отпускать тебя - мне недоступный скилл

      В тот день Арсений остался с ними на ужин: они заказали пиццу, откупорили мартини, и вообще-то выглядели как шведская семья, но было откровенно похер — Алиса не хлопала дверьми, не грозилась сбежать из дома. Алиса грязно ругалась, развалившись на белом ворсистом ковре в гостиной, и едва касалась макушкой бедра сидящего на полу Шастуна. У Алисы приятно тяжелела голова от выпитого спиртного, жёлтые кружки лампочек в потолке расплывались в крупных светлячков, голос Арсения звучал всё тише, а присутствие Шастуна всё усиливалось. Попова неудобно вывернула шею, чтобы исподлобья глянуть на молчаливого Антона — она словно со стороны наблюдала, как её рука поднимается и тянется к мужскому колену. Шастун не предпринимал никаких действий, он с каким-то любопытством учёного взирал на Алису, словно на диковинную зверушку — его впалые глазницы чернели вовсе не зловеще, а томно. Алису его тёмный взор грел и не возвращал в реальность — она уже слабо ощущала своё тело в пространстве, лишь свою тяжёлую руку на коленной чашечке Антона. — Так, братцы-кролики, — сипло выдохнул Арсений, кое-как поднявшись с дивана, и с силой потёр лицо ладонями, — я спать. И вам советую. Херовый был день. — Херовый, — вторили ему Антон с Алисой, так и оставшись на полу. Хотя младшая Попова всё-таки видела в этом дне приятные моменты — Шастун, приготовивший ей кофе и отвёзший в школу; возможность безнаказанно прижаться к нему и пофантазировать весь недолгий путь о том, что мчатся они вовсе не школу, а куда-то далеко, в их тайное место. Уходя, Арс приглушил свет, и теперь Попова вообще мало что видела и не могла понять, темнота сгущается вокруг или только в её сознании. Полбутылки мартини явно не шли ей на пользу, ровно как и присутствие Антона так непозволительно близко. Алиса чувствовала себя так, будто находилась на очередной пьянке-гулянке — она на полу, в состоянии «почти-в-щи», рядом с ней красивый мальчик, но в этот раз — о, как, сука, жаль, что именно в этот раз — этот красивый мальчик не собирался увести её в дальнюю комнату и хорошенько трахнуть. Чужие пальцы в её волосах заставили промурчать что-то неразборчивое и блаженно растянуться на ковре. Металл колец Шастуна охлаждал горячую кожу головы, и Алиса забыла обо всём — о брате, спящем на втором этаже; о своём дне рождении и в особенности о том, как ей придётся его провести. — Как ты? — Мм? — не сразу осознала вопроса девушка. — Ты в норме после… новости? — Это не новость, что маман хочет использовать мой праздник как очередную выставку своей щедрости и благодетели, — пробормотала Попова, чувствуя, как в груди тлеет уголёк злости. Три часа назад она действительно собиралась кинуть стулом в панорамное окно, но её остановило нечто, даже ей самой непонятное. Она просто взглянула в глаза Арса, который ждал от неё подобного; вспомнила о сидящем внизу Антоне и в конце концов подумала о том, что её истерика нисколько не убедит мать поменять планы. Ну, разозлит она её. Но никакого удовлетворения от подобной мысли Алиса, как ни странно, не ощутила. Мать и без того сильно расшатала ей нервы. Алиса сама себе их стирала до дыр и что с того — ничего, блять, хорошего ей это не принесло. Кажется, она становилась безнадёжно старой. Эта мысль заставила её издать тихий и резкий смешок. — С тобой будет Арс. — Только не надо, — Алиса с большим усилием приняла горизонтальное положение, облокотившись спиной на диван, — меня утешать, как ребёнка мелкого. Плавали-знаем. — Но тебя же это бесит. — Ужасно, — процедила Попова. — Это, блять, так нечестно, Шаст, я впервые хотела, чтобы праздник принадлежал мне. А оказалось, что в моей жизни по-прежнему очень мало того, что принадлежит только мне! Маман постоянно об этом напоминает! Постоянно! — она