Where is my mind?

*** — Есть такая игра — Spore, — светским тоном вещает Кроули, выкручивая руль на повороте и снова втапливая педаль газа в пол. — Там про эволюцию. Развиваешь своё выдуманное существо от клетки до космической державы. Так вот, когда играешь первый раз, создаёшь самые безумные комбинации существ. Проверяешь, а что будет, если дать ему две головы? А если крылья на коленках? А если одну руку на конце хвоста? Вообще не дать рук? — Откуда ты знаешь столько про игры? — Азирафаэль морщится, держась за ручку над дверцей, но не возмущается стилем езды. — Маг рассказал. И про компьютеры — он же. — Я расследовал дело Антихриста, а ты пытаешься раскрыть секрет Бога-создателя? — Одна из твоих голов в берсерковом припадке закричала, что ты — галактический пограничник. Очень интересное замечание. Учитывая, что Ад у вас под боком, а обороняться явно предполагается от кого-то извне. Они минуют более-менее пустые улицы, приближаясь к окраинам Лондона. И вот там, кажется, Апокалипсис уже начался. Гуща мигающих красным автомобильных жоп — плотная, как скала. А ведь это ещё не кольцевая автострада! — Всё. Встали, — резюмирует Кроули и бросает испытующий, весёлый взгляд на замершего в непонимании ангела. Добавляет: — Мне очень жаль твой магазин. Азирафаэль вдыхает и медленно выдыхает. — Это уже не имеет значения. Зачем ты говоришь это сейчас? Что ты задумал? Кроули сцепляет пальцы в замок, с удовольствием тянется до хруста костей, и возвращает руки обратно на руль. — Если делать что-то в последний раз, то делать стильно. Держись крепче, ангел. «Don't! Stop! Me now!» — оживает магнитола так громко, что ангел подпрыгивает на месте от неожиданности. Кроули, усмехаясь, теперь уже без колебаний жмёт на газ. Азирафаэль не пожалел свои книги и родные стены. Они послужили ему как следует. Кроули не пожалеет «Бентли». Это конец света. Здесь не отделаться малой кровью. Скоро всё сущее перестанет существовать. «Бентли» только рада отправиться в свой последний рейд, если это поможет всем. Он несётся по тротуару, скребёт обшивкой о столбы, поворачивая; сшибает гидранты, без сомнений врезается в мешающие машины, и ревущий двигатель сносит их с его пути, словно кегли. Он теряет боковые зеркала практически сразу. Краем глаза он кидает взгляд на позеленевшего, покрывшегося холодным потом с ног до головы Азирафаэля. В какой бы панике тот не был, то, что капот раз за разом восстанавливает форму после тарана — его работа. — Тебе надо было водить бульдозер, и дело с концом! — кричит ангел. Кричит, потому что вслед им гудят всё и вся, включая полицейские кортежи, завязшие в пробках далеко и надолго. Запах гари становится всё сильнее, пока не заполняет собою весь воздух. «Бентли» врывается на кольцевую трассу М25, как быкующий молодой квотербэк. — Ангел, крылья — в машину! — шипит Кроули, сдёргивая очки. — Не высовывайся, чёрт тебя дери, и не пробуй прикрыть нас. То, что ты видишь впереди, куда хуже адского пламени. Там не только жар звёзд, но и едва ли не абсолютный ноль по Кельвину, говорю тебе как обладатель природных термодатчиков в носу. — Понял, — сглатывает Азирафаэль, с ужасом глядя вперёд и вверх. Пламя причудливо отражается в его глазах, споря с голубым холодом радужки. «Бентли» трогается вдоль ряда автомобилей. Кроули понимает, что пора. Если он погибнет, пытаясь, и люди всё же убьют Антихриста, то что будет с Магом? Он достаёт смартфон и отправляет прощальное смс. Азирафаэль догадывается сразу, что и зачем он делает, и напряжение покидает его лицо, сменяясь тем редким пониманием, что всегда выдавало в нём слишком древнее существо. — Я могу посмотреть? — спрашивает он, показывая тоном, что совершенно не обидится на отказ. — Да. Это последний шанс для него узнать, кто такой Маг, и какие отношения связывают его и Энн Аштарот. Скрытая, неизвестная для него часть судьбы Кроули. Уже может не быть времени рассказать. И что важнее — он хочет узнать это, когда перед ними взвивается к небесам океан огня. А: «попала в аварию.машина горит.не знаю, останусьли жива. на всякий случай прощай, Маг.оставайся человеком» Азирафаэль пролистывает сообщения вверх, стараясь не выдавать, как внезапно задрожали руки. Листает вплоть до того, датированного утром среды, когда Кроули бинтовал ему руку. 7:05: «С днём рождения, Маг». Азирафаэль возвращает ему телефон. — Сообщение доставится ему лишь спустя 20 минут, — поясняет Кроули с необычной серьёзностью. — Когда самолёт сядет в аэропорту. — Уже после Апокалипсиса? — Ты знаешь точное время? — В достаточной степени точное. Не до секунды. Когда до океана сверхъестественного пламени остаётся не более километра, Кроули разгоняет «Бентли» до максимальной скорости и ещё немного быстрее. — Там же сплошной огонь, нам не проехать! — запоздало восклицает Азирафаэль, вцепившись в его колено. — Нас сразу развоплотит, нужно придумать что-то ещё! Мимо мелькает полицейский кордон, точно последний верстовой столб цивилизации людей. Кроули самоуверенно усмехается. Змеиная радужка демонических глаз затапливает белок полностью, как в далёкие Эдемские времена. Когда Азирафаэль рядом, он чувствует себя способным на всё. — Ты сделал так много, позволь же нас довезти, — тянет Кроули с пижонской ленцой в голосе. — Помнишь, что говорил незабвенный губка Боб? — Нет… — Воображееениеее! И с хохотом врубается в огненную стену, разрезая её «Бентли» пополам. Грёл Апокалипсис — везде и всюду. На душе почему-то было легко, истерично и радостно. *** Солдат, стоящий на воротах авиабазы, видит, как по автотрассе, залитой светом необычайно яркого заката, прикатывается чёрная, обугленная машина, целиком объятая пламенем. Из неё выходят двое. Точнее, один практически выпадает, а второй — выползает. Кроули причитает о том, что от машины не осталось ничего, и он чувствует, как она умирает, каждой клеточкой своего тела. И что идти он не может. Азирафаэль поднимает его с блестящего асфальта, практически отскребает, подхватывает под плечи и колени и несёт к воротам. Наверное, он думает, что Кроули нужны сейчас утешающие объятия, но при этом не менее важно двигаться дальше. Демон