***
— Это было мощно, дружище! Антон слабо улыбнулся, вымотанный презентацией, общением с фанатами и той неунывающей версией себя, которую ему приходилось вытаскивать на свет при незнакомых людях. Первые пару лет его игра в неунывающего парня была достойна лишь «Золотой малины», но после пришло осознание — гораздо проще потратить силы на яркую улыбку и даже короткий смешок, чем на нудное объяснение своего «мрачного настроя». К тому же, ему не к лицу уже были эти страдания — его игра набирала популярность, получала признание, приносила деньги и небывалое удовлетворение от того, что мечта сбывалась. Но, если честно, Антон думал, что его чувства будут намного превосходить простое «удовлетворение» — казалось, он должен был обрести настоящее счастье. Он так долго и упорно складывал его паззл, а по итогу — в одночасье нашёл и потерял недостающую деталь. — Мне кажется, наша кампания может похвастаться «единением» всех влюблённых парочек — пацаны в восторге от игры, а их девушки — от Шаста! — хохочет Макаров в ожидании такси. Их троица: Антон, Димка и Илья решили смыться, наконец, подальше от шума и размаха гейм-феста и перекурить после успешной презентации новой игры. И Шаст хотел бы присоединиться к их воодушевлённой болтовне, но, как и всегда — лишь молча пускал кольца дыма в небо. Вечерело. — Да, только вот наш Шастунишка давно уж объявил целибат. — Что за бред? — хмыкнул Антон, посмотрев на Поза. — Сколько лет ты уже задаёшь этот вопрос? — присоединился Макар. — Пять лет уже. А бредовей становятся всё больше твои пиздострадания. На последней фразе уже Дима недовольно покосился на языкастого Илью и поспешил добавить: — Мы понимаем, что с тобой и сес… той девушкой много всего произошло, но ты ничего не предпринимаешь и… — Арс запретил мне даже видеться с ней! — Ой, да блять, знаем мы! Как и то, что ты уважаешь его решение; желаешь его сестре счастья, а сам ты — просто петух недостойный, пыль под её ногами! И мы много раз тебе повторяли, что так дальше не пойдёт, но ты… — Что я? — Шаст, ты загибаешься, — помог Макару Дима. — Ты близок к состоянию депрессии, и мы искренне надеялись, что твоя любовь к работе поможет это… исправить, но ты просто не позволяешь себе быть счастливым! Антон сделал ещё одну затяжку, перебив необдуманное ругательство в сторону друзей, и, выдохнув дым, ответил уже спокойно: — Я не могу. — Всё ты можешь, — пробубнил Илья прежде, чем Позов смог сформулировать мысль помягче. Шастун только зло стрельнул взглядом в товарища и стиснул зубы. — Макар как всегда прямолинеен, но он прав, — пожал плечами Дима, чем удивил Антона. — По факту: у тебя всегда было два варианта — вернуть её или забыть. Мы тут уже пять лет наблюдаем, как ты её не возвращаешь, но и не пытаешься забыть. Так вот, приди ты в себя, Шастун, и решайся! — Что вы ко мне пристали, блять? Это моя жизнь! Хочу — могу хоть всё время пиздострадать! Я столько раз вам объяснял: всё, блять, сложно! Поз и Макар слышали эту историю сотню раз: вначале Антон думал, что любил Иру; потом его начало тянуть к Алисе, и любовь к Ире встала под вопросом; потом всё вроде бы разрешилось — Шаст остался с Алисой, но из-за того, что вовремя всё не решил с Кузнецовой случилось то, что послужило началом конца. Первое время было чертовски сложно понять это бессвязное признание Антона, но после… да и после ничего не укладывалось в голове. Шастун совсем скоро перестал надеяться на понимание: Дима был женат, Илья уже много лет встречался с одной девушкой, и ни разу у них не возникло это пожирающее чувства сомнения. А Антон с ним столкнулся, он боролся, он пытался разобраться в этом клубке собственных чувств, но, когда всё встало на свои места, было слишком поздно. Он всё испортил. Это такая жестокая насмешка судьбы: в тот момент, когда он точно понял, с кем хочет остаться, у него отобрали всё, чего он так желал: Алису, её любовь и доверие и даже дружбу с Арсом. Иру он сам попросил уйти, и за это единственное правильное решение в своей жизни наградой ему служил лишь холодный игнор Арсения во всех соц.