В полночь пахнет звездами

Не останавливаться. Вечерние огни сменялись друг за другом, превращаясь в одну сплошную линию на закрытом окне. У Сэма совершенно нет времени обращать внимание на то, какой жизнью живет Нью-Йорк поздним вечером, и ему, если быть совсем честным, было все равно на это. С силой давя на газ, он с нежеланием тормозил на светофорах, нетерпеливо стуча по рулю пальцами, и достаточно нервно трогался с места, когда раздражающая пробка начинала долгожданное движение. Ему нужно быть быстрее, конечно же, быстрее — широкое американское шоссе с кучей желтых такси сейчас было до невозможности узким, а машины, вдруг прибавившие в своем количестве, так некстати мешались, не давая офицеру свернуть в сторону печально знакомого дома. Кольт чувствовал дежавю, подгоняемый легкой тревогой, и не мог не выругаться, подмечая, что ни в одной из ситуаций он ничего не может предпринять. Вокруг было ужасно шумно, и американцы, разом сошедшие с ума, орали друг на друга, пока детектив то и дело играл желваками, стараясь сдержать свои эмоции внутри. Ничего нет. Ничего, кроме разочарования и последней сигареты, гремящей в картонной упаковке. Он чувствовал себя лишней пчелой в огромном гнезде, где ему не нашлось места. По радио играл очередной хит, совершенно не расслабляя. Голова начинала болеть. Сэм с силой ударил по рулю, громким гудком подгоняя вставшие впереди машины, и многие поддержали его в этом. Вечер — это время отдыха. Миллионы людей по всему миру сейчас приходят домой, бросают свои вещи, идут в душ и ужинают. Другие миллионы включают телевизор и раздеваются прямо перед ним, боясь пропустить игру любимого баскетбольного клуба. Третьи занимаются с детьми уроками, засыпая над скучными занятиями после тяжелого трудового дня. И ни в одну из этих категорий Сэмюэль не входил. Ближе к Восточной стороне машин было намного меньше. Кольт, плавно выруливая, жевал ту злосчастную последнюю сигарету, занимая незамысловатым действием больную голову и отвлекаясь от чувств, которых предпочел бы никогда не знать. Дорога была мягкой, словно бархатной, а дома по бокам с горящими лампами в больших комнатах создавали уют, заставляя на миг забыть о зябкости, царившей на улице. Часть тех самых миллионов жили в этом районе вечно спокойных дворов. Кольт ехал по знакомому маршруту и с каждым новым поворотом чувствовал, как внутри что-то сжимается. Он с нетерпением ждал встречи с хозяином дома, на которого хотел произвести впечатление даже после всего, что между ними случилось, и волновался, в нетерпении оглаживая кожаный руль. И все же… Нет. Нет, это было похоже на то, что он ждет этого. Ему хотелось ждать этого, несмотря ни на что, и свежая рана, заливавшая сердце новым густым потоком, напоминала об этом тупой болью в области груди. Обязательно спросит о делах и о спектакле, извинится за то, что не смог посетить его, откажется от чая, но разрешит угостить себя невкусным кофе. Обязательно поинтересовался бы личной жизнью, если бы не ревновал, неосознанно избегая этой темы любыми способами. Они не виделись целую вечность. Колеса шумят, медленно двигаясь по асфальту, а чувства бушуют, не слыша голоса разума. Мужчина едет так же, как и в тот злополучный день, и снова не давит на педаль, подкрадываясь к страшной правде с несвойственной себе осторожностью. Кольт предпочел бы не знать ее. Сэм проезжает дом вездесущей соседки и останавливается, поправляя ворот пальто и приглаживая волосы, будто в доме справа сейчас все же зажжется свет, а сонный и растрепанный хозяин в недовольстве откроет дверь, ворча на время. Не зажжется даже после пятнадцати звонков. Дом пуст. Журналистов давно нет, но он все равно подъехал со стороны сада или же того, что от него осталось — потому, что не хочет быть замеченным, убеждал себя детектив, не пуская мысль о любимых цветах актера и отчаянном желании представить все иначе, возвращая время вспять. Сэм вышел из салона автомобиля, подставляясь под мерзко моросящий дождь, нагоняющий сонливость. Офицер планировал приехать сюда позднее, ближе к глубокой ночи, но дорога в действительности оказалась совсем не такой, какой ощущалась — все произошло достаточно быстро, несмотря на то, что детектив не спешил. Дом отталкивал своим холодом и темнотой, будто не желая принимать новых владельцев, которые, несомненно, очень скоро замаячат на горизонте. Сэм не удивится, если родственники Таки уже обратились в контору, чтобы выгодно продать детище