повисает на его руках, как настоящий змей. Они оба в копоти, саже, искры поели одежду, покусали за волосы. Впрочем, ему сейчас, в минуту скорби, всё равно, насколько нестильно он выглядит. Азирафаэль сам избавляется от первого одинокого охранника и проходит дальше. Если бы всё так было просто. Видимо, кто-то спугнул военных раньше их. — Ой, Кроули, их много, — тревожно замечает Азирафаэль, останавливаясь. — Я на них всех не придумаю, только убью. Кроули отрывает лицо от его плеча и обводит взглядом три джипа, битком набитых агрессивными вооружёнными людьми. Ему даже особо стараться не надо. Всхлипнув, Кроули заставляет солдат вспомнить самые грустные, самые ужасные и душераздирающие моменты своих коротких, но драматичных жизней. Ну ещё он, конечно, превращает их железные шлемы — в вырезанные из арбузных корок, а автоматы — в змей. Последующий вой и слёзы суровых мужчин и женщин действует на него предельно успокаивающе. Он чудеснул наобум и угадал: каждый что-то терял. Без исключения. Он усмехается, и ангел ставит его на ноги. Он пинками выгоняет плачущих и скорбящих из машины цвета хаки, садится за руль. Протягивает приземлившемуся рядом Азирафаэлю (чувствующему себя очень неуютно) специально сохранённый для него пистолет с запасом магазинов. — Это глок? — осведомляется демон. — Нет, это не глок, — ангел насуплено вертит оружие, что-то сдвигает, щёлкает чем-то. То ли снял с предохранителя, то ли поставил. — У тебя всё глок. Азирафаэлю совершенно не нравится, что он умеет обращаться с этим. Что ж, Бог раздавал роли вслепую, хотя Кроули нравится его собственная. Та, что была изначально. Кроули знает, что если Азирафаэль — оружие, то сам он — спусковой крючок. *** — Вот он, Антихрист, самый беспечный и упитанный! — восклицает Кроули, бесцеремонно указывая на самого подозрительного из детей, к тому же больше остальных пахнущего Адом. Он больше не чувствует ни капли страха или печали. Его мозг кипит бесчисленными образами, потеряв последние признаки инстинкта самосохранения. Азирафаэль тоже давно перестал нервничать, и его почти обречённое спокойствие выглядит опасным. Колёса безликого джипа дрифтуют по асфальту, оставляя чёрные полосы при крутом повороте и резком торможении. Антихрист не выказывает никаких признаков беспокойства ни когда они выходят из машины, ни когда Азирафаэль берёт его в качестве цели на мушку и ждёт приказа открыть огонь, изредка бросая проверяющие взгляды на своего демона. Кроули задумчиво оглядывает открывшуюся композицию, с трудом удержавшись от того, чтобы упереть руки в боки. Вместо этого он прячет их в тесные карманы. Во-первых, всё как-то не по правилам. Трое лишних ребят, что приехали вместе с Антихристом на великах. Мелкая собака, пахнущая Цербером (но больше — молоком и украденной колбасой). А напротив них стоят все четыре всадника Апокалипсиса в полном облачении и скалят зубы — то ли в подобострастном восторге, то ли в незапланированном приступе слабоумия. Азирафаэль держит оружие на вытянутой руке, и она не дрожит. Люди не могут выстрелить точно из такого положения, у них есть специальные стойки. Они используют обе руки или сгибают их, опирают друг на друга, потому что оружие офигенно тяжёлое, и никакие мышцы при статичной работе не спасут от юза мушки. Уже это одно скажет любому, что Азирафаэль человеком не является. Кроули уверен на все сто процентов, что стоит ему принять решение, ангел залепит Антихристу чёткий хэдшот даже с поправкой на возможное резкое движение. А вот мальчик глядит на ангела и демона так невозмутимо, словно сразу понимает про них что-то своё или же заразился слабоумием от всадников. Думает, если не напали сразу, то сомневаются? — Вы что? В них стреляйте! — с возмущением вопит маленькая девочка, тыча пальцем в разномастную четвёрку. — «Взрослые», особенно воинственные мужчины, вы хоть раз можете перестать косячить? Почему все вечно разгребать детям? — Технически, мы не взрослые и тем более не мужчины, — вынужден заметить демон. — Вы двое очень сильно ранены. Давно ранены, — первое, что говорит им Антихрист. — Я разберусь сам. И бросает короткий взгляд на ту самую точку на бедре Азирафаэля. Кроули машинально выступает вперёд, заслоняя место соединения. Впрочем, у любопытного и слишком проницательного мальчишки есть дела поважнее, чем пялиться на них дольше положенного. И тут его телефон, изрядно подпорченный огнём, громко плюётся звуком пришедшей смс. Кроули знает, от кого она, но не может отвлечься. Однако это кое-что значит: часы судного дня кто-то отключил минуту назад. Азирафаэль тоже смекает, а вот всадники смотрят на Кроули, как на придурка, портящего прекрасный момент единения. Кто-то ловко провернул это у них за спиной. Надо их найти и расцеловать. — Кроули, ты посмотри, какая наглость! — внезапно оживает Азирафаэль. — У неё же мой меч! Я не для того его людям давал, чтобы… И тут до Кроули доходит. Просияв, он указывает на Войну, дублируя жест девочки. Возможно, если бы Азирафаэль стрелял на поражение, целясь в уязвимые места, она бы увернулась от пули. Но он это отлично понимал и целился совсем не туда. Его выстрел выворачивает пылающий клинок из рук Войны, и тот со звоном встречается с асфальтом. — Да, — с ухмылкой отвечает Кроули Антихристу. — Ты разберешься. Равновесие нарушено, она уже не успевает его поднять. За дело берётся Антихрист и его марионетки (или всё же верные друзья, вынужденные в данный момент сыграть роль марионеток). Их он, словно артефакты, начиняет своей симпатической магией и, похоже, безо всякого вреда для носителя. Скорее, даже с полноценной защитой. В этом есть определённый стиль. Азирафаэль, наконец, убирает пистолет и теперь уж точно ставит его на предохранитель. По стволу начинают ползти язычки божественного пламени, как отличительный знак. Как клеймо принадлежности. — Кажется, мы здесь были вовсе не нужны, — со вздохом резюмирует Кроули. — Они бы не вырвали меч из рук Войны, — замечает Азирафаэль. — Это способен сделать лишь хозяин клинка. — Тогда не нужен я? Ангел виновато мрачнеет: — Я вовсе не это имел в виду… Без тебя бы вообще ничего не