Дурная кровь

Эмбер бродит по замку. Ей очень интересно, где какой кабинет, чему там учат и какие там учителя, а так же было любопытно искать настоящий класс среди иллюзий. Вот очередная дверь исчезла, как только она коснулась ручки. Ей очень нравится этот замок — видно, что он простоял не одно тысячелетие и сменил более сотни директоров со своими какими-то замашками. Директора, в свою очередь, ставили портреты, гобелены, картины. Может, какая-то директриса заколдовала тысячи и тысячи дверей, чтобы ученикам было сложнее находить классы? Или, наверное, основатель школы зачаровал лестницы на передвижение с этажа на этаж, с коридора к коридору, чтобы не ставить кучу лестниц? Ей было очень интересно. Интересна история замка, его обитателей-призраков, полтергейста, что пакостит как взрослым, так и ученикам… — Кто это тут шатается по коридорам? — услышала она и обернулась. Точно, стоило вспомнить — вот и он. На неё злыми чёрными глазками смотрел Пивз — полтергейст Хогвартса. Маленький человечек летал под потолком и строго на неё глядел. Она с ним не виделась, но его однажды встретил Драко и сказал: « — Лучше не будь с ним мягкой, как ты обычно себя ведёшь. Будь строгой, надменной, иди с ним на хитрость и выгодный торг, в крайнем случае грозить Кровавым Бароном. Его надо поставить на место, чтобы он и не думал трогать слизеринцев». Конечно, она понимала, что друг говорит так, потому что он просто гордый аристократ, но она решила последовать его советам. Была не была. — У нас тут что, немая ученица? — ехидно спросил Пивз, оказавшись около неё. — Я с такими существами, как ты, не люблю разговаривать, — м-да, начало не очень. — Какие мы надменные… — проговорил Пивз, отлетая к стоящей рядом статуе. — А что это тут у нас?.. ЛОВИ, ЕСЛИ СМОЖЕШЬ! Полтергейст кинул в неё ведром, но брюнетка отошла в сторону и ведро с громким стуком упало на пол. — Тебе бы потренироваться, авось когда-нибудь попадёшь… — фыркнула девочка, проходя дальше по коридору и вытаскивая из кармана мантии палочку. — Я тебе сейчас!.. — полтергейст спустился к полу и резко дёрнул ковёр на себя, но опоздал. Эмбер сошла с него и ковёр, подняв облачко пыли и мелких песчинок, проехался к дёрнувшему и остановился, так никого и не уронив. Девочка дёрнула другую дверь за ручку — там была стена. Закрыв её, Эмбер пошла дальше, делая вид, что не слышит негодования сзади. — Маленькая стерва… — выплюнул дух, становясь невидимым. Он медленно, очень медленно и осторожно начал двигаться к брюнетке, намереваясь вылить на неё чернила, припрятанные для другого случая. — Ты слишком громко дышишь, — показательно зевая, вяло проговорила волшебница. — Ах ты ж мерзавка! — Пивз рванул её мантию на себя, готовясь кинуть в неё раскрытую чернильницу, но брюнетка в последний момент расстегнула серебряную пуговицу, что держала мантию на ней, и забежала в класс. Чернильница ударилась о пол и разбилась. Пивз отбросил мантию и прошёл сквозь стену в класс. — Какая же ты вредная слизеринка… Придётся тебя наказать, — ухмыльнулся полтергейст, запирая кабинет. Она в ловушке. — Давай ты меня отпустишь и перестанешь трогать, а я не буду пробовать на тебе прочитанные заклинания и возьму вину за шум в коридоре на себя? — спросила она, вскидывая палочку и указывая ей на Пивза. — Нет-нет, ишь чего удумала. Угрожаешь мне?! Да я тебя… — полтергейст уже пошёл в нападение, когда девочка громко крикнула: — Арресто моментум! Полтергейст начал лететь медленнее и медленнее, и вскоре остановился и повис в воздухе перед девочкой. — Что ты со мной сделала, мелкая дрянь! — завопил Пивз. — Ну-ка живо расколдуй меня! — Ты тогда не будешь меня трогать? — Ещё условия ставишь?! — перешёл на ультразвук коварный дух. — ДА