Quel dommage que tu ne sois pas mon destin ...

      Тихое утро, кругом лишь небольшие приземистые домики, звонкий, мелодичный, раздающийся повсюду свист соловьев – это все одна из многочисленных подмосковных деревушек, в коей утро, в отличии от города, начиналось именно так. Тишина и покой – два таких простых состояния, но именно их всегда не хватало в течение всей жизни Союзу Советских Социалистических Республик. Все годы его существования как страны были наполнены бешеным темпом «строительства социалистического государства, во имя будущего братских народов». Сколько сил ушло на поднятие государства после двух революций, гражданской войны, Второй мировой. А сколь было сделано? Союз искренне ценил идеологию своего государства, старался придерживаться ее, прививая как своему народу, так и своим детям. Но не всегда все, что кажется нам правильным, таковым и является. Как хорошо он помнит тот роковой для него 1991. Голод, нищета и полная разруха – все, что осталось от когда-то могущественной сверхдержавы.       Уже много лет его не оставлял один единственный вопрос, почему? Почему взбунтовался народ, почему дети, его любимые, ценимые всем сердцем и душой, вдруг оскалились, показав вместо теплой детской улыбки, кровожадный оскал, почему он оказался более никому не нужен? Неужели, это и есть тот самый бесславный конец, приходящий к каждой стране? Сейчас, в свои 98 лет, он уже пришел к тому, что нет ничего бесконечного, все когда-нибудь закончится, исчезнет, сотрется из памяти, оставив лишь крупицы былых времен. Союз верил в это, предаваясь изредка воспоминаниям. Он продолжал бы жить так, проводя свой заслуженный отдых в тихой деревушке, но вот только одно обстоятельство: призрак прошлой, лихой и не особо красочной, в хорошем смысле этого слова, жизни, пришел из неоткуда, заставил вспомнить все, почувствовать себя семнадцатилетним пацаном, не знающим, что такое жизнь и как ее жить. Когда он встретился вновь с этим надменным взглядом, короткими жестами рук, во время объяснений, услышал вновь этот полный пренебрежения и плохо скрываемого отвращения голос, глаза заволокло пеленой, все, чего хотелось, это наконец исполнить тот кровавый приговор, не имевший срока давности, ожидавший своего исполнения уже долгие годы. И что могло случиться, не приди Россия на помощь?       Снова он положился на сына… С самого первого дня их совместного проживания и до последних секунд нахождения просто в одном помещении, Россия всегда, может и невидимо, незримо для других, кротко и неосязаемо, но помогал ему. Его маленький мальчик никогда не был таковым. Вечно слишком суровый, сосредоточенный взгляд, сведенные над переносицей брови, задумчивость и холодность во всем своем естестве. Неужели, мальчик пытался быть похожим на отца? Да, однозначно и ни как иначе. Плохо ли это? Кто знает, ведь люди так хотели избавиться от этой «вечной диктатуры и полного тоталитаризма», а получилось, что мелкие черты прошлого все также присутствуют почти в каждом шаге юной страны.       Уже несколько дней мужчину вновь не отпускали мысли о расправе над появившемся будто из неоткуда Империей. С этим точно нужно было разобраться в первую очередь, ведь кто знает, зачем он появился вновь и какие «сюрпризы» принесет возвращение «Великой Российской Империи». «Великой.»,- хмыкнул своим же мыслям Союз.       Уже давно он не считает монарха никем более, чем покойником. Он похоронил РИ для себя еще в свой последний визит в Зимнем дворце и воскрешать не собирался. Разница лишь в том, что осталось похоронить его телесно и желательно для всех, кто знает о его здравии в наши дни. Вот только как это сделать лучше? За годы, проведенные в деревенской глуши, Советы успел растерять многие важные связи, а некоторые сами по себе перестали быть важными. Теперь, когда в голове засела мысль о расправе, мужчина успевает пожалеть о своей не предприимчивости, сейчас бы его знакомства с лицами «определенных» профессий и должностей очень понадобились. Возможно, стоит сделать все самому? Или поговорить с сыном, может тот… нет, вновь привлекать к своим проблемам Россию точно не хотелось. Мысли кипели внутри черепной коробки, сменяясь одна за другой, а дельного варианта все не было.       Блаженство и невинность раннего утра не могло испортить уже ничего, даже столь печальные мысли, появляющиеся, правда, довольно часто. Легкий ветерок колыхал тонкие ажурные занавески, проходясь по всей комнате, задевая своим невесомым порывом оголенные участки кожи. Сигаретный дым густыми потоками разлетался в стороны, пропитывая своим запахом старую домашнюю рубашку. Союз стоял напротив окна, выдыхая густые потоки, наблюдая за просыпающейся ото сна, почти не тронутой человеком, природой. В голове было абсолютно пусто, думать о чем-либо сейчас, означало бы испортить момент уединения с самим собой.       