Своя сторона

Азирафаэль медленно, с трудом открыл глаза. Всё тело заполняла ужасающая слабость – настолько всеобъемлющая, что, попытавшись лишь повернуть голову, он чуть было вновь не потерял сознание. И невольно испугался. Неужели физическая оболочка была повреждена так серьёзно, что он больше не сможет двигаться без чудес? Одна лишь мысль о подобной перспективе морозом отдалась в позвоночнике. Азирафаэль распахнул глаза и нервно дёрнулся, пытаясь встать. Ну ладно, хотя бы сесть. И немедленно осмотреть все повреждения (и, быть может, даже воспользоваться человеческой медициной, если раны тела достаточно сильны). Развоплощаться и отправляться Наверх, в объятия разгневанного Гавриила, ему хотелось меньше всего. Однако сесть не получилось. Первое же резкое движение отдалось неожиданно острой болью в плече, и он, против воли вскрикнув, вновь упал обратно на… постель? Азирафаэль перевёл дыхание и уже осторожнее закрутил головой, пытаясь понять, как успел добраться домой. И лишь теперь запоздало понял, что лежит не на своей кровати, а на узкой, застеленной белой казённой простынёй постели. Появившаяся в поле зрения дама средних лет, в характерной для медиков одежде, окончательно развеяла все сомнения. - О, мадам… - растерянно пробормотал он, глядя на склонившуюся над ним даму, - Прошу прощения, не знаю вашего имени… Я в больнице? - В ней самой, - добродушно кивнула та, отсоединяя что-то от левой руки Азирафаэля. – Зовите меня доктор Харрис. Как вы себя чувствуете? Азирафаэль прислушался к себе. Шум в голове постепенно стихал, хотя слабость всё ещё была ужасающей. И болело – нудно, острой дёргающей болью, правое плечо. Плечо… Ах да! Тот молодой человек в библиотеке, юноша в состоянии наркотического опьянения и с пистолетом… Какие он предъявлял претензии к его коллеге? Кажется, он почему-то решил, что добрейший мистер Нортон соблазнил его невесту… Или это была невеста самого Нортона, а юноша с пистолетом был неудачливым соперником? Азирафаэль тяжело закрыл глаза. При попытке вспомнить произошедшее в библиотеке мысли путались, тонули в ватной тяжести. Вновь начала сильнее болеть голова. Доктор терпеливо ждала, когда он справится с воспоминаниями. Только едва заметно нахмурилась, видя его состояние. - Вы помните, как вас зовут? – мягко подсказала она, не дождавшись ответа. - Аз… - Азирафаэль осёкся и поспешно исправился, - Эзра Фелл. - Чудесно, мистер Фелл, - просияла доктор Харрис. – Рада, что вы в здравой памяти! Вы здорово ударились головой о библиотечную кафедру, когда падали. Однако всё обошлось. Пуля прошла через мягкие ткани, пару недель иммобилизации – и снова сможете пользоваться рукой. Есть сотрясение мозга, но не слишком серьёзное, средней степени. Вы просто везунчик! Она покровительственно потрепала его по здоровому плечу. Пожелала выздоравливать, и, пообещав, что обед принесут прямо в палату, направилась к выходу. Азирафаэль слушал её, как сквозь сон. Голова болела всё сильнее, глаза закрывались сами собой. Азирафаэль сквозь подступающий сон с удивлением отметил, что, кажется, совсем отуземился. Как хорошо у него начало получаться терять сознание! Не совсем тот навык, который он хотел бы освоить, но что поделать. Уже почти заснув, он вдруг вспомнил ещё кое-что. - Мисс… Доктор Харрис, вы не знаете, где мой телефон? – слабым голосом окликнул он. Доктор остановилась в дверях и, обернувшись, с сочувствием оглянулась на него. - На тумбочке рядом с вами, - мягко подсказала она. – Вам звонили, какой-то пожилой джентльмен. Но сейчас вам стоит поспать. Скажите мне, кому нужно позвонить, я предупрежу ваших родных, чтобы они не