Своя сторона

Отец Уильям пребывал в нелёгких раздумьях. Вот уже несколько минут он стоял у дверей комнаты, отданной ангелу и демону, и никак не мог решить, что будет более верным: постучать и войти, возможно, даже против воли Кроули – или отнестись с уважением к столь явному желанию своего гостя остаться в одиночестве? И впервые за много лет не мог найти ответа на свой вопрос. Уильям не имел психологического образования, но опыт долгих десятилетий служения священником не прошёл даром. За время своего существования в качестве духовного пастыря ему приходилось делать многое. И выслушивать постыдные тайны, способные свести с ума своего носителя, и выводить к свету закоренелых преступников, разочаровавшихся и в жизни, и в людях, и убеждать самоубийц дать себе ещё один шанс… Он привык не знать даже – чувствовать, когда собеседнику нужно выговориться, когда – получить настойчивый и даже агрессивный совет… А когда стоит просто оставить человека наедине с самим собой и дать ему время примириться с тем, чего он не может исправить. …Что нужно Кроули, он сейчас не знал. Точнее, сомневался в своём знании. И мучился неприятным предчувствием, что любые попытки поговорить с ним закончатся провалом. А подозрение, что Кроули нашёл одно из тех самых пророчеств, это предчувствие только укрепляло. Но и оставить Кроули одного, когда он настолько явно пребывает в отчаянии, он тоже не мог. Поэтому он тяжело вздохнул, мысленно прося у демона прощения за назойливость, и негромко постучал в дверь. А потом, не дождавшись ответа, решительно толкнул створку, даже не удивившись тому, что она оказалась не запертой, и вошёл в обиталище потусторонних сущностей. Кроули стук, как выяснилось спустя несколько секунд, всё-таки слышал. Об этом недвусмысленно говорило его появление на пороге спальни и раздражённый взгляд, которым он одарил пастора, прежде чем захлопнуть за собой дверь. - Не хочу показаться невежливым, - Кроули заговорил первым, не дав Уильяму даже открыть рот, - но я занят. А если вы к Азирафаэлю, то сочувствую, он спит, и да, он всё делает чересчур старательно, так что шансов его разбудить у вас немного. В общем, давайте как-нибудь побыстрее, окей? Уильям подавил тяжёлый вздох. Нет, сон Азирафаэля был ему на руку. Разговор с ними обоими он сейчас не выдержал бы. Но то, насколько явно Кроули не желает общаться, вызывало сомнения в успехе запланированной беседы. - Как скажешь, Кроули, - смиренно согласился он, так и не задав ни одного вопроса из тех, что крутился у него на языке. И, взглядом испросив разрешения, сел на ближайшее к нему кресло. Кроули, скривившись, рухнул на второе. - Ну? – грубовато поторопил он спустя полминуты, видя, что пастор не спешит начинать разговор. Уильям только печально улыбнулся ему, не торопясь отвечать. - Сссслушайте, я ссссерьёзно занят, так что лучшшшше бы вам прийти попозже… - не дождавшись ответа, уже с явным раздражением прошипел демон. Уильям невольно вздрогнул – настолько нечеловеческим был сейчас его голос. - В таком случае, - негромко подсказал он, - Ты можешь сэкономить время, рассказав мне, что именно так потрясло тебя в пророчествах Агнессы Псих… Кроули дёрнулся. Змеиные зрачки расширились, выдавая его испуг, и пастор отчётливо увидел, как демон сжался, явно подавляя желание отшатнуться. - И не сссобираюсссь! - Собираешься, - Уильям сочувственно улыбнулся демону, и тот со злостью скрипнул зубами. И поспешно пояснил, не дожидаясь взрыва, - Иначе не сидел бы всё ещё здесь. Ты увидел одно из пророчеств, касающихся твоего будущего? - Не вашшше дело! – демон резко поднялся, почти с яростью глядя на пастора. Поджал губы, почти явственно сдерживаясь, чтобы не сказать или сделать что-то, о