куда делся фаэтон

      — Антон, — зовет Паша и толкает младшего брата в плечо. — Вставай, уже час дня, ненормально так много спать.       — Я встаю тогда, когда Аид зовёт гулять, — сонно ворчит Антон и зарывается лицом в подушку, полностью погружаясь под одеяло.       — В таком случае, встанешь ты только в девять вечера, я уже с ним погулял. — Паша стягивает одеяло с Шастуна. — Вставай уже, Ляся сказала подобрать тебе нормальную одежду на вечер.       — Судя по твоему расписанию, сегодня нет интервью, — проговаривает Антон, а потом выхватывает одеяло из рук Добровольского, — так что я спать.       — Сегодня событие посерьезнее.       — Не стоит так восхвалять пятницу. Это просто день недели, — саркастично парирует Антон.       — Сегодня тебе двадцать четыре. Такое не каждый день случается. Если не хочешь вставать — ладно, но Лясе потом сам это будешь объяснять, — сообщает Паша, демонстративно скрещивая руки на груди, и медленно шагает к выходу из комнаты.       — Стой, — быстро подрывается на ноги Антон. — Уже иду.       Ссориться с Ляйсян — последнее, чего Шастуну хотелось. А учитывая то, что она очень серьезно подходит к организации каких-либо мероприятий, Антон должен предположить, что она постаралась и над его днем рождения. Так что расстраивать её не было никакого желания.       — Так бы сразу.       Ляйсян постаралась так хорошо, что даже подобрала Антону одежду, и самому Шастуну оставалось только приехать в магазин и попросить у консультанта те вещи, что оставила Ляся. Паша сидит на диванчике у примерочной и переписывается со Стасом об отснятых на данный момент сценах. Обсуждают то, что ещё осталось проделать и как проделать это эффективно.       — Ну что? Как я тебе? — спрашивает Антон, выходя за пределы примерочной.       Стоит перед старшим братом и разводит в сторону руками. Он предполагал, что Ляся выберет что-то официальное, и даже успел подготовиться к мыслям о каком-то костюме, а в итоге выбор Утяшевой заметно радует Антона. Рубашка с принтом, брюки свободные, чёрные, но не официальные. Консультантка заранее уточнила, что рубашку следует заправить в брюки, эту мысль ей в голову вбила Ляся. И Антону нравится. Нравится то, что он может выглядеть вот так. А не как уставший студент, имеющий в гардеробе пару толстовок да чёрные джинсы.       — Класс, — сообщает Паша.       — Но ты даже не взглянул.       — Я гляжу на тебя с самого твоего рождения, — отмахивается Добровольский, а потом все-таки поднимает взгляд. Он поджимает губы и слегка кивает головой. — Неплохо. В смысле… да, классно!       — Так классно или неплохо? — вопросительно выгибает бровь Антон.       — Сейчас это одно и то же.       Утяшева устроила всё в каком-то кафе, в котором Антон никогда не был. Он в принципе не часто из дома выбирается в общественные места. Не любит. Максимум — бары.       А сейчас в заведении было множество людей, с которыми Антон был знаком, но не часто общался. Таких людей оказалось очень много. И каким-то образом Лясе удалось найти их всех. Особенно порадовали Антона Оксана с Катей. Дни, в которых принимает участие эта малышка, автоматически становятся хорошими. И вот она сидит на коленках Шастуна и рассказывает о том, как уговаривала маму купить фигурку динозавра, которую она подарила Антону.       Он рад. Живот судорогой сводит какое-то приятное ощущение, когда Катя рассказывает что-то своим высоким детским голоском. В нём столько энергии и столько радости, сколько Антон за всю жизнь мог слышать только лишь у Насти. И то к восемнадцати годам эта радость напрочь покинула голос сестры. А потом сестра и вовсе покинула Антона.       Следующим человеком, который вручает в руки Шастуна подарок, становится Арсений. Антон не до конца понимает, рад ли он видеть Попова или нет. Он даже не до конца понимает, что чувствует при его присутствии. Ясно понимает одно:       Влюблён.       А какие-то детали меркнут на фоне.       Антон замечает, как легко дрожат руки Арсения. Попов безуспешно старается скрыть волнение, а потому Шастун понимает, что в случае чего стоит подыграть. Хоть он и не понимает, отчего Арсений так волнуется. Антон готов целовать его ладони за любой подарок. За любое проявление внимания.       Вот так глупо влюблен.       