сетях и автоответчик на том конце провода. Да, первые пару месяцев Антон обрывал всю телефонную линию в попытках объясниться с другом, потому что мысль о том, чтобы встретиться с Алисой за его спиной — логично представлялась ему пиздец какой ужасной. Но тщетно. К тому моменту, как Шаст решился на личную встречу, Попов покинул Москву и где его искать — подсказать никто не мог. Слабая отговорка. Вообще каждый поступок и мотив Антона в их с Алисой истории кажется абсолютно бредовым и надуманным. Но вы когда-нибудь были с кем-то так долго, что любовь было не отличить от привычки? И влюблялись ли вы когда-нибудь в младшую сестру своего друга так, что эти чувства подступали так незаметно, чтобы потом обрушиться лавиной? — Ладно, нам всем нужно остыть, — вымолвил Дима, завидев свет от фар такси. — Всё равно наши оры ни к чему не приведут. — Спасибо, — чересчур ядовито поблагодарил Антон и пропустил Макара мимо себя. — Езжайте, а я прогуляюсь, пожалуй. — Шаст, не глупи. Поехали, ты еле ноги волочил до сюда — как ты собираешься до дома допереть? — Всё будет окей, не парьтесь. — Ладно, но не забудь нам отписаться завтра, как сядешь в самолёт — хочу быть уверен, что ты снова не проспишь рейс. — Было-то один раз! Друзья только рассмеялись и залезли в такси. Проводив его глазами, Антон потушил недокуренную сигарету о мусорку и направился в сторону центральной улицы. Спешить домой было бессмысленно: квартира неизменно встретит его тишиной и неприветливой статичностью, словно даже шторки отказывались развеваться на сквозняке из приоткрытого окна. Шаст затыкал своё одиночество работой, но именно такими вечерами, наступающими после особенно насыщенного дня, дыра в груди начинала сквозить. Он уже ничего не ждал: ни неожиданного звонка от Арса с предложением о встрече, ни уж тем более — встречи с самой Алисой. Остатки здравого смысла каждый раз останавливали его от чеканья её социальных сетей, хотя ему и без того было известно — все аккаунты закрыты, как, верно, и путь к сердцу младшей Поповой. Как бы Антон ни злился на её выходку с травкой, он понимал, как облажался, и последний их разговор с Арсом только подтвердил его паршивое положение. Шастун скучал. По бессмысленным перепалкам, по вечерам за просмотром Netflix, по сплетению их тел на постели, по ленивым и страстным поцелуям — просто по Алисе в его жизни. Алисе, которая интересовалась его мечтой; Алисе, которая была невероятно упрямой и становилась сговорчивой лишь от одного касания губ; Алисе, которая видела в нём не очередного бойфренда, а защиту. Антон сам не заметил, как остановился по ту сторону дорогу от одной из гостиниц Воронежа, призывно сияющей тысячами огней. Напротив главного входа в ожидании томилось такси, пока какой-то армянин с забавным хвостиком о чём-то переговаривался с девушкой — она опёрлась спиной на закрытую дверцу автомобиля, и её пепельную копну волос разбрасывал по плечам лёгкий вечерний ветерок. Шаст и сам не понимал, почему его так привлекла эта сцена, поэтому он отвернулся и пошёл дальше прежде, чем армянин и седовласая сели в такси. Завтра его ждал перелёт в Санкт-Петербург: он хотел убедиться, что обустройство нового офиса проходит по плану, а также просто… прийти в себя. С некоторых пор Москва действовала ему на нервы, а Воронеж настолько оставлял равнодушным, что иногда пропадал аппетит. А вот Питер — другое дело. Была в этом городе какая-то особая магия исцеления или вроде того, а возможно то была не магия, а банальное отсутствие здесь каких-либо друзей и знакомых. Улицы города на Неве хранили в себе многолетнее равнодушие к проблемам других, а Шаст невообразимо устал от чужих попыток помочь ему. Нет, он был благодарен за их поддержку и присутствие несмотря на все изменения в нём, но порой так трудно всё время проводить в компании людей, которые, как ни пытаются, а понять тебя не могут. И они мучаются, и ты. Поэтому с утра Антон отправляет короткое сообщение в их групповой чат с Макаром и Позом: «Я вылетаю», и они оба отправляют аплодирующие смайлики. Весь полёт Шаст достойно выдержал взгляды исподтишка своей соседки по креслу — то ли узнала в нём того болтающего парня со сцены гейм-феста, то ли просто приглянулся ей. И хуже всего то, что Антону до всего этого не было никакого дела. Словно чувства других к нему перестали иметь какое-то значение: остались только его собственное сожаление и очевидное равнодушие Алисы. В Санкт-Петербурге как раз шёл дождь. Пожалуй, Шастун был единственным, кто при выходе из аэропорта, не колеблясь, ступил под прохладную стену ливня.s02ep03
16 декабря 2020 г. в 20:28
— Серёг, я просил тебя только об одном! — бесновался Арсений, сжимая корпус смартфона. — Ни в коем случае не вести её на гейм-фест и уж тем более — предотвратить их встречу с Шастуном.