своего неугодного сына и жить, не зная бед, а потому ему нужно было спешить. По темным окнам скатывались капли, оставляя неровные дорожки. Сэм быстро отвел взгляд, не желая ассоциировать это ни с чем. Вокруг было очень тихо, но это не успокаивало. Все действовало на нервы, сворачивающиеся в один тугой комок неразгаданного дела о его хреновом возлюбленном, который сейчас не откроет ему дверь. Сэм выдохнул, зло поджимая губы, и сделал неуверенный шаг к двери. Ступени скрипели слишком громко, разрезая воздух неприятным звуком. Удобные кресла со столиком исчезли, оставляя завядшие розы в саду в гниющем одиночестве. Детектив немного медлит, будто боится коснуться металлической ручки двери. Его пальцы замирают в воздухе, а дыхание… Дыхание сперло, будто что-то ударило в грудь. Сэмюэль хмурился и одновременно с тем волновался, не способный смириться с мыслью, что кто-то сможет его осудить за поздний визит, но в доме по-прежнему не горит свет. В доме пусто и нет никого, кто смог бы сделать это. Никого. Только призраки прошлого, живущие в его голове вместе с уничтожающими сознание запахами чего-то родного. Не останавливаться. Дверная ручка наклонилась под тяжестью чужой кисти, но сама дверь ожидаемо не поддалась. В любом случае, он должен был попробовать, верно? Кольт сделал небольшой шаг назад, обдумывая места, в которые Така мог спрятать запасной ключ. Без поисков было бы слишком скучно, отмечает про себя детектив, больше утешая, нежели считая так на самом деле. Он повернулся, наклоняясь к месту, где раньше стояли кресла, и тут же выпрямился, возвращая свое внимание к запертой двери с небольшой наклейкой-напоминанием о том, что здесь произошло убийство — звук выключателя, отблеск света и спешные шаги наверх, приглушенные небольшим дождем на улице привлекли внимание, заставляя сердце пропустить удар. Така?.. Напряжение сковывает собой, и рассудок выдает мутную картину всего происходящего вокруг, все более и более тихо твердя о том, что это невозможно, что руки, сейчас подрагивающие, держали тяжелое тело, потерявшее возможность дышать. На втором этаже зажегся свет — его отблеск Кольт увидел отражением на земле. Невысокая фигура в окне, видимо, проверяющая наличие гостей, совсем скоро скрылась, а шаги послышались на лестнице. Така? Это ты, Така? Неужели это ты? Забавно. Забавно, что вся злость исчезает как по щелчку, стоит только подумать о том, что виновник этого всего сейчас снова откроет дверь и улыбнется. Сменяясь томительным ожиданием, она уходит, словно мираж, не оставляя за собой даже жалкий отголосок своего присутствия. Сэм готов поклясться, в этот момент ничего не имеет значения. Ничего. Даже то, что он снова лохматый. Сэм не верил в призраков, но готов был поверить. Сейчас, в этот момент, он готов был поверить, если от этого зависела бы их встреча. Честно, он сделал бы все, если бы за это ему обещали их встречу. Кольт немного потянулся, желая скорее заглянуть за небольшой проем в двери. Щелкает не дверной замок, но что-то внутри, потоком уходящее в мозг и будоражащее молодое сознание. Кто там? Кто там? Ты ли это? …ты ли это? — Что Вам нужно? — обрывает женский голос, заставляя мужчину растеряться на несколько секунд. Что-то рухнуло или, быть может, он просто вернулся на землю, где чудес не бывает? Дождь бил по крыше, заметно усилившись. Забавно. Как он не заметил этого раньше? Какая… какая глупость. — Я… — Сэм запнулся. В горле мигом пересохло, заставляя детектива прокашляться прежде, чем представиться. — Я из полиции, мэм. Офицер едва заметно поджал губы, ругая себя в мыслях. Тупая надежда, тупая, тупая… Беспощадная. Пульс, поднявшийся от волнения, грозился остановкой сердца вместе с не самой долгой смертью от собственных чувств и невозможно нелепых ожиданий. Сейчас не время, думает Кольт, всего на какое-то мгновение опустив глаза, чтобы собраться. Он пришел сюда не за этим. — Разрешите войти? — вдохнув спасательный кислород вместе с сырым запахом разгулявшегося дождя, спросил детектив, прямо смотря на незнакомку. Карие глаза всего на пару секунд выдали собственную тоску, а руки зло сжались на взбушевавшиеся эмоции. Ему нужна холодная голова. — Вы что-то поздно, — с недоверием ответила та, не желая замечать замешательство гостя, но вместо того с упорством рассматривая предъявленное моментом раннее удостоверение. — А Вы здесь вообще не должны быть, — вежливо, но в то же время бескомпромиссно произнес Сэм, нагло надавливая на