волновались. - Кроули… - проваливаясь в мягчайшее облако сна, неимоверным усилием пробормотал Азирафаэль. – На быстром вызове… Кроули… Скажите, что всё в порядке… пусть не волнуется… Ответ доктора, если он и был, Азирафаэль уже не услышал. *** Следующее пробуждение принесло сразу две новости: во-первых, голова больше не болела, как и простреленное плечо, а во всём теле ощущалась приятная лёгкость. Во-вторых – и это заставило Азирафаэля встревоженно подскочить – рядом с койкой обнаружился Кроули. В человеческий форме, чем-то ужасно недовольный и расстроенный. - Кроули? – растерянно пробормотал он, не уверенный до конца, что друг ему не мерещится. Тот криво улыбнулся и кивнул, пряча глаза за вернувшимися вместе с остальной одеждой тёмными очками. - С добрым утром, ангел. - Кроули, ты… Зачем ты снова стал человеком?! Азирафаэль задохнулся, окончательно осознав, чем может грозить им смена демоном формы. Кроули в ответ с досадой поморщился. - Вряд ли медперсонал был бы в восторге, если я явился к тебе в змеиной форме, не находишь? – едко возразил он, с раздражением поднимаясь на ноги. Плеснув из стоящего рядом графина воды в стакан, он сунул его Азирафаэлю в руку и хмуро добавил, - Я чуть с ума не сошёл, когда мне позвонили из больницы и сказали, что ты у них с огнестрелом. Азирафаэль представил, как металась по гостиной огромная змея, сшибая на своём пути мебель, и сочувственно вздохнул. - Ох, дорогой мой, мне так жаль… - Зачем ты вообще попёрся разговаривать с этим псссихом? – в злом голосе Кроули отчётливо прозвучала шипящая нотка, и Азирафаэль виновато потупился. - Но, Кроули… - беспомощно развёл он руками – одна перевязана чуть выше локтя (движение отдалось тянущей, но не слишком сильной болью), в другой – наполовину осушенный стакан. – Разве я мог иначе? Он бы застрелил Нортона, ты бы видел глаза этого юноши… - А так он чуть не застрелил тебя! – взвился Кроули, и оказавшийся на его пути стул жалобно скрипнул ножками по паркету, чуть не опрокинувшись. - Но… Кроули остановился так резко, что Азирафаэль невольно замолчал. А демон развернулся, в два шага подойдя к изголовью кровати, угрожающе навис, опираясь руками о подушку.. - Никаких большшше «но», ангел! – не дав Азирафаэлю раскрыть рот, взбешённо прошипел он. – Ссс этого момента ты не делаешшшь ничего, что может угрожать твоей жизни. Никаких геройссств. Никаких одиноких пешшших прогулок. Ясссно тебе?! Последнее он рявкнул так громко, что на прикроватном столике тихо задребезжал стеклянный графин. Азирафаэль невольно втянул голову в плечи. - Дорогой мой, пожалуйста, не нужно так волноваться… Я уверяю тебя, что… - Тебе ясссно?! Азирафаэль тяжело вздохнул. Задержал дыхание, глядя поверх сползших на нос тёмных очков в полные страха и гнева глаза. И, сглотнув, виновато улыбнулся. - Хорошо, мой дорогой. Как ты скажешь. И мысленно повторил уже для себя: «Как скажешь, Кроули». Всё, что угодно. Только бы больше не видеть в глазах друга такого смертного ужаса и не успевшего окончательно родиться облегчения, словно он только что чудом избежал целой ванны святой воды. *** Медицинская страховка съела почти все их сбережения, и на следующий день после выписки Кроули исчез на полдня, вернувшись мрачным и усталым, с таким видом, словно хочет кого-нибудь убить. И нехотя сообщил, что нашёл подработку. Раскрывать подробности он наотрез отказался. И у Азирафаэля возникло нехорошее подозрение, что работа Кроули связана с криминалом. Кроули, правда, категорически это отрицал. И после нескольких часов спора Азирафаэлю пришлось смириться с тем, что его друг может иметь собственные тайны. (Даже, возможно, не