Так не бывает

— Не хочу, — шепчет Сяо Чжань. Он знает, что это не про него. Молчит, ждет, когда у Сяо Чжаня закончится «не хочу». Сяо Чжань роняет короткие, оборванные фразы, как занозу рывками вытаскивает. Без имен, без подробностей — и не надо, он знает. — Не хочу так больше, — беспомощное, отчаянное. Он крепче сцепляет пальцы на его спине. Все время казалось, что Сяо Чжань закрывается, говорит не все, не пускает. Только он не подозревал, что будет, когда перестанет закрываться и начнет говорить. — Так больше — нет. Все будет хорошо, — он заглушает шепот своим, приподнимается на цыпочки, целует в глаза, ресницы кажутся влажными, в лоб. — Все будет хорошо, вот увидишь, точно будет хорошо, я тебе обещаю, ты же знаешь, у меня все получается, я все могу, все будет хорошо. Веришь? Сяо Чжань наклоняет голову, упирается лбом в лоб. — Веришь или нет?! — Верю, — Сяо Чжань сжимает руки, обнимает так, что больно ребрам, от пальцев, наверное, следы останутся. Пусть. Он тоже обнимает его так крепко, как только может. — Все будет хорошо. Они долго так стоят. Кажется, целую ночь, но когда он поднимает голову — темно, луна висит почти там же, где была. Может, и недолго. Неважно. Сяо Чжань держится за него. Не закрывается больше. Совсем. — Я очень тебя люблю, — он говорит шепотом, и это еще никогда не было настолько правдой. — Я тебя, — ответ совсем тихий. Даже если бы он мог кому-то обо всем этом рассказать — слов бы не нашел. С трудом верит в то, что слышит. Понятия не имеет, что делать. Сяо Чжань еле стоит, тяжело опирается на него. — Хочешь, отдохнешь, поспишь? Или так полежим? Или… тут все есть, чего ты сейчас хочешь? — Все? — Сяо Чжань смеется коротко, все еще неровно, но без горечи. — Ну почти все. Бильярда нет, кажется, если брат не завел. — А выпить есть? Сяо Чжань отстраняет его руку, наливает себе сам. Даже он себе столько виски в коктейль не добавляет, а сейчас вообще льет чуть-чуть, голова и так кругом. Сяо Чжань пьет — сразу половину, усмехается в ответ на его взгляд и отодвигает по стойке. Поворачивается и обнимает, сам. Просто обнимает и стоит так. — Я никогда не старался, чтобы кому-то понравиться, — он трогает губами шею, край волос, дышит им, пиздец как страшно думать, что мог остаться без этого всего. — Думал, любовь, это все глупости, девчачье… Старший брат же живет нормально без этого, а он… Он все понимает. — Повезло тебе, — Сяо Чжань говорит спокойно, и он кивает. Правда повезло. — Я не знаю, как он так… Я сейчас еще поумнел. — Да? — Сяо Чжань смеется, и так хорошо слышать его смех. — Ага. Раньше хуже было. Как он меня терпел? Он ведь младше был, чем я сейчас, если бы мне так возиться с кем-то, я бы сразу послал… — Да? — Это совсем другое! — он возмущается, потом понимает, что Сяо Чжань дразнит, и тоже смеется, с души сваливается очередной камень. — Я все детство за ним таскался, только если не по делам, а он мне даже не врал, что по делам, чтобы уйти… Не веришь? — Тебе виднее. — Никогда. Я точно знаю. Пока я не вырос… Мы на первое свидание в один год пошли, наверное, только я в четырнадцать, он в двадцать, я пока не вырос, не хотел, чтобы он куда-то без меня уходил… Дурак был мелкий, знаю. Я бы так не смог. — Я спрашивал однажды, почему у тебя другая фамилия, ты сказал… — Я расскажу, только потом, ладно? Это долго. Я не про это хотел сказать. Брат — это все, я его всегда слушался. Только знаешь, если бы он мне с тобой запретил, я бы все равно. Я бы уговорил. Придумал что-нибудь. Все равно с тобой. Они так и стоят возле стойки, как будто сесть некуда. Чтобы сесть, надо расцепить руки, а он сейчас Сяо Чжаня не отпустит. И Сяо Чжань держит, не отпускает. Тихо говорит: — Прости. — Не надо, — он мотает головой. — Я… Не надо, чтобы ты мне так говорил. И чтобы «спасибо». — А как? — Сяо Чжань