дверь. К счастью, та была без цепочки, которую любят крепить в квартирах, и легко поддалась, отодвигая невысокую женщину, чью тень он так глупо принял за… Резкая смена в собственном настроении была нужна ему. Потребность в отвлечении и постепенное забытие истинной причины его расследования помогала не сойти с ума от того, что, словно внутренний океан, грозилось утопить его вместе с невыносимой болью, которая будет болеть, без преувеличений, больше, чем всю жизнь. Сэмюэль уверен в этом. Грубоватые и сильные действия с его стороны пресекали любое сомнение, возникающее в помутневшей голове, и давали возможность перевести внимание на настоящее и материальное. В первую очередь эта наглость была необходима его мозгу, а уж потом всему остальному. — Прекратите, — зашипела та, но вмиг успокоилась аккурат в момент, когда широкая ладонь с едва различимыми шрамами ударила по выключателю, озаряя помещение светом. Наглость — способ своего успокоения, а не чужого замешательства. — Что Вы здесь делаете? — продолжил он, в обуви ступая вглубь дома. Слишком уверенно заглядывая в темные комнаты, в ванную, в кухню, чтобы подумать, что он здесь впервые — считать так было бы большой ошибкой. Досчитать до десяти, и пустые комнаты перестанут приносить ностальгию вместе с отравленными иголками, впивающимися томными спазмами во внутренние органы. Один, два, три… — Я… — на сей раз запнулась незнакомка со спрятанными в карманы руками, в спешке поспевая за офицером, — я Марта! Меня отправить следить за дом, пока идет расследование, — протараторила она, прижимая руки к груди. Шатенка с завязанными волосами и в удобном костюме выглядела беззащитно, но Кольт все равно не мог позволить себе упустить ее из виду. — Кто отправил? — Родители! Полицейский пристально взглянул на нее, остановившись. Сильные пальцы уперлись в косяк спальной. Ему нужно было время, чтобы досчитать до двадцати. Досчитать до двадцати, чтобы все было хорошо. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать… — Зачем? — спустя паузу несколько сдавленно повторил Кольт. Женщина нахмурилась, повторяя, словно попугай: — Меня звать родители погибшего, чтобы я следить за домом перед его продажей, — Марта говорила с акцентом, не свойственным людям, с детства проживающим в штатах. Это был европейский акцент английского, офицер точно знал, это был он. Кольт был уверен, потому что раньше встречался с этим лично. Тесно и лично. Было глупой затеей ехать в обитель своих бессонниц и ночных переживаний и надеется на то, что все эмоции обойдут его стороной и сосредоточенности ничего не помешает. Ему стоило предвидеть, что… Что некто из прошлого оставит здесь кого-то. Досчитать до тридцати. О чем она говорила? Двадцать один, двадцать два, двадцать три… Что? Акцент?.. Она эмигрантка? Вполне возможно. Быть может, даже знакомая финской семьи, и потому ей так доверяют? Тридцать один, тридцать два, тридцать три… — Я здесь с обыском, — на выдохе и потому мягко оповестил детектив, решая шагнуть вперед, на встречу всей своей боли. Вперед, в омут, — поэтому Вам лучше где-нибудь посидеть, ничего не трогая, — включая свет в той самой спальне с той самой кроватью, в которой был найден Он. Камин не горит, окна по-прежнему немного приоткрыты, будто в доме было слишком жарко. Неприятный страх пустоты вокруг сковал тело полицейского, так и застывшего в дверях. Осознание произошедшего еще раз ударило в голову, заставляя едва заметной дрожи пройтись по конечностям и холодным импульсом застрять в пальцах. — Я сделать чай, — засуетилась временная хозяйка. Кадык подскочил вверх, потому что офицер сглотнул свои чувства, умоляя их заткнуться хотя бы на несколько минут. Если бы он только взял трубку в один из тех вечеров, когда телефон мигал родным именем… — Кофе, — на автомате ответил ей мужчина, натягивая на руки перчатки. Если бы он только не отпустил его руки в тот самый вечер… — Что? Така был бы здесь. Сорок один, сорок два, сорок три… — Лучше кофе, — обернувшись, слабо улыбнулся офицер Марте, которая, спешно оглядевшись, будто сама что-то искала, удалилась, пообещав полицейскому лучший кофе — он такой никогда не пил. Сэм остался один. Гнетущая пустота давила, но детектив старался прогнать свои навязчивые воспоминания и ассоциации, мешающие ему работать. Сейчас он здесь, чтобы найти наркотики и подтвердить, что Йонсен все же принимал их, и это куда важнее всего остального. Его время ограничено, и он должен собраться. Должен. Обязан. Пятьдесят