куда делся фаэтон

      — В общем, — неуверенно начинает Паша, взволнованно растирая костяшки. — Я в последнее время думаю о том, чтобы ввести в сюжет Тео, — он исподлобья смотрит на младшего брата, стараясь отыскать в его глазах одобрение.       — Что за бред? — усмехается Антон. — Съемки вот-вот подойдут к концу, ты ведь не собрался все менять? — хмурится Шастун.       Старается не показывать удивления, пусть внутри все переворачивается с невероятной скоростью, отчего сердце начинает биться быстрее.       — Не всё. С того момента, как ты сказал, что надеешься увидеть на кастинге Арсения, мы со Стасом написали второй сценарий, в котором есть персонаж Тео. Расхождения небольшие, а общие сцены, которые объединяют и тот и другой сценарии, мы уже отсняли.       Антон старается уложить в голове всю информацию, которую Паша выдает за пару секунд. Добровольский и сам волнуется — тараторит.       — Ты ведь понимаешь, как смешно всё это звучит? — одними уголками губ фальшиво улыбается Антон.       Совсем не до смеха. Чувствует, как к голове приливает холод от осознания того, что все слова Паши — правда.       — И нереалистично, но это так, — Добровольский едва заметно пожимает плечами.       — И почему я узнаю об этом сейчас?       — Я хотел рассказать после первого дня съемок, надеялся убедиться в том, что идея не будет провальной… А потом увидел тебя в одном кадре с Арсением и просто запутался, — Паша проводит пальцами по волосам.       — В чем ты запутался?       — Я не был уверен в том, стоит ли показывать это людям, особенно учитывая твое отношение к участию в съемках.       — Но ты говоришь сейчас, — констатирует Антон, недоверительно скрещивая руки на груди.       — Потому что верю в то, что, если мы добавим Тео в фильм, он всем крышу снесет и будет больше похож на книгу.       — Бред всё это… — шепотом выдыхает Шастун.       — Антон, люди хотят видеть тебя в кадре, — утверждает Паша.       — Люди не хотят видеть меня в кадре, — истерично усмехается Антон.       — Они хотят видеть вас двоих, — Добровольский смотрит сначала на Арсения, а потом на Антона.       — И если мы им это дадим, фильм в России не выйдет в прокат.       — Ничего запрещенного, Тош, — утверждает Паша.       Антон неодобрительно качает головой, стараясь собрать в кучу все аргументы в свою пользу.       — Почему нет? — вмешивается Арсений.       — Действительно, — кивает Добровольский.       — Чёрт, да включите голову, — злится Антон.       — Просто скажи «да», — упрашивает Паша.       — Я бы хотел…       — Возьми ты себя в руки уже! Ты хотел сделать классный фильм, тогда почему боишься ввести в него линию из книги?       Глаза Антона округляются от такого напора брата. Шастун понимает, что Паша всего лишь хочет сделать фильм хорошим, таким, чтобы он понравился людям и отпечатался в памяти. Но Антон просто не может найти в себе силы сказать «да».       — Я всё, — выдыхает Антон, спешно покидая помещение.       Потому что боится. Потому что если с Арсением не получится… Если их что-то разлучит, то фильм будет лишь болезненным пятном в воспоминаниях.       Паша шумно выдыхает в пустоту, а потом отводит взгляд в сторону. Арсению и думать долго не приходится, чтобы идти вслед за Антоном. Попов — последний человек, которому хочется уговаривать Антона, однако он чувствует, что у него больше шансов на победу.       Арсению и самому кажется, что идея сумасшедшая, но и в то же время гениальная. Попов ненадолго застревает у дверного проема, глядя на Антона, который ссутулившись сидит на диване и прячет лицо в ладонях.       — Антон. — Арсений миролюбиво кладёт руку на плечо Шастуна, а потом садится рядом с ним на диване. — Я ведь читал книгу. И, знаешь, не один раз, — признается Арсений. — Понимаю, что те персонажи значат, и понимаю, почему ты боишься ввести эту линию в фильм. Потому что это очередное напоминание. Очередная точка, на которую можно будет надавить.       Антон плавится, как только слышит голос Арсения. Напряжение моментально покидает плечи, когда Антон ощущает пальцы Арсения на них.       Чёртов Дьявол, не иначе.       — Когда я написал книгу, эта линия была просто частью сюжета. Ничего серьезного, — объясняет Антон, поворачиваясь к Попову.       — А сейчас? — вопросительно хмурится Арсений, заглядывая в зеленые глаза Антона.       — А сейчас, блять, ты, — ругается Шастун, пряча лицо в больших ладонях.       — Так мне тоже страшно, Шаст, — утверждает Арсений. — Если все когда-то, не дай Бог, закончится, это будет болезненным воспоминанием. А если всё будет в порядке, это будет просто великолепная картина, которую захочется пересматривать раз за разом.       — И как понять, что будет?       — Рискнуть.       Это не про Антона. Шастун не рискует. Не любит. Не умеет.       Ему нужно обдумывать варианты часами, днями выбирать лучший. Взвешивать все «за» и «против».       А теперь на одной чаше весов мысль о возможных болезненных воспоминаниях, а на другой — Арсений.       И Антон убеждает себя подумать подольше, заставляет себя быть разумным.       А потом понимает, что если один из вариантов — Арсений, то выбор очевиден.       Сцен с Тео оказалось не так много, как Антон предполагал, и Паша сказал, что отснять их можно за неделю. Добровольский даже пошутил про то, что Антон с Тео до чёртиков похожи и всё, что нужно делать в кадре — вести себя так же, как и в жизни. Вести глубокие беседы, меланхолично смотреть в сторону и курить.       Как бы сильно Антону не хотелось находиться в кадре, он напрочь забывал о том, что на него направлена камера, потому что рядом стоял Арсений и всё, о чем Шастун мог думать, так это о Попове.       Запомнить слова было нетрудно, они были без сложных речевых оборотов, да и их количество было небольшое. Часто Антон появлялся в кадре с Арсением будто только для галочки, хотя, когда парни пересматривали отснятый материал, они понимали, что это совершенно не ради галочки и что без Антона кадр имел бы совершенно другой смысл.       Антон даже признался себе в том, что ему нравится участвовать в съемках.       Он чувствует себя самым счастливым человеком на Земле, когда он или Арсений запарывают кадры, а потом смеются всей площадкой над этим.       Он чувствует себя самым счастливым человеком на Земле, когда они с Арсением уставшие возвращаются домой и заваливаются на кровать, а Аид ложится у ног.       Он чувствует себя самым счастливым человеком на Земле, когда Арсений будит его пораньше, предлагая чашку кофе, а потом они вдвоём идут выгуливать Аида.       И точно чувствует себя самым счастливым человеком на Земле, когда Арсений невесомо целует родинку на кончике носа, пока никто не видит.       — Антон, — зовет его Паша после просмотра последней отснятой сцены.       — А, чего?       — Было? — громче интересуется Добровольский, довольно улыбаясь.       Антон нервно сглатывает и облизывает губы.       — Было.