Я ТЕБЯ СКИНУ С БАШНИ, ЕСЛИ ТЫ МЕНЯ НЕ РАСКОЛДУЕШЬ!!! — Ладно, тогда наложу-ка Силенцио на тебя и поставлю в коридоре. Будет очень интересная новая статуя… — девочка уже собралась выполнить сказанное, как призрак заверещал: — Хорошо, хорошо! Я не буду тебя трогать, обещаю. — Всегда бы так… — пробубнила девочка и, прошептав заклинание, вернула духа в прежнее состояние. Тот сначала не понял и провалился под пол, а потом вновь влетел в кабинет. — Что же, я обещал, что не буду тебя трогать… — потирая ручки, начал Пивз. — Но это не значит, что я не могу в тебя кидаться! — и он начал запускать в неё огрызками мела. Не ожидавшая такого поворота Эмбер спряталась под кафедру и почувствовала запах пыли. — Где-то здесь, моя дорогая… — послышалось за дверью. — Хе-хе, пока, маленькая наглая первокурсница, — услышала девочка перед тем, как Пивз вылетел через стену в коридор и, вселившись в доспехи, начал гоняться за кошкой Филча, миссис Норрис. — Вот же негодяй! — услышала она простуженный голос завхоза и удаляющиеся шаги. Как только все затихло, Эмбер выбралась их своего временного убежища и тихо прокашлялась. Она огляделась. Этим классом явно давно не пользовались. Парты, поставленные друг на друга, и кафедра преподавателя были покрыты толстым слоем пыли, полы были грязными и давно не мытыми, а посередине валялась перевёрнутая корзина для бумаг (и куда Филч смотрит?!). По углам, мирно раскинув паутину, ползли небольшие паучки. Пыльные шторы, напоминающие материал для балдахина, закрывали окна. Кабинет не был похож на уютную гостиную Гриффиндора, из которой пару часов назад вышла девочка. Оперевшись о стену, что была промежутком двух окон, стояло зеркало. Очень красивое зеркало, высотой до потолка, в золотой раме, украшенной витиеватым орнаментом. Оно  стояло на подставках, похожих на две ноги с длинными, как у ястреба, когтями, что впивались в каменный пол помещения. Наверху была выгравирована надпись: «Еиналеж еечярог еомас ешав он, оцил ешав ен юавызакоп я». — Я показываю не ваше лицо, но ваше самое горячее желание… — расшифровала надпись девочка, размышляя вслух. — Показывает желание?.. Эмбер подошла ближе. Сердце бешено застучало. Её самое горячее желание? Она вроде ничего не желает. Хотя нет… Брюнетка увидела себя. Растрёпанные волосы, в которых находились кусочки мела, тёплая темно-синяя футболка с длинными рукавами, чёрные спортивные штанишки, чуть протёртые на коленках, кроссовки, цветные шерстяные носочки… Ничего необычного. Только она. Но затем отражение начало двигаться. Точнее, туда пришли двое мальчиков примерно её возраста, может, чуть младше. Один был чуть пониже другого, с блондинистыми растрёпанными волосами. Другой же был в очках, повыше, с чёрными, торчащими во все стороны, волосами, острыми коленками. Оба широко улыбались, приобнимая друг друга за плечи. — Драко? — узнала одного девочка и начала подходить ближе. — Гарри? Это были самые дорогие её сердцу мальчишки — лучший друг и младший брат. Они обняли девочку, хотя она сама не двигалась. Её отражение, казалось, живёт своей жизнью. Затем трое посмотрели в сторону и начали махать руками кому-то сбоку, шевеля губами. Эмбер повернула голову, но никого не было. Она продолжила следить за отражением. К ним подбежали два незнакомых ребёнка. Её ровесники. Там была очень худенькая девочка с длинными темно-рыжими волосами, что падали ей на плечи не волнами, а водопадом, слегка завиваясь на концах. Другой — мальчик, — был очень похож на неё. Такие же черты лица, коротко постриженные вьющиеся волосы, одна упрямая прядка всё время спадала ему на лоб. Худая фигура, такой же рост. И когда двое незнакомцев посмотрели на неё, она поняла, кто это. У мальчика были такие же