше? — А я всем хочу. — Всем сразу? — брат улыбается. — Так не получится. — У меня получится. — Пробуй. Но основное всё-таки выбери. У него тогда ещё не было мотоцикла, а то, может, выбрал бы гонки. Но тогда ему больше нравилось танцевать, двигаться. Иногда «хочу все» превращается в «ничего не хочу», как сейчас, но привычка зависать в студии въелась намертво. Как правила. В конкурсах он участвует чисто на поржать. Иногда потом кто-нибудь подходит, он слушает, кивает, потом «случайно» упоминает имя старшего брата — поржать про себя, как сдуваются агенты. Тогда он ещё не думал, как это работает, просто брат говорил, что ему туда не надо. Брат не отказался за него, дал решить. Из-за Сяо Чжаня? Или ещё что-то изменилось? — Ты решил? — Я хочу. — Точно? — Я все понимаю. Хочу попробовать. — Если хочешь, конечно, — брат улыбается. — Только ещё раз подумай. Если не понравится, сможешь выйти в любой момент, но того, что тебе не понравится, будет много. Слушать, слушаться, жить по графику. Они знают, что ты относишься к семье, тебе дадут выйти из игры, но ты же знаешь — нельзя мешать чужому делу из-за прихоти. — Я знаю. Я подумал, — он правда подумал, ему будет легче, чем Сяо Чжаню, но он хочет увидеть это изнутри, и попробовать, что сможет он сам. Чтобы Сяо Чжань увидел, что он тоже может. — Хорошо. Тогда скажи завтра Чжу Цзаньцзиню, он тебе позвонит, когда пора будет в Гонконг. — Я завтра хотел. Только не в Гонконг… — Далеко? — В Сычуань. Он опускает глаза, брат все равно поймет, он бы подождал, но у Сяо Чжаня день рождения. — Надолго? — Нет… наверное… Числа до пятого, может, шестого… «Или седьмого, как получится». — Я хотел бы, чтобы ты в ближайшие пару недель пожил здесь, если бы ты не приехал, я бы сам позвонил. Так сейчас безопаснее. — Здесь?! Не у тебя дома? — Здесь лучше. Так иногда бывает. Безопаснее поместья места и правда нет, и брат зря не попросит. Он молчит и не поднимает глаза. Он не будет спорить, конечно, но он уже представил, как приедет, что подарит, а может быть, повезет и встретиться… — Посмотри на меня, — брат подошёл незаметно, пока он разглядывал колени. Он поднимает голову, встречает взгляд и кое-как держит с минуту, пока старший брат смотрит. Брат садится рядом, и он, как мелкий, сворачивается в комок, кладет голову на колени. Не утыкается в них лицом, как в кабинете, не вытирает нос, просто так почему-то легче. — Почему так? — сил нет как хочется поговорить о Сяо Чжане, и сил нет как стыдно об этом говорить, хоть взорвись, и слов тоже нет. — Я… Что «я», он не знает. — Тяжело? — Очень, — и тут он вспоминает, что хотел спросить. — А с презентацией, это ты? — Что — я? — брат смеётся. — Чтобы, ну… Чтобы пригласили… — Чтобы компанию-спонсора представлял Сяо Чжань? — брат точно смеётся. — Не я. Раз не брат, значит, случайно, потому что Чжу Цзаньцзинь не знает. Хорошо. — Я тебя спрашивал, чего ты хочешь. Не передумал? Он вздыхает. Как будто можно так просто передумать. — Я бы хотел. Я бы забрал от этого всего хоть… — На остров? — Угу. — А он этого хочет? Он снова вздыхает. Все понимает, но это же пиздец, а не жизнь. — Я же как лучше хочу. — А я тебе разве не хочу как лучше? А камеры в твоей квартире все ещё не стоят, а знаешь, как хочется? Он фыркает, дуется — не всерьез. Брат все равно шутит. — Послушай ещё кое-что. Когда ты у меня, я спокоен. Когда у себя — нет. Он кивает. Когда брат разрешил жить отдельно, он отстоял ещё и право жить без охраны, ну кроме внешнего наблюдения и машины. И то он на это часто забивает, хотя знает и помнит, как ходить, как в транспорт садиться, чтобы не доставлять проблем тем, кто за него отвечает перед братом. — Ты привык, что с тобой все всегда обойдется. Я не могу приставить к господину Сяо охрану, чтобы с ним тоже все обошлось в любом случае. Даже если захочу, так нельзя, и он сам не согласится. Если ты все ещё не передумал — постарайся ему не навредить. — Как? — В Сычуань полетишь с охраной. Мешать они тебе не будут, только ты уж сам не старайся от них удрать. — Можно?! — он резко садится. — Можно. Я ещё не закончил. Осторожнее. Ты не наследник, семья скандал переживет. А господин Сяо может все потерять. Все, на что он работает так, как ты вряд ли представляешь. — Представляю. — Хорошо, если так. Брат всегда говорит то, что нужно, и если так, может, Сяо Чжаню вообще… Но теперь что, совсем никак, никогда?! — Успокойся, — брат смеётся. — Думаю, господин Сяо хорошо знает, когда рискует, и если рискует, значит… — Что?! — Значит, ему не все равно. Наверное, брат улыбается. Он не смотрит, он, наверное, сейчас красный, как новогодний фонарик, надо же так… Если брат так думает, значит, это правда. Это такая правда, с которой можно пережить все, что угодно. Что бы он без брата делал, и сейчас, и вообще? И почему он раньше не думал, что брат старше его всего на шесть лет? И почему тогда брат знает и понимает все, а он вечно как дебил? — Старший брат, можно, я спрошу? — Можно. — А ты когда-нибудь… Ты кого-нибудь… У тебя было так, чтобы… «Любил» он сказать не решается. Брат не отвечает, наверное, зря спросил, но он же давно не мелкий, просто и об этом до сих пор не думал. Он теперь понял бы. Когда он наконец смотрит в лицо, брат улыбается. — У тебя ещё пара недель свободы. Делай так, как нравится.