один… Наркотики. Така наркоман? Нет… Нет, Сэм не поверит. Ему нужны были подтверждения, и это должны были быть прямые доказательства, а не чужие сплетни или же косые взгляды. Прямые. Больше ничего не имеет значения. Он не наученный пес, а тайников может быть в самом деле очень много. Ему нужно хорошенько постараться и напрячься, чтобы что-то найти, потому что второго шанса уже не будет. Точно, не будет, конечно же, нет. Родители Таки уже прислали домохозяйку, скорее всего, за его же деньги. Нужно брать здесь и сейчас, но незадача — руки в перчатках немного дрожат, а важная сейчас внимательность захлебывается собственными слезами где-то внутри, умоляя о помощи. Шестьдесят два, шестьдесят три… Прикроватная тумбочка оказалась пустой — надо же эти гады уже все отсюда вытащили. Кольт вынул верхний ящик, проверяя на наличие внутреннего отдела, и с досадой вернул его обратно. Нижний отдел был все так же пуст. Плинтус? Нет. Цветы? Если они и были, то их уже нет. Неужели родителям совершенно ничего недорого из того, что оставил от себя их сын? Держат окна открытыми, чтобы скорее выветрить устоявшийся в доме запах дорогого одеколона и поскорее избавиться от всего? Дыхание спирает только от одной мысли о том, что единственный, кому не все равно — это он. Так есть и… было. Семьдесят четыре… Он мог бы понять такое стремление, скинув все на спонтанное желание забыть и не мучить себя утратой. Он бы понял это, не позволяя себе и грамма того осуждения, которым был полон сейчас. Он все понял бы, если бы это были не Йонсены. Если бы там не было Ииво и Лауры, оглаживающей плечи младшей любимой дочери. В ванной комнате не оказалось ничего. Пусто, как и там, в спальне. Кабинет? Гардеробная? Второй этаж со студией и еще одной спальней? Ничего. Нигде. Сэм погладил свой подбородок, чувствуя, как усталость опускается на него с огромной скоростью, и сил надеяться на что-то остается все меньше и меньше. Но это хорошо? Отсутствие подтверждений, что Така наркоман — хорошо. Это дает еще одну надежду, что Мэгпай ошибся. Тупиковая ветвь его расследования — плохо. Ему нужны улики, и Кольт хотел бы взять от этого дома немного больше, чем холодную пустоту и несколько тысяч ощутимых ударов в сердце. Марта закричала о готовом кофе едва ли не сразу после того, как он начал подниматься на второй этаж, но спуститься на кухню офицер удосужился только после полного его осмотра. Мужчину напрягала полностью заправленная кровать во второй спальне, но подумать об этом и как следует осмотреть ему помешала все та же вездесущая Марта, взявшая его буквально под локоть. — Кофе будет остыть! — возмущенно сказала она. Сэм поддался, сдвигая брови к переносице. Это было бы странно, если бы не молчаливое обещание самому себе обязательно вернуться в ту комнату и все проверить заново, если осмотр кухни не увенчается успехом. Детективу не нужны были проблемы. Кольт помнил, что находился в этом доме незаконно, а потому возможные конфликты с домохозяйкой, кем бы она не была, ему нужно было оставить на потом. На потом — это с шансом вовремя уйти, не подвергая свое место на работе еще большей опасности. Он не трогал приготовленный кофе. Женщина продолжала возмущаться, но в данный момент ее возмущения были далеки от восприятия полицейского. Фоновый шум, от которого хотелось поскорее избавиться, почти не мешал поискам. Сэмюэль поморщился, выдвигая очередной ящик. Должно быть, она въехала совсем недавно (возможно, сегодня) — это понятно по продуктам, коих кот наплакал; наверняка они остались ещё от Тойво — и ненадолго, подозревал Кольт, играя желваками. Знает ли она что-то? Перекладывала ли она то самое, что он, словно дрессированная овчарка, тщетно ищет, до сих пор не желая верить в столь шокирующие обстоятельства? «…они все такие, эти актеры, певцы…» — Как давно Вы общаетесь с семьей убитого? — бесстрастно начал Кольт, присаживаясь на корточки и обращая внимание на нижний ящик. — О, тысячу лет, — Марта скрестила руки, стараясь выглядеть естественно, но лишний жест рукой, которым она старалась изгнать нарастающие подозрения, только привлек новые. Сэм медленно поднялся, пристально смотря на домохозяйку. — Вы убирались в доме? — Нет, я только… Только сегодня приехать, ничего не успеть, — улыбнулась та, стараясь выдержать мужской взгляд, тоскливый, подавленный, отчаяный сильный, настоящий, с давлением… Офицер, — и мне бы не мешать заняться этим завтра, если Вы… Если Вы не против, я