темно-синие, почти чёрные глаза, как и у неё, а у девочки они были чисто чёрными, как бездна. Брат-близнец и сестра. Ей тётя Нарцисса говорила о них, о том, что девочка умерла, не родившись, а её брат задохнулся от пуповины, обернувшейся вокруг его шеи. Но почему тогда они в отражении? Если это будущее, и Драко и Гарри будут с ней дружить, втроём… Тогда мёртвые дети тут совсем неуместны. А если здесь умершие, тогда друг и братик лишние. Но почему?.. На этом изменения, происходящие на зеркальной поверхности, не закончились. Пятеро детей смеялись и играли друг с другом, хотя не было слышно ни звука. Потом Эмбер-из-зеркала замерла, и в следующую секунду Эмбер-не-из-зеркала подошла очень близко к холодному стеклу, едва не касаясь его носом. Ей было всё равно, что она без тёплой мантии и начинает очень мелко дрожать, всё равно на то, что она может заболеть и будет лечиться все оставшиеся каникулы, всё равно на то, что кто-то может войти или какой-то призрак может пройти в класс сквозь каменную стену. Её мама подбежала к зеркальной Эмбер и крепко её обняла. Через секунду, когда Беллатриса посмотрела на девочку с той стороны зеркала, у брюнетки перехватило дыхание. Мама… Они похожи как две капли воды. У девочки та же улыбка, те же глаза, черты лица, волосы, даже немного неровные зубы… Она и тот мальчик, её брат-двойняшка, всем похожи на мать, только Беллатриса была не настолько худой, как дети. Все колдографии, которые ей показывали взрослые, были похожими, но не в точности: у зеркальной Беллатрисы волосы были чисто вымыты, красивая одежда в готическом стиле, не рваная, чистая. Лицо сияло здоровьем, были небольшие круги под глазами, румянец на щеках, белые зубы. Не было ужасающей бледности, огромных мешков под глазами, безумного взгляда… Все было нормальным. Её мама помахала рукой кому-то за золотой рамой и начала показывать на обратную сторону зеркала, на девочку, что изумленно глядела на них. Зеркальная Эмбер всё ещё была в объятьях матери, чему настоящая Эмбер завидовала. Вскоре подошло несколько взрослых людей. Среди них брюнетка узнала дядюшку Энтони, тётушку Наталью, дядю Люциуса и тётю Нарциссу, профессора Снейпа… Остальные же были ей не знакомы. Среди них был мужчина в шрамах, с уставшим лицом и слегка пожелтевшей кожей. Тёмные волосы были небрежно разбросаны по голове и неровно подстрижены, морщины визуально добавляли ему возраст. Его лицо было овальной формы, а глаза смотрели сквозь зеркало с добротой. Другой мужчина был с кудрявыми чёрными волосами, что чуть-чуть не доставали ему до плеч. Кудри его волос были похожи на кудри Беллатрисы и двойняшек, но не такими же. Безумный взгляд, слегка загорелая кожа, тёмные глаза, мешки под ними и круги вокруг них. Морщинки от частой улыбки, татуировки и старая потрёпанная одежда говорили о человеке, который ищет приключения на голову и которому это нравится. Он очень похож на мать девочки. Женщина, похожая на рыжеволосую девочку и на Гарри. У Гарри были такие же глаза, изумрудно-зелёные. У женщины были волнистые рыжие волосы, посветлее, чем у девочки, такое же телосложение, та же улыбка. Они очень похожи, вот только глаза у девочки отличались от глаз матери. Последний незнакомый (или знакомый?) мужчина очень сильно привлёк её внимание. Гарри — его точная копия. Те же торчащие во все стороны волосы, худоба, как у него, Эмбер и её близнеца, те же черты лица, телосложение, рост… Джеймс Поттер, её отец. А рыжая женщина, скорее всего — бывшая Лили Эванс. Все эти люди махали ей и смеялись. Мать прижимала к себе зеркальную Эмбер, что стояла напротив настоящей. Это, видимо, и есть её семья. Самое сокровенное желание. Эмбер пробежалась глазами по лицам и заметила несколько