восклицала громким шёпотом, боясь разбудить Арсения, но её всю колотило от несправедливости. Нет, как бы она ни храбрилась — ей было пиздец как невыносимо. И по-прежнему хотелось что-нибудь разбить или сломать. Антон рядом с ней молчал. Он нервно теребил в руках снятый с запястья кожаный браслет, на что Алиса обиженно пробормотала: — Даже не обнимешь меня? Шаст посмотрел на неё исподлобья — она улыбнулась, думая, что выглядит очаровательно. — Пожалуйста. Всё равно забуду завтра. — Ты не настолько пьяна. — Хорошо, но я даже не заикнусь об этом, — Алиса придвинулась к нему, лишая последних крупинок личного пространства. И совсем скоро почувствовала горячую ладонь на своей талии. Они сидели, обнявшись, в едва освещаемой темноте осенней ночи — Попова сонно улыбалась куда-то в рукав своей толстовки. От Шаста едко пахло сигаретами и совсем немного мятным гелем для душа. Они не знали, но оба вспомнили о том недопоцелуе — на тротуаре перед пустыми глазницами окон, мимолётно, но до чёткого слепка в памяти. Алиса уже заснула, когда Шастун прижал её к себе чуть крепче и залюбовался бледными чертами лица, на которые падали чернеющие пряди. Антон мог понять влечение этой девчонки к нему, но своё — он сто раз объяснял, но слабо верил, что такое происходило действительно с ним. Хватало того, что он сидел и гордился вполне приемлемой реакцией Поповой на разговор с братом, как будто это его работа. Но Алиса Попова — самая загадочная и сумасбродная работа художника, и Антон уж точно никогда не сможет довольствоваться репродукцией. Ему нравилось ощущать тяжесть её тела на своём — особенно, когда она мило сопела ему в коленку. Шастун, ты просто пиздец.

***

      И всё-таки Алисе Поповой всегда, в любой долбанной ситуации обязательно было оставить последнее слово за собой. Антон убедился в этом пятого октября; меньше, чем за сутки до дня рождения девушки — Алиса ворвалась в дом, но непривычно молча. Шастун непроизвольно вслушивался в её крадущиеся шаги и нервно сжимал кулаки, понятия не имея, к чему готовиться. — А вот и я! Попова выпрыгнула из-за стены, и Антон даже не смог вздохнуть с облегчением — всё его внимание сосредоточилось на новом имидже девушки: она отстригла добрую половину своих волос и отрезала чёлку. И ей чертовски шло. Алиса продолжала кривляться перед ним, принимая всё новые позы и подходя ближе. Она ярко улыбалась, несмотря на свинцовые тучи за окном, и Шастун сам не заметил, как его губы растянулись в ответной улыбке. Попова в последний раз крутанулась вокруг своей оси и резко установила локти на стол, рядом с ноутбуком Антона. — Ну, как тебе? — Мать тебя прибьёт. — А мне плевать, — засмеялась она и опёрлась щекой на раскрытую ладонь. — Главное, чтобы тебе нравилось. Между ними повисла десятисекундная тишина: Алиса следила за его реакцией, а Шастун тупо переваривал. Ему хотелось по привычке проанализировать слова девушки, свой собственный ответ, но вместо этого он ответил правду: — Мне очень нравится. — Я кажусь взрослее? — Скорее, наоборот. Попова подбежала к почти зеркальной поверхности холодильника, трогая короткие волосы, и как-то печально выдохнула: — Чёрт. — Что не так? — Да так, — пожала плечами девушка. — Чёлку неровно постригли. — Ну-ну. Алиса скорее по традиции, чем по надобности показала ему средний палец и взбежала на второй этаж. Она уже видела спесиво поджатые губы матери и её изящные пальцы, обречённо прикрывающие глаза. Для Анны Поповой волосы — это такая же ценность женщины, как и честь, но увы и ах — Алиса свои ценности пустила на ветер и нисколько не жалеет. Если только чуть-чуть. Чисто теоретически — она была бы не против подарить девственность Шастуну, но вот где он был годик назад, когда какой-то её одноклассник устраивал вписку в честь своей днюхи? Другой вопрос: где были Алисины мозги, но наука пока занимается более лёгкими вопросами. Вечером за Алисой приехал Арсений — весь путь до дома он проделал с кислющей миной, которую, на радость сестре, поспешил переменить у самого порога. Иначе она бы точно не выдержала и отказалась куда-либо лететь. — И когда ты только успела? — Попов красноречиво обвёл пальцем овал своего лица. — Нравится? — Очень, — мягко улыбнулся мужчина в ответ и, помявшись, добавил: — Готова? — С рождения! — преувеличенно бодро воскликнула девушка и вручила Арсу увесистый рюкзак. В этот момент со второго этажа спустился Антон и пожал другу руку, поравнявшись с Алисой. И вот они втроём стояли в тесном коридорчике, молчали и думали каждый о своём. Арсений вспоминал, все ли документы взял; Алиса морально настраивалась выйти из любой ситуации победительницей, а Шаст… Шаст понимал, что останется в чужом доме абсолютно один. Целый день без Алисы наверняка покажется монохромной зацикленной картинкой, где Антон пьёт кофе, курит, работает. И думает. О младшей Поповой. Замкнутый, блять, круг. И больше похоже на переживания эмо в далёком две тысячи седьмом. Шастун опустил взгляд — Алиса в ответ вскинула голову и расплылась в шкодливой улыбке. — Так, вы тут прощайтесь, но быстро, а я в машине, — порешал Арсений, осознав, что вся эта сцена подзатянулась, и вышел с рюкзаком наперевес. Алиса же, внимательно проследив за ним, раскинула руки в приглашающем жесте: — Обнимемся? Антон без слов прижал её к себе, согнувшись при этом чуть ли не в три погибели — какая же Алиса была маленькая. Во всех смыслах. Шастун и обнимал её как-то некрепко, словно боялся раздавить, а Попова так обомлела, что и слова не могла вымолвить. Она медленно вдыхала его запах и ни о чём уже не думала. Антон вообще оказывал на неё странное воздействие: поблизости от него у Алисы в мозгу застревали все шестерёнки. И ей даже нравилось. — Не натвори там глупостей, — напоследок вымолвил Шастун, уже подпирая плечом дверной косяк. Алиса хохотнула, задорно отсалютовала ему и села в машину. С города пёрла иссиня-чёрная туча, и Антон с каким-то садистским удовлетворением подумал, что погода вторит его состоянию.

***

      Весь недолгий перелёт из Москвы в Питер Алиса продрыхла на плече Арсения, и после приземления ещё с минуту не желала возвращаться в реальный мир, отмахиваясь от смеющегося брата. К счастью, маман не собиралась встречать их в аэропорту, а ждала в их с отцом шикарном пентхаусе. Алиса вообще-то тоже имела честь жить в нём, пятнать одним своим присутствием чёрно-белый интерьер, но, чтобы не мозолить Анне Викторовне глаза, была-таки сослана в их загородный дом. Правда, официальная версия звучала как «временный переезд в наше семейное гнёздышко в Подмосковье, чтобы ты подумала над своим возмутительным поведением». О, Алиса сейчас была так благодарна судьбе и Арсению за то, что с ней жил Антон — без него она точно бы чокнулась. Продолжала бы ходить к этому конченному Кириллу. И может быть, повелась бы на нелепые ухаживания Пастухова. — Почему я не удивлена? — с порога, без всякого приветствия, страдальчески вздохнула старшая Попова и пропустила своих детей в квартиру. — Алиса, детка, ответь мне, пожалуйста, зачем ты это сделала? — Что «это», мамуль? — невинно поинтересовалась девушка, при этом красноречиво поправляя чёлку. Анна Викторовна молча продолжала сверлить её своими ледяными глазищами, так что Алисе пришлось продолжить: — Ах, это! Я состригла ненавистные тебе розовые кончики. Разве это не то, чего ты добивалась? — То, чего я пытаюсь добиться, похоже, просто несбыточно! — картинно всплеснула руками женщина и прошла вглубь пентхауса. Везде царили чистота и порядок — пять баллов домработнице, которая уже так давно работала на семейство Поповых (читай: Анну