получилось, начиная с путаницы в болтливом монастыре. — Да… Другой бы уследил. Они стоят вдвоём, очень близко, сцепившись мизинцами, и не уходят. Не каждый день видишь, как всадников побеждают. А когда всадник Смерть растворяется в закатных облаках, Антихрист пригвождает их своим неизменно невозмутимым взглядом, кажется, не способным на какие-то яркие или иные эмоции. Его друзья — уже кто круги вокруг нарезает, кто на корточках сидит, держась за голову от потрясения. Третий ковыряет кузов машины, а собака активно «описывает» колесо. — Я могу вам помочь, — предлагает Антихрист вполне чистосердечно. — Лучше китам помоги, — бросает Кроули, собираясь сматывать удочки, пока ещё чего-нибудь не грянуло. — Серьёзно. — Я могу вылечить его рану, — он кивает подбородком на ангела. — Я полагаю, он правда может, Кроули, — отмечает Азирафаэль, испытующе глядя на демона. Кроули делает вид, что размышляет, а потом резко разворачивается на каблуках обратно. С видом «ну покажи, что ты там можешь». — Это у вас на бедре, мистер, эм… ангел, — начинает мальчик. — На бедре? — удивлённо переспрашивает Азирафаэль, оглядывая местами подпалённую штанину. — Не на этом, — уточняет он. — А на невидимом. Кроули спохватывается раньше, чем Азирафаэль опускает взгляд. Он обхватывает его лицо ладонями с двух сторон, вынуждая смотреть только на себя. Страх, стрелой пронзивший сердце, слишком неожидан. Как он не подумал об этом раньше! — Ангел, прежде, чем ты посмотришь, я должен предупредить тебя, — напряжённо произносит Кроули, пытаясь придать голосу как можно больше ровности и спокойствия. — Всё вовсе не так страшно, как выглядит. Все мои… все части тела там, они совершенно живые и им совсем не больно. Запомни это, хорошо? — Но ты говорил, что там змея? — в растерянности шепчет тот. — Да и мальчик вовсе не испуган… Кроули прикрывает глаза. Скрывать правду не имеет больше смысла. Если есть вероятность вылечить, он её использует. — Ладно, приступим. Когда он отпускает его лицо, Антихрист уже сидит на корточках рядом, с задумчивым любопытством разглядывая рану сверхъестественным всемогущим зрением. Азирафаэль медитативно выдыхает и смотрит тоже. А Кроули и так видел это бессчетное количество раз. Как эфирную конечность тугими канатами опутывают тысячи посиневших, почерневших рук, без всякого пиетета переплетённых в сложную бандажную конструкцию, не пропускающую ангельскую кровь наружу. Трудно сказать, было у этих рук много суставов внутри или же они были сломаны нужным образом, чтобы повторить изгиб тела. — Это же… это же чёрная дыра, верно? — подаёт голос мальчик. — Я ощущаю, как тут искривляется время. Застывает, как патока, в полной неподвижности. Поэтому не отмирают? Что-то непрерывно синтезирует мощные гравитационные поля? Азирафаэль, белый как мел, поднимает на Кроули взгляд, которого тот не может выдержать ни секунды. — Это не «змея», — плачущим, дрожащим голосом произносит ангел. — Ты не говорил, что был таким ангелом-создателем… Не говорил, что раньше у тебя было много рук. И что теперь осталась всего одна пара… Или, Боже, змея! Поэтому! Один лишь хвост! Ты отдал все! Кроули не знает, что ответить. — Не думаю, что стоит так сильно переживать, если это можно легко поправить, да, мистер ангел? — снова миролюбиво вмешивается Антихрист. Пора бы спросить его имя. — Буду очень благодарен, — выдавливает Азирафаэль, всё ещё смотря на Кроули самым тоскливым из своих взглядов. — И… ты сможешь выправить его руки? Безболезненно? — Конечно! Запросто. Остальные дети заинтересованно прибредают понаблюдать с безопасного расстояния, как он будет это проделывать, и тоже садятся на корточки. — Кроули, — Азирафаэль хватает его за руку и требовательно, с бесконечным беспокойством заглядывает в лицо. Демон касается его кудрявой, пушистой макушки, доведённой за эти сутки до совершенно серого состояния. — Всё хорошо, мой ангел, всё хорошо. Антихрист проникает через горизонт событий, заращивая зияющую рану, возвращая силы и потерянную кровь на место. И лишь затем он берётся за гравитационные поля, потихоньку ослабляя их, выпутывая из сцепки и выпрямляя одну руку за другой, вылечивая все переломы и разрывы, и отпуская их на свободу, будто подвижных бойких рыб, снятых с крючка. Обратно, в эфирное тело демона-создателя. И когда мальчик доходит до последних пар, то Кроули, наконец, чувствует это. Силу. Внезапную жизненную силу и неуёмную энергию, вливающуюся в опустошённые вены и нервы, точно изысканный природный наркотик. К нему возвращается его. С непривычки чувство равновесия изменяет ему, перепутав верх и низ местами, и даже правое с левым, но Азирафаэль тут же ловит его за талию, подставляя своё плечо, давая опереться. От прилива энергии сильно кружится голова, и Кроули судорожно пробует вспомнить, как нужно расположить все руки, чтобы выровнять положение относительно центра массы Земли. — Вот, — мальчик поднимается на ноги и отряхивает коленки. — Готово. Кстати, меня зовут Адам Янг. А это мои друзья: Пе… Он не договаривает по одной простой причине: разъярённые представители враждующих Царств являются, чтобы узнать, что происходит. Центр Земли резко выравнивается, а они с Азирафаэлем занимают положение, менее похожее на объятия и более — на положение стоящих рядом соучастников. Кроули делает паскудный реверанс своему лорду. Азирафаэль в свою очередь делает вид, что Гавриила не существует в природе. — Включай свои мозги, — сквозь зубы чревовещает Кроули. — Включай своё воображееение, — так же незаметно старается сказать Азирафаэль, да ещё и передразнить. Или он действительно решил, что эту способность требуется произносить с такой экспрессией и протяжностью. Что ж. Чувствуя неожиданный прилив беспокойных сил, о которых давно успел позабыть, Кроули включает «ужа на сковородке» на полную. Он не помнит, как они с Азирафаэлем отбрехались. Он что-то вдохновенно нёс про план, как колобок, не желающий, чтоб его съела лиса. Все хиппи мира могли бы ему позавидовать: разоружить десять миллионов ангелов и десять миллионов демонов. Возможно, кто-то из этих хиппи был бы рад заплатить за это жизнью. Кроули