Я услышал твои шаги еще на первом этаже.

Ресторанчик в аэропорту Ля Гвардия славился своими стейками. Любители набить пузо приезжали со всего города и пережевывая жирный кусок мяса со скрытой надеждой смотрели на улетающие самолеты, уверяя себя, что когда-нибудь и они покинут это гиблое место. Грейвс заказал себе кофе и посмотрел в окно. За ним не было видно ночного неба, лишь тяжелые черные тучи, неся с собой новую порцию холодного дождя. Недовольно поморщившись и все сильнее ненавидя нью-йоркскую погоду, он покосился на большие, округлой формы часы, висевшие на дальней стене. В половине десятого ему позвонили и назначили встречу и как всегда опаздывали. Кофе оказался слишком сладким и Грейвс отодвинул чашку подальше от себя, когда услышал шаги у своего столика. Он встал и тепло улыбнулся. — Прости за опоздание. Новый шофер не очень хорошо знает эту часть города. Серафина Пиквери была женой прокурора города. Когда Грейвс еще работал в полиции у них был роман, который с течением времени перерос в дружбу и уважение. Она одна из немногих, кто поддержал его идею уйти из полиции и стать частным детективом, конечно напомнив об опасности, словно значок копа спасает от пуль или проблем. — Ничего страшного. Смуглая идеальная кожа, платье, сшитое на заказ и модная прическа, в которую убраны светлые волосы. Серафина была шикарной женщиной и это понимали все, кроме, пожалуй, ее собственного мужа. Все знали о любовных похождениях и пристрастиях прокурора Пиквери, даже его жена. Но в первую очередь их брак был выгоден. Пока она занималась благотворительностью и помогала нуждающимся и обездоленным, он впустил ее в круг элиты, обеспечив безбедное существование. Поэтому они закрывали глаза на увлечения друг друга, какие бы формы они не проявляли. — Врешь же, — лукаво заметила она, присаживаясь на стул с высокой спинкой. — Как и ты. Он сел напротив и взглянул в темные глаза, ожидая узнать причину их встречи. И за что Грейвс всегда благодарил эту женщину, она быстро переходила к делу, не размениваясь по пустякам. — Я слышала, что случилось с Харрисом, — сказала Серафина, кладя подсигар на стол и выуживая из него сигарету. — Это ужасно и печально. — Это жизнь. — Это убийство полицейского. Страшно жить в мире, где убивают служителей закона, которые просто идут домой с работы. — Или встречались с кем-то, с кем не должны. Покрутив ту в руках, она отложила ее и чуть вопросительно приподняла тонкие светлые брови. — То есть? — Харрис живет в двух кварталах от доков, а участок находиться в четырех. Нужно сделать немалый крюк, чтобы оказаться там, где он был. Выходит, что он намеренно шел туда. Коронер сказал, что стреляли с близкого расстояния, значит убийца был ему знаком. Это не случайное убийство, но, если тебе нравится официальная версия, то пожалуйста. — Мне вообще это не нравится, — Серафина толкнула сигарету длинными пальцами к себе. — И кто это сделал? — Тот у кого есть пистолет тридцать восьмого калибра. Так что не каждый второй. Думаю, что третий или четвертый. А что говорит Дамблдор? — Капитан сам взялся за это дело и, будь уверен, он найдет убийцу. — Мне с ним не тягаться. — Они могут прийти и за тобой. — Ну что ты! Бравый капитан Дамблдор спасет нас всех от зла и несправедливости, — усмешка залегла на тонких губах, а рука достала из кармана темного пиджака коробок спичек. — Персиваль, я серьезно. Лишь единицы звали его по имени, считая, что фамилия куда короче. Многие даже и не знали, как его зовут, лишь род деятельности, глупо смеясь в спину. Но только Серафина своим глубоким голосом произносила это слово так, что оно не казалось старым и неуместным для их времени. — И я вполне. Он же мечта, идеал, к которому нам всем нужно стремиться. Закатив глаза, женщина, наконец, закурила, выпуская длинную струю дыма из полных, ярко накрашенных губ. — Они могут прийти и за тобой. — Пусть попробуют, — ответил Грейвс и встретился с большими темными глазами. — Я — не Харрис, Серафина. И я так легко не сдамся им, кем бы они не были. — Я надеюсь и все же будь осторожнее, хорошо? Забота, порой, бывает удушающей, словно петля на шею, она с каждым разом затягивает все сильнее, грозя переломить твою шею пополам. И даже идя от самого сердца, убивает медленно