В полночь пахнет звездами

— Да? — хрипло откликнулся Сэм, потирая уголки глаз. Утро выходного, которое он планировал проспать часов до четырёх дня, как обычно пожертвовав ночь на что угодно, но не сон, начиналось совсем не так, как хотелось. — О, я тебя не разбу… Сейчас! Не трогайте это! Подожди, не вешай… — попросил ранний собеседник, отнимая трубку от своего уха и, видимо, прикрывая ее ладонью, будто то могло спасти от подслушивания чужих разговоров. Офицер улыбнулся на такие глупые закономерности со стороны Таки, как обычно слишком гиперактивного и суетящегося. Одиннадцать утра, вздыхает про себя полицейский, закрывая глаза широкой рукой. — Я здесь, — вновь послышалось в трубке, — мне нужна твоя помощь. О, и я тебя не разбуд… — Разбудил, — перебил его Сэм, упираясь в кровать локтем свободной руки и приподнимаясь. На том конце слышимо запнулись, явно не ожидая такого прямого ответа, но в скоре быстро собрались, выдавая с таким возмущением и одновременно с тем с отчаянием, будто виноватым не пойми в чем был именно он, Сэмюэль Кольт: — Кольт, мне нужна помощь! — мужчина, недовольный, сонный, но понимающий, что в любом случае ему придется помочь, закатил глаза, — Слушай… — продолжил Йонсен, снова отвлекаясь на кого-то, — стойте, нет, не надо, я же сказал, не надо! А затем и вовсе… сбрасывая. «Жду у себя через час, не могу говорить. С меня пиво». — Пришло через пять минут смс-кой, в конце концов заставляя Кольта покинуть теплый плен кровати. Он уже не злился, потому что это не работало — Така, конечно, боялся и не хотел этого, но все равно в итоге начинал делать бесячие Кольта вещи назло ему — что-то вроде мести за неумение держать себя в руках. Кольт отыгрывался, несомненно, он бы не оставил это просто так, превращая их жизнь в постоянное подобие борьбы, но все же в своих методах был намного мягче. Это же Така, ранимый мальчик, к которому за столько лет пора бы уже привыкнуть. Как и к постоянному пробуждению с утра, если финн вдруг встал раньше и захотел скорейшего выполнения своих планов. Он давал ему свободу, поражаясь несвойственному себе терпению, и был куда спокойнее сам, внимательно следя за тем, чтобы блондин был в безопасности. Должно быть, это было одно из самых ответственных дел за всю историю его жизни, а, может быть, все же и самое. Сэм предпочитал не думать о своих чувствах, а просто следовать им, особенно когда Йонсен постоянно бегает рядом. Бегал. Пока не разошлись. После того случая они долгое время не общались и сейчас хватались за любую возможность увидеться и провести хоть сколько-нибудь секунд, минут, часов вместе. Сэм скучал, и он не скрывал этого, как и вечно смущающийся своих чувств Така, легкомысленно прижимая кончики пальцев к своим губам и говоря какую-нибудь глупость по типу «Это было бы не так без тебя». Актер проявлял это по-своему, но Кольт всегда понимал, давя только в шутку и называя «таким себе другом». В этом была доля правды, как и в любой другой шутке, потому что они далеко не друзья друг для друга, хотели они того или нет. Они не друзья. Больше. Бывшие? Уже точнее. Две чудесные стены друг для друга, разбить которые не представляется возможным. На улице было облачно, но светло. Солнце уже вовсю работало, освещая летний Нью-Йорк своим светом так, что аж глаза слепило. Сэм не пропустил это из виду, щурясь и широкими шагами направляясь к своей машине. По пути к финну он не один раз подумает о том, что, возможно, его помощь не так уж необходима, как того требовал Йонсен, и это всего лишь очередной повод увидеть его, своего бывшего, отказаться от которого аналогично не представлялось возможным? Чертов Така. Он ведь чувствует то же самое, так в чем дело? К чему вся эта игра и зачем она нужна? Кольт не знал ответов, задумчиво катая жвачку во рту. Это была рабочая среда, город уже вовсю шевелился. Сэм был одним из тех, кто, высунув локоть в окно, едва заметно пританцовывал одной головой, делая старую, но добрую песню из радиоприемника громче. Наверное, он выглядел… беззаботным? С кепкой, повёрнутой назад, и солнцезащитными очками, надетыми поверх, он выглядел почти беспечным, несмотря на ранний подъем, который откликнется ему ближе к вечеру. Какая досада, возможно, Таке придется приютить его на эту ночь. Тем более, что он обещал ему пиво. Суматоха у дома, в котором жил Тойво, не особо понравилась Сэму, но обдумать происходящее он не успел. Низкое и требовательное «Кольт!» раздалось аккурат в тот момент, как он вышел из машины. — Я переезжаю! — не без радости объявил Йонсен, с горем пополам перетаскивая свои сумки, чтобы отдать их Сэму — тот управится с ними лучше, актер уверен. Они были не такими уж тяжелыми, и офицер начал подозревать, что Така просто придуряется, не желая таскать собственные вещи из-за природной лени. — Куда? — только и успел