Quel dommage que tu ne sois pas mon destin ...

Февраль 1917       Сейчас он снова здесь. Союз вновь вернулся в это, казалось бы, навсегда выброшенное из памяти место. После того рокового случая в 1901 он сильно изменился. Перестроилось не только восприятие всего мира в целом, но и что-то внутри самого СССР. Уже давно молчит совесть и большинство других чувств внутри. Разум, который когда-то был не самым лучшем приятелем, сейчас стал главной составляющей всего происходящего с мужчиной, а сердце... оно уже давно зияет пустой, рваной, бездонной, ничем не заполненной дырой. Именно сейчас эта пробоина так сильно начинает ныть, стоит лишь вспомнить всё, что произошло в стенах этого ненавистного дворца. Воспоминания стали головокружительным и стремительным вихрем проноситься в голове Союза. Среди них и то жуткое избиение отц...Российской Империей, и то, как почти четыре года СССР не общался с монархом, вместо этого обмениваясь злобными мимолётными взглядами.       Четыре года назад...было кое-что ещё. И только сейчас, когда он вернулся в это злополучное и многострадальное место, один из худших кошмаров начал всплывать прямо перед глазами Союза, невольно возвращая в прошлое. 9 января 1905       На просторной мощёной площади перед дворцом собралось множество демонстрантов. Среди них были простые рабочие, мелкие чиновники, молодые люди и девушки, кое-где в толпе даже мелькали достаточно статные барышни. Во главе демонстрации он, двадцатиоднолетний Союз, парень с безграничными амбициями и не менее большим потенциалом. Он был тем, кто организовал и собрал всю эту немалую толпу людей. Все они шли к царю, дабы тот подписал петицию, вынесенную рабоче-крестьянским народом. Но никто из собравшихся не мог представить, что ещё каких-то пару секунд – и площадь покроется страшным, чудовищным кровавым ковром... В тот день юноша окончательно потерял ту маленькую, слабую и непрочную частичку себя, которая искренне считала и надеялась, что не всё в мире настолько плохо, да и люди не могут быть такими безжалостными, бесчеловечными, жестокосердными и остервенелыми. Могут... Ещё как могут. Февраль 1917       Картина сотни окровавленных, растерзанных и изодранных тел до сих пор неизменно стояла перед глазами СССР. И только он один остался в живых. Была ли это оплошность царского караула или же так было спланировано, Союз не знал. Да и не хотелось. Ведь сейчас он отплатит сполна той же монетой за всё, что пришлось пережить ему и его последователям.       Солдаты недавно сформированной Красной армии неожиданно вторглись в Зимний дворец. Бесцеремонно распахивая двери каждой комнаты, громя всё, что стояло у них на пути, они искали уже бывшего императора. Один лишь Союз тихо и неспешно шел по направлению к той самой комнате. Кабинет РИ часто снился ему в кошмарах. Он чётко видел все, что было в нём. Все события, происходившие в этой комнате, казались настолько реальными, будто это и не сон вовсе. Каждый раз СССР просыпался в холодном поту, судорожно и рефлекторно ощупывая лицо. Та злосчастная ночь оставила шрам не только в душе, но и на лице мужчины. Широкий глубокий ожог проходил через весь глаз, который теперь стал белесо-серым.       В этот раз он не будет колебаться. Все должно быть чётко и быстро.       Массивная дверь распахнулась и с громким хлопком ударилась о стену. В комнате столбом стоял немного рассеявшийся чёрно-серый дым, обрывки каких-то бумаг догорали в почти угасшем огне. Из открытого настежь окна дул ледяной февральский ветер, задевая висевшие над ним бархатные шторы. Союз одним быстрым движением пересёк небольшое расстояние, отделявшее его от безнадёжно испорченного языками пламени стола. Затем снял некогда чистую, хоть и потрёпанную, шинель, начиная тушить остатки пожара.       Они опоздали. Шестое чувство подсказывало: его здесь нет. Мужчина еще раз обвёл комнату беглым, но бдительным взглядом. В этот самый момент в кабинет врывается один из солдатов. Вид у него был не то шокированный, не то испуганный. Пару минут он пытался прийти в себя и отдышаться. Далее последовали не самые приятные для Союза слова.       – Товарищ Советский Союз, разрешите доложить о том, что наша армия обыскала все комнаты и помещения дворца, но Российской Империи не нашла.       – Что?! Вы точно все хорошо проверили?! - практически не повышая тона голоса, оторопело спросил СССР.       – Точнее не бывает, товарищ Советский Союз!       Тут боец стушевался, явно вспомнив что-то ещё. Неуверенность в лице отрапортовавшего солдата не смогла укрыться от внимательного и зоркого глаза Союза.       – Что-то еще? - уже более спокойно спросил он.       – Да... Но, возможно, вы...       – Говорите прямо, товарищ! Мы тут с вами не для светских бесед собрались! – мужчина отвернулся от ополченца, продолжая свои недавние попытки потушить огонь. И это у него почти получилось, пока солдат не произнёс то, что заставило вновь остановиться и с неким недоумением и растерянностью взглянуть на собеседника.       – Дело в том, товарищ Советский Союз, что в одной из комнат мы нашли мальчика. На вид ему лет шесть-семь.       Полностью сгоревшие до пепла бумаги вдруг стали совершенно ненужными и бессмысленными. Теперь пришло время Союзу удивляться. Почти машинально он сдёрнул свою шинель со стола, несколько раз встряхнув пропитавшуюся дымом и пеплом ткань.       – Где он? Отведи меня туда! – вмиг похолодевшим голосом приказал СССР.       Вся дорога до места, где находился неизвестный никому малыш, прошла в гробовой и давящей тишине. Но в мыслях Союз уже перебирал все возможные варианты такого внезапного появления ребёнка во дворце, его причины и срок пребывания в нём.       Неужели Империя нашёл себе нового сына? Хах, недолго же он горевал о предыдущем отпрыске. Если даже и так, то зачем? СССР не раз убеждался в том, что дети вызывают у монарха не более чем отвращение, неприязнь и омерзение. Тогда для чего здесь этот ребёнок?       Комната, в которую Союза привёл боец, была ему до ужаса знакома. Когда-то это была его комната. А в ней всё-таки совсем ничего не изменилось. Нежно-голубые стены, расписанный огромными фресками высокий потолок, дубовый полированный скользкий паркет, по которому еще маленький Союз любил кататься. Около одной из стен стоял громоздкий платяной шкаф. Когда отец наказывал мальчика, тот прибегал в свою комнату и подолгу прятался в нём. Это была его личная неприступная крепость от всех невзгод. Небольшой запылённый книжный шкаф, письменный стол, кровать с высоким полупрозрачным балдахином. Но самым любимым всегда оставалось гигантское окно. Мальчик часто сидел на подоконнике, пока его не видели нянечки, и безмятежно смотрел на Неву. Это были самые лучшие моменты его детства. Они так хорошо запомнились не только памятью, но и его душой, которая, будучи такой живой, чуткой, ранимой, доверчивой и чувствительной, превратилась в кусок поржавевшей жести, ощутив тяжесть и сложность жизни.       Вдруг до ушей донёсся гомон разнообразных по тембру голосов. Несколько солдат стояли около той самой кровати, о чём-то активно споря и жестикулируя.       Союз негромко покашлял.       – Я не мешаю вашей высокоинтеллектуальной дискуссии?       Воины, как обухом ударенные, повернулись на прозвучавший за их спинами мощный, но такой спокойный бас. Увидев перед собой главнокомандующего, оппоненты резко затихли, став по стойке смирно.       Подойдя к кровати, СССР смог увидеть ребёнка. На вид ему и правда было около шести-семи лет, он довольно щупленький, коротенькие пряди белокурых волос были разбросаны по подушке, кожа светилась мертвенной белизной. Особое внимание привлёк флаг, выглядывающий из-под съехавшего края ночной рубашонки. Бело-сине-красный флажок с небольшим гербом Российской Империи красовался рядом с ключицей. Это колония? Но ведь у Империи никогда не было таких.       – Кто-то из присутствующих здесь знает, чей это ребенок? – холодный бархатистый голос стал уже совсем ледяным и безжизненным. Ситуация выходила из-под контроля. Это точно не простой крестьянин, это настоящая страна.       Посмотрев еще раз на своих солдат, которые находились в таких же незнании и озадаченности, мужчина решил действовать.       Союз приказал обыскать все комнаты, подвалы, подсобки на наличие каких-либо документов, в которых будет сказано хоть немного об этом мальчике, и опросить оставшуюся ещё во дворце прислугу. Как только все присутствующие незамедлительно ушли, СССР стал осматривать мальчика на наличие травм или увечий.       Мальчик был жив и относительно здоров. Об этом свидетельствовала медленно вздымающаяся грудь и отсутствие каких-либо повреждений. Закутав ребенка в тёплую шинель, Союз аккуратно поднял его и взял на руки. Оставлять малыша здесь было бы бессердечно. Мужчина еще не дошёл до этой стадии нелюбви ко всему живому, в отличие от своего отца. Мальчик выглядел таким беззащитным, слабым и крохотным в сильных, могучих и уверенных, но таких заботливых и ласковых руках СССР. Тот невольно залюбовался им, чуть не сбив с ног шедшего навстречу офицера. Уже стоя под медленно летящими хлопьями снега и дожидаясь служебной машины, Союз решил: ребёнок останется с ним.