же от этого не в восторге. Он был достаточно убедителен, но им недвусмысленно намекнули, а точнее — прямым текстом пообещали, что они с Азирафаэлем — покойники. Осталось лишь заполнить кое-какие бумаги, а кое-какие личные дела — сдать в архив. Но он так морально выдохся, что страшно ему не было. Лоб — липкий от пота, смешанного с копотью, чего не происходило с ним, даже когда он ехал в горящей машине. И голова всё ещё кружится от энергетической эйфории. Он просто садится на землю, положив локти на колени. Проекции вновь обретённых рук вкладываются последовательно одна в другую, пока не приобретают единый контур. Кроули вздыхает. У него не будет времени освоить всё заново. И такое ощущение, что Адаму пофиг решительно на всё. Хорошо быть Антихристом — не боишься положительно ничего. На него наорали, а он оглядывается в поисках брошенного велика, чтобы свалить отсюда домой к ужину с тефтельками. Это насколько огромный внутренний ресурс должен быть, чтобы… Бонг! Звяк! Надо отдать заёбанности Кроули должное: он даже не вздрагивает. Лишь лениво поворачивается на источник звуков. И обнаруживает пылающий меч в руках Азирафаэля, а у его ног — разрубленные на несколько частей (вместе с прилегающим асфальтом) корону и весы. — На всякий случай… — смущённо поясняет он. И заученным движением прячет меч за спину, в складку реальности между центральных крыльев. — Как ты? Его прикосновение охлаждает лоб и заставляет Кроули улыбнуться. — Чувствую себя очень, очень, до неприличия живым. Ужасно несправедливо для приговорённого, да? — Ещё не поздно попробовать окопаться на Альфа Центавре. — На Альфе Центавра, — автоматически поправляет Кроули. Детишки осёдлывают велосипеды, пёс прыгает в корзинку «девчачьего» велика Антихриста, но не успевают они и трёх метров проехать, как взбунтовавшаяся завибрировавшая земля скидывает их с себя, словно дикий мустанг. Все четверо падают, как подкошенные, после безуспешных попыток выровнять руль. Классика: вопли, ссаднённые коленки, будущие синяки, гавкающая собака, дыра в центре авиабазы прямо в Ад. — Всё. Приехали, — подмечает Кроули, поднимаясь на ноги. Расползшаяся трещина переворачивает джип на бок. — Это пиздец! — с воодушевлённым ужасом визжит один из детей. Они бросают велосипеды и удирают обратно в сторону ангела и демона, прячутся им за спины, но на некотором расстоянии, словно понимают, что лучше выдержать безопасную зону, предусмотренную на внезапный взмах крыльев. Пронимает даже Адама, сперва бежавшего со всеми, а теперь застывшего на месте ближе всех к гигантской рогатой фигуре: у него отвисает челюсть, в прежде невыразительных глазах появляется удивление. — Ты когда-нибудь видел Сатану? — вопрошает Кроули с беспечностью гладиатора, отправленного на сражение с тиграми, и с одной палкой в качестве оружия. Впрочем, тигров он с утра накормил до отвала. — Кроули! — укоризненно одёргивает его Азирафаэль, доставая меч и зажигая его в разы ярче, чем прежде. И, конечно, разворачивая свои эфирно-баллистические зверокомплексы, теперь не стеснённые границами помещения и какого-либо твёрдого вещества. Все три пары его крыльев на свободе, воинственно топорщатся белыми корабельными парусами, отражающими красные заходящие лучи. Адам оглядывается на них с беспомощным, тревожным выражением лица. Огромные огненные лапы разгневанного Сатаны ломают корку асфальта, как слой застывшего шоколада на мягком торте земли. Вибрация его утробного рычания, расползаясь по твёрдой породе, щекочет ступни. — Кроули, пожалуйста! — кричит Азирафаэль. — Ты думаешь, кто-то ещё, кроме тебя, знает, что сейчас делать?! Кроули вздыхает. Сатана застывает с гневно открытым ртом, только собираясь прорычать первую приветственную фразу. Замирают мечущиеся в воздухе горящие искры, поднятые из глубин кипящих кругов Ада, а снежинки — из ледяных. Все световые лучи исчезают в горизонте событий. Кроме тех, что падают на три фигуры: ангела, демона и Антихриста. Две пары демонических рук держат над головой Кроули чёрную дыру, будто антрацитовую корону, а чёрные крылья с единственным белым пером направляют её лучи. Время застывает, растянувшись и распластавшись маслом по бутерброду. Размазывается изображение всего сущего, кроме весьма реалистичного песка под ногами и ослепительно-белого неба без единого облака. — Наших сил недостаточно, Азирафаэль, — печально и неуловимо мягко констатирует Кроули. — Думаю, все здесь присутствующие поняли это ещё на «боссе предыдущего уровня», как выразился бы Маг, — ёрничает Азирафаэль, а потом так же тяжко вздыхает и опускает руку с мечом. — Что-нибудь, Кроули. Хоть что-нибудь. Он не верит, что можно через столько всего пройти, столько всего преодолеть и всё равно не дойти. Сделать всё, на что способен, и даже больше, и проиграть. А ведь ещё недавно он и не думал сопротивляться. Был категорически против. Пускай все дохнут, и крысы, и касатки, и младенцы. Кроули понятия не имеет, что делать. Хотя бы потому, что не знает намерений Сатаны. Это может быть что угодно. — Если ты думаешь, что история с Магом и вся эта борьба, лишь бы не лишиться дома — доказательство того, что я хронический альтруист, ты жестоко ошибаешься, — печально произносит Кроули. — Я совсем не хороший, и знаешь почему? Я ненавижу Бога. Я не хочу воевать против Сатаны, потому что он единственный встал и сказал ему в лицо всё, что о нём думает. Возможно, он узнал какой-то грязный секрет, который никто знать не должен. У него хватило смелости. Он думал, что любим, что его послушают. Но нет — его за это отвергли самым жестоким образом. А как бы выглядел ты, если бы я сделал аналогичное с тобой? Ты бы попытался помочь, указать на что-то, а тебе бы плюнули в душу и обрекли на страдание. Прокляли. Насколько это больно было бы — получить подобное от того, кого любишь? Поэтому он полон ненависти и ярости. Возможно, он тоже ничего не помнит, из соображений безопасности. Его некому было ловить, кроме Бога. Сатана никогда не относился ко мне плохо. Он без задней мысли поручил мне своё дитя. А теперь, получается, я вынужден… — Но он тоже неправ, не так ли? — напоминает Азирафаэль, вовсе