должна идти спать. Р-родители к обеду уже придти проверить дом… — Где Вы спите? — Что? — Где Вы спите, Марта? Домработница замялась, забегав глазами по кухне. — Я… — На втором этаже, верно? — с едва уловимой усмешкой в голосе произнес Сэм, улыбнувшись одними глазами. — Что, извинить меня? — Вы ночуете в гостевой комнате хозяина этого дома, верно? На втором этаже. Красивые темные глаза Марты раскрылись чуть шире, а, должно быть, мягкие губы приоткрылись. — Поэтому Вы не пустили меня туда. Акула чувствует один грамм крови, растворенный в 600 тысячах литров воды, на расстоянии 500 метров, а затем, сделав круг, определяет, в каком направлении находится жертва, и устремляется к ней с огромной скоростью. В основном акулы передвигаются с крейсерской скоростью примерно 8 км/ч, но при охоте или нападении среднестатистическая акула ускоряется до 19 км/ч. Акула-мако способна разгоняться до скорости 50 км/ч. Белая акула также способна к подобным рывкам. В среднем каждый год нападению акул подвергается примерно 75 человек. Как правило, половина из пострадавших в итоге погибает прямо в воде или же в больнице от полученных травм. Сэм не знал всех этих фактов, потому что никогда особо не интересовался акулами, но был уверен в другом — один из них сейчас истекает кровью и барахтается, привлекая к себе внимание опасного хищника, учуявшего заветный запах и сделавшего круг. — Д-да. Марта? Так ее зовут? Марта ни разу не назвала фамилии семьи Таки, избегая также и любого имени. Это можно считать за причину рассматривать ее как ценного свидетеля или же, быть может, соучастника? Нет? Тогда, может, тот факт, что она не знает дома, в который заселилась, можно будет взять за причину подозревать ее? То, что на самом деле она не заселилась? Или то, как яростно старалась увести офицера из той самой гостевой? Все еще нет? Сэм почувствовал в себе силу, расправляя плечи, и, не выдержав, все же позволил уголкам губ растянуться. Он приехал в дом, где не горел свет. Большие окна гостевой спальни выходят на сад, и тень, показавшаяся на земле из-за все-таки включенного света, была тенью человека, выглянувшего именно оттуда. Ты что-то искала, Марта? За окном сверкнула молния, всего на секунду освещая темные комнаты холодным оттенком синего. — Не получится. Должен Вас огорчить, но я ее еще не осмотрел так, как другие. Вам нужно будет немного подождать. Раздался гром, говорящий о том, что дождь усилился. Видимо, время отставленного конфликта пришло. — Офицер, это… это мое личное пространство, — домохозяйка едва заметно попятилась назад, спиной направляясь к лестнице. Дождь снаружи часто застучал по крыше, отбивая только себе известный ритм. Это мог быть его шанс. Упустить его — подобно смерти. — Что у Вас там, Марта? — вопрос вышел неоднозначным, но понятным им двоим. Мужчину съедало нетерпение и неосторожность, которыми он был полон — детектив Кольт хотел правды и не хотел уходить с пустыми руками. — Где? — она повела головой в защитном жесте, заставляя небольшие кудри, выбившиеся из ее хвоста, упасть на лоб. — Что в Вашей комнате? Она проиграла, и они думали об этом вместе. Марта на своем родном языке, а Сэм все на том же треклятом английском, который ему пришлось учить на ряду с французским — бабуля Вивьен говорила только на нем, и каникулы у нее в любом другом случае были бы просто невозможны. Cherchez la femme — французское выражение. Буквально переводится как «ищите женщину». Женщина сжалась в плечах, чувствуя как грудь сдавливает страх. Неужели… Неужели все будет так легко? Неужели все будет так быстро? Неужели она действительно проиграла?.. Сэму оставалось только широко распахнуть глаза и, стерев улыбку с лица, рвануть за беглянкой — шатенка не желала сдаваться. Было слишком наивным полагать, что она все расскажет, прижатая к стене, и этого следовало ожидать. Лестница буквально задрожала, не привыкшая к такой нагрузке, но никого из них это не волновало — Марта бежала, чтобы скрыться, а детектив, сжимая перила рукой, нагонял ее, чтобы поймать и постараться решить все, как минимум, мирно. Офицер не был сторонником подобных методов, но сейчас был ограничен незаконностью всего происходящего. В первую очередь, конечно, с его стороны. Сэм едва успел, топая по деревянному полу грубыми ботинками. Дверь вот-вот грозилась закрыться перед его лицом, но носок все того же грубого ботинка не позволил шатенке совершить задуманное. И тем не менее… Что-то уже было в ее