деталей. Например, её брат-двойняшка сильнее похож на отца, чем она — он чуть выше и его волосы более беспорядочны, чем у неё; разрез глаз идентичен; в то же время она сама больше мать, чем отец. Так же рыжеволосая девочка и профессор Снейп похожи больше, чем можно ожидать — оба худенькие, схожая ухмылка, которую часто видела темноволосая у учителя и которая сейчас играет на лице девочки; её движения резкие, но грациозные, прямо как у вышагивающего по подземельям Северус. А ещё волосы. У рыжей девочки волосы темнее, чем у Лили и почти прямые. У профессора же волосы прямые и чёрные… Ещё девочка заметила, что у её отражения на шее не только кулон в виде капельки, но и прозрачный камень, что она видела на одной старой фотографии из газетной вырезки и про который рассказывала тётя Нарцисса, что в «Зазеркалье» обнимала Драко. Девочка коснулась своей шеи и нащупала только холодную цепочку кулона. Камня не было. Вскоре её отражение приняло то же положение, в каком и стояла Эмбер — немного испуганное, изумлённое выражение лица, одна рука касалась холодного зеркального стекла, а другая была около шеи и теребила цепочку. Удивительно… — Очень любопытное зеркало, не так ли? — услышала она и резко повернула голову, из-за чего шея неприятно хрустнула. — П-проф-фесс-сор… — пробубнила черноволосая, отходя на пару шагов назад. — Тебе стоит быть повнимательнее. Что было бы, если бы это был кто-то другой? — профессор Дамблдор подошёл ближе к Эмбер, глядя на неё из-под очков-полумесяцев. — Как давно Вы тут… сэр? — запнувшись, спросила брюнетка, рассматривая директора, которого видела только на колдографиях и за преподавательским столом. Этот человек был высок и очень стар, судя по многочисленным морщинам на лице, и часто улыбался. Его седые волосы и борода были очень длинными и сейчас они заправлены за пояс. Так же у профессора был длинный и неровный нос, видно, несколько раз сломанный, а голубые глаза горели мудростью, были живыми, яркими и, кажется, искрились чем-то непонятным ей. — Достаточно, — просто ответил Дамблдор, глядя на зеркало. — Тебе не кажется это зеркало примечательным? — Да, — кивнула Эмбер. — Оно показывает то, что мы хотим. Показывает самое сокровенное желание. — Верно, — согласился профессор. — Вижу, ты очень сообразительная. И почему это ты решила, что тебе будет лучше в Слизерине? Глаза у девочки расширились. — Откуда Вы… — Я, как директор этого заведения, знаю довольно много об учениках. Даже то, что не стоит знать… — директор помолчал пару минут, затем продолжил. — Что же ты видишь? Умерших? Живых? Может, то, что ещё не осуществилось? Или же то, чему не суждено сбыться?.. — Скорее всего, последнее, — задумчиво ответила брюнетка, так же переводя взгляд на зеркальную поверхность. — Моё желание, чтобы вся семья была рядом. Чтобы те, кто мне дорог, были вместе. Чтобы семья была семьёй… — Некоторым нашим желаниям не суждено сбыться, — проговорил Дамблдор, глядя на Эмбер. — Но большинство из них сбывается, хоть и частично. Стоит только подождать. — Я готова ждать столько, сколько потребуется, — твёрдо сказала девочка. — Вижу, ты очень амбициозна. Но тебе стоит идти — насколько я помню, ты та самая слизеринка, что должна играть на рождественском ужине. — Точно! Большое спасибо, — воскликнула девочка, выбегая из класса и по пути поднимая мантию с пола…