не обескураженный его речью, будто на самом деле ожидал чего-то такого. — Если бросил ребёнка, не требуй потом от него лояльности к себе и послушания, верно? И… Сатана всё-таки хочет его убить или выпороть? Заставить поступить так, как ему хочется? Глаза Кроули опасно сужаются. Отец оставлял на Маге немало синяков, если тот не успевал увернуться или убежать в пылу его внезапной ярости. Которую могло вызвать что угодно. Не то движение, не так сказанное слово. Правила «не так сказанных слов» менялись со скоростью света. В общем, отцу не нужна была причина, чтобы вызвериться после работы, на которой он был душкой и лизал задницы всем вышестоящим. Страшно подумать, что он делал, когда кто-то не соответствовал его «плану» и возражал против уготовленной участи. — За всё это время я вот что понял: не бывает хороших, — добавляет Азирафаэль, вовсе не разочарованный в нём. Вовсе не злящийся на него. — Но ты должен выбрать сторону. Нашу сторону, да? Адам поочерёдно смотрит то на одного, то на другого, подмечая в том числе и по одинокому перу противоположного цвета на их расправленных крыльях. — Вам не нужно будет сражаться, — говорит он с готовностью. — Я смогу поговорить с ним сам. Я не боюсь его. Кроули смотрит на него с изумлением. Такая духовная броня проистекает не из побед в бесчисленных сражениях, а из безопасности нормального дома, адекватной семьи, верных друзей во множественном числе. Собаки или кота, в конце концов. Кроули ловит себя на лёгкой зависти. Но его долг требует быть бесстрастным к представленной душе, пока она стиснута гравитационными полями до нормального размера и вполне видима. И он спрашивает: — Почему твой велосипед женской модели? — Это велик Пеппер, — объясняет мальчик. — Она хотела нормальный, со скоростями, а ей подарили этот. Мы поменялись, чтобы я мог возить Пса в корзинке. Это был отличный обмен! Азирафаэль украдкой улыбается. Кроули вздыхает с чувством принятого решения: — Мы будем за твоей спиной. На всякий случай. Приготовились. Три, два, один. И запускает время обратно. *** Его верхние левые руки очерчивают дугу по границе влияния, выстраивая зло сияющие снаряды рождающихся крохотных звёзд. Правые верхние создают дуговую батарею газовых, взрывоопасных комет, под завязку начинённых кинетической энергией космического движения. Центрально-верхние удерживают чёрную дыру в состоянии бездействующего равновесия, а все нижние он оставляет незанятыми. Наверное, если глянуть со стороны, они с Азирафаэлем стоят друг друга. Как кошки, поднявшие шерсть дыбом и изогнувшие спину в попытке напугать превосходящего по силе и размерам противника. И всё же. Адам решился только потому, что они — именно такие, уверенно-самоубийственные, стоят за его спиной. Доказывая тем самым, что он поступает правильно. Стояла бы толпа — гроша бы ломаного не стоила. Кроули чувствует терпкий запах человеческого адреналина, тяжелый взгляд Сатаны, проскользнувший по всему его эфирному телу, жар Азирафаэля справа и белизну его пера в своём крыле. Иисус был Богом наполовину, но не обладал и сотой долей его способностей. Поэтому и погиб так рано. Принял решение погибнуть. Очевидно, что Сатана учёл недоработки при создании подобных гибридов и наделил Антихриста максимально возможной силой. Маловероятно, что Адам полукровка. Итак, оба родителя — демоны? Или один из них ангел? А может, дьявол использовал партеногенез или вообще почкование? Никогда не угадаешь, какие секреты заложил Бог в свои первые творения, неистово экспериментируя. Но, кажется, у Сатаны с сотворением новых существ вышло получше. Не в пример менее забагованные, и несущие самые отличительные фамильные дьявольские черты: непослушание. И именно поэтому… Первый Падший проигрывает. Кроули тяжело это признавать, но — с позором. *** Кроули искренне презирает все машины, кроме своей. Но то, что подъезжает к ним по удивительно ровному серому бетону вместо прежнего асфальта — настоящий тарантас. Из него вылезает человек, сущность которого явно бесполезно испытывать соблазнами или воодушевлениями. Застыл, как коряга. Ей и помрёт, но хотя бы корягой не злонамеренной. — Я вас помню! Вы доктор, — удивлённо заявляет настоящий отец Адама. — Что вы делаете на авиабазе? — А на авиабазах не болеют люди? — огрызается Кроули, змеинообразно повернувшись на него и припрятывая те конечности, которые с непривычки припрятать не успел. Впрочем, человек не обратил на тени крыльев абсолютно никакого внимания. — Вы приехали забрать детей с экскурсии? — осведомляется Азирафаэль, деликатно улыбаясь и выступая вперёд. — Право же, это немного неразумно: куда вы сложите их велосипеды? — Действительно… — мистер Янг оглядывает панораму. Ни единого военного в окрестностях. Одинокий джип стоит на четырёх колесах. — Подождите, экскурсия? Дети усиленно кивают. Чёрт побери, кивает даже собака. — Всё, детишки, уже закат, пора по домам! — уверенно врёт Кроули, хлопая в ладоши. — Понравилась экскурсия? — Дааа… — отвечает ему нестройный хор. — Просто убийственно интересно, — добавляет девочка. — Я надеюсь, Адам, это станет незабываемым опытом для всех нас, да? Мистер Янг невозмутимо забирается обратно в тарантас. Вот в кого Антихрист научился строить такие бессодержательные физиономии. — Вы ведь мои ангел и демон-хранители? — напоследок обращается к ним Адам, уже держась за руль велосипеда. — Я постараюсь не делать ничего глобального, предварительно не посоветовавшись с вами. Признаться, тоннели были не очень удачной идеей… — Хорошо, — Кроули материализует бумажку с номером своего телефона и вручает ему. — Только мы не твои хранители. У тебя для этого есть адекватные родители. Но по глобальным вопросам — звони когда угодно. — Я могу сделать что-нибудь ещё? В качестве благодарности. Те существа, они угрожали вам. Похвальное рвение. Кроули качает головой: — Я полагаю, даже ты не сможешь удержать миллионы обиженных ангелов и демонов от мести. Слишком сильные функциональные изменения и непредсказуемые последствия. Мы прожили достаточно долго. Любой путь рано или поздно заканчивается. Если бы это было возможно, я бы попросил тебя вернуть утраченную память, но она безвозвратно уничтожена. — Хотел бы я почувствовать это, ведь рассказы — это совсем не то, — добавляет Азирафаэль, становясь рядом и касаясь тыльной стороной ладони руки демона. — Она не стёрта, а просто… кхм. Украдена, — понизив голос, словно по секрету сообщает мальчик, чуть наклонившись вперёд. Они озадаченно переглядываются. — Тогда… верни? — отзывается Кроули. — Это будет неплохим окончанием дня. Адам замирает, сосредоточившись. На несколько секунд его открытые глаза снова заполняются алым, но это проходит довольно быстро. Он успешно осваивает свои способности. Хорошо, что при этом он считает, что не очень-то имеет на них право, будто это нечто вроде мандата или ценного общественного достояния.  — Должно починиться. Мистер ангел, что-нибудь чувствуете? Азирафаэль трёт лоб, зажмурившись. — Да… да. Я, кажется… Спасибо… Он вслепую находит плечо Кроули, чтобы прислониться к нему и не потерять равновесие. — Иди уже, — усмехается демон, перехватывая ангела за талию. Трое друзей во главе с отцом, не считая собаки в корзинке, ждут Адама. И безоблачная длинная жизнь, что вероятно, тоже. *** Кроули уже мало что чувствует по поводу того, что Ад и Небеса поймают их для финального суда и что внезапной помощи ждать неоткуда. Хочется либо бухать, либо танцевать. Либо лечь и лежать прямо тут, на остывающем бетоне. Азирафаэль выглядит уже получше. Хотя как ему удалось справиться так быстро с обрушившимися образами — непонятно. Наверное, он отчаянно не хотел тратить их последние часы на рефлексию, а посвятить время целиком Кроули. Он даже свистнул из сейфа какого-то капитана бутылку вина и вытащил из горлышка пробку руками. Ангел подсаживается к нему. Смотреть, как солнце скрывается за верхушками деревьев. Их плечи соприкасаются. Никогда раньше он не садился к нему так интимно, так близко. Точнее — никогда после потери воспоминаний. Неизвестно, понимает ли это изменение он сам. Адам вылечил лишь его рану на ноге, а больше он ничего не заметил. И было бы кощунством требовать от него большего. Он и так сделал столько. Больше, чем кто-либо из мессий. — Несмотря ни на что, помнить очень приятно, — ангел отпивает из горла и протягивает ему бутылку. — Прочитаешь, наконец, что прислал Маг? — Ты хочешь это увидеть? — Кроули с подозрением пялится на этикетку. Отпивает осторожно, будто вино может взорваться у него в руках. К счастью, описание не соответствует содержимому. — Не обязательно. Только если ты позволишь, — разуверяет тот. — Всё же… я действительно был рад узнать напоследок, как дела у Мага. Что он… справляется с этим всем? Кроули достаёт телефон из кармана. При таком расположении Азирафаэлю в любом случае виден экран. М: «тебя обязательно спасут и твоя машина обязательно продержится. только не сдавайся! я выясню, в какой ты больнице и буду тебя навещать, обещаю». У Мага нет духовных сил, чтобы быть великодушным. Все его силы уходят на психические защиты. На попытки выжить и не превратиться в нечто ужасное. Он ничего не обещает с лёгкостью. А теперь ему неважно, что придется рассказать, что всё это время он поддерживал связь с Аштарот. Пойти на уловки, прямой конфликт с отцом, потребовать найти, где находится няня, в больнице, в морге. Получить разрешение посещать её и не терпеть оправданий и сделок. Скорее всего, он потребует оплатить её больничные счета во что бы то ни стало. Кроули верит, что Маг достаточно зол, чтобы добиться того, чего ему по-настоящему важно. Его мир очень маленький и враждебный. Но няня всегда поддерживала его, и настало его время принимать бой, и он готов. У каждого своя война. И кому из этих двоих мальчиков проще? Бой Антихриста с Сатаной — короткий диалог. И разговор Мага с мистером Тадеушем Даулингом… Всё же настоящее богатство досталось не Магу, а Адаму. Может, уже младенцем он всё понимал и не захотел приходить в тот ад, в поместье Даулинг. Он пришел туда, где ему было бы хорошо. В этом и был смысл? Антихрист сам их запутал, выбрав себе самые лучшие условия жизни. И ими оказалась вовсе не жизнь в богатом доме. Перспективы, конечно, прекрасные, но какое дело до этого маленькому ребёнку? Для него важно совсем другое. Кто-то всю жизнь вынужден плыть против течения. Быть постоянно под надзором и контролем, как собачонка. Единственная свобода — это деньги, но пока Магу нет восемнадцати, он не имеет ничего. Да и в любой момент он может лишиться всего, если разозлит папашу не тем жизненным путём, не тем поведением. То, что окружает его каждый день — не принадлежит ему и может быть утрачено по мановению руки. И он знает об этом. Он учится жить так, будто не имеет ничего, не привязываться и не привыкать. Он уже понимает. И не способен думать о собственном будущем. Хорошо, что у него пока есть время понять, как он собирается жить. Но Кроули не знает исхода этой внутренней борьбы. Маг может согласиться с тем, что предлагает ему отец, если будет не уверен в собственных силах. Если будет убеждён, что не выживет самостоятельно, без поддержки и наследства. Все силы Мага обычно уходят на то, чтобы не дать себя ранить никаким внешним обстоятельствам. В сухом остатке — почти ничего. Наверное, он ощущает, что ничего не может и никаких сил на самом деле не имеет. Интересно, почему всем, кого Кроули любит, приходится так страдать? Почему судьба лишь наносит им всё новые и новые удары? И никогда не лечит. Но только те, кто плакал от боли, умеют плакать от счастья. Это утешительная мысль. И при этом он испытывает приступ поистине жгучей, невыносимой зависти к везунчику Адаму. Но умом он понимает, что так было лучше всем. Всему миру. Антихрист вырос бы настоящим Антихристом Разрушителем миров в семье посла. В один непрекрасный момент Кроули пришлось наградить мистера Даулинга полной неизлечимой импотенцией, чтобы избежать непоправимого. Ведь убить посла он не мог по понятным причинам. Но какой-то ребенок обязан был жить там, чтобы настоящий Антихрист рос счастливо и не уничтожил мир. Кто-то должен был принести себя в жертву и вынести этот крест. Засыпая в теплой постели, в безопасности родного дома, Адам поднял