чём, как с опасливым холодком осознавал пастор, пожалеют они оба. - Здесь ты ошибаешься, - вздохнул он, не дожидаясь, когда Кроули и впрямь хлопнет дверью и оставит его в одиночестве. – Я взял вас двоих под свою защиту, и поэтому, пока вы находитесь в этой церкви, меня касается всё, что с вами происходит. И особенно… Он помедлил, понимая, что сделал ставку на зеро, и от того, правильно ли он угадал суть увиденного Кроули пророчества, зависит всё. И тихо закончил, глядя прямо в глаза демону: - Особенно пророчество о возможной смерти одного из вас. Ещё не успев договорить, он понял, что угадал. Понял по тому, как дёрнулся демон, по тому, каким отчаянием и тоской плеснуло из полных гнева янтарных глаз… Кроули резко шагнул к нему. Пастору стоило огромного труда не отклониться, когда демон одним резким, как удар змеи, движением нагнулся над ним, опираясь ладонями в подлокотники его кресла и почти утыкаясь носом в его лицо. - Шшшшто. Вы. Ссссказали? – тихо, жутко прошипел он. На миг Уильяма продрало холодом. Именно этого он и ждал. Испуга, гнева, злости – возможно, агрессии, что суть лишь попытка скрыть собственную уязвимость… Не перегнул ли он палку? Он играл с огнём, и понимал это; но сейчас, чувствовал Уильям, это было необходимо. Кроули – не добрый прихожанин, пришедший за советом и не решающийся начать разговор. Он не станет говорить; по своей воле не станет. Пастор медленно, глубоко вздохнул, глядя прямо в кипящее золото змеиных глаз. И очень осторожно, не рискуя делать резких движений, вытащил из внутреннего кармана записную книжку. - Я сказал, - со спокойствием, которого на самом деле не ощущал, произнёс он, - Что меня не меньше, чем вас двоих, касаются пророчества о вашей судьбе. Возможно, даже больше, потому что именно на мне сейчас лежат заботы о вашей безопасности. Он не отводил взгляда, и поэтому успел увидеть, как ярость в глазах демона угасла, смытая удивлением. А миг спустя Кроули раздражённо хмыкнул и, выпрямившись, одним движением отступил к окну. Отвернулся, с деланной независимостью пряча руки в карманы. - Кроули, я понимаю, что ты ощущаешь сейчас… - подождав и не дождавшись ответа, начал было Уильям. И, не успев ещё договорить, осознал свои ошибку. Кроули рывком обернулся, в глазах алыми огоньками полыхнуло адское пламя. И Уильям осёкся, отчётливо ощутив: ещё слово – и Кроули оборвёт разговор. И любые попытки поговорить с ним в дальнейшем будут бесполезны. - Вы ничего не понимаете, - придушено рявкнул демон, и стёкла в окне ответили ему тонким слаженным звоном. Пастор невольно вздрогнул, почти оглушённый не громкостью сдавленного, довольно-таки тихого крика, а болью, которая плеснула из-за показного гнева. Он с трудом перевёл дыхание, успокаивая вдруг прыгнувшее к горлу сердце. И тяжело прикрыл глаза, беря секундную передышку. Нет, он понимал. Лучше, чем мог представить Кроули. Ему, похоронившему родителей, сестру и многих добрых друзей, стоящему в двух шагах от собственной могилы, это не составляло никакого труда. …Только вот говорить это Кроули не было смысла. Каждый со своим горем всегда один на один. Как и со страхом, и с болью потери, неважно, случившейся или грозящей. И сказал он совершенно другое. Единственное, что сейчас было по-настоящему важно. - Кроули, - тихо, спокойно произнёс он, неторопливо поднимаясь из кресла и ловя пылающий взгляд демона. - Я не обещаю, что смогу спасти вас. Не обещаю даже, что смогу помочь хоть чем-либо. Есть дороги, которые можно пройти лишь в одиночестве. Но если в моих силах сделать твой или Азирафаэля путь хоть немного легче – я даю слово, что не остановлюсь, чем бы мне не грозила помощь вам. Кроули зябко передёрнул плечами. И громко, словно раздражённая