День уже близился к обеду, когда в мезонитовую дверь негромко постучались. Мужчина, задремавший от чтения «Комсомольской правды», которую он таковой не считал, резко дернулся, напрягаясь всем телом. Старые рефлексы не подводили бывалого военного до сих пор, так что даже малейший звук мог поднять его среди ночи, заставив обыскать весь дом на предмет «шума». Окончательно отойдя от сонного, мутного состояния, Союз медленно, стараясь не издавать ни единого звука, встал с кресла, проходя через комнаты, в направлении, откуда слышался звук. Переступая скрипящие половицы старого дома, он, чуть затаив дыхание, подходит к двери. Одним резким рывком мужчина открывает ее, но вместо предполагаемой опасности видит лишь своего сына, весело улыбающегося, с большим продуктовым пакетом в одной руке и коробкой любимого десерта, «Птичьего молока», в другой. Озорной, наполненный искренней детской любовью взгляд устремлен прямо на диктатора, в удивлении застывшего напротив. - Бать, все в порядке? Ты выглядишь уставшим,- чуть понизив голос, с тревогой в больших карих глазах, спросил Россия. За последние две недели отец сильно осунулся, с особым пристрастием стал проверять каждый шорох и звук, начал больше курить и, кажется, снова держит в доме бутылку – две про запас. Теперь Федерация стал чаще звонить Союзу, дабы быть уверенным, что тот не перебрал с алкоголем и может самостоятельно дойти до кровати. Визиты раз в два дня стали рутиной. Это кажется шуткой, но даже у таких могущественных, волевых, казалось бы, неуязвимых мужчин тоже есть слабости. В моменты особенной безысходности Союз мог пренебречь собой и своим здоровьем, уйти в двух, трех, четырехдневный запой. Это помогало расслабиться, когда вдруг все наваливалось на и без того загруженные ответственностью плечи. Его это устраивало, так как более ничего так хорошо в его ситуации не действовало. И все бы ничего, только вот РФ явно выказывал недовольство по отношению к отцовской привычке. Кому-кому, а ему точно было не наплевать на здоровье самого близкого человека в этом мире. Вот и сейчас, все еще дожидаясь ответа на свой вопрос, парень смотрит в уставший, единственный уцелевший глаз. А в нем, синее, бескрайнее море, окутывающее с головой в самые неподходящие моменты. Каждый раз, абсолютно каждый, Россия просит себя собраться, сосредоточиться на главном, но не может. Омут лазурного моря, такой привычный, но все еще цепляющий разбитую на маленькие осколки душу. - Проходи…,- игнорируя беспокойство сына, Союз просто отходит в сторону, ожидая, когда его чадо пройдет внутрь. Он мог бы сейчас накинуться на сына с объятьями, возможно даже крепкими, оборвать все сомнения и волнения сразу же, но это было не в его манере. Увы, суровая жизнь, отсутствие примера заботы и любви, сильно сказались и даже теперь, когда где-то внутри все орет и кричит о нехватке этих самых «высших чувств», он просто ждет, когда сын пройдет мимо, чуть задев холодной от зимнего мороза курткой. Что Россия и делает, скривив лицо в гримасе явного недовольства, при этом непроизвольно дуя губки, что случается так редко и только в присутствии любимого отца. Эта привычка произошла с детства, когда еще маленький, но уже хитрый до ужаса, Россия заметил резкое смягчение отца от такого невинного жеста. И вот, даже в свои 29 он пользуется этим уже на автомате, если ситуация складывается явно не в его пользу. Глупо ли это? Возможно. Стыдно ли ему? Частично. Но пока это действует, ему все равно, а иначе как еще заставить сурового диктатора действовать по чужим правилам?       Комната была наполнена приятным запахом хвои и чего-то согревающе-теплого. В центре разгорался камин, потрескивая, освещая комнату мягким желтым светом. В больших уютных креслах, обитых габиленовой тканью цвета бордо, друг напротив друга, все также, пристально смотря глаза в глаза, сидели отец и сын. Рядом, на кофейном столике, стояли две небольшие фарфоровые чашечки с остывающим чаем, два блюдца и то самое «Птичье молоко». В комнате была приятная атмосфера зимнего вечера, даже полное отсутствие разговоров не могло испортить такого момента. Все напряжение, теплившееся в Союзе на протяжении нескольких дней, исчезало, стоило только посмотреть на такого родного, осевшего в кресле и закутавшегося в клетчатый махровый плед, Россию. Мальчик, коим отец до сих пор считал своего сына, изредка кидал хитрые взгляды в сторону Советов, как бы играясь, выводя так на диалог, мол: « давай, я первый и слова не скажу». Будь мужчина лет на 60 моложе, он бы даже ответил взаимно хитрым взглядом, не сдался бы так быстро, поборолся за первенство в этой до жути простой игре, но, увы, возраст, да и нехватка приятного, ничем не обязывающего общения, сказались и теперь, на место «борьбы», пришло умение уступать. - Россия, ничего не