Попову), что впору было бы сойти с ума от их драм и интриг. Но Мария имела в своём арсенале замечательную способность: не совать свой нос не в своё дело. Это и вправду экономило ей кучу нервов и сохраняло должность. — Тебе исполнилось восемнадцать, а ты всё так же ведёшь себя, как маленький ребёнок. — Кстати, спасибо, что поздравила — такого трогательного поздравления я ещё не получала, — парировала Алиса, не замечая тяжкого вздоха Арса. Он терпеть не мог присутствовать при склоках матери и сестры — они могли быть сколь угодно разными, но, когда дело касалось обоюдного спора, они становились одинаково упёртыми. — Я отправила тебе открытку по электронной почте. Наверно, попало в «спам». — Ты ещё сомневаешься? — На что ты намекаешь? Что я не уделяю тебе материнского участия? Это просто смешно — и прекращай эти свои детские замашки, — устало прикрыла глаза Анна и, подойдя к Алисе, под прицелом её откровенно хмурого взгляда начала перебирать пальцами её волосы. — Надеюсь, Оля сможет сделать что-то с этим. Скажи мне честно, ты опять ввязалась в какой-то спор? — Нет, — младшая Попова отошла на шаг, — я сама так захотела. Сделала себе подарок на мой день рождения. — Ну что ж, значит, тебе уже не нужен подарок от твоих любящих родителей — куда уж ему до твоего, — ядовито хмыкнула Анна, но, столкнувшись с осуждающим взором сына, смягчилась: — Там, на пуфике. Алиса так кинулась к пуфику, потому что знала — точно знала, что идею для подарка подал папа. Она бережно развернула упаковочную бумагу, изрядно поборовшись со скотчем, и открыла небольшую коробочку: на бархатной подкладке лежала изящная многослойная цепочка. Первая была инкрустирована мелкими камнями; на второй — висел кулон в виде велосипедного колеса; на третьей — распускалось дерево; на четвёртой, самой длинной — солнце было сплавлено с луной. Изучая подвеску, Алиса не сразу заметила выгравированные на последнем кулоне буквы: «С верой в тебя». — Какая прелесть, — прозвучал голос матери прямо над ухом, на что Попова только крепче сжала зубы и молча вернула цепочку в коробочку, подсознательно желая спрятать её от чужого жадного взора. — Обязательно надень её на сегодняшний приём! — Ты расскажешь мне, кто там вообще будет? — О, ты и так всех узнаешь! Эти слова маман Алиса вспоминала весь долгий вечер её собственного дня рождения — она не узнала ни одного лица. Из всей разношёрстной толпы с поздравлениями к ней подошло от силы десять человек. Впрочем, лучше бы и не подходили — их всё равно больше интересовали её брендовые шмотки и безделушки. Папину цепочку Алиса не надела. Ей не хотелось, чтобы какие-то неизвестные мажоры пялились на неё своими голодными глазками. Сам старший Попов позвонил дочери ближе к полуночи, и Алиса, стоя на балкончике, с облегчением ощутила, как уходит глухое раздражение и злость. — Привет, па. — Привет, Лиса-Алиса, — папа всегда называл её так. — Извини, что не позвонил раньше — эти партнёры буквально не выпускали меня из конференц-зала, пытаясь впарить мне очередной «суперпроект». Но ладно. С днём рождения, — его голос вновь смягчился. — Как ты там? — Мама устроила званый ужин. — Звучит официозно и нудно. — И так оно и есть. — Ты хоть кого-то там знаешь? — Да, — невесело хмыкнула Алиса, — Арсения. На том конце трубке послышался бархатный смех отца, которым были наполнены все её детские годы, и Алисе вдруг перестало казаться всё таким дерьмовым. По крайней мере, пока с ней разговаривал папа — у него была удивительная способность подбирать слова так, чтобы разузнать обо всём и ни на чём не заострять внимания. — Ты же знаешь твою маму. Она всегда хочет, как лучше. Завтра обязательно оторвёшься с друзьями. Я разрешаю. «С Антоном», — мысленно поправила Алиса и на краткий миг подумала, а чем же он сейчас занят. Заснул уже? Или