— По факту — они не встретились.
— Да неужели? Тогда в следующий раз буду выражаться точнее! Я хотел, я очень тебя просил, чтобы у Алисы ни за что не болело сердце! А теперь я даже думать не могу, в каком она состоянии.
— Вообще-то, — задумчиво протянул Матвиенко, глубоко внутри ощущая накатывавшую волну вины, — она держится довольно круто.
— Я знаю, — выдохнул Попов в трубку, и Серёжа представил, как он в эту самую минуту крепко сжимает пальцами переносицу и стискивает зубы. Алиса для него — одна из самых важных частей души. И то, какую боль она переживала, сказывалось и на мужчине. — Но это как сорвать пластырь с едва зарубцевавшейся раны.
Раз и всё. Первые несколько секунд оглушает вспышка боли, а потом ты просто мечешься в попытках остановить кровотечение новым пластырем. Алиса курила на балконе своего номера, оставшись в одном чёрном кроп-топе и лёгких бордовых брюках. Мысли её с трудом цеплялись за сизый дым на рыжеющем от закатного солнца небе. Она заставляла себя не думать ни о чём ни о ком другом. Ни о ком таком родном, но невыносимо далёким; отдающим всего себя многотысячной толпе, но не одному человеку, который, возможно, любил его сильнее всех на свете. До дрожи в пальцах, сжимающих сигарету.
Ей вспомнилось, что примерно год у неё получалось врать самой себе, будто Антона она никогда и не любила. Ещё полгода Алиса внушала себе, что больше его не любит. А потом смирилась. Просто смирилась с тем фактом, что чувства к Шастуну — пожалуй, единственная незыблемая её часть. Даже брата и отца она любила уже по-другому — по-прежнему сильно, но с сердцем, приоткрытым лишь наполовину. Между ними каменной стеной вырос её секрет, и они все это понимали — только, к счастью, молчали. Наверно, искренне надеялись, будто в один прекрасный день Алиса во всём признается, они крепко обнимутся и после часто будут посмеиваться над этой «глупостью».
Как бы Попова хотела, чтобы всё это превратилось в «глупость» — такую маловажную и быстрорастворимую в круговороте жизни. А вместо этого Алиса ощущала, как в глупость превращается всё, кроме её любви к Шастуну.
На телефон пришла смс-ка от Серёжи: «Жду тебя в холле».
Они улетали обратно, только теперь по разные стороны: Матвиенко — в Москву, Алиса — в Питер, в свою любимую квартирку, в которой не было места посторонним. Её адрес знали лишь Арс и его жена с трёхлетней дочерью Кьярой. Алиса возвращалась туда, когда становилось слишком душно в Москва-Сити, когда хотелось с сотой попытки подкурить сигарету на балконе с открытым окном, откуда накатывала питерская влажность; когда не оставалось сил жить чужой жизнью, которую маман именовала «лучшей».
В Питере Алиса не ощущала фантомного внимания окружающих людей к своей персоне — да, ей чертовски нравилось, насколько культурной столице было насрать на неё и её проблемы. Приятно было шататься по барам и клубам, предварительно поменяв симку в телефоне — даже если она наберёт тот самый номер, он никогда не сможет узнать, кто дышит по ту сторону провода. Так было лишь один раз, и Поповой не понравилось слышать его голос, лишённой всякой тоски по былым временам — было невыносимо.
Алиса знала, что Антон Шастун двигается дальше без неё, и его, видимо, всё устраивало. После прошедшего гейм-феста ей придётся навсегда вычеркнуть из предложения это успокаивающее «видимо».
«Ты же всё видела, Алиса, — голос собственного разума почему-то принадлежал Пастухову, отчего становилось тошно, — что с тобой, что без тебя — ему всё одинаково. Ты никогда не была несущей стеной в его жизни. И никогда уже не станешь».
Она ведь готовила себя к расставанию с Шастуном, она ведь ещё пять лет назад знала, что наступит то роковое «завтра» и разрушит её сказку. Тогда почему ей никак не удаётся собрать себя по кускам — ту себя, которая прекрасно обходилась без любви и отношений?