хочешь рассказать?, - произнес Союз, доставая из нагрудного кармана рубашки портсигар. Это была одна из его давних привычек, всегда, когда ожидался долгий или же нелегкий разговор, СССР предпочитал курить. Когда появилась эта привычка и от чего, мужчина не помнит, но она есть и избавляться от нее он не планировал. - Да, знаешь, в последнее время так много всего произошло. Представляешь, Омск…       Россия рассказывал всегда в начале быстро и сбивчиво, пытаясь упомянуть все, что происходило в стране за последнее время, затем постепенно сбавлял количество произносимых слов в секунду, переходя на обычный, спокойный темп речи и под конец всех новостей, совсем уже лениво, досказывал то, что думает обо всем произошедшем. В такие моменты парень ощущал себя маленьким ребенком, который только вернулся из школы и спешит рассказать родителям обо всем, что с ним произошло.       Сегодняшний день не был бы исключением, если бы не одно «но». Рассказывая отцу об экономике, спорте, отношениях с другими странами, Федерация вдруг резко прерывается на полуслове, чуть вздыхает, отодвигается поближе к спинке кресла, немигающим взглядом смотря на Союза. Тот, не услышав продолжения фразы, тушит выкуренную сигару и также поворачивается в сторону сына. Как непривычно видеть его таким, задумавшимся, с нечитаемым взглядом кофейно-карих глаз, вроде бы все еще расслабленного, но как бы готовящегося сказать что-то неимоверно важное. - Россия?,- негромко зовет Союз, в надежде услышать продолжение монолога, либо же то, из-за чего его сын так неожиданно прервался. - Слушай, бать, я тут хотел спросить. Короче, у меня вроде как отпуск скоро, а уезжать куда-то далеко не хочется. Что если я у тебя на недельку-две останусь?, - пелена с глаз спадает, Россия снова ясно смотрит на Союза, будто бы и не было той секундной задумчивости. Вновь отодвигаясь ближе к краю кресла, берет одну из чашек с уже холодным чаем. Делая глоток, Федерация пытается незаметно из-за прикрывающей лицо кружки следить за выражением лица Союза. - Да оставайся, зачем спрашиваешь,- последний раз мельком взглянув на сына, Союз встает с нагретого кресла – давно общался с братьями?       Вопрос прозвучал неожиданно, парень, успокоившийся и снова обдумывающий что-то свое, с непониманием посмотрел на широкую спину, подходившего к окну отца. Желание старшего сына остаться, напомнило «горе-отцу» о существовании еще 15 детей, с которыми он не виделся уже почти 20 лет. С момента его ухода в «отставку», республики, не считая Россию, наконец освободившиеся из под гнета советской власти, перестали вспоминать о том, кто так много сделал для них, делали вид, что периода детства, а у кого-то и отрочества, под крылом Советского Союза и не было вовсе. Сказать, что Советы не ожидал такого исхода нельзя, ведь еще задолго до начала видимых проблем, мужчина подмечал не самое теплое отношение от своих «детей». Сейчас же, он не пытался связаться с ними, наладить отношения, пригласить к себе на семейный обед, дабы также как со старшим сыном обсудить что-то новое. А нужно ли было это ему? Говоря откровенно – нет, Союз не обладал сильной привязанностью к кому-либо, даже к детям. Да, он любил их, по-своему, возможно, иногда перебирая с этой самой любовью, но от исчезновения республик, от их предвзятого к нему отношения, мужчина не чувствовал ничего, кроме как странной пустоты где-то глубоко внутри. И вот, спустя столько лет, он решился вспомнить о них в присутствие единственного близкого ему человека. Нужно ли было это? Может и нет, но он вспомнил. - Я точно не знаю. Вроде у Белки все неплохо, насчёт Украины…мы давно не общались, да и не хочу я его трогать, шибко взрослый стал, Казахстан в последнее время пропал куда-то, а остальные только и делают, что срутся между собой, да и вообще, - слова были сказаны с неподдельным безразличием, России давно уже не было дела до всей этой оравы братьев.       Висевшие на одной из стен массивные часы пробили четыре часа дня. ***       Черный внедорожник быстро несся по направлению к городу. Смотря на покрытую мокрым снегом дорогу и не отводя от нее взгляд, парень тянется рукой к соседнему креслу, пытаясь на ощупь найти лежавший там телефон. - Черт, да где он? А, нашел.       Поднося гаджет на уровень глаз, парень отрывает внимание от дороги, переводя его на ярко светящийся экран. Открывая последние диалоги в мессенджере, пролистывая до нужного момента. Выделенный синим цветом номер, то что нужно было сейчас Федерации. Этот номер нужен был ему как ничто другое сейчас. Именно этот номер должен продвинуть ход задуманного несколько дней назад дела. Нажимая на строчку из цифр, РФ подносит телефон к уху. Несколько минут слышатся лишь гудки, затем все затихает и парень, не теряя больше времени, выдает: - Здравствуйте, знаете я бы хотел встретиться…