всё ещё таращится в ноутбук? Или, может, курит? Или смотрит своё любимое «Назад в будущее»? А может, скучает по ней? — Спасибо, па, — ответила Попова. — И за подарок, он очень классный. — А ты поняла его смысл? — хитро поинтересовался Сергей. — Колесо — это воспоминания о том, как я учил тебя кататься на велосипеде. Растущее дерево — о том, как ты залезла на самую высокую сосну и не могла оттуда слезть, пока мы с Арсом тебя кое-как не стащили. Ну, а солнце с луной — это чересчур сентиментально, но я не мог себе отказать — это благодарность за все те дни и ночи, что мы проводили вместе. Алиса закусила губу, ощутив, как к горлу подкатил тугой комок. Она давно запретила себе думать о том, сколько они с папой не виделись или не общались вживую. Его образ уже поплыл дымкой, и, наверно, с того момента Алиса совсем перестала быть той девочкой, которую знал папа. Подкатил стыд. — Пап… — Ты там плакать собралась? Лис, вот это я запрещаю! — Да я не плачу, — упрямо фыркнула Попова в шаге от того, чтобы позорно не разрыдаться от нахлынувших чувств. — Просто… столько всего произошло. — А я всё равно тебя люблю и очень скучаю, — папа всегда знал, что сказать. Он её чувствовал. — Я вернусь в декабре, и, знаешь, ты ещё взвоешь от моего постоянного присутствия. — Ни за что! Они проболтали о всякой ерунде ещё минут пятнадцать, пока счёт не ушёл в минус и их не разъединили. А Алиса простояла на балкончике и того дольше — не хотела возвращаться в духоту и ворох восторженных возгласов гостей. Когда «вечеринка», наконец, подошла к концу, Попова ощутила невероятное облегчение и даже небольшую гордость за себя — она справилась, сдержав весь поток саркастичных и язвительных замечаний в сторону горделивых гостей. Едва оказавшись в пентхаусе, она завалилась в свою комнату и рухнула на постель. Без сил. Словно тряпичная кукла. — Не спишь ещё? Она даже не вздрогнула, вяло повернув голову в сторону двери в качестве ответа. — Я вроде как последний, кто ещё не подарил тебе подарок, — Арсений подошёл к её кровати, держа руки за спиной. Алиса заинтересованно приподнялась и улыбнулась: — Ты — сам по себе мой подарок, Сенька. — А вот за это… — наигранно угрожающе протянул Попов, делая вид, будто собирается встать и уйти. — Ну, прости-прости, покажи, что ты там за спиной прячешь! — смешно затараторила девушка и состроила щенячьи глазки, в которых плясали серебряные блики от лунного света. — С восемнадцатым днём рождения, сестрёнка, — прошептал Арсений и протянул ей средних размеров коробку, перевязанную лентой. Что-то подсказывало, что это было дело рук Ксюши — Арс в своей жизни не мог даже шнурки аккуратно завязать. Усмехнувшись своим бессмысленным мыслям, Алиса развязала бант, сняла крышку и, увидев подарок, крепко обняла брата. — Я, правда, не претендую на оригинальность, но мне так понравилось, что ты начала чем-то увлекаться, кроме постановки своих дерзких спектаклей для маман… — Ой, замолчи! — хохотнула Алиса и несильно стукнула Арса кулачком в плечо. — Давай спать. Завтра рейс рано утром. — И маман даже не против? — Ну, — пожал плечами Попов, — я напомнил ей про твою учёбу и прочее-прочее. — Люблю тебя. — И я тебя, Лис, спокойной ночи. А Алиса ещё долго рассматривала новенькие альбом, скетчбук, разноцветные карандаши, фломастеры — весь этот набор юного художника Арсений явно собирал по всему городу, зная его любовь к деталям и оформлению. На развороте альбома было выведено чёрными чернилами: «Задача искусства — волновать сердца. Пожалуйста, пусть это будет только приятное волнение, сестрёнка». На неразобранной постели, в родительском пентхаусе где-то в центре Питера, Алисе снились её бесчисленные карандашные наброски Антона, только вот странность — радужка его глаз по-прежнему успокаивающе сияла зелёным цветом.