Атлантиду со дна. Засыпая на полу хижины садовника, если бы он был Антихристом, Маг лишь перенесся бы к Аштарот домой. Или просто к ней, где бы она ни была. С ней он может быть самим собой и материться, сколько пожелает, пока с потоком слов не выйдет вся боль. Но Кроули не может ответить Магу обнадеживающе. Он ничего не может ему ответить. Он всё ещё в горящей, перевернувшейся машине, захваченный в плен ремнями, которые нельзя порвать. Если он умрёт, кто останется с Магом? Насколько, наверное, проще уходить из этого мира, не имея связей. Насколько проще, если давно отучился привязываться за давностью лет. Его глаза наполняются слезами. Вино в глотку уже не лезет. Азирафаэль забирает у него бутылку, отставляет подальше, лезет с объятиями. Кроули даёт себя облапать и поцеловать в лобик, сам в свою очередь перебирая кудри и потихоньку очищая их от грязи и пепла. И, конечно, подложив ладошку в тёплое укромное место, туда, где животик нависает над ремнём и в такой позе неизбежно соприкасается с бедром. Солнце совсем село, густая тьма опутала дальние ангары. Пронизывающим, сырым холодом тянет из леса. Если бы демон не был притиснут к мягкому и невозможно тёплому телу Азирафаэля, он бы окоченел вмиг. Ангел закрывает его крыльями, согревает свою вечно мёрзнущую змею. — Помнишь, ты обещал мне танец? — вспоминает Азирафаэль и убирает прядь алых волос за ухо. — Надо успеть, — Кроули рукавом вытирает влагу с лица. Хотя большая её часть и так впиталась в одежду ангела. — Ты не устал? — Нет. Не время уставать и витать в облаках. Он побудет с ангелом, пока всё не закончится. И как же не хочется умирать в одиночестве и без музыки! Он встаёт на ноги. Встряхивается. До чего же унылое место. Ни тебе освещения, ни колонок. Лишь пара пыльных громкоговорителей, да и те на воротах. Ночная авиабаза — последнее место, где хочется пуститься в пляс. Даже на кладбище веселее и атмосфернее, можно смело станцевать под «Thriller»… Азирафаэль смотрит на него со сдержанным ожиданием чуда. Не чуда-способности, а чуда, как дети. — Только того бога я полюблю, что умеет танцевать, — цитирует Кроули, улыбаясь, и щёлкает пальцами. Все соседние ангары, строения и столбы (которых даже в помине не было посреди полигона) обрастают лампами, прожекторами и винтажным динамиками с золотистыми рупорами, точно кораллы — цветастыми, волнующимися полипами. Он обещал «вавилон» на голове и то самое огненно-красное платье с туфлями, ходить на которых способны только демоны. Воспроизвести их по памяти дело нескольких секунд. Судя по восхищённому взгляду Азирафаэля, ему более чем понравилось. Или дело в том, что эта бесстыдная одежда открывает так много тела и подчёркивает его? — Придётся тебе тоже поменять прикид, — замечает Кроули игриво. — Разве можно танцевать с дамой в таком виде? Азирафаэль щёлкает пальцами быстрее него. Погодите-ка. Он видел похожий костюм где-то, хотя ничего особенно в нём нет. Чёрный пиджак, белая рубаха с поднятым воротом и такая же белоснежная бабочка. Перчатки! Старомодненько, но… — «Титаник», — подсказывает ангел. — Ах ты траурный подлец, — беззлобно констатирует демон, вздыхая. — Романтик, — поправляет Азирафаэль. — Самая романтичная история смерти, разве нет? — Я думал, ты любитель Шекспира. Кроули склоняется в реверансе, берёт руку ангела, целует костяшки в ритуальном жесте. Колонки выдыхают первые слова. Can… аnybody… find me somebody tоооo… love? Азирафаэль понятия не имеет, как танцевать. Кроули подхватывает его, словно проделывал такое тысячи раз. И ведёт. Разве можно не вести под свою самую любимую музыку? Прожектора светят, словно множества лун. Или это многочисленные луны светят как прожектора, заливая полигон? И эти голоса, и гитарные такты, и мажорный ритм, заполняющий прохладный воздух? Что может быть лучше? Когда неподалёку материализуются неизвестные ангел и демон, ни Кроули, ни Азирафаэль не останавливают своего танца. То плотно, голодно прижимаются друг к другу, то разлетаются, вскинув крылья, но держась за руки. Не обращают ни на кого внимания. Приходите, вяжите. Они не намерены терять и минуты. Take a look in the mirror and cry, (Гляжу в зеркало и плачу:) Lord, what you're doing to me? (Господи, что ты сделал со мной?) I have spent all my years in believing you (Я потратил все мои годы на веру в тебя,) But I just can't get no relief. (Но не получил никакого утешения). Пришедшие переглядываются. Демон резким, решительным шагом идёт к ангелу, хватает за руку, поднимая её на уровень груди в нелепом движении, свойственном стойкам диких спортивных танцев. И так же дико и по-профессиональному деревянно он хватает ангела и волочет его за собой в завораживающие пируэты спортивного стиля. Кроули поражается, как ангела сразу же не замутило от подобного центробежного ускорения. А потом до него доходит, чем эти двое занимаются. Тогда Кроули улыбается веселее, отчаяннее и шире, и делает музыку громче, чтоб она была слышна по всей базе и далеко за её пределами. Он вовсе не ожидает, что это будут не последние их посетители. Будто главы контор посылают за ними эскорт, всё посылают, а они не возвращаются обратно. Но Кроули на свою беду знает, что не каждый демон станет танцевать с каждым ангелом, ещё и учить его. Так что же происходит? Раз пара, два пара. И не всегда даже пара. И не всегда только демон и ангел. Два демона, два ангела. Три демона и один ангел. Два ангела и один демон. И бесчисленные комбинации танца. В глазах очень скоро начинает рябить от мельтешения крыльев, неуклюжих поворотов, подскоков и поддержек. Музыка в громкоговорителях выводит риф за рифом, откровение за откровением, перебивая хлопанье крыльев и шелест леса. Кроули таращится на двух ангелов и одного пластичного демона, что стелется между ними, без труда отдаваясь явно незнакомой ему мелодии и направляя остальных. Это выглядит по меньшей мере непристойно, но никто вокруг почему-то не возражает. I get down on my knees (Я опускаюсь на колени) And I start to pray (praise the Lord) (И начинаю молиться, взывая к Господу) 'Til the tears run down from my eyes, Lord (Пока слёзы не побегут из моих