Антон медленно и аккуратно разлепляет обёрточную бумагу, над которой Арсений бился ночью, стараясь сделать всё красиво. Всё так, как заслуживает Антон. И Шастун замечает это. Понимает, что так мог завернуть один только Арсений. Прикрыть недостатки бумагой и залепить двухсторонним скотчем. Думает, что любой другой человек сделал бы аккуратнее, но от этого подарок становится только приятнее. Потому что Антон понимает, что Арсений своими трясущимися руками чуть ли не воевал с этой оберточной бумагой, лишь бы упаковать подарок красиво.       И внутри фейерверки взрываются от этой мысли. От мысли, что Арсений старается для него, Антона.       Шастун улыбается, когда видит книгу, пусть он давным-давно понял, что внутри. «Хлеб с ветчиной» Чарльза Буковски.       — Подарить книгу писателю, наверное, банально… — Арсений потирает затылок. — Но именно эта ассоциируется с тобой, — признаётся он, а потом шумно и рвано выдыхает: — Чёрт, ещё банальнее, да?       — Всё круто, — успокаивает его Антон. — Спасибо.       Вечер проходит как любой другой, в который Антону приходится хоть как-то контактировать с людьми — напряженно. Спасает только Паша да Ляся с Арсением, которые намного общительнее Антона и могут без проблем заполнить паузы в разговоре.       Антон до конца старался держать себя в руках и не впадать в привычное меланхоличное состояние. Потому что не хотел, чтобы Катя видела в нём унылого взрослого, она ведь оттого и тянется к Антону, что не видит в нём этого уныния. Она была одним из немногих лучиков в жизни Шастуна и потерять её он боялся. До чёртиков боялся.       Но ближе к девяти вечера Оксана с Катей вызвали такси и уехали домой, потому что девочке нужно ложиться спать. Время уже не детское, судя по словам Сурковой.       И тогда Антона отпустило, он заметно переменился в настроении, и если до этого он хоть как-то поддерживал диалоги, то сейчас он сказал Паше, что сходит покурить и просто ушёл на улицу подышать воздухом.       Гости танцевали в свете мигающих разноцветных ламп и изредка возвращались к столу, чтобы подлить к своему веселью ещё немного алкоголя и перекусить долькой яблока или апельсина. Есть уже не хотелось, а силы от спиртных напитков появлялись ненадолго, и потому фрукты казались спасением.       — Паш, куда Антон делся? — интересуется Арсений, наклоняясь к уху Паши, чтобы тот услышал.       — Вышел покурить. — Добровольский отрывается от рваных движений в компании Ляйсян.       — Странно… Он оставил сигареты на столе, — замечает Попов.       Паша останавливается и вовсе отходит от жены, размышляя. Долго думать не приходится, чтобы сложить два плюс два. Он нервно сглатывает.       — Я разберусь, — сухо бросает он Арсению и направляется в сторону выхода из кафе.       Конечно разберется. А кто, если не он?       Никто.       Антон стоит, облокотившись спиной о кирпичную стену кафе, и смотрит в тёмное небо, устеленное одеялом ярких звёзд.       В одной из них — она. Настя.       Добровольский ведь действительно поверил в то, что Антону нравится проводить время среди всех этих людей в кафе.       Ошибся.       Антону не нравится. Он не помнит и половину из них, а когда они что-то говорят, он просто кивает, лишь бы от него отвязались. Просто послать ведь неприлично. Невоспитанно. И не то чтобы он был самым воспитанным и тактичным человеком на Земле. Нет, не был. Но Ляся старалась для него. Теперь его очередь постараться для неё. И он отлично справился.       — Ты хочешь домой, да? — предполагает Добровольский.       — Ты не захочешь знать, куда я хочу, — усмехается Антон.       — К ней, — и без слов знает.       — Я вызову такси, — проговаривает Шастун.       — Я мог бы отвезти тебя сам, — сообщает Паша.       — Останься с Лясей, — улыбается Антон. — Пусть повеселится и за меня.       Никто, кроме Паши да Арсения, и не знал о том, что Антон уезжает домой. Добровольский в этот момент танцевал с Лясей, чтобы та не заметила отсутствие Шастуна. Паше это кажется правильным, а Антону всё равно. Попов помогал Антону донести до такси пакеты с подарками, большинство из которых Шастун так и не открыл. Просто обнял тех, кто вручил ему красивые коробочки с ленточками и сказал «спасибо». Подарку Арсения он был особенно рад, пусть и сам из «Хлеба с ветчиной» видел лишь пару цитат в интернете и сам никогда с творчеством Чарльза не знакомился. Подарок от Арсения, потому Антон и радуется.       