змея, зашипел сквозь зубы. Злости в этом шипении почти не было. А вот растерянности – с лихвой. Уильям позволил себе беззвучный облегчённый вздох. Судя по всему, первый раунд остался за ним. …Но основная борьба, подозревал старый священник, ещё впереди. И верно. Несколько секунд – и Кроули развернулся. Руки в карманах, на губах – саркастическая улыбка; лишь глаза с расширенными щелями зрачков выдавали его смятение. Недолго, впрочем. Уловив направление пасторского взгляда, он раздраженно скривился, сунув руку в нагрудный карман – и, с вызовом взглянув на пастора, щеголеватым жестом нацепил на нос солнцезащитные очки. Уильям невольно вскинул бровь, удивлённый больше, чем собирался показывать. Общение с супругом Джессики, отдавшим десять лет службе в полиции, научило его худо-бедно определять, есть ли у человека в карманах что-то, на что стоит обратить внимание. И он готов был поклясться, что минуту назад никаких посторонних предметов в пиджаке, сидящем, к слову, в обтяжку, без малейших припусков, у Кроули не было. Кроули словно угадал его мысли. Кривовато ухмыльнувшись, он вновь развязным жестом сунул руки в карманы и, прислонившись поясницей к подоконнику, хмуро бросил: - Слова красивые, но как бы вам не пожалеть о своих обещаниях… - и, с горьким сарказмом, почти выплюнул, - отче. Уильям пожал плечами, не обращая внимания ни тон демона, ни на нарочитую грубость. Отметил философски: - Так нередко бывает. За всё нужно платить… и не всегда цена кажется нам приемлемой. Кроули невольно вздрогнул, и пастор, заметив движение, мысленно сделал себе пометку. Значит, его подозрения верны… Кроули же уже взял себя в руки, и теперь зло кривил губы, сверля пастора взглядом сквозь очки. - Не всссегда? – прошипел он сквозь зубы. – Вы массстер преуменьшшшения, сссвятой отец! - Весь вопрос в том, что тебе предлагается оплатить, Кроули. Любая цена всегда соизмерима лишь с конкретным товаром. - Ай, оссставьте эту сссофиссстику! Пастор укоризненно покачал головой. Но спорить не стал. Вместо этого открыл свой блокнот и, перелистнув – наугад, поскольку всё необходимое помнил и так – несколько страниц, проговорил задумчиво: - Софистика когда-то рождалась как попытки «отцов церкви» постичь истину. Это уже потом она превратилась в искусство играть словами, ничтоже сумняшеся подменяя чёрное белым и праведное - грешным… - он поднял голову – и остро взглянул прямо в спрятанные за тёмными стёклами глаза. – Но изначальный смысл никуда не исчез, Кроули. И ты можешь сколько прятаться от знания будущего за злостью и бравадой, но от этого оно не станет менее вероятным. Он смотрел в лицо Кроули, и лишь поэтому увидел, как дрогнуло оно в гримасе неудержимого страха. Всего на миг. Потом губы демона плотно сжались, черты окаменели, застывая в маске скучающего безразличия. …В маске, только в маске. Что кроется под её мёртвой поверхностью… Уильям не хотел гадать, но понимал без слов: от спокойствия Кроули так же далёк, как и он сам – от паломничества в Мекку. - Мне кажется, ссссвятой отец, что у вас есссть дела, - сквозь зубы прошипел Кроули, но обмануть Уильяма это уже не могло. - Очень много дел, Кроули, - согласно кивнул он. – И ваша с Азирафаэлем безопасность – одно из них. Я не меньше вас надеюсь, что мальчик, которого вы ждёте в гости, сможет решить все ваши проблемы. Но жизнь приучила меня надеяться на лучшее, а готовиться – к худшему. Поэтому сейчас я прошу тебя подумать, заранее подумать, Кроули, до того, как что-нибудь случится: что ты планируешь делать, если Адам не сможет вам помочь? Он умолк, задумавшись. Опустил голову, машинально перелистнул несколько страниц дневника. Кроули молчал; иного Уильям и не ожидал. Всё было бы слишком