вполне легальные – но что поделать, Кроули ведь демон, нельзя требовать от него абсолютной законопослушности!) С тех пор Кроули исчезал каждый день на несколько часов, и по возвращении был мрачен и подавлен. Лишь к вечеру его настроение немного выравнивалось. Азирафаэль молча мучился тревогой за друга и не знал, чем помочь. От любых попыток обсудить его работу Кроули мастерски уходил, порой срываясь на откровенную грубость, когда Азирафаэль решался проявить настойчивость. В остальном же, как ни странно, их жизнь совсем скоро потекла по привычному руслу. Азирафаэль опасался, что после случая со стрелком Кроули окончательно уверится в смертельной опасности любого выхода из дома и сделает всё возможное, чтобы заставить его отказаться от работы в библиотеке. Однако, к его искреннему удивлению, этого не случилось. Кроули даже не заговаривал об увольнении, безропотно терпел визиты коллег, по очереди навещающих его, и даже ухитрился найти общий язык с Нортоном и Кейнси. Впрочем, это было неудивительно. Кроули всегда отлично умел ладить со смертными – разумеется, когда ему это было нужно. Скорее, удивляться стоило тому, что последний из коллег Азирафаэля, Джой, до сих пор не пал перед обаянием Кроули и всё ещё продолжал держаться с ним насторожено. Из соседей единственным «крепким орешком» и вовсе оказался мистер Адамс. Вредный старик невзлюбил Кроули с первой встречи. (Что, впрочем, было неудивительно, учитывая, как язвительно вёл себя демон в его присутствии и как быстро выставил его из их дома.) Зато миссис Форрест, наоборот, прониклась к Кроули необыкновенной симпатией, чем, как показалось Азирафаэлю, озадачила и даже смутила его бедного друга. Подружиться с соседкой Кроули и не пытался. Но, в кои-то веки, кто-то захотел подружиться с ним – и упрямый Змей был вынужден позорно капитулировать. «Рада за вас, мистер Фелл», - тихонько шепнула ему миссис Форрест прощаясь после первого с момента выписки визита в гости. В её ясных глазах плескалось затаённое лукавство и какая-то почти материнская нежность, заставлявшая Азирафаэля чувствовать себя несколько неловко. Кроули в тот момент снимал с вешалки её пальто и, кажется, сам был озадачен – и мягкой настойчивостью, с которой пожилая леди развела его на галантность, и своей уступчивостью. «За что?» - спросил тогда Азирафаэль, и получил в ответ ещё одну ласковую улыбку и хитрый взгляд. «Тем, что ваш чудесный сад наконец дождался того, для кого был создан», - проницательно пояснила соседка. Азирафаэль не нашёлся, что ответить. Вообще, Кроули на удивление легко вписался в повседневную жизнь их тихой улицы. С ним охотно общались пожилые соседи, причём некоторые из дам, к изумлению Азирафаэля, даже делали попытки флиртовать. К нему мгновенно привязались дети – как те, что жили здесь, так и приезжавшие к бабушкам и дедушкам на выходные. Он на удивление легко сошёлся с их условными ровесниками – относительно молодыми людьми от двадцати до сорока лет. Хотя, кажется, не предпринимал для этого никаких особых усилий. И вообще вёл себя, как обычно, и даже хамить собеседникам реже не стал (скорее уж, наоборот). Но большинство соседей почему-то воспринимали это как остроумие и обижаться отказывались. Возможно, частично симпатия к нему объяснялась той неотступной заботой, которой тот окружал Азирафаэля после его ранения. Сам ангел поддерживал со всеми, кроме мистера Адамса, довольно тёплые отношения и, похоже, Кроули готовы были прощать его язвительность и неуживчивость, как прощали грубость старому мистеру Маунтли, озлобившемуся на весь мир после того, как его жена оказалась в инвалидном