улыбается краешками губ. — Просто. Я тебя люблю, — он наконец целует его. В первый раз за вечер. Как будто в самый-самый первый раз, потому что Сяо Чжань расслабляется и дает себя целовать, мягко отвечает, а он не может перестать. Отрывается только потому, что боится перестараться, но Сяо Чжань улыбается, и он еще раз касается губ. Сяо Чжань отпивает половину из оставшегося в стакане, кивает на его почти полный. — А ты? — Не хочу, — он тоже машинально пьет, алкоголь почти не обжигает рот и горло, его там мало. Правда не хочется. — Наверх пойдем? — Да. На палубе они тоже стоят в обнимку. Яхта покачивается на волнах и в темноте как будто плывет. — Знаешь что? — Что? — Когда все это закончится, еще нескоро, конечно, еще спектакли, гастроли, почти до конца года… все равно, если хочешь, я потом могу выйти, я только на этот проект подписал. Я бы и сейчас мог, только Чжу Цзаньцзинь расстроится, жалко, и остальные тоже. Сяо Чжань вздыхает изумленно, вздрагивает даже. — Зачем?! — Не хочу, чтобы тебе так, ну нахрен. Не думай, я не буду очень жалеть, у меня другие дела есть, — он найдет, он может всерьез гонками заняться, да чем угодно, брат подскажет. Он все может. — Так нельзя, — Сяо Чжань качает головой. — Ты не представляешь, как ты сейчас взлетишь, да еще с раскруткой, у тебя все будет… — У меня все есть, — он крепче обнимает его. — Уже есть. Сяо Чжань зарывается в него, в шею, и в шею же тихо смеется. — Ты что? Что, опять ненормальный, люди так не делают? — Ты нормальный, — Сяо Чжань смеется. — Это я дурак. Такой дурак… — Я думал, ты успокоишься. — Наиграюсь и забуду? — он хмыкает. — Я, наверное, правда так выглядел. И вел себя как дебил. Сяо Чжань смеется резко, сжимает плечи. — Боялся. Думал, что… на самом деле — боялся. Столько времени… Столько времени, когда Сяо Чжань держал его на расстоянии, боясь подпустить. Он слушает быстрый шепот, безнадежность и отчаяние сменились злостью, но он не хочет, чтобы Сяо Чжань злился на себя самого. Не хочет, чтобы ему было больно, поэтому, как только Сяо Чжань замолкает, — целует. — Все хорошо. Я раньше, ну… летом, ну ты помнишь… Услышал, как ты поешь. И какой ты красивый, и как улыбаешься. Я думал, что это все, а ты еще лучше. Лучше всех. — Я тебя люблю, — Сяо Чжань запрокидывает голову, подставляя шею, и крыша тихо, неотвратимо съезжает прочь. Знать, что Сяо Чжань — любит. Что можно его любить, смотреть, залипать, говорить, как с самого начала хотел. — Можно? — он опускает замочек молнии на куртке вниз, открывая шею и ключицы. — Тебе все можно. Совсем все. Хочешь? Он не понимает. Не может же Сяо Чжань… — Ты… — Да. Он думал. Иногда. Очень старался не думать, но не мог. Хотел и не верил, что когда-нибудь… Медленно качает головой, целует в щеку. — Не сейчас. — Ты мне теперь мстишь, да? — дыхание на щеке горячее. Он все равно не понимает, что у Сяо Чжаня в голове, как это работает, но зато теперь знает, что надо делать. И что не надо. Точно не надо сейчас, когда у Сяо Чжаня резкий шепот и все еще резкий смех, когда он то ли пытается извиниться так, то ли еще что надумал. — Возьму, — это охуенно, что можно сказать так в лицо, он не знает, что будет, как это случится, и может ли даже это быть круче, чем сейчас. — Когда ты правда захочешь. И… здесь все равно ничего нет, и у меня с собой нет, — он смеется. — Не верю, что на такой яхте нет аптечки, — плечи под руками расслабляются, он чувствует и гладит еще. — Только резина… — А крем от солнца? — Сяо Чжань дразнит, но если он хоть что-то понимает, то Сяо Чжаню сейчас спать гораздо нужнее, чем трахаться любым способом. Сяо Чжань не соглашается спать. — Скоро рассвет. — Нескоро. И вдруг дождь будет. — Не будет. Когда я еще увижу рассвет над морем. — Когда захочешь. Если будешь в Гонконге, только скажи. Тебе завтра… сегодня куда-то