просто, если бы ему удалось вызвать Кроули на откровенность парой прописных истин и набивших оскомину сентенций. - Нет, не так… - пробормотал он себе под нос минуту спустя, и увидел, как Кроули с мрачной ухмылкой скептически поднял брови. И печально улыбнулся в ответ. - Нет так, - сочувственно повторил он, глядя прямо в матово поблёскивающие стёкла очков. – Я хочу, чтобы ты заранее подумал, что ты готов сделать. Помедлил. - И чем ты согласен платить в случае, если лёгкий путь окажется недоступен. Кроули дёрнулся, словно от удара. Отшатнулся, словно забыв, что и так уже вжался спиной в окно, и дальше – только на улицу, прямо сквозь стену. Уильям медленно выдохнул, пытаясь успокоить тупо ноющее сердце. Получалось плохо. Это было жестоко. Это было чудовищно, невероятно жестоко. После того, что он видел вчера… после того, что он прочитал в предсказаниях Агнессы и что угадал по выцветшему, неживому лицу Кроули, выходящего из его комнаты… Это было необходимо. Если он понимал хоть что-то, путь Кроули на его личную Голгофу уже начался. И если он сломается на середине пути, второго шанса на искупление у него уже не будет. Он смотрел в змеиные глаза, скрытые тёмными очками – и мысленно благодарил демона за то, что не видит сейчас их самих. Он не был уверен, что выдержит это. …А Кроули молчал. Застыл, сцепив зубы в жутком, страдальчески-злом оскале. Сверлил его взглядом, и старому священнику почти до озноба страшно было видеть обречённое, отчаянное выражение на его лице. - Чем сссогласссен платить? – наконец тихо, жутко прошипел демон, и Уильям невольно вздрогнул. – А есссли ничем? Кто меня зассставит, вы? Никто не заставит. Уильям в этом и не сомневался. Не придётся заставлять. Достаточно будет лишь намекнуть на угрозу для беловолосого ангела, а Кроули уже сам… «Пожалуйста, я должен спасти друга!» «Нет, ангел, не смей, дыши!» «Напоите, если не поможет – облейте!» Золотой свет, пробивающийся сквозь пальцы чернокрылого демона, трясущиеся пальцы, пытающиеся отвинтить тугую крышку с пузырька со святой водой… Уильям тяжело опустил веки. Смотреть на демона не было сил. Их, а ещё мужества. Ему казалось, что он догадывается, что готовит Кроули Всевышний. И вера в то, что Господь никому не отказывает в праве на искупление, не давало ни надежды на благополучное разрешение их, с некоторых пор, общей проблемы, ни уверенности в том, что Кроули переживёт надвигающуюся на него с ангелом грозу. Сил продолжать наставлять и поддерживать, зная, предчувствуя, какую цену потребует от Кроули его борьба за спасение Азирафаэля, вера – не давала. - Кроули, - тихо проговорил Уильям, не открывая глаз, - Я не прошу тебя рассказывать, что ты прочитал. Лишь ответь мне… То, что так напугало тебя, касается тебя самого… Или Азирафаэля? «Кого из вас двоих ждёт самый тяжёлый удар, и что делать мне, как мне удержать тебя от окончательно падения обратно во тьму, если жертвенным агнцем окажешься – не ты?..» Он не хотел видеть сейчас лицо демона. Не хотел – и не мог. Он уже слишком стар для таких потрясений, слишком устал провожать других туда, откуда не возвращаются. «И за вину двоих предан будет каре один…» Уильям хотел бы забыть эти слова. Забыть потрясённые глаза архангела Гавриила и жутковатый холодок предчувствия, скользнувший по позвоночнику тогда, во время невозможного разговора. …Хотел – и не мог. Замшелая провидица не ошиблась с визитом Гавриила. Не ошиблась с порталом. И здесь, осознавал он, не ошибётся. Всё будет, как написано. Чтобы они все не делали, один из двоих его потусторонних гостей заплатит жизнью за спасение второго. И твёрдая вера в то, что смерть не может быть концом пути, даже для ангелов и демонов, не уменьшает ни боли в