кресле. Азирафаэль всерьёз удивился, когда, через несколько недель после возвращения домой, случайно выяснил, что их с Кроули считают парой. И даже попытался было объяснить соседям их заблуждение. Но Кроули лишь раздражённо махнул рукой: «Забей, ангел, какая тебе разница, не пофиг ли тебе, что думают смертные?» И Азирафаэль, немного подумав, согласился с его правотой. Пожалуй, наоборот, ему стоило бы самостоятельно распустить такой слух, если бы соседи не сделали всё сами. Двое супругов, пусть даже оба они мужчины, определённо привлекали меньше внимания, чем двое не похожих на родственников людей, непонятно почему живущих в одном доме. Разумеется, обманывать людей было нехорошо. Даже если они сами сделали всё, чтобы обмануться. И разумеется, Библия негативно относилась к однополой любви, несмотря на то, что последние годы даже римский понтифик признал содомский грех не грехом, а посланными Богом удовольствиями. Самому Азирафаэлю это казалось таким же абсурдом, как и охота за содомитами в прошлые века. Однако нынешнее положение дел определённо было им на пользу. И Азирафаэль твёрдо решил использовать любую возможность, чтобы избежать привлечения к ним внимания Небес или Преисподней. Гиперопека Кроули, порой доходящая до паранойи, наверняка выглядела умилительно со стороны. Но быть её объектом каждый раз, когда к ним приходили гости или они сами выходили из дома, было довольно утомительно, и спустя две недели Азирафаэль всё-таки сумел донести это до Кроули. Ангел почти видел, с каким трудом Кроули сдерживает себя, чтобы не вывалить на него пару дюжин контраргументов. Однако, к его удивлению, демон признал его правоту. И прекратил вести себя так, словно был телохранителем арабского шейха, которого на каждой крыше караулили снайперы. Когда закончилось время больничного, и простреленная рука зажила, оставив по себе лишь лёгкую скованность движений, Азирафаэль был готов к нешуточной борьбе. Однако заявление о том, что он снова выходит на работу, Кроули встретил спокойно. Не возразил ни вечером, когда они обсуждали их новый режим жизни. Ни утром, когда демон, уже привычно оттерев его от плиты с мрачным «сиди и береги руку, ангел!», принялся за приготовление завтрака. Ни после завтрака, когда Азирафаэль начал собираться на работу. Однако вывод Азирафаэля о том, что Кроули смирился и решил положиться на счастливый случай, отказавшись от круглосуточной опеки, оказался преждевременным. Кроули просто нашёл другой способ присматривать за ним. Выйдя на улицу, ангел увидел свой велосипед стоящим возле крыльца. Только вот выглядел он теперь иначе, поскольку вместо багажника за седлом теперь красовалось что-то вроде укреплённого арматурой автомобильного кресла, установленного на крепкие подножки и снабжённого ремнём безопасности. - Заткнисссь, ангел, только попробуй что-нибудь сссказать… - угрожающе прошипел Кроули, поймав его изумлённый взгляд. И Азирафаэль, заглянув другу в глаза, отчётливо понял: или он подчиняется желанию Кроули поработать личным водителем… Или он не едет вообще никуда. Ни сегодня, ни в будущем. …Можно даже не уточнять, что припарковав свой чудовищный транспорт на велосипедной стоянке, Кроули никуда не ушёл, а направился вместе с ним к служебному входу с такой уверенностью, словно имел полное право здесь находиться. И Азирафаэль уже даже не удивился, услышав, как директор представляет им нового переплётчика, Энтони Дж Кроули. …А приваренное к велосипеду кресло, на удивление, оказалось очень удобным. Хотя Азирафаэль старался даже не представлять, как комично выглядят они со стороны. *** Рабочий день Кроули заканчивался на