Так не бывает

Ван Ибо пишет, что дома, Сяо Чжань кивает сам себе. Пусть сидит под присмотром в Гонконге или где там велел старший брат. Некогда много думать о Ван Ибо. Сяо Чжань недоволен собой, тем, каким вырисовывается его персонаж, хотя рано ещё судить, многое отсеет и заново соберет монтаж. . Он об одном не сказал Ван Ибо — что считается очень дурным тоном объясняться на сцене по-настоящему. Не успел сказать, отвлекся на такую явную жажду, на горячие поцелуи. Ван Ибо после одергивания притих. Сяо Чжань уже понимает, как с этим справиться, можно не говорить вслух — с языком тела у Ван Ибо гораздо лучше, чем со словами. Сяо Чжань разрешает себе самому, и Ван Ибо ловит, загорается пожаром в ответ. Сяо Чжань хмурится. Ван Ибо почти ничего не сказал ведь, дело было не в словах — в интонации, такой знакомой, ревниво-недовольной. Нет, он правильно все сделал и сказал, Ван Ибо только палец дай — руку отхватит, а их отношения… Нет, отношениями это не назвать, но все же — все слишком неопределенно и неустойчиво, чтобы отягощать еще и ревностью. Сяо Чжаню и так хватает проблем, вдобавок к вечной необходимости сохранять тайну. «Это моя работа», — повторяет он самому себе, словно больной зуб расшатывает. Все правильно. Не об этом надо думать сейчас. Нельзя играть, когда в голове такое. Нельзя делать персонажа собой — надо стать им. Легко сказать. Он не переживал такой трагедии, к счастью, он не разочаровывался во всем, что его окружает… или да? Ещё и недавние слова Ван Ибо — Сяо Чжань больше не злится, но все вместе возвращает к тому, от чего он так долго уходил и так и не ушел. Он долго не вспоминал. Это тем легче, что многое заслонили последующие события, а что-то стёрлось само, так не хотел вспоминать, что смог забыть. Он и дальше не вспоминал бы, он научился не обращать внимание на случайное сходство, музыку или слово, навевающие ненужные ассоциации. Просто в горах холодно, съёмки долгие, трудные, простуда косит актеров наравне с персоналом, чихают многие. Сяо Чжань надеется обойтись чиханием, но к концу дня еле держится на ногах, а в трейлере закидывается лекарствами. — Ты там? — кто-то стучит в дверь. — Сяо Чжань! Звук открывающейся двери. — Я тебе поставила термос, выпей немедленно! — Спасибо, Ли Цинь, завтра все будет хорошо. — Конечно, будет, только попробуй меня заразить! Сяо Чжань пытается засмеяться, кашляет, идёт за термосом и возвращается под одеяло. В термосе имбирный чай, горячий, озноб отступает. Что бы о них ни говорили, иногда дружба — лучше всего. Или хотя бы приятельство. К концу термоса Сяо Чжань оживает настолько, чтобы заглянуть в сеть. Он даже поздороваться с Ван Ибо сегодня не успел. «Привет». «Наконец-то. Я думал, тебя там похитили». «Пока что это только у тебя получилось», — Сяо Чжань не может не улыбнуться. «И ещё раз получится, если на тебе будут так ездить. Расскажи что-нибудь про себя? Я помню, ты обещал в Гонконге, но хотя бы что-нибудь, жалко тебе, что ли?» Сяо Чжань смотрит в экран. Что рассказать, не про простуду же? Во-первых, это вряд ли интересно, во-вторых, нет смысла писать тому, кто ничем не может помочь. «Ладно, забей». «Подожди. Я правда не знаю, что рассказать, спроси что-нибудь?» «Расскажи про себя до шоу? Какой ты был, как сейчас?» Сяо Чжань пытается глотнуть, но в термосе пусто. Двадцать семь, двадцать шесть, двадцать пять, двадцать четыре. Почти двадцать четыре. Осень. «Не как сейчас. Я тогда был дурак дураком». «Что, как я?» «Хуже». Ван Ибо не виноват, ему неоткуда знать. Он и так терпеливее и настойчивее, чем Сяо Чжань ожидал, приехал вот — Сяо Чжань улыбается и сгоняет улыбку. Ван Ибо все понял. А он так бежит от воспоминаний, что сорвался, едва что-то показалось знакомым, хотя сходства — никакого. И заодно ранит другого тем оружием, которым был ранен сам. Как будто от этого станет легче. «Стыдно, Чжань-Чжань, стыдно». Двадцать четыре. — Как тебя зовут? — Сяо Чжань. Сидящие