сердце, ни душевной скорби. Один заплатит. Кроули? Азирафаэль? Кого из них ему придётся убеждать в Господнем милосердии, когда у него не останется ничего – ни надежды, ни веры? Кого, а главное – как?.. Тишина висела в комнате – тяжёлая, душная, болезненная. Кроули молчал. А у Уильяма не хватало духу поторопить его, заставить озвучить вслух то, во что слишком страшно было поверить и что невыносимо было принять. Кроули – молчал. А пастор с каждым мигом всё отчётливее понимал, что, ответит Кроули или нет, но маховик судьбы уже начал разгон, и теперь любые их действия лишь приведут к тому, что было предречено. Кроули знает о том, что их ждёт. Знает и боится этого. И, будет ли он бежать от рока или пойдёт ему навстречу, каждый его шаг будет приближать и его самого, и Азирафаэля к тому, о чём предупреждала Агнесса Псих. По спине, казалось, скользнула ледяная крошка. Уильям стиснул блокнот в ослабевших внезапно пальцах и через силу открыл глаза, почти заставляя себя взглянуть на бледного, зло кривящего губы демона. - Кроули, - тихо окликнул он, внутренне содрогаясь от очень дурного предчувствия.– То пророчество, что ты прочитал… Начиналось со слов «Внемлите мне, ибо близится срок»?* Кроули зябко передёрнул плечами, и Уильяму дурно стало от выражения безнадёжной злобы, исказившей на миг его лицо. - Ахххх, так он ещщщё и близитссся? Что б тебе вечно в Аду гореть, сссстарая сссстерва… А Уильям с неожиданной тоской подумал, что срок, и правда, уже недалёк. Если он правильно помнил древние законы, право священной защиты заканчивалось вместе с жизнью священника, даровавшего её. Вряд ли он доживёт хотя бы до восьмидесяти. Доктор Даулинг юлил и увиливал от ответа о прогнозах, хотя и был всего-то на пару лет его младше, но уж читать недосказанное за милосердной ложью во-спасение Уильям за годы службы научился достаточно хорошо. Недолго Джессике осталось бояться за его слабое сердце. И что будет тогда с Азирафаэлем и Кроули… Ничего хорошего – это однозначно. Он сильно сомневался, что сумеет найти ещё одного безумца, готового заступиться перед самими Небесами за демона. Кроули, тем временем, вынул руки из карманов, раздражённо щёлкнул ногтем по подоконнику и, скривившись, хмуро уставился на пастора поверх очков. Страх и отчаяние, видел Уильям, постепенно вытеснялось злостью. И старый священник даже не знал, радоваться ли этому факту или хвататься за голову. - И шшшто там было? – хмуро, с горьким сарказмом, бросил он. Скривился в ответ на непонимающий взгляд Уильяма. – В предсссказании с близящщщимся сроком. «Замкни уста, ибо многие знания – многие скорби», - словно наяву, вдруг прозвучало в голове Уильяма. На миг ему показалось, что он почти слышит этот голос, с обладательницей которого они разминулись лет так на триста. И поспешно прикусил язык, в последний миг удержав при себе слова, которые даже против своей воли запомнил наизусть. - Каждому своё, Кроули, - как мог мягко откликнулся он. – Ты увидел одну часть будущего, я – другую… Не думаю, что сейчас самое время делиться нашими зыбкими знаниями о грядущих днях. Прости меня за неуместный вопрос, и позволь мне оставить при себе то, что я прочитал. Кроули смотрел на него тяжёлым, очень мрачным взглядом. И под ним пастору было совсем не по себе. А потом он вдруг содрогнулся, согнулся, прижав руки к животу, и… Принялся хохотать. Глухо, лающе, таким неестественным кашляющим смехом, что Уильяму стоило огромного труда не броситься на помощь, вообразив себе невесть что. - Да вы сссерьёзно? – наконец простонал демон, закатывая глаза. – Делитьссся? Да пожалуйсссста! Я ссслышать не хочу больше ни об этой Агнесссе, ни об этом хреновом Неизъяснимом плане! Оссставляйте при сссебе