руках… В руке… Загнанная в угол и тяжело дышавшая от недлительного, но интенсивного бега по лестнице, женщина стояла в противоположном углу от него, явно не желая сокращать дистанцию. В идеале, подумала Марта все на том же своем родном языке, было бы здорово оббежать этого долбанного копа и выбраться на улицу, но… Но этот долбанный коп стоял прямо в дверях, голодным зверем смотря на нее. Чистый безумец! Он точно полицейский? В этой долбанной Америке к работе пускают даже больных? — Что в Вашей руке? — Кольт склонил голову на бок, делая небольшой шаг навстречу. Марта инстинктивно сделала шаг назад, отдаляясь. Она не даст сократить дистанцию — чертов коп может взять у нее силой все, что захочет. Этого не может произойти. — В какой руке? — предполагаемая домохозяйка нервно улыбнулась. Она причастна и сейчас уходит от правосудия, медленно продвигаясь спиной по стене и не позволяя сократить дистанцию — ей безопаснее держаться на расстоянии, оценивает ситуацию Кольт и снова оказывается прав. Полицейский знает, что не может позволить фальшивой хозяйке сбежать, а потому не отходит от двери больше, чем на полметра. Пока он здесь, она с определенно ценной уликой будет у него на виду, и это — хорошо. Было бы еще лучше, если бы у него было подкрепление в виде пары крепких ребят, которые бы могли схватить ее и отнять все, что им требуется для следствия, но он работает один, и это сейчас — плохо. Ему придется отойти, чтобы поймать ее. И он делает это. Быстро и резко выступает, желая схватить хотя бы за кофту. Он чувствует мягкую ткань пальцами и цепляет ее, чтобы схватить. Упустить. Маленькая и проворная Марта со сбитым дыханием выворачивается, словно кошка, ловко проскальзывая по стене сбоку и громко хлопая дверью в комнату. Сэм ругается, но поздно. Ему не остается ничего, кроме как погнаться, и остановиться, потому что проворная европейка уже сбегала с лестницы. ...неужели все будет так легко? Неужели все будет так быстро? Неужели он действительно проиграл?.. Что ему делать?.. Восемьдесят пять, восемьдесят шесть, восемьдесят семь… На улице снова гремит гром. Марта едва сдерживает вскрик от неожиданности. Детектив спрыгивает перед ней, всего на какое-то мгновение упираясь в натерпевшийся пол руками и тут же вставая. Он позволяет себе негромко зашипеть об боли, не сводя сглаз со своей жертвы. Черта-с-два он отдаст ей это так легко. Что бы это не было, он не отдаст ей это так легко. Запястье немного ныло из-за не совсем удачного приземления, и говорило о том, что оружие использовать он вряд ли сможет. Одной рукой не стреляют, а поднимать лишний шум без условий его победы Кольт совсем не желал. Ему и так хватает проблем. Марта снова начинала пятиться назад, вынуждая мужчину забыть о ноющем запястье. Ситуация повторяется. Сэм, похрамывая, направляется к ней, широко ступая. Это его счастливый второй шанс. И совсем несчастливый для Марты. Она не знала, что делать. Выход был до невозможности близко. Черт… Шатенка и подумать не могла, что этот офицер настолько безумен… Она и предположить не могла, что он просто возьмет и спрыгнет со второго этажа, чертов коп! Детектив смотрел на нее так холодно и одновременно с тем так жадно, с каждым шагом ускоряясь. Что ей делать?.. Позади только кухня. Они проходят основную спальню, оставляя мутный синеватый свет от новой вспышки молнии, сопровождаемой раскатом грома, позади. Должно быть, Сэмюэль выглядит до невозможности жутко сейчас, надвигаясь на хрупкую женщину в свете грозы, но это последнее, о чем он хочет думать. Ему нужно то, что у нее в руках, и он не может упустить это. Чертова европейка не сможет сбежать. — Покажите, что у Вас в руках! — Марта едва справлялась с неистовым желанием побежать, отступая полубоком — задом наперёд идти было страшно, а поворачиваться спиной к офицеру еще страшнее. Что тебе нужно, чертов коп?! Отстань! — У меня нет ничего в руках! — ее голос едва заметно сорвался. Силуэты, мелькавшие в открытых дверях дальней комнаты, так и направлялись на кухню. Они показались всего на какое-то мгновение — домработница, прижимающая руку к груди, и мужчина, широко шагающий следом — две тени, пропавшие за стеной, словно две фигурки в тире, время которых вышло. Офицер протягивает здоровую руку, сильно наклоняясь туловищем, чтобы достать подозрительную иностранку, но в итоге снова касается ее руки только кончиками пальцев — женщина резко поддается назад, не желая устанавливать с полицейским никакого