переглядываются и смеются. — Слишком официально, тебе что, тридцать? — Мы придумываем, как нас будут называть, когда мы прославимся, — извиняющаяся улыбка, кивок на свободный стул. — Сяо Чжань слишком серьёзно. Чжань-Чжань. Все смеются, в этом нет издёвки, может быть, немного волнения, и Сяо Чжань смеётся со всеми. — А ты? — А я хочу, чтобы меня называли великий… Или главный… Цзю… — Главный герой, зачем мелочиться. Чжу Цзю, — Сяо Чжань смеётся, подхватывает общую волну. Они похожи. Чжу Цзю — он так его и зовёт про себя, а иногда и вслух — долго не верит в разницу в четыре года. Они не могут быть так похожи, у них совсем разная жизнь, Чжу Цзю с детства учится в школе при агентстве и уверен, что пройдет в финал. У них одни и те же песни в плейлистах, общие любимые фильмы, они оба считают себя интровертами, но при этом как-то быстро сходятся. Это дружба. Конечно, дружба, он же приличный мальчик из приличной семьи и даже играет на скрипке, а на соседней улице все ещё живёт девушка, которую в школе дразнили «маленькой госпожой Сяо». Теперь она не маленькая — госпожа, жена, мать. Говорят, она ни о чем не жалеет. Сяо Чжань тоже не жалеет, так иногда складывается жизнь. Он принял участие в шоу не затем, чтобы кому-то что-то доказать, хотя ему уже пытались задавать такие вопросы. Его пугали соперничеством, но это не про них. Сяо Чжань не загадывает, кто пройдет в финал, но Чжу Цзю там точно будет. И они одинаково стараются ради этого. Сяо Чжань лучше поёт, но Чжу Цзю лучше держится на сцене и танцует. К счастью, это единственное, что у него с Ван Ибо общего, думает сегодняшний Сяо Чжань. Тогда был заколдованный замок, теперь — заколдованный остров… У нормальных людей так не бывает, но кто сказал, что он нормальный? У него все бывает. Чжу Цзю делится бинтом и пластырем для стертых ног. Делится наушниками, фруктами из контейнера, бутылкой воды, Сяо Чжань сперва думает, он так со всеми. Потом приглядывается, втайне надеясь увидеть, что только с ним. Ну или хотя бы с ним чаще, чем со всеми остальными. Он рисует Чжу Цзю, но в этом нет ничего особенного, это дружеский шарж, он так всех участников рисует, всем нравится. Чжу Цзю — первого, но он часто рядом, вот и оказался моделью… Сяо Чжаню кажется огромной нелепой ошибкой, что Чжу Цзю выбывает раньше него. — Зато у тебя теперь больше шансов, — Чжу Цзю кое-как держит улыбку. Собственные шансы волнуют Сяо Чжаня меньше всего. Больше — то, что он теряет… друга? Можно ли подружиться за пару месяцев? А влюбиться? — Хочешь, я… Хочешь, я тебя нарисую нормально? — Давай. Потом я стану великим, сорвешь за мой портрет миллионы, — Чжу Цзю смеётся через силу. — Когда тебя тоже выпустят отсюда, позвонишь? Сяо Чжань кивает так торопливо, что со стороны это, наверное, смешно. — Чжу Цзю, это я. В трубке сперва тишина, а потом такой вопль, что можно оглохнуть: — Чжань-Чжань?! — Я думал, ты не позвонишь. — Почему? — Фанаты, проект, времени уже прошло, — Чжу Цзю пьет только зелёный чай, у него диета. — Я не смог раньше, но как только… — Я смотрел тебя, весь выпуск. Круто. Теперь вокруг нет камер и есть пара часов. Есть зимний, не очень уютный Гонконг, погода загоняет то в кафе, то в торговый центр, они с Чжу Цзю похожи ещё больше, чем думали, они читают книги с конца и хотят увидеть одни и те же страны, на исходе четвертого часа встречи они почти серьёзно планируют поездку в Лондон. — Ты будешь фотографировать и продавать фото, или рисовать, а я могу танцевать на улице, спорим, мне набросают полную кепку, на хостел хватит. — Мы ещё и петь можем, вместе, — Сяо Чжань почти готов променять контракт, который ждёт подписи, на эту безумную поездку. — Можем, — Чжу Цзю смеётся и ловит его за локоть. — Осторожнее, Чжань-Чжань, скользко! Они приличные мальчики из приличных семей, они не могут целоваться в единственном темном углу освещенной улицы. — Тебе страшно? Мне очень, — Чжу Цзю ниже, он все ещё