сколько влезет, хоть залейтесссь! Какое вообще дело до всссех этих божесссственных откровений может быть мне? Учитывая, как ненавидит меня Бог, мне так и так крышшшка. Так какая мне разница, от чего я сссдохну и как сссскоро? На истерику это было похоже куда больше, чем на настоящее веселье. - Я не сказал, что ты… умрёшь, Кроули, - грубое слово «сдохнешь» всё-таки показалось Уильяму слишком несправедливым, чтобы он смог заставить себя хотя бы в мыслях произнести его применительно к этому удивительному демону. Тот расхохотался ещё надрывнее. - Она сссказала! Эта ссстарая ссстерва, она написссала это, так что можете не трудитьсссся меня утешшшать! Я сссдохну, Азирафаэля простят, всссе будут сссчастливы. Так что оссставьте при сссебе сссвои душшшесссспасительные сказочки, Уильям! Не нуждаюссссь. Уильям медленно закрыл глаза. Кроули. Всё-таки – Кроули. Значит, всё-таки – искупление, а не кара. Он хотел в это верить. Он не мог в это не верить, потому что иначе всё теряло смысл. Потому что иначе – чего стоит вся его уверенность в милосердии и мудрости Всевышнего, если в конце пути Кроули не будет ждать ничего, кроме уничтожения? - Спасибо, Господи, - тихо, искренне сказал он в пустоту, не поднимая век. - За шшшто, интересссно? - За то, что смерть предсказали именно тебе, - просто откликнулся Уильям. Это было жестокие слова. Страшные и жестокие. И Уильям не удивился бы, последуй за ними удар. И хорошо, если просто кулаком. Но это надо было сказать. Сейчас, пока Кроули ещё готов слушать, но ещё не успел ни взбунтоваться, ни смириться. …Он не удивился бы, нет. Но удара не было. Был… Был - звук. И Уильяму потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это – смех, а не рыдания и не агония. - То есссть, мне п…редлагаетссся ссссдохнуть во имя б... ближнего сссссвоего, и я должен ещщщщё быть за это благодарным? – всхлипывая и икая, прошипел Кроули, и пастор с болью услышал в его голосе плачущие нотки отступившей, но не ушедшей далеко истерики. Он с трудом перевёл дыхание. И, мысленно прося прощения у демона за то, что собирается сказать, тихо произнёс: - Но ведь уже ты готов сделать это, Кроули. И ещё крепче сжал в руках несчастный блокнот, чувствуя, как ноют от боли глубоко вдавленные в плотную кожу ногти. Кроули рывком дёрнулся к нему, сгребая за воротник. - Нет! – яростно выкрикнул тот, глядя на пастора почти с ненавистью. Взбешённо тряхнул, и Уильяму стоило огромного труда не прикусить себе язык – настолько резким и неприятно сильным был толчок. – И не ссссобиралсся! Не принимайте меня за сссвятошшшу! Я демон, демон, ясссно вам? Я буду ссспасать сссвою жизнь, предам Азирафаэля, ессссли не будет другого выхода – я не сосссбираюсь подыхать во имя чего бы то ни было! Вы поняли? - Понял, - сочувственно улыбнулся Уильям, осторожно разжимая тонкие пальцы на своём воротнике. И, поймав глазами кипящий янтарь змеиного взгляда, мысленно повторил – не демону даже, а себе: «Я понял, Кроули. Понял, и дай тебе Бог сил выдержать путь, на который ты, не желая этого сознавать, ступил…» Кроули нервно дёрнул плечом и резко отвернулся. На миг пастору показалось, что услышал то, что он не озвучил вслух. И невольно задался вопросом, способен ли демон читать мысли. Кроули, впрочем, почти тут же ответил на этот вопрос сам, с горьким смешком бросив через плечо: - И как, сссвятой отец, желание защщщищать меня ещщщё не пропало? - Ничуть, дитя Божье, - спокойно откликнулся пастор. Нескольких секунд паузы хватило ему, чтобы окончательно справиться с волнением и понять, что он должен теперь делать. Что – и как. – Я не услышал ничего, что могло бы меня удивить или напугать. Всё, что мне нужно было о тебе знать, я уже видел вчера. В