контакта, и в итоге едва ли не падает на стол, сдвигая его бёдрами с места и неуклюже опираясь о круглую и гладкую поверхность. Это шанс! Шанс, думает Кольт, распахивая глаза. Шанс, упустить который он не может. Все происходит слишком быстро. Марта меньше и ловчее, чем Сэм, и пользуется этим сполна, снова сползая в бок. Грохот мебели заглушает погоду за окном падающими стульями, на которые Така наверняка потратил уйму времени и денег, и столом, не устоявшим под сильными руками детектива, оттолкнувшимися от него. Второй раз он не даст ей уйти. Она в тупике. Сзади только столешница, в которую женщина упирается непозволительно стройными для своего возраста ногами, а впереди… А впереди он и несколько меньше метра дистанции. — Отдайте то, что у Вас в руках, — указывает Кольт в последний раз, — по-хорошему, отдайте то, что у Вас в руках. Марта чувствовала, как холодный и мерзкий ветер поддувает ей в спину. Тупые хозяева какого-то черта держат окна открытыми. Небольшие бусинки пота, образовавшиеся на коже под одеждой, грозились домохозяйке заложенным носом и больным горлом, и это тоже доставляло дискомфорт, напоминая, что деваться ей некуда. Заразившись безумством и храбростью, она могла бы выпрыгнуть в окно, прямиком в бурю, но, увы, даже со ее ростом и комплекцией это вряд ли могло быть возможным — окна в кухне, в отличие от спален, были значительно меньше. Тупик. Что ей делать? Что же ей делать? Кольт, не дождавшись ответа, ступил вперед, хватая беглянку за тонкое предплечье — ей некуда деваться. Что ты сделаешь теперь? Куда денешься? Он победил. Наконец-то победил. То, что было у нее в руках, являлось прямым ключом к разгадке этого дела, Сэм был уверен в этом, и от того его руки неистово чесались. Мозг кричал команды, побуждая мужчину скорее отобрать улику, найти подонка в этот же вечер, где бы он не был, чертов мудак, и заставить его заплатить за содеянное. Что-то кольнуло тревожным предупреждением где-то под сердцем, но среагировать на него детектив не успел. Что-то явно из бумаги шустро выпрыгнуло прямо в окно всего одним ловким движением руки. Марта едва ли не легла на столешницу, все еще стараясь сохранять какую-то дистанцию, но уже не боясь. Ему больше нечего требовать с нее. Бумажки выброшены в окно, и их унесет ветер. Все шансы Кольта выброшены в окно. Эмигрантка сменилась в лице, не без игривости вырывая руку из ослабевшей хватки офицера, будто чувствуя, что вот-вот и его гнев обязательно оставит синяки на бледных запястьях. — В моих руках ничего нет, — с издевкой произнесла она, соскальзывая в бок и спешно обходя мужчину. Их взгляды встретились. Наглый и упрямый противостоял растерянному, глупо провожающему ее. Проигравшему. Они поменялись местами. Теперь в тупике он. Момент длился чуть меньше вечности, пока глухой топот не вывел Кольта из замешательства. Женщина уходила. Чаще шаг, чаще, чаще, чаще по ступенькам на второй этаж, как ни странно. Сэм удивился бы этому, если бы голова не была занята другим. — Дерьмо, — с горечью выплевывает он, упираясь все той же одной рукой о столешницу, и гневно захлопывает окно. Как же так! Как же… Как же он, детектив полиции, мог допустить такое? Как мог… Да к… Девяносто восемь, девяносто девять, ст… К черту! Сейчас не время думать, решил Кольт, спешно направляясь к двери. Полы его пальто побежали назад под воздействием невидимой силы, обозначающей все желание полицейского поскорее исправить положение. Не время терять рассудок, не время сдаваться и не время досадовать. Ничего не решено. Ты не проиграл, пока ты борешься. Улица встретила вполне себе ожидаемым шквалом ветра и дождем. Сэм жмурил не привыкшие к холодной воде глаза, прикрывая лицо предплечьем, и не останавливался, широко шагая к остальной части дома. Новые ботинки плакали скользкими звуками, когда их хозяин совершенно немедля ступал вперед, чуть выше, чем обычно, поднимая колени — в спешке, он думал, что все-таки сможет спасти свою обувь и брюки, одновременно с тем понимая, что это невозможно. Дождь хорошенько рассосал землю, наполняя ее водой, а потому грязи было немерено. Найти в этом маленькую мятую бумажку, должно быть, будет почти невозможным. Марта знала, что это непременно спасет ее. Небо взорвалось новой светлой вспышкой, вслед за которой послышался громкий хохот, громыхающий на всю Восточную сторону 48-й улицы. Или же на весь Нью-Йорк? Сезон дождей — блядская особенность этого поганого места! Будь она проклята! Сэм