держит его локоть. — Мне тоже, — Сяо Чжань наклоняет голову. Сяо Чжань не может понять, медленно у них все или быстро. Медленно, потому что времени нет, у него уже подписан контракт и идут репетиции в группе, у Чжу Цзю вот-вот очередной конкурс. Быстро — им фатально не везёт с погодой, третье свидание начинается в кафе, продолжается в квартире и заканчивается в постели, им снова сперва очень страшно, потом очень хорошо. В Гонконге может быть какая угодно погода, им теперь нет до нее дела, разве что прогуляться по весеннему парку. Очень редко, чаще поздно вечером, чтобы не попадаться на глаза, ту весну Сяо Чжань запоминает темной и счастливой, несмотря на все проблемы и запреты. — Может, Париж, а не Лондон? — когда-нибудь, когда они станут известными и смогут позволить себе все. — Нарисуй меня, как твоих французских девушек, — Чжу Цзю лукаво улыбается, вытягиваясь в позе томной красотки, Сяо Чжань хохочет и тянется обнять, Чжу Цзю переворачивается, они перекатываются по постели, от объятий обнаженными сладко тянет предвкушением нового желания, нового удовольствия. — Я тебя люблю, — они ошарашенно смотрят друг на друга, сказав это одновременно. — Так не бывает, — снова хором, и оба смеются. Так не бывает, нет, бывает только раз в жизни, Сяо Чжань готов поверить в судьбу и предназначение. В то, что они всегда будут вместе, — и так верит. Первый «настоящий» раз особой радости не приносит, Чжу Цзю ужасно расстроен и без конца просит прощения, Сяо Чжань успокаивает, что совсем не собирается обижаться и немедленно его бросать, это все нелепо и смешно, и кое-как они сходятся на том, что им это не надо. До следующего раза, когда Чжу Цзю вдруг предлагает: — Давай лучше ты. — Мы же договорились… — Я почитал и вообще… Подготовился. Все должно получиться. Сяо Чжань ещё долго не соглашается, но всё-таки уступает, и это самое сложное и самое лучшее, что у него было. А потом все получается и наоборот, хотя спустя какое-то время они признаются друг другу, что сверху обоим нравится больше. Но это неважно, им и так хорошо. Они очень хотят чем-нибудь обменяться. Идея парных колец отпадает сразу, как и что угодно парное. — Не так, — Чжу Цзю останавливается посреди улицы и хмурится. — Что у тебя с собой самое важное прямо сейчас? Что угодно. Сяо Чжань открывает сумку, там почти ничего, все мелочи. Важное — только сложенный вдвое лист бумаги. Незаконченный рисунок — портрет. — С тебя законченный. Только распишись мне на этом? — Чжу Цзю смотрит, как он пишет, улыбается, прикладывает бумагу к губам, и Сяо Чжань глотает воздух. — А у меня… Он перетряхивает рюкзак, закрывает и решительно снимает цепочку с шеи. — Вот. Сяо Чжань знает, что это. Подвеска — первая награда, первый выигранный конкурс, Чжу Цзю ее всегда носит. — Не… — Да. Бери, — вкладывает в руку и сжимает пальцы. В трейлере темно, температура упала после лекарств и чая, спина мокрая, в теле слабость — не встать. Хочется пить, как тогда. Сяо Чжань кое-как садится, потом встаёт. Он думал, что забыл, но шаг за шагом развернул все, как свиток, вспомнил вплоть до звуков и запахов. Тогда у них ещё было все хорошо. Тогда ещё не началось то, что вспоминать хочется меньше. Меньше трёх лет назад, а Сяо Чжань с трудом верит, что был таким, что мог с кем-то так. И как мало по сравнению с тем, что было, нынешней едва зародившейся симпатии, все равно что отдать чашку воды за океан. Океан сейчас — у Ван Ибо. Ван Ибо столько, сколько было Чжу Цзю, когда они расстались, кстати, когда у него день рождения? Хорошо бы не зимой. «Зачем тебе? — спрашивает он мысленно. — Зачем тебе я — такой?» Сообщения висят непрочитанными, он не может сейчас читать и отвечать. Завтра. Сяо Чжань привык, что у них сходится каждая первая мысль и вторая фраза, поэтому долго не замечает то, что надо замечать. Они же смотрят на мир одними глазами, они же понимают друг друга, а он вообще никогда не умел ревновать. Разве это