два часа раньше, и оставшееся время он либо коротал в читальном зале, болтая с Азирафаэлем и другими библиотекарями и попутно подшучивая над читателями, после чего они оба ехали домой, либо уходил куда-то по своим делам. В этом случае Азирафаэль после работы ждал его в небольшом кафе напротив библиотеки. Обычно – в компании какого-нибудь пирожного или роллов, которые в этом заведении готовили просто божественно. (Роллы он то и дело порывался взять на вынос, но Кроули кривил нос с таким видом, что после третьего раза Азирафаэль счёл за лучшее наслаждаться достижениями японской кухни в одиночестве.) Именно здесь, за стоящим возле самого окна столиком, и произошёл инцидент, оставивший после себя очень неприятный осадок и проложивший между ним и Кроули первую эфемерную трещину. Джон Нортон в этот день отсутствовал на работе, сказавшись больным (и этим несколько обеспокоив их пожилого директора, маниакально боящегося заразиться коронавирусной инфекцией). Тем сильнее удивился Азирафаэль, когда дверь кафе с грохотом открылась, впустив нового посетителя. И Азирафаэль, приглядевшись, с изумлением опознал в пьяном до состояния бревна, грязном и расхристанном человеке всегда опрятного и сдержанного коллегу. На его оклик Нортон не отреагировал, почти упав на стул возле барной стойки и заплетающимся голосом потребовав «джина, и побольше!». Лишь после того, как Азирафаэль, подойдя к нему, положил руку ему на плечо, вздрогнул и оглянулся. Чуть не свалившись при этом с высокого стула. - Чёрный кофе без сахара, пожалуйста, - извиняющимся тоном попросил Азирафаэль бармена, под руку уводя коллегу к своему столу. – Джин не надо, и приготовьте, будьте добры, отбивную и греческий салат. Упав на стул, Нортон тяжело сложил руки на столешнице, уронил на них голову и тоскливым взглядом брошенного пса уставился на Азирафаэля. - Джон, что у вас случилось? – не тратя времени на пустопорожние беседы, напрямик спросил Азирафаэль, усаживаясь напротив него и отодвигая подальше недоеденное пирожное. – Я могу чем-то вам помочь? - Мне теперь никто не поможет, - пьяно засмеялся Нортон, и в его дребезжащем заплетающимся голосе ангел отчётливо услышал нотки рыданий. - И всё-таки? Официант поставил перед Азирафаэем кофе и заказанный обед, и он аккуратно пододвинул чашку к коллеге. Тот растерянно посмотрел на кофе, словно не мог вспомнить, что с ним делать. Потом на Азирафаэля. - Пожалуйста, пейте, - мягко попросил ангел, кивая на исходящую паром чашку. – И расскажите, всё-таки, что за беда у вас приключилась. Нортон посидел ещё немного, пошатываясь и расфокусированным взглядом глядя то ли на горячий напиток, то ли просто сквозь стол. Потом протянул руку и начал молча пить. С таким видом, словно ему было без разницы, что поглощать – качественный кофе или серную кислоту. - Кристин меня бросила, - признался он после нескольких глотков, с такой тоской в голосе, что у Азирафаэля сжалось сердце. Потом он осмыслил сказанное. - Кристин?! – поражённо выдохнул он. – Но почему? Вы же были такой чудесной парой, я видел, какая крепкая между вами любовь! Он осёкся, запоздало вспомнив, что люди не способны видеть золотую дымку любви, окутывающую искренне привязанных друг к другу людей. К счастью, Нортон был слишком пьян и слишком погружён в своё горе, чтобы заметить его оговорку. - Она мне теперь не верит, - всхлипнул библиотекарь. – Говорит, я её с самого начала водил за нос. - Но почему?! Нортон икнул. Поднял голову – и Азирафаэль, поймав его безнадёжный взгляд, невольно передёрнулся от боли и стыда, переполняющих глаза библиотекаря. - Я ей изменил, - почти трезвым голосом, устало