надо? — Завтра. Которое завтра, с утра, — они сидят прямо на палубе, Сяо Чжань опирается на него спиной. — После перелета даже не один день дали, целых два. Сяо Чжань все-таки засыпает. Съезжает на колени, он придерживает голову, беспокоится — холодно, наверное, жестко? Но Сяо Чжань спит, и он обнимает, чтобы согреть. Тоже засыпает, клюет носом и вскидывается, притягивает обратно, пока небо не начинает розоветь. Будить или подождать? Будить жалко, но Сяо Чжань хотел увидеть. Он ждет, пока розовые полосы не превращаются в сплошное рассветное полотно, и тогда наклоняется поцеловать и тронуть за плечо. — Рассвет. Ты хотел. Сяо Чжань открывает глаза, смотрит с полным непониманием вокруг на него, на себя. — А ты что, караулил? — Я смотрел, — он показывает рукой за борт. Сяо Чжань смотрит на небо. Вздыхает. — Жалко, фотоаппарата нет. Телефоном даже пробовать бесполезно. Рассвет правда красивый, Сяо Чжань так уверенно говорил, что дождя не будет, как будто лично договорился. Угадал. Если смотреть только вперед — кажется, что есть только небо и море, одинаково огненные. — Я… я сейчас, подожди. Он возвращается с рюкзаком, бежит так, будто Сяо Чжань без него исчезнет. Нет — стоит, смотрит, перегнувшись. И совсем непохоже, будто хочет туда, вниз. — Держи, — он смущенно вытаскивает из рюкзака коробку, Сяо Чжань вскидывает брови. — Я же к брату ездил. Он недавно на острове был, вот и забрал, сказал, чего валяется… Я совсем про него вчера забыл. Сяо Чжань смеется. Притягивает к себе, целует и только потом берется за фотоаппарат. — Давай ты его будешь брать пофоткать, а? Со своей флешкой или как захочешь? Ну что он лежит, правда. — Посмотрим. Он стоит позади, смотрит, зевает. Устал пиздец как, хуже, чем после концерта, сейчас Сяо Чжань закончит — заберет его в каюту и спать. Просто спать. Ему спокойно так, как-то ли давно не было, то ли никогда. Очень хорошо. Только надо, наверное, брату написать, пока его опять не потеряли. «Привет, я на яхте, все хорошо, вечером вернусь, про репетицию завтра помню. Привет от тебя передал», — вот так, брат поймет и дергать не будет. День заканчивается как-то очень быстро. Ничего удивительного, они его почти весь проспали — как только встретили рассвет, спустились в каюту и упали спать. Потом шторы были закрыты, лень было вставать и выяснять, который там час. Зато не лень целоваться и любить. Потом оказалось, что время к вечеру, пора обратно, еле поесть успели. Солнце клонится вниз, под ногами покачивается палуба, он держит Сяо Чжаня за руку, стоя у борта. Просто так, иногда сжимает. Сяо Чжань прикладывает свободную руку к груди и держит. — Что? Продуло, что ли? — Наоборот, — тот отнимает руку и улыбается. — Отпустило. — Поедем ко мне? — он наклоняется к уху. Сяо Чжань колеблется, но хочет, он видит же, и руку держит крепко. Он все понимает, но какая уже разница-то, а? Так не хочется отпускать. — Поедем? Не хочу туда возвращаться без тебя, — это тоже правда, он не хочет снова входить на закате туда, где все осталось как было: полузадернутые шторы, приоткрытая балконная дверь, память о непонимании и страхе. Сяо Чжань кивает, и тень страха развеивается окончательно. Он поправляет ему челку, обводит пальцем скулу, он бы снова целовал смеющиеся глаза, губы, он бы всегда. Будет всегда. Сяо Чжань любит, значит, у них очень-очень много времени впереди. Столько впереди, а сейчас… Они все еще держатся за руки в машине. Потом он отцепляет ладонь, гладит коленку Сяо Чжаня, водит пальцем, нащупывая косточку. — Перестань, — теперь Сяо Чжань наклоняется к нему. — Щекотно. Он хмыкает в ответ и продолжает, Сяо Чжань ловит руку, разворачивает кисть вверх и начинает рисовать круги на ладони. Тоже щекотно, но отобрать не получается. Дорога домой заканчивается на удивление быстро. А лифт вообще