не глупо, если он все равно не думает ни о ком другом? Какая разница, с кем из актрис, певиц, ведущих и даже из коллег по группе его хотят свести фанаты? — Ты же Чжу Цзю, главный герой в моей жизни, — смеётся он, щекочет, целует, ловит улыбку. Разве может кто-то другой заменить того, кто видел его после операции на глазах? Сяо Чжань ещё не хотел тогда встречаться, пока не спадет отек, Чжу Цзю смеялся: — Я же видел, как ты чуть не плакал на шоу, когда стёр ноги. — И не собирался. — Я не испугаюсь, даже если у тебя глаза похожи на персики. Им ничего не мешает, и Сяо Чжань не понимает, что может помешать. Не слухи же, в которых ни слова правды? И не то, что его группа уже выступает? Будущий успех Чжу Цзю — дело времени, он уверен в этом. — Шикарная фотосессия, — Чжу Цзю листает журнал. — Круто выглядишь. — По-моему, все хорошо получились. — Ты самый красивый. Он ещё не замечает в голосе нотку… Зависти? Ревности? Того и другого? Они ещё радуются достижениям друг друга, даже если эти достижения их друг у друга отнимают. Сяо Чжань жалеет только, что не может всегда быть рядом и поддержать Чжу Цзю, когда тому не везёт. — Почему?! Я не хуже, я могу! — Чжу Цзю чуть не плачет, Сяо Чжань хотел рассказать о последнем концерте, поделиться, как было всегда, но, видимо, не сейчас. — Я тоже хочу, чтобы меня пригласили куда-то сразу, — брови заломлены, зубы сжаты, Сяо Чжань не виноват, что ему повезло больше, но чувствует себя так, будто отнял чужой успех. Чжу Цзю проводит по лицу. — Извини. Я себя веду как ревнивый мудак, правда? — Нет. — Да. Я рад за тебя, честное слово. Они разговаривают сквозь поцелуи до глубокой ночи или очень раннего утра, Сяо Чжань всё-таки делится тем, как это, слышать восторги зала. — Ты тоже так будешь, я точно знаю. — Жаль, что мы не в одной группе. Или хорошо, нас давно бы застукали. Оба хмурятся на пару минут: Гонконг большой, шоу-бизнес — маленький, слухи расходятся мгновенно, даже неподтвержденные. Совсем недавно очередной скандал подкосил очередную репутацию, необязательно даже дать повод, могут пустить слух и просто так. — Так проще, да. В какой-то момент Сяо Чжань не может прогнать мысль, что почти не хочет встречаться — нет, он безумно соскучился, но не хочет снова чувствовать себя виноватым, что у него получается лучше, он это заработал, а не просто вытянул счастливый билет. Нет, Чжу Цзю тоже работает, просто ему не везет. Наверное, он мало любит, если не может поддержать в такой момент. Но он старается. Тогда ещё старается. Чжу Цзю наконец улыбается удача, он проходит просмотр и получает приглашение, Сяо Чжань счастлив больше, чем за себя самого, теперь пройдет наконец это все, и им снова будет хорошо вместе. — Корея? — Да. Ничего, я хорошо знаю корейский, — Чжу Цзю какой-то ошарашенный и задумчивый. Наверное, сам ещё не верит. — Будем видеться ещё реже, — Сяо Чжань вздыхает. Проходит совсем немного времени, и Чжу Цзю говорит то, во что он не может поверить. Не может это быть всерьез. — А то, что… — Я не забыл! Я ничего не забыл! — Чжу Цзю сутулится, он похудел за это время. — Думаешь, мне легко?! — Тогда почему?! — Сяо Чжань вскакивает. — Ты не поймёшь, тебе повезло сразу, а я жил ради этого десять лет! Я столько лет учился, как проклятый! Я не могу больше ждать, это последний шанс, мне двадцать один, это поздно… Прости, но это правда поздно для начала. Я не могу, это половина моей жизни. — Я знаю. Я же не прошу, чтобы ты… — Ты что, не понимаешь?! Мы слишком похожи, у нас один образ, нас и не взяли бы в одну группу! Даже если я не останусь в Китае, мы всегда будем конкурентами, не можем ими не быть, это работа! Твоя, и моя теперь тоже! Мы все равно бы рано или поздно, лучше сейчас… Конкурентами. Не теми, кто радуется друг другу и за друг друга. Теми, кто соревнуется и ревниво друг за другом следит. Сяо Чжань, видимо, совсем не понимает, как устроен этот мир. Больше не спорит. Не останавливает.