и ровно, проговорил Нортон. А потом, всхлипнув, обессиленно уронил голову на руку и тихо завыл. - Вы – что?.. – тихо проговорил Азирафаэль, не в силах поверить в то, что услышал. Нортон не ответил. Он безнадёжно плакал, сотрясаясь всем телом и что-то бессвязно бормоча себе под нос. Азирафаэль прислушался. Разобрать пьяный лепет человека, который вот-вот окончательно отключится от невообразимой дозы алкоголя, было непросто. Азирафаэль с трудом разобрал несколько фраз: «такая грудь…», «не хотел…», «бес попутал…», и только сокрушённо покачал головой. Ну почему смертные так легко поддаются соблазну прелюбодеяния? Неужели красивые формы и жажда сиюминутного удовольствия стоят измены человеку, с которым искренне хотели прожить всю жизнь? Потом в бормотании Нортона мелькнуло знакомое имя, и Азирафаэль невольно насторожился. - Что? – и, видя, что коллега его не слышит, потянулся через столик и осторожно потрепал его за плечо. – Джон, что Кроули? Он вам что-то советовал? - Дур-рацкий сов.. вет… - всхлипнул Нортон. – Т… трахни р-разок и з-забудь… Типа без люб… любви – это не измена… И тихо, безнадёжно застонал, сжав виски руками. - Зачем, заче-е-е-ем… Я же люб-блю Крис… Это же так… на минуту… Чем я только думал, она же теп… рь не простит… Голос несколько окреп, словно Нортон несколько вырвался из-под власти алкогольных паров. А Азирафаэль сидел, оцепенев и не в силах уложить в голове то, что только что услышал. - Кроули предложил вам соблазнить другую женщину? – тихо спросил он, не желая верить своим подозрениям. - Да как… какое там сб… соблазнить… - пробормотал Нортон, вновь теряя всякую волю и устало опуская голову на стол. – Там т-только п… позови… Я и п-д-дался… Бес попутал, Эзра… Богом клянусь, я ж т... только Крис… И он, со страданием застонал, вновь пьяно заплакал. Азирафаэль тяжело закрыл глаза. Кроули. Не может быть. Зачем, ведь Нортон так хорошо к нему относился? Он прижал пальцы к горящим, словно под них насыпали песка, векам. Внутри было холодно и пусто. Он всегда знал, что Кроули демон и не должен вести себя так, как положено ангелу. Но за последний год он так привык к тому, что Кроули, не связанный больше приказами Ада, проявляет самые лучшие человеческие качества, что совершенно забыл о том, что порок – сущность всех демонов. Независимо от того, насколько добры они в хорошем настроении и насколько трепетно заботятся о друге. Если только у кого-то из демонов, кроме Кроули, вообще есть друзья. Почему-то было больно. Словно Кроули обманул его доверие. Хотя он, разумеется, не обязан был поддерживать образ жизни праведника и отказаться от привычки соблазнять смертных. Бездумно вытащив бумажник, Азирафаэль положил под блюдце несколько купюр – немного больше, чем стоил его десерт и заказанный для коллеги обед. - Идёмте, Нортон, я провожу вас домой, - тихо проговорил он, справившись со спазмом, сжавшим горло. И, обняв за пояс шатающегося библиотекаря, повёл его к двери. - Пожалуйста, вызовите нам такси, - проходя мимо стойки, попросил он официанта. И, не дожидаясь, пока подъедет заказанная машина, потащил засыпающего на ходу коллегу к выходу. …Кроули, явившийся полчаса спустя и заставший за его привычным столиком лишь наполовину съеденное пирожное рядом с нетронутым бифштексом, встретил его в дверях выражением паники на лице. Увидев Азирафаэля, он словно сдулся и обессиленно прислонился к стене. - Ангел, что случилось?! – выдохнул он дрогнувшим голосом, обшаривая его с ног до головы так, словно ожидал увидеть на нём ужасные раны. Азирафаэль не в силах был смотреть сейчас в эти глаза, привычно прячущие за тёмными стёклами свои