спросить мужчина, укладывая чемодан вместе с теми злополучными сумками на заднее сидение автомобиля. — Я купил тот дом, который мы с тобой смотрели, — блондин достаточно ловко поднимался на третий этаж, и полицейскому, который двигался в разы медленнее, оставалось только позавидовать количеству энергии его «друга», — круто, правда? — улыбаясь, спросил Така, передавая в сильные руки Кольта большую коробку. — О, серьезно? — Да, — с ноткой хвастовства в голосе ответил он, аккуратно спускаясь следом за Сэмом со всякой мелочевкой в руках, — там даже сад есть. Я еще не придумал, что сделаю с ним, но знаю, что это будет что-то крутое. — Небось розами своими засадишь и все. На этом вся крутость закончится. — Я засажу его белыми розами, а потом найму тебя, чтобы ты специально красил их в красные. — Я не пой… — Она была самой вредной хозяйкой по версии Forbes и давала своим слугам самые глупые в мире задания, — не слушая, продолжал Йонсен. Сэм вновь закатил глаза. Дай сил или как там говорится? На самом деле, начинающий и очень перспективный актер, чье имя сейчас светилось в большинстве спектаклей на Бродвее, пользуясь своими деньгами, нанял хороших грузчиков, что говорило только об одном: помощь самого Сэма ему была действительно не нужна. То был очередной предлог увидеть друг друга, но признать это, возможно, даже самому себе, Така не мог, загружая мужчину не особо тяжелыми коробками и сваливая все на то, что помощь ему как минимум необходима. НЕОБХОДИМА. — Сделай погромче, — попросит Така, сидя на пассажирском сидении и держа одну из коробок у себя между ног — хрупкие вещи, которые он не может оставить в багажнике. — Да ну, — воспротивился офицер, скривив губы, и даже поспешил переключить, но, услышав возмущенное «Эй!» с левой стороны, оставил. — Сделай, сейчас припев будет. — Мне не нравится эта песня. — Сделай или я буду пе… — Я же сказал, что мне… — Mamma mia, — пританцовывая, начал актер, намеренно громко произнося слова. Кольт очередной раз закатил глаза, выполняя каприз своего пассажира, высадить которого сейчас было одним из самых желаемых действий после спокойного поспать. Петь, кстати, тот не перестал, делая еще громче, как и не перестал танцевать, будто позабыв о своей драгоценной и хрупкой коробке. — Почему-почему я отпустил тебя? * — пропел Така, чувствуя, как с осознанием слов его спина напрягается, голова снизу доверху заполняется неловкостью, которую блондин тут же старается скрыть, отворачиваясь к окну и прекращая свои незамысловатые движения. Офицер напрягается следом, как и Йонсен, не желая встречаться даже взглядом с подпевающим глупой песне финном. — Сейчас я точно знаю, что не отпущу тебя, — уже тише продолжил Тойво, все же несколько виновато посмотрев на водителя. Очень коротко и только для того, чтобы проследить за его реакцией, которой не было. Это немного, но успокаивало и давало надежду на то, что у Сэма не сжалось сердце на этих глупых строчках, будто специально подобранных для них, как, например, сжалось у него, заставляя щеки краснеть. Глупая песня. Действительно глупая. Когда ты слышишь что-то знакомое там, где не ждешь этого, ты совсем не думаешь о том, что это может сильно резануть не только по твоим чувствам, но и по чувствам другого человека — осознание приходит только после совершенного. Он похож в этом с Сэмом, у которого в программе черным по белому написано «сначала сделать, потом подумать», и нарушить программу тот не может. Как компьютер. Совсем как он, точно. Как компьютер. Терминатор, все же забавляясь, отмечает Така, бегая глазами по домам, мелькающим в окне. — Возможно, меня поставят в этот мюзикл, — попытался перевести тему блондин, все же делая тише. — Правда? Звучит здорово, — Сэм попытался ответить максимально заинтересованно, поддерживая чужие старания вернуть комфортный климат в их общение и надеясь на то, что по его лицу было непонятно, насколько пропетое на самом деле тронуло его сердце. То, что это почти не задело самого Таку, детектив был уверен. Он кинул быстрый взгляд на покрасневшего — от жары, вероятно — мужчину, несколько съехавшего вниз по сидению, и вернул его обратно, сваливая (для себя) на то, что он за рулем. Детский сад. — Да, но, возможно, не на главную роль. Скорее всего, буду петь эти песни в компании. — Тоже неплохо. — Я мог бы быть Скаем*, но я не подхожу под него телосложением. Это звучало расстроенно и очень знакомо. — Как обычно. И Сэм не знал, что на это ответить. Дом выглядел пустым и пах строительной пылью, но Така был действительно счастлив, несмотря на то, что этой ночью ему вряд ли будет где спать — мебель отказались привозить этим же вечером, обещая сделать это к следующему — и это счастье по-своему отражалось в молодом полицейском. Они разгружались намного быстрее, чем делали обратное, и поэтому