***

Пальцы девочки летали над клавишами, поочерёдно нажимая на каждую из них. Она играла уже час и нисколько не устала. Наоборот, сил для дальнейшего исполнения сонат, оперетт и симфоний становилось всё больше с каждой новой нотой. Играя композицию «К Элизе», девочка чувствовала себя на улице, подавая лицо мелко идущим снежинкам. Каждая новая песня — отдельный мир, в который она погружается с головой. Как только прозвучали последние ноты, из зала раздались громкие, для такой небольшой публики, аплодисменты. — На бис! На бис! — кричали рыжеволосые близнецы, сидевшие около скорчившего мину Перси. Гарри и мальчики Уизли аплодировали громче всех. Пианистку завороженно слушали все — ученики, учителя, привидения… Даже Пивз мирно летал по Большому залу, никого не трогая и просто слушая. Он, видимо, решил отложить месть за сегодняшнее унижение на потом. — Я уже с десяток произведений сыграла, что вам ещё нужно? — смеющаяся девочка повернулась к залу. — Одну, больше не просим! — крикнул толстенький призрак, что летал около стола Пуффендуя. — Просим! Просим! Просим!.. — закричали многие дети, к которым присоединился громкий бас подвыпившего Хагрида. — Если не сыграешь — мы заставим! — в унисон крикнули близнецы Уизли, взяв в руки по волшебной хлопушке. Они очень громко взрывались и после них бегали мыши, которых девочка не очень любила. — Хорошо, — проговорила девочка, начиная листать стопку нот. Выбрав знаменитую пятую сонату Бетховена, девочка начала играть. С первых нот зал погрузился в тишину. Кажется, будто каждый видел замок, по размерам не уступавший Хогвартсу, а может, видели именно его;  на улице бушевала ужасная гроза — несколько молний били за раз, от яростного рёва грома закладывало уши. Дождь ледяными крупными каплями бил по стёклам, отчего те очень громко звенели, но гром был сильнее, чем их дребезжание. Человек, очень коварный, злой и безумный человек строит планы по захвату всего мира. Мира маглов и волшебников. Этот безумный человек чем-то напоминает Того-чье-имя-нельзя-называть: почти всемогущий, имеет собственную армию и группу верных последователей, готовых на любое безумство ради своего господина. Тот, в свою очередь, сидит с верным слугой среди кучи листов пергамента, что-то рисуя и зачёркивая, обдумывая каждый шаг и стараясь предотвратить малейшую оплошность. Рядом бродит кошка (или шипит змея?)… Во время игры Эмбер чувствует что-то странное внутри. Неописуемое желание рассмеяться в голос, смехом безумного учёного, довольного своим детищем. Смехом Тёмного Лорда, опьяненного своей властью. Смехом, который будет очень уж жутко сочетаться с этой композицией. Таким же, как и у матери когда-то… Отогнав эту мысль и стараясь подавить нахлынувший приступ «хохота Франкенштейна», девочка пыталась целиком и полностью уйти в музыку. Она ещё не сделала ни одной ошибки, и делать их не намерена. Пот начал течь градом, сдерживаться было всё сложнее и сложнее. Она неожиданно даже для самой себя начала думать не о музыке, что великолепным эхом отдавалась по всему залу, не о нотах, какие перелистывались сами по себе, а о том кабинете, где стояло зеркало. Она вспомнила все эти лица — родителей со всех сторон и родственников, неизвестных двух мужчин, мёртвых детей, не имеющих имени, чьи силуэты она увидела такими, какими они могли бы быть, если бы всё сложилось для них по-другому. О Гарри, о Драко, тёте Нарциссе и дяде Люциусе, о профессоре… О маме. Об её образе, её взгляде, её улыбке. Приступ смеха утихал. Эмбер пыталась представить себе её голос — нежный, добрый. По-настоящему материнский. Она буквально чувствовала фантомные прикосновения, когда приступ закончился. Вместе с ним закончилась и песня. Ей все аплодировали стоя, в буквальном смысле. Она поклонилась и прошла к столу Гриффиндора, чтобы в компании друзей и новых знакомых отпраздновать Рождество. И она даже не подозревала, что её брат этой ночью случайно наткнётся на тот же класс, что и она. И будет очень удивлён, когда увидит среди прочих родственников Эмбер и двух детей — рыжую девочку и похожего на подругу черноволосого мальчика…