Тетрадка

Сегодня выходной и я на целый день сваливаю из дома вместе со Шнайдером. До обеда мы просидели у Ландерса в больнице, а после- просто катались по городу. Я не люблю город- здесь шумно и очень много людей, но мне нужно было прийти в себя, как-то отвлечься от того, что вчера произошло; не сидеть в четырех стенах, чтобы окончательно не сойти с ума. Домой я вернулся только вечером. Возле подъезда сходу бросаются в глаза разбросанные около скамейки окурки, один воткнут в косяк двери. В том, что это все осталось после тебя, сомнений нет- знакомая надпись «Pall Mall» хорошо заметна на виднеющейся части. Походу, ты очень долго проторчал здесь, дожидаясь меня. Нет особого желания сегодня встречаться с тобой, еще не все выровнялось в голове; и я даже рад, что ты ушел раньше моего возвращения. На улице совсем стемнело. Окно прикрыто, сегодня никто не сидит на подоконнике. Я не включаю в комнате свет, лежу на диване перед тускло мелькающим экраном телевизора. Пытаюсь вникнуть в то, о чем говорит какой-то мужик, но все слова будто пролетают мимо и я вообще ничего не понимаю. Мысли сами собой лезут в сознание, разрывая тонкую, связывающую с реальностью нить.  — Тилль. — доносится со двора. Голос выхватывает из затягивающего омута раздумий. Ты снова пришел. Я не хочу подниматься, не хочу подходить к окну, не хочу смотреть на тебя; так и продолжаю лежать, даже не пошевелившись.  — Тилль. — снова зовешь, замолкая на несколько секунд. Я опять начинаю вслушиваться в речь мужика по ту сторону экрана, но глупо было надеяться, что это меня отвлечет.  — Мне нужно с тобой поговорить. — ты не успокаиваешься и голос становится чуть громче. Я даже догадываюсь о чем: или продолжишь вчерашние подъебы, или начнешь убеждать, что в твоем поступке нет ничего осудительного. Я не хочу больше это слушать.  — Хватит гаситься. — очередная издевка в интонации, этого стоило ожидать. — Я же знаю, что ты дома. Я ложусь на бок и закрываю голову подушкой, на мгновение поймав тишину.  — Тилль. — ты уже орешь. — Сбрось ключ, или сам выйди.  — Хрен ты угадал. — мысли сами собой тихо озвучиваются. — Хоть охрипни. Можешь стоять там до утра. В следующую секунду в стекло звонко ударился мелкий камешек.  — Я никуда не уйду, пока не откроешь. — тот же жесткий смех, как и вчера. Спокойно лежать уже не получается и я присаживаюсь, поджав под себя ноги; нашарив на полу возле кровати пачку сигарет, щелчком выбиваю одну, подкуриваю. Пепельницы нет, поэтому стряхивать приходится на ладонь. И опять звон по стеклу, только на этот раз намного ярче и громче- уже несколько маленьких снарядов бьют в окно.  — Тилль, сука, тебе западло поговорить? — теперь ты действительно всю ночь будешь донимать меня своими попытками обратить на себя внимание. Походу, если вдруг завтра попадусь на глаза соседям, то снова придется выслушивать, что дома у меня притон, а сам я наркоман и бухаю целыми днями. Мелкие камни, как пули рикошетят от стекла. Но сегодня ты все же не добьешься желаемого. Может, это заставит тебя немного задуматься.  — Wollt ihr den Totalen Krieg? — последние твои слова звучат особенно весело. С оглушительным звоном разбилось стекло, засыпав осколками подоконник, и влетевший в окно камень, размером почти с кулак с грохотом упал на середину комнаты, покатился по полу и замер возле дивана. Это стало последней каплей моего терпения. Я подрываюсь, даже не выглянув на улицу, наспех засовываю ноги в туфли. Оставив входную дверь настежь открытой, бегу вниз по лестнице. Ты стоишь под окном, смотришь на меня с привычной отмороженной улыбкой. Я, ни говоря ни слова, хватаю тебя за воротник куртки и волоку в подъезд. Выяснять что-то во дворе, на виду у разбуженных соседей, было бы конкретным бредом. Ты даже почти не сопротивляешься, как-то не особо убедительно отмахиваясь. Вырываться начинаешь только оказавшись на площадке первого этажа, извернувшись бьешь в живот и по ребрам. Я резко сдергиваю с тебя куртку до локтей- так, что движения рук становятся ограниченными и, стянув за спиной, тащу наверх. Попытка освободиться закончилась тем, что запнувшись, ты падаешь на лестнице и чуть не впечатываешься лицом в ступени.  — Пусти, сука, я сам пойду. — с трудом поднимаешься, пронзая полными ненависти глазами. Но я продолжаю крепко держать и, не смотря на все твои старания, все же заставляю идти вперед. Втолкнув тебя в коридор, захлопываю дверь и, пока ты не успел избавиться от куртки, бью в лицо. Не дожидаясь, когда придешь в себя, бью снова и снова. Ты на шаг отступаешь, закрыться не получается- руки по-прежнему стянуты за спиной. Мозг отключается; походу это приступ, вспышка агрессии, аффект -не знаю точно, но в этот момент я вообще плохо осознаю, что происходит. Ты уже не держишься на ногах и, привалившись к стене, оседаешь на пол. С каждым ударом отворачиваешься в сторону, и темные капли брызнувшей крови остаются на обоях.  — Ты вообще ебанулся? — присев на корточки напротив, беру за подбородок и поворачиваю лицом к себе. Ты смотришь мне прямо в глаза, с едва заметной издевательской улыбкой.  — Нахуя стекло разбил? — шлепнув по щеке, отпускаю тебя.  — Ну ты же не хотел дверь открывать. — усмехнувшись, наконец освобождаешь руки от куртки, вытираешь кровь с лица, но она снова проступает. — А мне очень хотелось зайти. Я поднимаюсь, и ты так и продолжаешь смотреть снизу-вверх.  — Ты этого добился. Теперь рад? — пинаю по лицу, отчего тебя отшвыривает в сторону, и несколько красных капель падает на пол. Меня снова несет; я останавливаюсь только когда ты немного отклоняешься на бок и, закрыв глаза, замираешь. Вдруг становится страшно, сознание медленно возвращается, прорисовывая для понимания всю картину; сердце стучит с бешеной скоростью, пульсируя в голове обжигающим огнем. Я не верю, что вообще мог такое сделать. Наверное, это происходит не со мной, я просто вижу все со стороны. Хватаю тебя за плечи, стараюсь поднять.  — Рих. — встряхнув, усаживаю к стене, но ты сползаешь вниз. — Хватит кошмарить. Руки дрожат и мне кажется, что я сейчас сам завалюсь рядом. Притянув тебя к себе, продолжаю трясти, и твоя голова тяжело и безвольно болтается у меня на плече.  — Открой глаза, блять. — кричу в самое ухо, чуть не оглохнув от собственного голоса. Ты шевелишься, вздрагиваешь, глубоко вздохнув, будто все это время не мог дышать. Еще как-то неосознанно хватаешь рукой воздух, немного отстраняешься и… замахнувшись, пытаешься отбиться. Задеваешь только вскользь, чуть выше брови и я отпихиваю тебя обратно к стене. Взгляд слегка мутный и потерянный, но быстро сосредотачивается на мне, впившись множеством невидимых иголок. Ты опять вытираешь лицо, прикасаешься к щеке и задерживаешь пальцы на одном месте, ощупывая ушиб.  — Сука. — сплевываешь кровью на пол. Я не могу показывать тебе свои переживания, просто не должен. Как ты тогда сказал, что слабости нужно контролировать.  — Больно? — стараюсь сдержать эмоциональность в голосе. Ты молчишь, на лице натягивается улыбка- совершенно безумная и жестокая.  — Наверное, когда ногу ломаешь, тоже больно? — чтобы напрочь стереть любое проявление собственного испуга, улыбаюсь в ответ. — Может, проверим, ну так, для разнообразия? Ты тихо смеешься, почти неслышно.  — Ты не сделаешь этого. Просто не сможешь. — смех становится чуть громче. Тонкая струйка крови, стекающая с уголка рта, одним движением руки оказывается размазанной по лицу. Улыбка, которая всегда вызывала во мне неоднозначные чувства, теперь приковывает все внимание к себе, и даже с разбитыми губами смотрится шикарно: на идеально ровных, белых зубах осталась кровь, и такой контраст — как некая эстетика, действует притягательно. Ты проводишь языком, слизывая оставшуюся, пробуждающую инстинкты жидкость. Сжав ладонями лицо, прикасаюсь к твоим мокрым губам своими. Сначала осторожно, проверяя твою реакцию, но ты не против, позволяешь проникнуть тебе в рот и ярче чувствовать этот вкус. Вздыхаешь, обнимаешь за шею, притягивая ближе, твоя рука скользит вниз по спине, рассыпая приятную нервную дрожь.  — По любому соскучился? — шепнув на ухо, резко отталкиваешь меня и пытаешься подняться. — Дальше что собираешься делать? Я встаю напротив и молча наблюдаю за тобой. Тебя немного качает, но держась за стену, ты все же выпрямляешься, выжидающе смотришь в глаза.  — А зачем ты сюда пришел? — обхватив за талию, припираю к стене. Сжимаю твою задницу, одновременно другой рукой расстегиваю ремень на джинсах. Через одежду чувствую, как у тебя встает. Прерывистое дыхание на шее, — лишь легкое прикосновение, и ты отворачиваешься.  — Никак не за этим. — слегка трешься стояком о мое бедро, но так, типа это не специально. — А ты, сука, даже встретить нормально не можешь. Ты отвлекаешь меня своими движениями и я не успеваю вовремя заметить приближающуюся к лицу ладонь. Со звоном в ушах, щеку резко обжигает, но это не больно, скорее наоборот- приятно.  — Еще скажи, что тебе это не нравится. — засовываю руку в ставшие уже свободными, джинсы, трогаю твой твердый член.  — Не нравится. Совсем. — игриво прячешь взгляд, голос чуть заметно сбивается. Твои губы очень близко и я ловлю их, коснувшись сперва только языком, слизнув кровь; ты расслабляешься, приоткрыв рот, ждешь продолжения; но так будет не очень интересно и я прикусываю в том месте, где кожа сильнее повреждена; чувствуя, как проступают свежие теплые капельки. Ты вскрикиваешь как-то приглушенно; шипишь, но сам же подставляешь свои губки, не скрывая лицо. В твоих штанах совсем горячо, я стягиваю их ниже, предоставив полную свободу действий нам обоим.  — Я же тебе уже сказал, что мне не нравится. — шепчешь ты и, немного отстранившись, смотришь, как я дрочу тебе, вытащив твой хуй из трусов. Меня и самого это затягивает и вторую замашку и шлепок по щеке я снова пропускаю. На этот раз ты бьешь сильнее, даже на секунду показалось, что перед глазами погас свет. Сразу снова заносишь руку, но я перехватываю ее и тащу тебя в комнату. Заранее развернув спиной к себе, опрокидываю на диван.  — Рих, ты еще не понял, что наебать не получится. — вытряхнув тебя полностью из джинсов, ложусь сверху, прижав всем весом.  — И что, теперь изнасилуешь? — оглянувшись, заманчиво улыбаешься, толкнувшись в меня. Ты начинаешь извиваться еще до начала, пока я просто глажу тебя пальцами между ягодиц; наблюдаю, как ты занимаешь свою привычную позу, подставляя задницу. На тебе осталась одна майка и это лишнее, но снимать ее через голову тоже не интересно. Приходится разорвать повдоль на спине.  — Совсем еб… — не даю тебе договорить и, схватив за волосы, запрокидываю твою голову назад.  — Как тебя можно изнасиловать? Только если будешь сопротивляться. Слегка прижимаю палец к проходу и ты сам двигаешься навстречу, мне даже ничего не нужно делать. Хотя чувствуется, что пока проходит с трудом, ты продолжаешь и можно вставить второй. Терпения надолго не хватает, от напряжения болят яйца и я вытаскиваю пальцы. Тюбик с кремом валяется между диваном и стенкой. Он упал туда еще в прошлый раз, и так и пролежал там несколько дней без надобности. Конечно, в таком состоянии обламывает его доставать, шарить рукой в темноте, выискивая на ощупь.  — Ты вообще нихера нормально сделать не можешь. — скалишься, стоя в своей загнутой позе. — Я бы уже несколько раз за это время успел съебаться.  — Походу, ты сегодня допиздишься и обойдемся без крема. — наконец получается вытянуть тюбик. Стаскиваю штаны вниз, не полностью, — не хочу заморачиваться. Выдавливаю белую полоску, размазывая головкой члена вокруг твоей дырки. И ты снова двигаешься сам, как только я немного проникаю в тебя. Сначала осторожно, медленно насаживаешься; почти соскакиваешь и опять сжимаешь в себе. Наверное, ты хочешь этого даже больше, чем я. Тишину комнаты нарушают только голос говорящего что-то мужика с экрана телевизора, и твои постанывания. Я не могу сдержаться, чтобы не схватить тебя за бедра и всунуть глубже, заставив изогнуться. Теперь можно выплеснуть все, что накопилось за эти два дня- все негативные переживания и неопределенные чувства, возникшие к тебе.  — Мог бы сразу трахнуть, не обязательно было пиздить. — ты будто читаешь мысли. — Только лицо испортил, блять. Вроде бы и хочу ответить, но не получается- первое слово вырывается со вздохом и я замолкаю, прислушиваясь только к твоим вскрикам. Разрядка наступает быстро, ты не успеваешь кончить, а я просто не смог остановиться; хотя и не стал бы этого делать, за все твои косяки.  — Danke, es hat mir gefallen — шлепнув тебя по заднице, отстраняюсь и ложусь рядом. Закусив губу, с явным непониманием смотришь на меня.  — Это все? — голос заметно сбивается.  — Все. — улыбаюсь, глядя на нескрываемое замешательство в твоем взгляде.  — Ты сука. — откидываешься на спину и, обхватив одной рукой за шею, притягиваешь ближе к себе. — Komm zu mir. Я наклоняюсь, поймав твое дыхание и горячие губы. Кровь уже почти высохла, но вкус остался, и можно немного сдавить еще не зажившую рану. Ты стонешь, чуть приоткрыв рот, дрочишь в одном ритме.  — Зачем я тебе? Ты и сам нормально справляешься. — шепчу, скользнув языком по мочке твоего уха. И в этот момент ты резко вцепляешься мне в волосы, стянув так, что я вообще не могу пошевелить головой. До боли кусаешь губы, в кровь, смешивая свою с моей. Кажется, вообще отгрызешь. От твоих прокусов кожу щиплет и обжигает, боль пульсирует, но постепенно стихает, пока ты опять не начинаешь впиваться зубами. Мне остается только терпеть и ждать, когда ты наиграешься. Вырваться нереально- если только оставить клок волос в твоей руке, а бить тебя уже нет желания. Ты не останавливаешься- только быстрее дрочишь, и все сильнее и жестче кусаешься, не оставляя ни единого живого места. Слизываешь проступившие капли крови со свежих ран, но повреждённая кожа немеет и я уже почти ничего не ощущаю.  — Ну как тебе такое? Тоже понравилось? — уголки твоих губ слегка вздернуты в ехидной улыбке. Ритм руки учащается вместе с твоими стонами и дыханием. Чуть вздрогнув, ты кончаешь себе на живот, вытягиваешься во весь рост и расслабляешься. Вытираешь сперму краем простыни. Отпускаешь меня и я просто падаю головой на подушку. От переполнявших еще сегодня эмоций почти ничего не осталось- лишь небольшой осадок и вывод- что видимо, свои ошибки ты можешь исправлять только так. В эту ночь ты не прижимаешься ко мне, как раньше, а поворачиваешься спиной, стянув на себя половину одеяла. Это даже напрягает. Я засыпаю, но сон тревожный и чуткий, я не могу никак отключиться насовсем. Лежу, замерев, глядя в темнеющее окно на часть разбитого стекла. Ты шевелишься, осторожно присаживаешься, диван выдает тебя тихими поскрипываниями. Тихо уходишь в ванную, включаешь душ. Дверь остается открытой, и желтое пятно света падает на пол. Слышно, как шумит вода; щелкает закрывшийся колпачок шампуня. Я не вижу, что ты делаешь, остается только догадываться и представлять. Стараясь отвлечься, начинаю рассматривать длинные черные тени от тополей на стене. Раньше, еще в детстве, это помогало, когда долго не мог заснуть- также смотрел, видя в них героев сказок и фильмов. Теперь не действует. Уже другая фантазия захватывает сознание, увлекая все дальше в мир пошлых мыслей. Представляю, как ты стоишь под душем, капли падают на кожу и стекают вниз тонкими струйками по изгибам тела; прикрытые глаза и мокрые губы. Ты прикасаешься к себе, гладишь, трогаешь. У меня встает и я опускаю руку вниз, откинув одеяло, обхватываю пальцами член и закрываю глаза. На отсутствие воображения мне никогда не приходилось жаловаться и, представив, как трахаю тебя, подбираю нужный темп. Конечно, я могу зайти в ванную и реализовать все свои мечты прямо там, но ты, наверное, такую мою несдержанность воспримешь как слабость. Лучше просто думать об этом и дрочить. И, несмотря на то, что