совсем скоро сидели на полу будущей спальни, где Йонсен уже пообещался поставить камин, чтобы не мёрзнуть по ночам без своего «друга», и пили пиво, расслабляясь после жаркого летнего дня. Тойво не сидел рядом, но касался его своей ногой, и Кольт готов был поклясться, что даже этому был счастлив. Безмерно счастлив. Выходной, начавшийся совсем не радужно, сейчас выглядел максимально хорошим. Им было спокойно в обществе друг друга, неловкость, появляющаяся всякий раз в начале, исчезла, а чувство близости, притягивающее их друг к другу, наоборот обострилось, вынуждая финна все-таки придвинуться к офицеру. Вообще-то, совершенно не нарочно, а для того, чтобы стукнуться горлышками бутылок! А то, что он вдруг привалился плечом — ничего не значит, потому что он выпил. Каждая собака знает, что Ханну Тойво Йонсена выносит с половины бутылки, так что нечего здесь думать! Он просто пьяный. Сэм, совершенно не пьянеющий даже после какой-то пары часов сна, немного неуверенно, но все же приобнял податливую тушу за плечи, прижимая к своей груди, а тот, в свою очередь, поставил пиво, в ответ приобнимая родное тело на уровне талии. Они оба знали, что это опасно для них, но ничего не могли сделать. Только не сейчас, когда в нос бьет до боли любимый запах, а тепло, исходящее от них, греет лучше любого солнца. Только не сейчас. И никогда. Почему? Почему я отпустил тебя? Лицо Тойво приподнялось, поддаваясь чужим пальцам, а глаза закрылись сами по себе. Сейчас я точно знаю, что не отпущу тебя. И губы сами по себе прижались к чужим в совсем слабом и невесомом поцелуе. Они аккуратно двигались, мягко захватывая друг друга, и каждый из мужчин понимал, что они хотят этого вместе. Их головы немного больше поддавались вперед, а рты раскрывались, делая поцелуй уверенным, но все еще нежным. Успокаивающая прохлада чужих губ вызывало тонкое чувство тоски по прошлому и одновременно с тем превращала его в счастье. Все было так правильно, что сердце, по началу желающее выскочить наружу, постепенно успокаивалось, пока губы мужчин медленно отстранялись друг от друга. Вопрос, мучавший их обоих, так и остался не озвученным никем. Такая правильная ошибка, поговорить о которой у них вряд ли хватит мужества. Наверное, они оба боялись того, что это невозможно? Только не снова? — Боже, сколько времени, — негромко прервал Така, спешно вырываясь из объятий. Спешно, чтобы поскорее закончить этот… нет, этот неправильный момент и забыть о нем навсегда. Этого не должно было быть, нет, — тебе пора, Сэм. Я вызову тебе такси. — Что? Ты чего? Бутылка с пивом упала, задетая ногой нового хозяина дома. Он звонко цокнул, но суетиться не перестал, желая успеть как можно больше — теперь ему ещё нужно было вытирать пиво, разлитое на деревянный пол. — Тебе правда пора, Сэм. Собирайся, давай, — подгоняя, продолжал Йонсен, хватая сотовый. Кольт ничего не понимал или же не хотел понимать, но начинал злиться от одной мысли о том, что придурок-актер не может сказать прямо, в чем дело. Что он сделал не так? Черт, что они оба сделали не так? — Какого хрена?! — все же не выдержал он, хватая бегающего блондина за локоть. Тот потупил взгляд, явно желая что-то сказать, но? Но не желая? Или что? Он боится? — В чем дело? — уже более спокойно и мягко спросил Кольт, отпуская руку и наклоняясь к чужому лицу. — Ко мне… Ко мне должны приехать насчет спектакля, — взволнованно произнес Йонсен и несильно уперся ладонями в крепкую грудь полицейского с желанием выставить его прочь, — такси будет с минуты на минуту. Пожалуйста, уезжай. — Я не понимаю. — Я прошу тебя, Сэм, — Така заговорил быстрее, повышая тон, — такси приедет с минуты на минуту. Уезжай. — Актер поднял глаза, с нескрываемой тревогой смотря на детектива. — Спасибо за помощь. Мужчина нахмурился, сдерживая внутренний гнев. Почему он не расскажет? Непонятно. Неужели не доверяет? Что он скрывает от него? Зачем? Кто приедет? Почему так поздно? Почему финн так взволнован? Блин, это все правда бесило! Это… недоверие… бесило. — Я пригоню твою машину завтра и все объясню, — виновато пообещал Йонсен, стоя с русым в дверях. Кольт поиграл желваками, расправляя плечи, и Така, не выдержав, все же приподнялся, целуя офицера в щеку на прощание и бросая тихое «береги себя», как делал это раньше. Совсем как раньше, когда они еще принадлежали друг другу, и обещания, брошенные даже на эмоциях, выполнялись. Така приехал здорово помятым на следующее утро и так и не объяснился. Они поссорились. Кольт, вспылив, прогнал его, несколько дней не желая брать трубку. 1) Why, why Did I ever let you go? Mamma mia, now I really know My, my, I could never let you go! — строчки из песни «Mamma mia» шведской группы Abba, по которой был поставлен одноименный мюзикл. 2) Скай — жених одной из главных героинь в мюзикле «Mamma mia».