Quel dommage que tu ne sois pas mon destin ...

      Ах, Франция! Страна, в которой, пожалуй, хотелось бы побывать каждому. По узким улочкам старинных городков расхаживают огромные толпы туристов со всего мира, из маленьких местных пекарен доносится аромат свежей, вкусной и горячей выпечки, знаменитые модные дома привлекают своими роскошными, экстравагантными, эффектными и эксклюзивными нарядами.       Российская Империя никогда не жалел, что его скромное, по меркам монарха, укрытие находится именно здесь, во Франции. Эта страна нравилась ему не меньше, чем родная Россия. Ещё по приезду, в 1917 году, — тогда французский монарх предложил ему небольшую квартирку в одном из своих многовековых городов. Империи было всё равно, где скрываться, и он с радостью, которую пытался всеми силами скрыть, принял этот дар. Это было самое начало их, ставшего позже непозволительно тесным, общения. Сейчас бы он не поскупился на лестные слова, угодливые восхваления или, даже, короткий поцелуй в знак благодарности.       Как и твёрдо пообещал Франция: о том, что Романов-старший жив, никто не знал. В тайне он приезжал навещать своего друга, привозя всё самое необходимое. Да, для француза он стал очень близким, проверенным и просто незаменимым другом. Уже давно прошли былые времена их союза, когда каждый должен был свято чтить подписанный договор о взаимной поддержке в ходе войн, любых возникших проблем или конфликтов. Сейчас бывшие союзники могли спокойно поговорить о недавних событиях, случившихся в стране, спокойно выпивая по чашечке кофе, или чего покрепче, наслаждаясь шикарными видами тихого и прекрасного Лионского залива*. В лунные ночи они даже могли медленно и умиротворённо пройтись по набережной, слушая ровный, успокаивающий и несмолкаемый шум прозрачной воды, навевающей прохладный ветерок. РИ с восхищением в голосе рассказывал стихотворения Бальмонта или Тютчева, увлекая Францию произведениями вечной русской литературы. И оба в такие моменты чувствовали себя так легко, хорошо и свободно, как будто и не было всех этих ужасных событий и… запретных чувств.       Уже давно и безнадёжно, но так искренне, чувственно и беззаветно, Франция страдал от переполнявших его возвышенных и пламенно пьянящих чувств к Российской Империи. Каждую встречу он вспоминал с замиранием сердца, прокручивая в голове все детали не одну сотню раз. После каждой минуты, проведённой вместе, хотел ещё и ещё. И каждый раз, когда такие уже родные, проницательные, бесстрастные, хоть и немного холодные глаза цвета сапфира смотрели в его очи, Франции хотелось бросить всё: семью**, страну, свои обязанности, всякие уже никому не нужные неотложные дела и просто смотреть в них, невзирая на время и все глупые жизненные мелочи. Хотелось буквально тонуть в этих бездонных глазах целую вечность… Даже если и осудят, пускай, ведь это было то, чего француз так сильно желал всем своим чувствительным, великодушным и смятенным сердцем. Простой искренней и безусловной любви. Когда русский доверил ему свою собственную безопасность, тот почувствовал свою особую значимость для монарха. Может тогда это было и не так… В любом случае, сейчас он мог наслаждаться общением и времяпровождением в компании такого любимого и драгоценного бывшего правителя.       Но не всё всегда бывает так гладко и идеально.       Какое-то время назад у Франции были серьёзные конфликты, разногласия и ссоры с Великобританией, его законным мужем и отцом их детей. Этот брак был изначально построен на корысти и личной выгоде двух достаточно влиятельных стран. Единственным утешением для Франции были его родные, бесценные дети. Он любил каждого из четырёх своих малышей сильной и безграничной родительской любовью, всегда желая им лучшего будущего, нежели у него самого. Норбон, Франция, 25 декабря 1991       Уютная маленькая квартирка была наполнена ароматом Château Gruaud-Larose***, безмятежной спокойной музыкой и тихими разговорами двоих мужчин. Они сидели на небольшом балкончике, как всегда наблюдая за Golfe de Lyon. Это был один из тех заветных вечеров, когда они могли сидеть в тишине, которую нарушали лишь цикады своим дивным пением, и безмолвии часами, просто наслаждаясь хорошим вином и присутствием друг друга. Увидь их кто-то незнакомый, наверняка подумал бы, что это семейная пара, которая прошла бок о бок немалое количество лет в полной гармонии и согласии. Затишье прервал восторженный голос.       — Ce vin est juste incroyable! Comment ça vous plaît? Je sais que vous aimez davantage le champagne, mais vous avez également dû essayer ce vin extraordinaire. (Это вино просто восхитительно! Как тебе? Я знаю, ты больше любишь шампанское, но ты так же должен был попробовать и это потрясающее вино.) — Франция в волнующем ожидании посмотрел на собеседника.       Империя расслабленно сидел в удобном плетёном кресле, изящно держа наполовину опустошённый хрустальный бокал из очень хрупкого стекла в одной руке. Снова это чувство. Во всём виновата эта непринуждённая особенная атмосфера скрытой романтики, ну и, совсем чуть-чуть, то самое вино.       Как же хотелось прямо сейчас примкнуть к этим манящим, припухлым, прелестным рубиновым губам, коснуться изящных и грациозных изгибов прекрасно сложенного и ухоженного желанного тела, сокрытого под тонкой гладкой тканью белоснежной рубашки. Заглядевшись и растворившись в своих самых сокровенных, тайных и сладких мечтах и желаниях, француз не заметил, как упустил момент, когда всё-таки стоило отвернуться, и его глаза снова встретились с этими холодными пленительными лазурными омутами.       — Да, оно и вправду бесподобно… — проникновенный, чарующий голос Империи прозвучал так ласково, так по-родному. Но… что-то в нём было не так. Нотки грусти проскользнули в этой короткой фразе. Глаза стали стеклянными, как тот бокал, отставленный уже в сторону.       — Ma chérie, tu t'inquiètes pour quelque chose? Quelque chose est arrivé? (Мой дорогой, тебя что-то волнует? Что-то случилось?) — волнение начинало незаметно подкрадываться к Франции. Он даже не обратил внимания на свой небольшой конфуз с нежным обращением. Неизвестная «угроза» стала важнее.       — Все не так плохо, как тебе кажется. Ох, прошу, Франция, успокойся. Не смотри на меня, как на умирающего! — РИ даже встал со своего места, подойдя ближе к перилам. Он не мог представить, что француз будет таким проницательным. Да, его волновала одна вещь, о которой он хотел бы рассказать своему единственному близкому человеку, но он не хотел говорить её сейчас и в такой обстановке!       — Alors que s'est-il passé? Ou… (Тогда, что же произошло? Или…) — Франция немного замялся. — Ou est-ce que ça va arriver? (Или произойдёт?)       Поставив свой фужер на низенький кофейный столик, он плавно и бесшумно подошёл к русскому, аккуратно и ненавязчиво обвиваясь своими руками вокруг его одной, нежно кладя голову на широкое плечо, закрыв глаза и улыбнувшись. Одна, две, три… Минуты тянулись слишком затяжно. Время как будто замерло, предоставляя возможность обоим насладиться неловким, но таким романтичным моментом.       — Я собираюсь вернуться обратно.       Эти слова точно обухом упали на голову Франции. Его глаза широко раскрылись, зрачки резко сузились, а алые губы начали невольно подрагивать.       — Quoi? J'espère que c'était une mauvaise blague. S'il vous plaît dites que c'est juste une blague! (Ч-что? Я надеюсь, это был неудачный розыгрыш. Пожалуйста, скажи, что это просто шутка!)       Империя мягко и бережно снял руки француза и, развернувшись, притянул и прислонил его к себе, обнимая так крепко, как только мог, словно в последний раз.       — Извини, сейчас там творится что-то странное, а Союз все скинул на какого-то ребёнка! Он явно не знает, что делает! И… я так давно не видел родного Петербурга. Я всё-таки стал таким сентиментальным с годами.       Франция тихо и невидимо всхлипнул. Сумеречная тишина зимней ночи немного успокаивала. Сегодня они останутся вместе до утра.