церкви, возле чаши со святой водой. И в склепе сэра Джеймса. Демон вздрогнул. А Уильям, глубоко вздохнув, выпрямился и негромко, почти не задумываясь, что именно говорит, спросил: - Почему ты думаешь, что Бог ненавидит тебя? Кроули замер на середине движения. Что он хотел? Поправить очки? отступить в сторону? Ещё раз схватить доставшего, честно признавал Уильям, собеседника за грудки? Если и хотел, то забыл, не успев завершить жеста. И теперь, подняв брови, смотрел на пастора поверх очков, как на умственно отсталого. Что ж, Уильям мог его понять. Кроули, наконец, отмер. Пренебрежительно сложив губы трубочкой, он громко, вульгарно присвистнул. - Да вы шутите, сссвятой отец? – с мрачным сарказмом уточнил он, кривя губы к болезненно улыбке. И шипения в голосе было уже почти не слышно. Злость в пропорции один к одному с удивлением, судя по всему, оказалась хорошим лекарством против страха. Что ж, это в любом случае было лучше, чем давешняя истерика. По крайней мере, Уильям на это надеялся. - Я абсолютно серьезен, - заверил демона пастор. Кроули в ответ раздраженно зашипел. Лицо закаменело в не слишком удачной попытке спрятать уже не отчаяние – злость. А за стёклами очков старому священнику на миг померещился алый отблеск. И стало очень, очень не по себе. В сознание упрямо стучалась робкая мысль, что идея доводить демона, пусть даже проявившего лучшие человеческие качества и попросившего о помощи, не самая лучшая идея. А он доводил умело и старательно – и, кажется, довёл. Гноящиеся нарывы порой приходится вскрывать по живому. И кто сказал, что это обязательно должно быть безопасно для лекаря? Уильям готов был и к оскорблениям, и к удару, и к бегству Кроули. И даже был почти уверен, что сможет справиться с любым из трёх неприемлемых исходов. С разной степенью успешности, конечно. Но Кроули, к счастью, всё-таки совладал с собой. Жутковатый отблеск лавы в расправленном янтаре глаз померк; теперь о его чувствах говорили лишь плотно сжатые побелевшие губы, да заметно срывающийся на шипение голос. - А по-вашему, вссссё это, - он неопределенно махнул рукой, зло кривя губы, - Можно назвать проявлением божественной любви?! Отличный вопрос. Тот самый, один из немногих, которых Уильям ждал с тревогой и надеждой. Старый священник позволил себе мысленно улыбнуться. Только мысленно, ни в коем случае не по-настоящему. Насмешки, даже если эта улыбка и отдалённо не была ей, Кроули, как он подозревал, не стерпит. Вместо этого он неторопливо покачал головой и, разжав наконец уже ноющие от напряжения пальцы, осторожно закрыл записную книжку. Помолчал, не столько подбирая слова, сколько давая Кроули время прочувствовать свой вопрос. И проговорил медленно, глядя куда-то мимо демона: - Что мы вообще можем назвать «божественной любовью»? Мы, создания Его, которым неведомы планы Всевышнего в отношении нас? Мы можем видеть лишь часть узора – но вся картина нам неизвестна. Кто-то получает огромное наследство и всю жизнь купается в роскоши, но душа его обречена на вечные муки, ибо не было в ней ни щедрости, ни сострадания к слабым. Можно ли сказать, что Бог был милостив к нему, подарив ему лёгкую жизнь? Кто-то умирает в мучениях от неизлечимой болезни, но за свою короткую жизнь успевает согреть столько сердец, что перед ним настежь открыты врата Рая. Был ли Господь жесток к такому страдальцу? Кого из них больше любит Бог, в таком случае? Он замолчал, увидев, с каким выражением смотрит на него демон. Казалось, его сейчас вырвет. - Оссставьте свои притчи для ссскорбных умом прихожан! – брезгливо выплюнул он, вновь срываясь на змеиное шипение. Закатив глаза, он одним движением пересёк комнату и почти рухнул в ближайшее кресло. Вытянул ноги