глаз, Господи) Somebody, somebody (Кто-нибудь, кто-нибудь,) Can anybody find me somebody to love? (Кто сможет найти мне кого-то для любви?) — Кажется, они не могут сопротивляться тому, что вспомнили, — предполагает Азирафаэль, когда очередной разворот бросает его в объятия Кроули, прижимая спиной к его груди. — Ага, но почему они решили всем скопом припереться на мою прощальную вечеринку?! Их всё больше, и сверхмассивная чёрная дыра в руках Кроули вынуждена изменить характеристики относительных размеров пространства. Впрочем, если бы это сделал не он, то сделал бы какой-то другой творец. Но всё-таки Кроули — хозяин мероприятия, и должен соответствовать. Теперь можно не сомневаться, что тут без стеснения поместятся все обитатели Небес и Преисподней. А сколько? Надо просто посмотреть результаты последней переписи и вычесть двоих демонов. Но было бы странно, останься это безобразное нарушение всех норм, правил и обычаев незамеченным. На ярко освещённом лунами полигоне возникают две ответственные за захват группы — от Небес и от Ада. В полном составе. Everyday! (Каждый день!) I try and I try and I try, (Я пытаюсь и пытаюсь, и пытаюсь,) But everybody wants to put me down, (Но все хотят сбить меня с толку) They say I'm goin' crazy! (Твердят, что я ненормальный!) They say I got a lot of water in my brain, (Говорят, что у меня не все дома) I got no common sense, (Что у меня нет здравого смысла,) I got nobody left to believe. (Мне не в кого больше верить.) — Мы пришли вас забра… Ооо… — уверенно начинает Гавриил, но тут же от изумления теряет дар речи. Все сопровождающие так же, раскрыв рты и задрав головы, пялятся на разнокалиберные крылатые пары, варварски отплясывающие или же томно вальсирующие на земле и в ночных небесах. Никогда в жизни никто из них не наблюдал подобного. И не ожидал никогда увидеть. — Где Сандалфон? — первым в себя приходит Гавриил и пробует навести порядок хотя бы в рядах приближённых. — Он сказал, что ему нужно отлучиться. По… эээ… — Уриил сверяется с бумагой. — Семейным обстоятельствам. — Что происходит? Почему никто не способен элементарно выполнять свои обязательства? — с отвращением и презрением шипит Гавриил. — Клоуны! — Я тоже так хочу, — произносит Вельзевул без всякого выражения, постукивая носком ботинка по бетону. Её спутники уже давно разошлись каждый по своим делам, хотя ещё секунду назад самодовольно околачивались рядом. Гавриил сначала давится воздухом от негодования и очередного приступа праведного изумления, а потом лицо его приобретает очень сложное и противоречивое выражение. — Я тоже так хочу, — с нажимом заявляет Вельзевул, разворачиваясь на него, словно танк. Кажется, князю Ада совершенно наплевать на свиту, окружающую Гавриила, которая всё это слышит. — Но, Вельз… мы должны их арестовать, — пытается протестовать Гавриил, добавляя в голос убеждающие (или всё же увещевающие, как ребёнка) нотки. — На хуй аресты. Не хочешь, как хочешь, — отрывисто и грубо бросает она. — Тогда я пойду танцевать с Михаилом. Или с Дагон. И решительным шагом уходит в направлении мельтешащих пар и троек, и уже, кажется, четвёрок. Гавриил покрывается холодным потом от ужаса, пробравшего его до глубин эфирного тела. — Подожди, Вельз! Постой, постой, я буду танцевать! — кричит он, бросаясь за ней. Хватается за маленькую ручку, умоляюще заглядывает в глаза. — Вот то-то же, — усмехается Вельзевул, покрепче перехватывая ангела за предплечья. Либо князь имеет весьма смутные понятия о танцах, либо имеет понятия свои, своеобразные. Гавриила крутит и мотает из стороны в сторону, но, кажется, он ничего не возражает против и стоически терпит. И, возможно, даже наслаждается. Тоже своеобразно. Азирафаэль косится на их пару со страхом и сочувствием, и благодарит кого угодно за такого хорошего партнёра как Кроули. Уриил с облегчением достаёт телефон из кармана и, пригибаясь, делает звонок, уходя из зоны видимости начальства. — Слышь, ты, как тебя там, мистер-у-меня-спёрли-имя. Я узнала тебя по фотке в ваших соц-паутинах. Где ты прячешься, скотина? Чтобы через пять минут был здесь. Нет, через пять секунд! Somebody, somebody, Can anybody find me somebody to love? — Вот чёрт, Азирафаэль, это же… — Кроули невежливо тычет пальцем, будто привидение увидел, и поворачивает голову ангела в нужном направлении. Парочка демонов, не вытащив крылья, будто бы устало переминаются с ноги на ногу, заключив друг друга в объятия и положив голову на плечо партнёру. Они просто топчутся там на месте и держатся, с такими лицами… Будто увидели то, чего никак нельзя видеть живым. Даже не курят. Хастур и Лигур. — Как думаешь, кто из них стал демоном, а кто был ангелом, что добровольно шагнул в колодец и перевоплотился? — тихо спрашивает Азирафаэль. — Хэй! Кто из вас за кем сиганул? — беспардонно орёт им Кроули, перекрикивая музыку. — Пошёл в жопу! — пронзительно отвечает Хастур, сверкнув на него непроницаемо-чёрными глазами. — В гробу тебя видал! — присоединяется Лигур. На Азирафаэля, который их кишки на кулак намотал, они не ругаются. — Взаимно, ребята, взаимно! — хохочет в ответ Кроули, закладывая пируэт поближе к ним. — А я вам память, между прочим, вернул. — Спасибо, сука, тебе большое! — с чувством отвечает Хастур. — Твой ангел — это настоящий пиздец, — ядовито бурчит Лигур. — Просто победитель в номинации «Глубокая глотка — 6000». — Не-а, победитель — я, — Кроули подмигивает им напоследок и снова вальсирует к центру эфирного скопления. I'm OK, I'm alright… (Со мной всё окей, я в порядке) I ain't gonna face no defeat. (Я не собираюсь терпеть поражение) I just gotta get out of this prison cell! (Я выберусь из этой тюремной камеры) Someday I'm gonna be free, Lord! (Однажды я буду свободен, Господь!) Find me somebody to love, Can anybody find me somebody to love? А: «Здравствуй, юный Маг, это Франциск. С Энн всё хорошо. У неё сломана рука и прямо сейчас её гипсуют. Также есть небольшое сотрясение. Но уже сегодня она вернётся домой, и я собираюсь помогать ей восстанавливаться. Мы будем очень рады, если ты нас навестишь. Если не помнишь адрес, то вот он: …» М:«Я приеду».