летит, если в нем целоваться. Все равно мало, и за дверью он прижимает Сяо Чжаня к стене, он прилично вел себя на яхте, пока возвращались в порт, и в машине тоже, сколько можно? — Я знаю, зачем ты меня позвал ночевать, — Сяо Чжань смеется. — А ты сомневался? Он сам раздевает, он и раньше не столбом стоял, но сейчас как в первый раз, потому что знает — можно. Все можно, Сяо Чжань смеется, волосы растрепаны — его руками, пока целовались у двери. Некуда и незачем спешить, это круче, чем было на острове, можно смотреть на Сяо Чжаня и ничего не бояться. Можно даже открыть самый страшный секрет. — Я тебя сфоткал на острове, когда ты спал, — он проводит губами от плеча до пояса наискось, плотно, ведет дорожку обратно, придавливает к кровати. — Чтобы знать, что ты мне не приснился. Сяо Чжань усмехается, но не сердится. — Покажи. Вскидывает брови, но все равно не сердится. — Хочешь, удалю. — Как сам хочешь, — Сяо Чжань обнимает его, роняя на себя, тело к телу, горячо нашептывает на ухо, — а я бы тебя сфотографировал… Такие кадры были бы… — Прямо сейчас?! — у Сяо Чжаня уже глаза загорелись, он видит, хорошо хоть не упало. Сяо Чжань человек вообще?! — Потом. Если ты, конечно, что-нибудь собираешься делать, — Сяо Чжань приподнимается под ним, он теплый, прижимается близко так, что становится жарко. Сяо Чжань горячий и гладкий на языке. Твердый. Запястья в пальцах тоже твердые, удержать, между прочим, не так просто. — Тихо. Я сам все, — бросает он коротко и продолжает, слышит наконец, как Сяо Чжань охает. — Хочешь быть гэгэ? — смех обрывается новым вздохом, от которого еще жарче. Он приподнимается, проезжает по нему всем телом, заглядывая в лицо. — Не говори так. — А что? — А то… — Прикуешь? Сяо Чжань смеется — не верит. Зря. Не сегодня, но потом обязательно, сегодня просто будет делать все, что хочет. Уже делает. Чтобы Сяо Чжаню было не смешно, и не дразнил, чтобы вообще ни о чем не думал. Чтобы звал. Его. Сяо Чжань вскидывается, вздрагивает, глаза чернеют. Не дразнит — просит. — Еще, ну… Ну давай уже… Это… охуенно, увидишь, правда, тебе понравится, ну… Он знает, что у него все получается, но все равно боится, и сейчас приподнимается, закрывает рот губами, чтобы не торопил. Только Сяо Чжань даже без слов торопит — стонет, обнимает, всем видом торопит, и губы горячие, губы вообще — даже в полутьме видно, что красные, распухшие, он бы еще целовал, он… Он никогда так, он всегда боялся, что что-то не так сделает, Сяо Чжаню не понравится, не захочет потом… Он не знал, какой Сяо Чжань, теперь видит, нет, чувствует, какой, когда настоящий, не закрывается, и крыша слетает окончательно. Потому что это с ним, из-за него. Он больше не может. Хочет. Давно. Он обещал, что так будет — и сейчас все так и есть. И Сяо Чжань его зовет и сам двигается навстречу. — Ты… — выдох, взгляд глаза в глаза. — Ты самый… — Это ты, — почему он раньше не знал, что так трахаться охуенно, думал, без большой разницы, нет, не трахаться, любить, он ничего сейчас не боится, смотрит, как Сяо Чжань запрокидывает голову, губы раскрыты, полоска зубов, целовать бы, но не дотянуться так. Ноги на плечах, он гладит, он вот только целовал эти колени, щиколотки, он столько еще хочет, хочет всего любить. — Я столько с тобой хочу… — Все. Что захочешь. Тебе все… — лишь бы не сдохнуть от дикого восторга. От кайфа. От всего, это не мысли, это осознание вспышками. — Подожди, дай, — Сяо Чжань тянется к нему, как можно понять, что от тебя хотят, не по слову даже, по звуку, жесту, взгляду? Можно. Сяо Чжань выше, не должно быть удобно, если усадить на колени — нет, как раз удобно целоваться, когда опускается вниз, потом он обнимает крепко, как может, почти не дает двигаться, чтобы руку между ними едва втиснуть, чтобы так держать и целовать до полной потери разума. Для обоих.