и, сложив руки на груди, с вызовом уставился на священника. Тот только вздохнул. - Для прихожан у меня, возможно, найдутся другие притчи, - мягко возразил он. – Быть может, тебе, Кроули, сейчас нужна – именно эта? Ибо сказано в Писании – никому не даётся груз тяжелее, чем он способен вынести… - О, ради Ссса… ради хоть чего-нибудь, сссвятой отец, избавьте меня от ссссвоих проповедей! Мою душшшшу сссспасать поздно, у меня её априори нет! Кроули вновь рывком вскочил из кресла, не в состоянии, похоже, сохранять неподвижность хоть минуту. И, почти упав грудью на подоконник, с независимым видом уставился в окно. Ничего интересного там не было. Кроме дождя, конечно. Отец Уильям, мысленно радуясь уже тому, что Кроули поддерживает разговор, сокрушённо покачал головой. - Пусть так, Кроули… Пусть так. И всё же – я прошу тебя помнить, что повеление совершить обряд, вернувший вас живыми из Преисподней, было послано мне в тот самый миг, когда вы больше всего нуждались в чуде. Что это, как не проявления милости Господа нашего? - Везение, - сквозь зубы процедил Кроули, не поворачиваясь. – Ссслучайность. Издевательство. Очередной коварный план. Да шшшто угодно! Священник глубокомысленно покивал. - Да-да, конечно. Но я, должно быть, забыл уточнить, что мне было приказано вызвать из Ада демона Кроули. Не ангела Азирафаэля. - Ну разуме-е-етссся! – закатил глаза Кроули. – Не существует способа вызвать ангела! Они таким не вообщщще промышшшшляют, чиссстоплюи! Отец Уильям едва заметно улыбнулся. Прищурился и спросил, лукаво глядя на демона: - В таком случае, почему же портал перенёс вас обоих, а не только тебя? Кроули замер. Потом, со прерывистым свистом выдохнув, медленно повернулся к священнику. На старика взглянули жёлтые, сейчас занимающие всю радужку и белок змеиные глаза. На лице его отчётливо отражалась бешеная работа мысли. - Яд! – с ужасом выдохнул Кроули, - Я… укуссссил Азирафаэля, часссть меня была внутри него! Есссли бы вы прочитали заклинание минутой раньшшше… - То ангел остался бы в Аду, - согласно кивнул старый пастор. – Один. А проведи я ритуал минутой позже - и его не спасли бы ни твои усилия, ни святая вода. Так что да, ты можешь назвать это коварным божественным планом. Можешь считать это проявлением ненависти Господа и способом погубить тебя, принудив расплачиваться своей жизнью за безопасность Азирафаэля. Но ты уверен, что был бы рад другому исходу? Тому, что был наиболее очевиден? Он сочувственно улыбнулся, разглядывая изжелта-белое, перекошенное смертельным ужасом лицо демона. Развёл руками: - Подумай об этом, - мягко посоветовал вряд ли слушающему его сейчас Кроули. И, осторожно прикрыв за собой скрипучую дверь, вышел из комнаты. В коридоре он без сил привалился к стене, тяжело закрыв глаза и пытаясь успокоить болезненно колотящееся сердце. Если бы Кроули только знал, каких усилий стоил ему этот спокойный, понимающий тон… Насколько тяжело было рассуждать о божьей любви и о планах Господа, когда на сердце сжались и не желают разжиматься цепкие когти страха и дурных предчувствий. Страха за своих гостей, а особенно – за демона, так непохожего на исчадье Ада и так напоминающего своей яростной готовностью поступиться всем, даже самой жизнью, ради ангела… Так напоминающего - не ангелов, нет. Людей. Лучших из рода человеческого, с кем сводила когда-либо Уильяма судьба. ...Уильям вздрогнул. Не сразу он понял, что именно услышал. Услышал ли, или голос, произнёсший это - глухой, надорванный то ли криком, то ли с трудом сдерживаемыми слезами голос - пришёл из глубин памяти, а не из-за закрытой двери в соседней комнате? Всего три слова, от которых Уильяма продрало ознобом до самых костей: - Я сссогласссен заплатить…