истинные чувства. И только молча покачал головой, после чего отвернулся и пошёл к велосипедной стоянке. Дорогой они молчали. (Впрочем, довольно сложно выяснять отношения, сидя за спиной велосипедиста в приварном кресле). Дома же Азирафаэль оставил Кроули загонять в сарай их транспорт и пошёл в дом, впервые за всё время после выписки не став ждать, когда вернётся друг. Вернувшийся Кроули застал его в кухне, в компании единственной чашки чёрного чая. Азирафаэль просто не нашёл в себе сил обделить друга согревающим напитком, зная, что змей даже в человеческой форме намного тяжелее, чем он сам, переносит осенние холода. - Ангел, что… - Кроули окинул взглядом стол, и на его лице мелькнуло что-то, похожее на страх. – Что происходит? Объясни уже, наконец, что за муха тебя укусила? - Зачем? – тихо спросил Азирафаэль, отводя глаза и принимаясь разглядывать медленно разгорающийся камин. - Зачем объяснять? - Зачем ты это сделал, Кроули? - Что именно? Я знаешшшь сколько всссего сделал? – раздражённо огрызнулся Кроули, и Азирафаэль неприятно удивился, услышав змеиные нотки в его голосе. - Зачем ты посоветовал Нортону изменить своей невесте? Почему ты так поступил с ним, Кроули, разве Нортон сделал тебе что-то плохое? Повисла тишина. Азирафаэль, удивлённый этим молчанием, поднял голову – и невольно вздрогнул, увидев затравленное, полное безнадёжного страха лицо друга. - Кроули?.. Тот молча попятился назад. - Кроули, подожди! Лицо Кроули жутковато передёрнулось. Азирафаэлю на миг стало страшно – такую бурю эмоций отразила за несколько секунд его подвижная мимика. Испуг, злость, раздражение, вина, бессилие… Потом лицо застыло, превращаясь в холодную маску недовольства. - Ссскажи ещё, что я сам подложил под него эту девку! – грубо огрызнулся Кроули, не глядя на него. Однако всё-таки остановился, почти уткнувшись спиной в косяк двери. Азирафаэль опомнился. В самом деле, с чего он взял, что Кроули обязан отчитываться перед ним? Даже если Нортон и впрямь получил дурной совет от Кроули, всё равно последовать ему, предав свою любовь, он выбрал сам. Почему именно своего друга он решил обвинить в беде, случившейся с Нортоном и его невестой? Кроули не дал ему додумать. - Да, я подсказал этому слабовольному типу переспать с понравившейся ему девушкой, и что? – с вызовом бросил он, сердито сверля Азирафаэля взглядом. Ангел аж задохнулся от возмущения. Все виноватые мысли разом вылетели из головы, оставив лишь гнев и искренне возмущение поступком друга. - Кроули! - Я пять тысяч лет «Кроули», ангел, - огрызнулся тот. – И что с того? Мне перед ним извиниться? Или, может, перед тобой, что обманул твои ожидания? Азирафаэль поджал губы. Гнев всколыхнулся с новой силой, и острое, горчащее на губах разочарование лишь подогревало его жар. - Кроули, - жёстко отчеканил он, выпрямляясь во весь рост и отодвигая назад стул. – Ты подвёл под грех хорошего человека. Моего коллегу. Моего друга. Поэтому, да, я рассчитываю, что ты извинишься. Хотя бы передо мной – не рассчитываю, что ты решишься рассказать Нортону, какую роль сыграл в его жизненной трагедии. И, знаешь, Кроули? Я ужасно разочарован. Мне казалось, что теперь, когда ты больше не связан адскими обязанностями, ты перестанешь соблазнять смертных. Кроули отшатнулся. На лице его на миг мелькнула такая боль, что Азирафаэль задохнулся, даже на расстоянии нескольких шагов ощутив её, как свою. Его пронзило острым уколом жалости к Кроули, и он опомнился, сам испугавшись своего непреклонного тона. Зачем он так, Кроули ведь, наверное, не привык иначе, не умеет… Его покаянные мысли прервал злой смешок. Азирафаэль