между нами происходит, не хотелось бы, чтобы ты застал меня за подобным занятием; одно дело- передернуть во время секса, а так как-то стремно. Хотя за то, что спалюсь, можно не переживать, — все-равно услышу, когда ты выключишь воду. Становится жарко, простыня прилипает к спине, и я понимаю, что скоро кончу. Тянуть время нет смысла; чуть ускоряюсь, ощущая уже почти неконтролируемое напряжение. В этот момент возникает какое-то странное чувство, будто меня касается что-то физически неосязаемое, легкое и невесомое; это и заставляет открыть глаза… Ты стоишь рядом, обернув бедра полотенцем и наблюдаешь за мной с едва заметной улыбкой. Темные пряди мокрых волос падают на лоб, придавая твоему лицу еще больше привлекательности. Я не успел бросить свое занятие, и так и продолжаю дрочить, глядя на тебя, только медленнее; даже реально- смутившись от такой ситуации. Как я мог проебать вспышку и не услышать, что ты выключил душ, но… оказывается я ничего не проебал- в ванной все так же шумит вода. Я останавливаюсь, зажав хуй в руке. Сейчас мне не просто жарко, — щеки горят от гонимого смущения и при лучшем освещении ты бы это заметил. Своим появлением ты меня тупо обломил и сбил весь настрой.  — Че это ты переслал? — издевательский тон в твоем голосе и, присев на край дивана, опускаешь руку мне на колено. — Было так интригующе. Ты пытаешься изобразить на лице удивление, но получается только выражение пошлого ожидания.  — Ты почему воду не выключил? — я не нахожу, что тебе ответить.  — Это уже неважно. — твоя рука ложится сверху на мою, в которой я держу постепенно падающий член. — Продолжай, мне интересно. — шепотом говоришь ты. Оперевшись руками за спиной в диван, ты немного отстраняешься и не спускаешь с меня глаз.  — Тилль, мне понравилось смотреть, не стесняйся. — твоя тихая усмешка и ты почти незаметно облизываешься. Я продолжаю, но несмело, реально стесняюсь делать все так, как было, пока ты не пришел.  — Глаза закрой. — снова шепчешь. — Представь, что меня нет в комнате. Это действительно помогает, так хотя бы визуально я остаюсь один. И, откинувшись на подушку, продолжаю уже начатое, быстрее ставлю хуй в изначальное положение, а шум воды даже помогает расслабиться. Очередной прилив дикого желания и, в следующий раз, когда головка оказывается над сжимающими пальцами, добавляются новые ощущения. Ты прислоняешься губами, облизываешь по всей длинней, водишь языком по краю плоти и пропускаешь в рот. Со вздохом из груди вырывается тихий стон. Ты не останавливаешься, но заглатываешь всего несколько раз, и поднимаешься.  — Так опять быстро получится. — выхватываешь у меня из-под головы подушку, и швырнув ее в кресло, замираешь в квадрате падающего в окно освещения. Блять, походу я в край ебанулся, растерял все остатки рассудка, но тупо залипаю, разглядывая тебя- твою четкую фигуру, привлекающую своей безупречностью.  — Крем возьми и иди сюда. — это звучит, как приказ, только немного мягче. Я делаю все, как ты говоришь- беру тюбик и подхожу к тебе. Член стоит и болтается от каждого шага, от этого даже смешно. Останавливаюсь напротив и ты, не дождавшись, когда я проявлю инициативу, легко касаешься языком моих губ и сам снимаешь с себя полотенце, швырнув на пол. Поудобнее устроив подушку под собой, откидываешься назад, прижимаешься к спинке кресла и раздвинув, закидываешь ноги на подлокотники. Взгляд скользит по мне и ты, слегка улыбнувшись, манишь пальцем.  — Тебе не хватило? — наклоняюсь, прикоснувшись ладонью к щеке. В ответ- снова улыбка; хватаешь меня за руку и тянешь к себе, но только на мгновение, чтобы в очередной раз поцеловать искусанные губы.  — Как может хватить двух минут? — тихо смеешься, закатив глаза. — Или ты больше не можешь? Конечно, я понимаю- сейчас ты играешь и все это говоришь в шутку, ну или чтобы позлить, но все- равно ведусь на твои слова. Ты замираешь, вытянув руки над головой, вцепляешься в спинку кресла, пока пальцами растягиваю тебя.  — Только не ори сильно громко. — шлепнув по бедру, медленно пропихиваю член внутрь влажного от крема прохода. Кресло стоит недалеко от окна, поэтому не исключено, что твои крики слышно на улице, а учитывая и без того хреновую репутацию, соседи обязательно припишут мне еще какие-нибудь подвиги. Ты не зажимаешься, только шумно втягиваешь воздух и тихо стонешь. Теперь можно трахать и любоваться тобой одновременно. В эти моменты меняется даже выражение твоего лица- хоть и сохраняется привычная жесткость в чертах, но выражена она не так ярко. Все же ты становишься немного мягче; но самая главная особенность, которая, походу, меня и цепляет больше всего- то, что как бы ты ни старался это скрыть, именно сейчас позволяешь самому себе быть слабее; и этого, кроме меня никто не видит. Для всех остальных ты так и останешься идейным отморозком, лишенным всяких чувств и эмоций, живущим по собственным законам и укладам. Ты лежишь передо мной, закинув одну ногу на подлокотник кресла, а другой упираешься мне в плечо. Так мы еще не пробовали, но мне нравится. Долблю тебя и ты, в порыве переполняющих желаний, прикусываешь губы, пряча глаза под густыми черными ресницами. Обхватив свой член пальцами, водишь рукой вниз и вверх, и на каждое мое проникновение внутрь отзываешься стонами, все громче и чаще.  — Тише, блять. — пытаюсь сказать сквозь зубы, но получается только шепотом. Стаскиваю тебя чуть ниже, вцепившись в бедра, так можно всунуть глубже. Чувствую, как ты начинаешь напрягаться, сокращая мышцы.  — Noch tiefer — вскрикиваешь и движения твоей руки становятся быстрее. В этот момент у тебя действительно блядский вид. Взгляд полуприкрытых глаз, губы и твоя поза начисто вышибают остатки рассудка.  — Halt die Klappe, kleiner Abschaum — глядя, как ты дрочишь, ускоряюсь, стараясь поймать ритм. Ты кончаешь, выплеснув сперму себе на живот и на грудь, и я успеваю почти одновременно с тобой. Заметно расслабляешься, свободно развалившись в кресле. Вроде как в завершение всего этого мне стоило бы сказать тебе что-то… типа как помирились, и все нормально… Но я не знаю, что именно нужно говорить в таких случаях и, представив, как пиздану какую-нибудь бредятину и ты будешь ржать, решаю, что лучше молча поцеловать. Наклоняюсь, в попытке немного приблизиться, но ты отпихиваешь меня в плечо ногой.  — Не жмись, и так жарко. — потираешь слегка припухшую щеку. — Сука, чуть зубы не выбил. Походу, теперь долго будешь припоминать мне сегодняшний вечер.  — Нехер было стекла бить. — весь настрой на проявление чувств резко проходит, наверное, это даже к лучшему. На прощание пнув тебя под колено, возвращаюсь на диван. Закуриваю, стараясь не смотреть в твою сторону. Ты подходишь сам, поднимаешь с пола разорванную майку и, вытерев ей остатки спермы, швыряешь в меня.   — Можешь вместо стекла повесить. От такой нежданки я на какое-то мгновение теряюсь, сдерживая переполняющие эмоции. Ты с улыбкой наблюдаешь за мной, достаешь сигарету из лежащей на тумбочке пачки.  — Нечего сказать? — твой холодный тихий смех разносится в тишине. — Каша застыла? Мелькая огоньком, отступаешь назад на шаг, к окну; медленно- следующий шаг.  — Рих, стой. — осознание происходящего заставляет подорваться с места. — Там осколки. Схватив тебя за руку, тяну к себе. Ты замолкаешь, удивленно уставившись мне в глаза. Быстро оборачиваешься, глянув на пол. В темноте ничего не видно и нет смысла пытаться сейчас там что-то рассмотреть. — Здесь кури. — оттолкнув в сторону, надеваю найденные возле дивана трусы и откидываюсь на подушку, зажав сигарету в зубах. Ты так и стоишь посреди комнаты с малость ошарашенным видом, но постепенно отмираешь и присаживаешься рядом со мной. В секунду приковываешь меня взглядом.  — И ты, после всего, что сделал сегодня, еще переживаешь, что я могу порезаться? — секундное замешательство и улыбка- как способ спрятать свои переживания. Я уже успел изучить почти все твои взгляды, интонации, смех, некоторые жесты, чтобы хотя бы иногда догадываться, что на самом деле за ними скрывается.  — Типа того. — улыбаюсь в ответ. — Кстати, ты воду не закрыл. Ты, с едва уловимой усмешкой, опускаешь голову мне на плечо и замолкаешь. Со двора доносятся привычные звуки утра выходного дня: где-то играет музыка, в песочной куче верещат дети, споря, кому достанется единственный на всю их пачку водяной пистолет и право обливать из- за кустов проезжающие по дороге автобусы; как всегда орут не совсем еще или уже нетрезвые соседи; хохот из открытых окон общаги, — в общем, все как всегда. Только ко всему этому добавился еще один голос- голос Шнайдера.  — Тилль. — Шнай крикнул и прислушался. — Тилль, что у тебя случилось? Видимо, заметил часть отсутствующего стекла в окне.  — Мы вообще то к Ландерсу ехать собирались, или ты забыл? — Шнайдер не оставлял попыток разбудить меня. Если честно, я именно забыл; со вчерашней канителью все планы вылетели из головы. Приходится нехотя вставать, скидывать ему ключ. У меня есть еще немного времени, чтобы разбудить тебя. Ты спишь лежа на животе, так и не одевшись, лишь укрывшись по пояс одеялом. Я стаскиваю его вниз, открыв все твои притягательные формы и, опустив руку на задницу, сжимаю ягодицу, слегка шлепнув, сдавливают сильнее. Ты еще не отошел ото сна и в заторможенном состоянии отзываешься на ласки едва слышными постанываниями.  — Не лезь. Я спать хочу. — разворачиваешься на спину, скинув мою руку и я невольно прикасаюсь к твоему члену. Утренний стояк заставляет улыбнуться. Можно было и продолжить, если бы не Шнай. Долго наедине с тобой оставаться не получается. Кристоф уже стоит на площадке и стучит в дверь.  — Одевайся, а то вместо меня рядом с тобой окажется Шнайдер.  — Какую-то хуйню несешь. — поднимаешься и, усевшись, с закрытыми глазами шаришь рукой по дивану, в поисках трусов. — Нахер так рано приходить?  — Я же говорю, чтобы меня подменить. Похоже, ты еще долго можешь так просидеть, бесполезно стараясь найти свои вещи. Приходится самому поднять одежду и кинуть тебе в лицо. От этого ты наконец открываешь заспанные глаза.  — Быстрее шевелись, отсчет пошел.  — Ебать. Это что тут произошло? Шнайдер застыл в пороге, уставившись на бардак в комнате. Камень по- прежнему валялся возле кресла, весь подоконник и пол под окном были усыпаны осколками разбитого стекла, твоя смятая разорванная майка повисла на краю дивана. Ладно, хоть белая, на ней не видно палева. Ты уже успел натянуть джинсы и, вскочив, замер с таким видом, будто тебя застали за тем, чего нельзя было делать.  — Рих, что с лицом? — ошалелый взгляд Шная остановился на тебе и я только сейчас заметил, как распухла и посинела щека. Я молчу- не знаю, что ответить, еще не придумал. Ты, аккуратно ощупывая ушиб, намеренно тянешь время; быстро водишь глазами по сторонам, задумываешься, но лишь на мгновение и, когда тишина становится невыносимой, улыбаешься:  — Камнем ебнули. — уверенно, с некоторым раздражением в голосе, нарушаешь молчание. — Прямо в окно, даже увернуться не успел. Только выглянул на улицу, чтобы посмотреть, кто орет. Так пиздануло, что до сих пор мутит и башка кружится. Выходишь в коридор, искоса глянув на меня.  — А ты знаешь, кто это был? — крикнул вслед Шнайдер, сочувственно покачав головой.  — Нихрена я не знаю. — включаешь свет, поворачиваешься к зеркалу и я вижу, как резко меняется выражение на твоем лице- от удивления до бешеной ненависти. — Блять. Той суке, которая это сделала, ебало мало сломать. Тварь. Падла. Мразь. Из твоих фраз можно было составить словарь, с подробным описанием интонации произношения. Не крика, не истерики, а мертвого холода. Отпихнув с порога Кристофа, врываешься в комнату и подойдя вплотную ко мне, впиваешься глазами. В этот момент я начинаю осознавать, насколько повезло, что взгляд не материален- иначе меня бы просто разорвало, разбило о стену, раздавило, выпотрошило и все пытки инквизиции показались бы раем по сравнению с тем, что я почувствую.  — Тилль, это же беспредел. — чуть ли не шепотом произносишь ты. — Я как теперь, по- твоему, буду по улице ходить?  — Ногами, как раньше. — так же тихо отвечаю, наклонившись ниже к твоему уху.  — Рих, ты, походу, с нами к Ландерсу не поедешь? — осторожно спросил Шнайдер. Ему не приходилось еще наблюдать тебя в подобном состоянии и, наверное, со стороны это смотрелось немного дико.  — С хуев это я не поеду? — неизменная улыбка, но взгляд все тот же и ты отворачиваешься, оставив меня в покое. — Обязательно поеду. Только мне надеть нечего, майка после вчерашнего в крови. Пока едем до города, не разговариваем с тобой, но тупо прикидываемся, что все нормально. Шнайдер- на заднем сидении тоже молчит, еще больше накаляя нервы. Ты уставился в окно, и ни разу не повернулся за это время. Всем своим видом пытаешься заставить меня почувствовать вину; нельзя сказать, что мне совсем уж безразлично, скорее всего- раздражает сложившаяся ситуация. Нужно бы было пояснить тебе еще раз, почему так произошло, но из-за Кристофа о разговоре можно забыть. И больше напрягает вопрос- откуда у тебя вообще возникло желание ехать с нами, учитывая твое отношение к Ландерсу, или это твой какой-то очередной заеб и неизвестно, чем закончится наш визит. Оставив машину на стоянке, идем к центральному входу, ты незаметно отстаешь и куда-то пропадаешь. Я даже не сразу заметил, что тебя нет, полностью погрузившись в свои мысли.  — А где Рих? — Шнай оглянулся, уже распахнув дверь.  — Не знаю. — я быстро окинул взглядом всю стоянку. — Только что здесь был.  — Будем ждать? — поинтересовался Кристоф, зависнув возле открытой двери.  — Нет. Он слился, походу. Стремно стало перед Ландерсом показываться… — понимаю, что меня тупо понесло и я замолкаю. — В таком виде стремно.  — Тогда пойдем. — Шнай опустил глаза и с понимающим вздохом добавил. — Мне бы тоже на его месте стремно было. Окно палаты расположено на солнечной стороне, и в небольшом помещении светло и как-то не по- больничному уютно. Только белое постельное белье портит весь вид, нагоняя тоску однообразием. Сегодня Пауль выглядит намного лучше, будто его и не обламывает пребывание здесь.  — Я уже умею ходить с костылями. — гордо сообщил он и, взяв те самые костыли, стоящие возле тумбочки, продемонстрировал свои достижения; коряво прошагал по палате до двери, вернулся обратно и шлепнулся на кровать.  — Пока еще не совсем привык, но все же. Шнайдер схватил оставленные костыли и, поджав ногу, попробовал повторить то же самое. Но по росту они явно ему не подходили, и после нескольких попыток он прекратил свой эксперимент.  — Кстати, ты прикинь, Риху голову камнем разбили. — подсев к Ландерсу, Шнай на секунду замолчал, дожидаясь внимания. Я не вмешиваюсь в затянувшийся на несколько минут рассказ, просто слушаю новую версию всего случившегося у меня дома. Вам бы обоим сказки сочинять: тебе придумывать, а ему- дополнять красочными описаниями и подробностями. Со слов Кристофа получалось, что всю мою комнату разнесли к ебеням, оставив после нападения лужи крови.  — Это, наверное, евреи сделали, или кто-то из общаги. — Пауль шлепнул себя по колену и, с видом, типа разъясняет всем известные факты, вылупился на нас, как на долбоебов. — Почти весь район в курсе, что Рих идейный, поэтому евреи и взбесились, тем более, после смерти Гольдберга. Может, даже думают, что это из- за Риха случилось. Ну, или в общаге меня спалили, когда я за ними смотрел. Походу, это мне хотели башку проломить, а в темноте нас перепутали и он из- за меня выхватил. От всех выводов Ландерса становится смешно и я на мгновение, кажется, даже забыл о твоем внезапном исчезновении. Дверь резко открылась настежь, ударившись о стену. Ты появился также неожиданно, как и пропал. Оглядев нас всех, прошел в палату.  — Guten morgen, урод. — кидаешь Паулю на кровать какой-то пакет и, оскалившись, присаживаешься рядом со мной. — Жри витамины, только кишку не забей. Ландерс быстро открыл и расплылся в улыбке, собирая выкатившиеся яблоки и апельсины.  — Вот это нежданка. — но посмотрев на тебя, сходу переменился в выражении лица. — Пиздец, все ебало расхлестали. Шнай уже рассказал, как это случилось. Жаль, что ты не знаешь, кто это сделал.  — Да, жаль. — твой беглый взгляд на мгновение цепляется ко мне и ты отворачиваешься, наигранно вздохнув.  — Все- таки, скорее всего, это евреи. — обтерев одно яблоко о футболку, Пауль с хрустом откусил большой кусок. — Ну ты там шороху наведи, кто так криво едет. А если какой замес начнется, то я всегда поддержу, только выписали бы поскорее. Я уже не в силах сдерживать приступ смеха, гляжу на вас обоих: на жующую рожу Ландерса и твое подбитое лицо. Причем, правду знаем только ты и я, а создавшиеся вокруг всего сплетни по своей содержательности больше похожи на сценарий к какому-нибудь бредовому боевику.  — Нет, Полик, я не смогу без тебя. — твоя отмороженная улыбка становится шире, открыв белые зубы. — Ты нам там нужен. Когда, кстати, ты на волю выкинешься?  — Я точно не знаю, но врачи говорят, что надолго не задержусь. Потом еще и после выписки придется на костылях ходить, пока нога не срастется. — с набитым ртом отозвался Ландерс и не все слова четко различимы.  — Ты, главное- поправляйся, чтобы выпустили с чистой совестью. А там мы уже поможем, даже к Тиллю будем на подоконник приносить, ну только иногда, чтобы ты не надоедал. — криво усмехнувшись, смотришь на меня своими мертвенно- ледяными глазами. — Я думаю, против никто не будет, все только порадуются твоему возвращению. Наблюдая, с каким восторгом Пауль слушает все это, в очередной раз убеждаюсь, что излагать мысли и выкрутить любую ситуацию так, как нужно, не составляет для тебя особого труда. Только, опять же, не понимаю другое- зачем ты это все говоришь? И зачем эти яблоки?  — И еще совет, — ты не сильно тут увлекайся кишкоманией, а то и так отожрал жопу, что никакой канат твой вес не выдержит. — это уже откровенный подъеб и ты, не скрывая жестокий смех, разваливаешься на больничной койке, как у себя дома. Меня распирает любопытство от твоих нескончаемых выдумок. Я откидываюсь на спину, уперевшись локтями в кровать так, чтобы быть немного ближе к тебе:  — Рих, в чем подъебка? В яблоках снотворное или слабительное? Или все вместе? Ты смотришь на меня вполне серьезно, безо всякого намека на шутку.  — В них витамины, если ты не знаешь. На обратном пути ты попросился сесть за руль. В принципе, повода запрещать тебе это сделать, не было. И, как только мы выехали из города на трассу, поменялись местами.  — Шнай, тебе домой? — ты немного медлишь, прежде чем тронуться с места.  — Да. Мне еще с сестрами сидеть. — с явным разочарованием отозвался Кристоф. — Родители попросили. Объяснять тебе, как что делать, не пришлось. Без лишних вопросов, куда жать, как набирать скорость, как тормозить, ты сам ведешь машину и достаточно хорошо. Лишь один раз, когда обогнал на повороте микроавтобус, чуть не влетел в движущуюся навстречу машину, но вовремя свернул, резко выкрутив руль, отчего зад «опеля» немного занесло. Шнайдера швырнуло по салону.  — Заебись. Поехали быстрее, еще также хочу. — заверещал Кристоф, хлопая руками по спинке твоего сидения.  — Сам потом ремонт оплатишь? — обернувшись к нему, я застал опечаленный вид и скрещенные на груди руки.  — Ладно, везите уже меня домой. — недовольно произнес Шнай. На время остановились, высадив его во дворе. И снова молча сидим и курим в приоткрытые окна. Ты- высунув руку на улицу, теперь хотя бы не отворачиваешься от меня совсем, глядя прямо перед собой, в лобовое стекло.  — Тебя тоже домой отвезти? — не выдержав молчания, выжидающе смотрю на твой профиль.  — Нет. Я не хочу домой. — ты немного запоздало реагируешь на мой вопрос, будто собираясь с мыслями. — Пока не хочу. И, выехав со двора на дорогу, поворачиваешь в сторону завода.  — Рих, куда мы едем? — серые здания цехов с коптящими небо трубами остаются позади, лишь высокий забор еще долго тянется вперед.  — Ты мне не доверяешь? — издевка в твоем голосе, развеивает все сомнения- ты опять что-то задумал.  — При чем тут доверие? Я вообще интересуюсь, куда мы едем?  — Помолчи лучше. — на мгновение холодно посмотрев на меня, снова переводишь взгляд на дорогу. — Сам все узнаешь. Только не задавай вопросов, у меня нет желания разговаривать. Проскочив мимо бетонного столба с примотанной к нему на проволоку покрышкой, чуть притормаживаешь и съезжаешь на обочину. Раньше где-то здесь была грунтовка, ведущая вдоль забора завода к еще одному, некогда жилому району. Столб служил знаком, что скоро должен быть поворот, но теперь его не видно- все заросло пожухлой, выгоревшей под солнцем травой. Несколько лет назад последние жители оставили свои дома на растерзание времени и, видимо, с того самого момента сюда никто не наведывался. Так и не отыскав хоть что-то отдаленно напоминающее проселочную дорогу, ты сворачиваешь в поле и, держась ближе к забору, гонишь машину дальше.  — Блять, тебя куда несет? — ответа так и не последовало. Ты вообще никак не реагируешь, впившись глазами в одну точку перед собой.  — Рих, ты машину умотаешь. Поехали обратно. — пока еще спокойно пытаюсь говорить, но нервы начинают сдавать. Вдали, как призраки виднеются полуразрушенные двухэтажные коробки, разбросанные по пустырю; одиноко торчат из земли несколько фонарных столбов. Отдельный, оторванный от основного район, всего в несколько домов, когда-то был наполнен жизнью, а сейчас больше напоминал какую-то часть заброшенной цивилизации, уцелевшей после ядерного взрыва. Под колесами появляется потрескавшийся, как выжженная земля, асфальт. Сквозь его щели кое- где пробивается высокая трава. Набирая скорость с каждой секундой, мы проносимся мимо перекошенной, завалившейся на бок карусели, через пустеющий двор, встречающий нас черными дырами окон и подъездов. В промелькнувшем в стороне большом металлическом скелете какой-то то конструкции, с развевающимися на ветру клочьями полиэтилена удается распознать то, что раньше было теплицей. Двор заканчивается, заканчивается асфальт, дальше в нескольких метрах- глубокий овраг; ты резко тормозишь в последний момент, остановив машину на самом краю. Пошарив по карманам куртки и, убедившись, что не забыл сигареты в салоне, оставляешь меня в одиночестве, хлопнув дверью. Вокруг- пусто и мертво, только в небе над головой гудят натянутые провода линии электропередач. Дикая малина на склоне оврага редкая и чахлая- почти как и вся здешняя природа; изогнутое горелое дерево тянется черными ветками вверх, как вылезающая из- под земли костлявая рука. Единственное воспоминание, связывающее меня с этим местом, казалось, что забылось бесследно, стерлось по прошествии многих лет, но сейчас, приехав сюда, ты заставляешь все вспомнить… Я тогда гулял возле твоего дома, и ты увязался за мной. Поначалу меня это не особо напрягало- ты просто таскался следом, собирая в карманы все, что попадалось под ногами- фантики, пробки от бутылок, разноцветную проволоку; но это спокойствие продолжалось ровно до того момента, пока тебе не наскучило твое занятие. Ты затеял какую-то игру, которая для меня была совсем неинтересна. Да и ты сам тогда не вызывал во мне интерес, в том возрасте разница в пять лет достаточно ощутима. Ты жутко достал меня своими просьбами поиграть и я решил, что нужно сваливать. Все мои уговоры не ходить за мной и остаться во дворе остались безрезультатными. Тропинка от твоего дома вела через лес и я пошел, в надежде, что все- таки отстанешь и вернешься обратно. Как я ни пытался оторваться, ускоряя шаг, ничего не вышло- ты бежал позади, спотыкаясь и падая, но не оставил меня в покое. Так мы и оказались на краю этого оврага. Конечно, можно было пройти другим путем- вдоль заводского забора, но я специально выбрал именно такой. Хоть что-то должно было тебя остановить. Идти возле самого обрыва становилось все труднее; тропинка почти исчезла, земля и камни сыпались из- под ног, устремляясь вниз; и, чтобы пробираться дальше, приходилось хвататься за ветки кустов. Я думал, что сюда ты точно не полезешь и был уже почти на том месте, где заканчивалась вся эта полудохлая растительность, и можно было не висеть на краю оврага, а спокойно выйти на поле. Но неожиданный шорох в стороне, звук осыпающихся камней и глухие удары заставили повернуться и замереть. Собирая собой все корни и ветки, ты кубарем катился по склону. Мне казалось, что тебя разобьет, прежде чем ты окажешься внизу, и стало не по- детски страшно, когда упав на дно оврага, ты застыл в одной позе и некоторое время лежал не двигаясь. Уже потом помню твои глаза: без слез, без страха, будто ничего не случилось; сидя в траве, ты пытался остановить кровь- пока падал, разбил колено, а еще помню твою разорванную футболку и оцарапанные руки и лицо.  — Только никому не говори, что я упал. — было единственным, что ты тогда сказал, пряча взгляд. Я пообещал держать все в тайне, но уже к вечеру наши родители знали обо всем случившемся. Кто-то из знакомых твоей матери видел, как ты навернулся с обрыва. В общем, мы оба выхватили. Ты- за то, что потащился туда, а я- что не уследил за тобой. Хотя вся эта ситуация меня дико бесила- я не звал тебя с собой и вообще не обязан следить за тем, что ты делаешь, ты сам был виноват в произошедшем, но именно в тот момент у меня внутри зародилось чувство ответственности… И, кажется, только теперь я начинал понимать, зачем ты меня сюда привез, что хотел этим сказать. Это- признание своей вины; осознание того, что сделал неверный шаг и оступился, а я до сих пор, как тогда, продолжаю молчать, держа в секрете все твои косяки. Только со временем они изменились и стали жестче...немного... Ты сидишь на капоте, с очередной зажатой в пальцах сигаретой и, как только я подхожу, отворачиваешься в сторону.  — Я не буду ничего тебе пояснять. — не глядя, тихо говоришь ты. — Сам поймешь, если не совсем тупой. Присев рядом, тоже закуриваю. Ветер гоняет волнами траву на поле и, растрепав волосы, щекочет лицо.  — Уже понял. — незаметно улыбаюсь. — Просто не думал, что ты помнишь тот случай.  — Я все помню. Хотел еще вчера поговорить, но не получилось. Наконец цепляешь меня взглядом. Уголки губ слегка приподнимаются, застыв на мгновение. Ты без слов сказал все, что хотел. Осторожно прикоснувшись к моей руке, падаешь головой на плечо. Я замираю, ощущая твое тепло, боясь даже пошевелиться, чтобы не нарушить наступившее спокойствие.