огляделся, хаотично бегая глазами по земле. Где? Где? Где же?! Казалось, дождь усилился. Сэм толком ничего не понимал, движимый только одной командой — найти то, что выкинула убегающая домохозяйка. Мужчина присел на корточки, словно слепой, проводя рукой по земле. Не здесь, нет, и не здесь. Где же?.. Волосы за небольшой промежуток времени здорово намокли, прилипая к лицу детектива, тяжелые капли то и дело скатывались вниз по прямому носу. Корточки достаточно быстро сменились коленями, и не из-за усталости, но из-за возможности коснуться больше. В суете детектив вспомнил о фонаре только позднее, включая его на телефоне на совсем недолгое время. Позади него, рыщущего в поисках чего-то, в чьей ценности он даже не уверен, вдруг послышался хлопок, едва заглушенный новым раскатом грома. Сэм резко обернулся, светя фонарем на небольшую ограду в нескольких метрах от него. Пусто. Возможно, из-за ветра, думает Сэмюэль, скорее возвращаясь к поискам, но слышит голоса. Два или три, он не уверен, все дальше и дальше отдаляющиеся от него. Мужчина не может разобрать ни слова, но подниматься и искать новые приключения на задницу сейчас не для него. У него нет времени на случайных прохожих. Господи, неужели это дождь? Ему это слышится? Работающие на машине фары освещали линии, которыми был разрисован этот район. Ливень совершенно не хотел утихать, заставляя всех адекватных людей не выходить из дома без надобности. Марта, закутавшись в тонкое пальто, подбегала к машине, крича что-то на… Итальянском?.. Сэм все еще хотел свалить это на дождь, но в этот раз не смог бы, прижимаясь мокрой спиной к стене холодного и одинокого дома. Чертова Марта, кто же ты такая? Машина издала два новых хлопка и тронулась с места. Детектив, не привыкший оправдывать других, сразу понял, что в первый раз ему не послышалось. Детектив, не привыкший оправдывать других, сразу понял, что ценность выброшенной бумаги огромная. Где ты? Где ты?! Мужчине было все равно на грязь, потому что у него была цель — исправить ошибки, чья стоимость обойдется ему слишком дорого. Замерзшая рука уже без фонаря продвигались вперед, в каждый раз нащупывая грязь. И пустоту. Бумажка была легкой и хрупкой. Возможно, ее даже порвали. Найти подобное в кромешной темноте с хреновой погодой — задача из ряда невыполнимых. Он облажался. Теперь он проиграл. Уставшие плечи облокотились о стену дома под кухонным окном. Нужно было попробовать задержать беглянку, с горечью подумал Сэм, и заставить ее рассказать, что было в бумажке. Он не совсем уверен в том, что это подействовало бы, но знает, что в искусстве допроса не все очень просто, и он смог бы использовать свои знания, полученные в академии, на практике. Он же, черт возьми, детектив полиции Сэмюэль Кольт — тот самый сосед, помогающий старушкам донести продукты до дома, спасающий милых дам от грабителей и сторожащий город от остальных напастей и бед. Тот самый, который должен знать, что делать, когда больше ничего сделать не можешь. И он… Не знает. «Пока что», — успокаивает сам себя, все же понимая, что на волю случая надеяться глупо. Будет ли шанс получить еще что-то ценное даже в том случае, если он снова придет к итальянцам и заявит, что видел их девку в чужом доме? Смешно! Он получит пулю в лоб быстрее, чем успеет подумать о правильности этого решения. Нужно было искать альтернативу, а с этим у него всегда было туго. Как и с тем, чтобы думать прежде, чем делать. Мужчина был ужасно зол на себя. Нужно было двигаться дальше. Кольт оперся о размытую землю, чтобы подняться, но застыл, четко ощущая ладонью прохладу намоченной бумаги. Офицер немедля сжал пальцы, вместе с грязью забирая скрепленную маленькой безделушкой улику. Улыбка обнажила зубы. Кольт приподнял голову, замечая, как дождь начинает утихать. Салон автомобиля был спасением после такой жуткой погоды. Несмотря на отличные вести, которые не могли не радовать полицейского, его язык требовал горечи, а мозг взвывал о сигаретах, вынуждая Сэма припарковаться у круглосуточного гипермаркета. Однако, больше не желая испытывать свое и без того тонкое терпение, он максимально аккуратно отделил пострадавшую записку от какой-то брошюры и бережно раскрыл, разглаживая по краям. Когда-то ровные буквы расплылись, но это не мешало детективу прийти в беспомощную и бессильную злость на прочитанное. «На нашем месте, в 19:30», — было написано там с обращением. «Билли», — с издевкой выплюнул Кольт, хлопая дверью машины.