Между парнями повисла неловкая пауза, пока они ждали таксиста, который по-видимому заблудился.       Арсений раздумывает о том, о чём можно поговорить пару минут, пока нет таксиста, но так и не пришел к какой-то нормальной идее для диалога. Он видит, что Антону на собственном дне рождения не особо-таки нравится находиться. Но разве это нормальная тема для разговора?       Попов краем глаза замечает, что Антон стал каким-то печальным, и от этого в животе чувства свернулись в тугой узел и сковали внутренности. Шастуна хотелось обнять. Прижать поближе и сказать: «Не грусти, всё ведь хорошо, да?»       Он находит в себе силы сделать это только тогда, когда приезжает такси. Антон в этот момент поворачивается к Арсению и мягко улыбается на прощание. А у Попова крышу сносит — и вот он уже обхватывает плечи Шастуна руками, прижимается к нему всем телом. Антон онемел от такого неожиданного поступка Арсения и не сразу понял, что стоит обнять его в ответ.       — Ты в порядке? — шепотом спрашивает Попов.       — Да, — врёт Антон.       А потому что ничего больше не остаётся. Потому что так он говорит всегда.       Дома Антон открывает блокнот. Пишет он в нём не часто, только когда сильно захочется. Только тогда, когда захочется по-настоящему закричать и разорвать собственное тело в клочья.       Но ещё чаще он возвращается к блокноту, когда ему паршиво. Перечитывает записи. Перечитывает их как напоминание о том, что он живой, блять, человек.       «Из-за послевкусия боли и всей трагичности, я обретаю собственный голос.       — её не стало семь дней назад. 28.04.2015»       Сейчас — паршиво, да. Тогда было хуже. Тогда, когда они только встретили двадцатилетие и шутили про то, что это одна пятая от сотни… Тогда прошло всего пару дней со дня рождения и Антон нашёл дома её бездыханное тело. Тогда его трясло так сильно, будто он сидит на героине с рождения. Тогда он потерял ощущение реальности напрочь, оказался в заброшенном и мёртвом месте, где мир превратился из чего-то непонятного во что-то злобное и опасное, в то, что не поддаётся контролю.       Антон напоследок проверяет телефон, в надежде, что мать, возможно, отправила хотя бы простое «поздравляю». Ошибся. Зашёл в «Инстаграм», может, туда написала и прикрепила какое-то глупое фото? Опять ошибся. На глаза попались истории Арсения. Открыл Антон с опаской, потому что в прошлый раз Попов танцевал на них с какой-то девушкой в стельку пьяный.       Стойте. Но ведь сейчас он не ведет себя так, да?       Мягко обнимает Антона.       Целует его потому, что хочет.       И всегда оказывается рядом.       Опасения подтвердились.       Блять.       Антон швыряет телефон в стену с необъяснимой вспыхнувшей внутри злостью.       Арсений поступает каждый раз, как глупый ребенок. Потому что сначала делает, а потом думает. И нет бы сказать, мол, чувак, я ошибся. Лучше добить полностью и поступить как последняя мразь. Сначала заставить верить во что-то, а потом нагло разбить надежды, как экран телефона сейчас разбился о стену.       Шастун кричит во весь голос в подушку, сжимая её края длинными пальцами. А Аид, который покинул свою роскошную лежанку, уже забрался на кровать и улегся рядом с хозяином.       Я здесь, я с тобой, чувак.       — Блять, блять, блять, — то ли обессиленно рычит, то ли скулит Антон.       И вот ты держишься весь день, чтобы никого не расстроить, а ночью плачешь в подушку как последняя сука просто из-за того, что не сказал всего три ебаных слова, когда мог.       Мысли добивают окончательно.       «Ты бы говорил о её дне рождения без частицы «бы», скажи ты ей три блядских слова вовремя».       Ты мне нужна.       Арсений добивает окончательно своими поступками. Подпускает ближе, а потом толкает в грудь так, что отлетаешь на три метра.       Слезы заканчиваются к трем утра, и даже тогда Антон не в силах заснуть. Потому что внутри нихуя не осталось. Выжженные поля, разрушенные миры, высушенные моря.       И единственное спасение — алкоголь. Потому что когда накрывает, опустошенность не кажется такой острой и колющей.