и мучительно, особенно, если приходится врать, зная, что ни черта не будешь осмотрительнее. — Как и всегда. — Вот поэтому я и прошу тебя, — она тяжело выдохнула, пуская бесформенное облако в неизвестность. — Персиваль, во чтобы не влез Харрис, я уверена, что он втянул и тебя в это. И сейчас он мертв. У меня нет желания видеть тебя лежачим в морге с пулей в сердце, когда придется подтверждать твою личность. — Не переживай, я попрошу, чтобы тебя не приглашали. Взгляд темных глаз ошпарил его фигуру, но Грейвсу было не привыкать. — У меня там связи. — Каким козлом ты бываешь порой. — И именно это тебя и привлекает во мне, — издевка пропитала каждое слово. — Признай. Пододвинув чашку кофе и сделав глоток, женщина недовольно поморщилась и вернула ее на место. — Мерзкий, правда? — Подстать ситуации. — Это точно. Окурок упал в круглую пепельницу, стоящую чуть справа. Она скрывала желтое, не отстирывающее, пятно на скатерти. — Еще есть темы для разговора? Он знал ответ, но давал ей право вести в этой беседе и был уверен, что она это понимает. Серафина была умной и хитрой, но как и все женщины страдала их самым главным недугом: напридумывать себе куда больше ужасных вещей, чем есть на самом деле и потом переживать и страдать, вдруг те сбудутся. — Спешишь? — Конечно. Где-то в городе ходит убийца с тридцать восьмым калибром и ищет меня. Не хочу его задерживать. — Тратил бы ты столь же сил на семью, а не на ехидство, то был отцом года. Грейвс посерел и отвернул голову в сторону окна, высчитывая, через сколько пойдет дождь. — Ты пойдешь на бал? — спросила Серафина, явно недовольная эффектом последней фразы. — Мне там делать нечего. — Там будет Дэвид. — Я могу встретиться с сыном и в обычное время. — Но не делаешь этого, так ведь. Глубокой вздох и он поджал губы, которые теперь казались еще тоньше. С помощью связей Грейвс-младший получил работу в прокуратуре города и медленно, но верно продвигался по карьерной лестницы. Начальство его хвалило, а отец гордился, но занятость и обиды прошлого, которые те всегда отрицали, не давали им сблизиться настолько, насколько те, пусть они и не признавали, хотели. — Я хочу помочь и… — Не все наши желании могут исполниться, — резко сказал Грейвс, поворачивая голову и смотря вперед. — Тебе ли не знать. Она на секунду закрыла глаза, ноздри тонкого носа чуть расширились, а потом теплая, длинная ладонь легла на шершавую, жесткую руку, прикрывая ее собой. — Персиваль, я хочу тебе помочь, — голос был слаще меда, стараясь окутать все вокруг. — Я тебе не враг, помни это. — Я помню. Он расслабился и, перевернув руку, сжал ее ладонь. — Но я коп, пусть и бывший, а это значит, что у меня стерты границы осторожности и опасности. Помни и ты это. Кивнув, понимая, что он имел ввиду, Серафина взглянула на часы и попрощавшись, ушла. Посмотрев ей в след, Грейвс закурил. Две затяжки и пепельница наполнилась еще одним окурком. Бросив две монеты за отвратительный кофе, он покинул ресторан. На улице сильный ветер клонил из стороны в сторону деревья, ведущие к аэропорту, заставляя поежиться. Пройдя по сухой дороге футов двадцать, Грейвс подошел к стоящей, чуть поодаль, машине и, открыв дверцу, сел в нее. — Правильно, что не зашли внутрь. Отвратительные напитки и обслуживание не на высоте. Тина покосилась на него и заправила прядь темных волос за ухо. — Я и не собиралась. — Знаете, мисс Голдштейн, еще чуть-чуть и я подумаю, что ваши преследования носят больше личностный характер, чем профессиональный. — Не льстите себе. Мне от вас нужно лишь интервью и только. В подтверждении своих слов, она выпрямила спину и из-за этого макушка едва не коснулась крыши автомобиля. — Правда? — Конечно. — Жаль, — разочарованно протянул он, усмехнувшись. — А я думал, что мы с вами сходим в более приличное место и обсудим вашу «сделку». Ну раз так, то извините. Тина резко повернулась к нему и снова увидела захлопнувшуюся дверцу. — Ненавижу, — сквозь зубы процедила она. Дойдя почти до своего офиса, Грейвс остановился. Воздух был пропитан осенней сыростью, от которой становилось еще противнее и холоднее. Он осмотрелся и, не увидев знакомого паккарда, видимо у журналистов тоже есть чувство достоинства, развернулся, решив сделать крюк и сходить в гости.