вздрогнул и, не веря своим ушам, поднял глаза на друга. Кроули смотрел на него, кривя губы в едкой гримасе, а за тёмными стёклами очков отчётливо светились жёлтые огни пылающих, сейчас без преувеличения демонических, глаз. - Я демон, Азирафаэль! – резко бросил Кроули, и ангел отшатнулся от отвращения, прозвучавшей в его голосе. – Хочешь общаться со святошами, иди к Гавриилу! Или к отцу Уильяму, он с удовольствием поддержит разговор о спасении души и о праведных поступках. Оставь меня в покое со своими проповедями, я делаю, что хочу, и не собираюсь бренчать на арфе, прикидываясь ангелочком, даже чтобы порадовать тебя! И, сунув руки в карманы, он развернулся к выходу из кухни. - Кроули, стой. И демон замер на полушаге. Внутри что-то тянуло и болело, и Азирафаэль едва слышал свой сухой голос, который, почти вопреки его воле, произнёс: - Пообещай мне, что больше ты не будешь склонять людей к греху. И сам передёрнулся от того, как холодно и жёстко прозвучали эти слова. Кроули долго молчал. - Что, есссли я ссскажу – нет? – глухо осведомился он. - Тогда… - Азирафаэль запнулся, запоздало сообразив, что он не в том положении, чтобы чего-то требовать от Кроули. Разве что просить, надеясь, что тот из дружеского расположения пойдёт ему на встречу. И вдруг, вспомнив Апокалписис, почти машинально выпалил, - Тогда я больше никогда не буду с тобой разговаривать. Спина Кроули закаменела. Стало очень тихо. Даже пламя в камине, казалось, затихло, прижалось испуганно к закопчённым камням очага. Азирафаэлю на миг показалось, что камин вовсе погас: так холодно вдруг стало где-то внутри. - Хорошо. Я обещаю, - безжизненно проговорил после короткой паузы Кроули, не оборачиваясь. И ангел запоздало осознал, что этот холод – не его. И холод, и боль, вдруг скрутившая его, подобно спазму, принадлежали не ему. А демон закончил начатый шаг и деревянно, словно вдруг заледенев с пяток до макушки, пошёл прочь из кухни. - Кроули… - слабо прошептал Азирафаэль в спину другу, в ужасе начиная понимать, что он сказал. Что – и как. Сейчас, когда внезапный гнев схлынул, он отчётливо ощущал, что переступил ту невидимую границу, которую переступать ни в коем случае не стоило. Тем более – разговаривая с другом. С Кроули, демоном - не со смертным, которого нужно наставить на пусть истинный. - Что ещщщё? Извинитьссся? Ну просссти, что разочаровал, ангел! - с горечью бросил Кроули, не глядя на него. Азирафаэля передёрнуло от безнадёжной тоски, звучащей сейчас в голосе демона. Он тяжело сглотнул: в горле вдруг образовался плотный, едкий комок. Он царапался, мешал дышать, болезненно давил – и в горле, и где-то в груди, там, где люди испокон веков искали совесть. Азирафаэль прерывисто вздохнул и зажмурился – до боли, до ярких радужных кругов перед глазами. - Я… - виновато пробормотал он, чувствуя, как внутри болезненно царапается сомнение, и не в силах ни прогнать его окончательно, ни проявить настойчивость в своих упрёках. - Кроули, дорогой мой, прости меня… Я не хотел тебя обидеть, просто… - Забей, - коротко оглянувшись через плечо, мрачно бросил демон. И, захлопнув за собой дверь, вышел из кухни. Азирафаэль просидел за пустым столом до утра, так и не найдя в себе сил ни отправиться спать, ни хотя бы приготовить себе какао и достать из шкафа печенье. На душе было тоскливо, больно и… Да, именно так. Холодно. Словно сегодня погас, задутый ветром, огонёк внутри, гревший его все эти бесконечные месяцы их полуподпольной жизни. И от этого было горько и стыдно. Словно он – именно он, а не Кроули – виноват в том, что не уберёг этот хрупкий лепесток пламени от безжалостного дыхания зимы.