Своя сторона

Гавриил исчез, а Кроули всё стоял и смотрел на собственный смертный приговор, небрежно брошенный на столик возле дивана. Смотрел – и не мог найти в себе мужества взглянуть на Азирафаэля. Одного-единственного взгляда – глаза-в-глаза, в полную отчаяния, неверия и горького разочарования голубую бездну, хватило, чтобы лишить и воли, и остатков надежды. - Ангел, я… - сдавленно прохрипел он, когда тишина в комнате стала невыносимой. Азирафаэль не ответил. А он сам так и не сообразил, что собирался сказать – что вообще можно было теперь говорить? И – зачем?! На подламывающихся ногах Кроули шагнул вперёд и взял папку. Азирафаэль всё ещё молчал, словно очередное потрясение превратило его в соляной столп. Трясущимися руками Кроули раскрыл папку. И ему стало дурно. Половины этого компромата хватило бы, чтобы Азирафаэль самолично утопил его в ванне со святой водой, забыв и об их тысячелетней почти-дружбе, и о том, как Кроули спас его из Ада… Его последние дела, семьдесят три души, совращённые им после бегства из Ада… Они были здесь. Все. Кроули прерывисто всхлипнул, чувствуя, как под ногами, в буквальном смысле, распахивается бездна. И в этот же миг Азирафаэль, словно резкий звук вывел его из ступора, шагнул вперёд. - Дай это мне, - дрожащим голосом потребовал он, протягивая руку. «Дай мне то, что заставит меня желать твоей смерти», - услышал Кроули. И отшатнулся, в ужасе прижимая к груди предательскую папку. Сейчас он отдал бы всё за одну-единственную крупицу демонической силы. Одна искра, всего одна… Но что толку жечь отчёты, если Вельзевул с удовольствием предоставит верхней конторе любое количество дубликатов? Он судорожно втянул воздух сквозь стиснутые до боли зубы. И, сглотнув, в отчаянии взглянул в лицо Азирафаэлю. - Пожалуйста, ангел… - пробормотал он, сам не зная, о чём просит. Губы Азирафаэля болезненно дрогнули. - Пожалуйста, дай мне это, Кроули, - тихо, твёрдо проговорил он, глядя прямо в глаза Кроули, и голос его болезненно дрогнул. В глубине его зрачков плескалась страдание, а на лице застыла безнадёжная, упрямая решимость. - Пожалуйста, ангел… - с мольбой повторил Кроули, пытаясь удержать этот полный разочарования и боли взгляд, и почти чувствуя, как с треском расходится всё шире разделяющая их пропасть. – Прошу, не надо… Я демон, я не был хорошим – я не имею права быть хорошим! Ты же и так знаешь, что я творил зло! Это моя работа, ты ведь всегда это знал! Не читай это, пожалуйста. Не надо! Кроули показалось, что он кричит. Но на деле, сил хватило только шептать. Он уже понимал: всё бесполезно. Азирафаэль не услышит. Не тогда, когда на его лице написана такое мучительное, яростное упрямство. Он уже использовал свой последний шанс, свою возможность вымолить доверие – без доказательств, вопреки всякой логике… Вымолил – на полминуты. Второй раз Азирафаэль не поверит. Не теперь, когда его вина настолько очевидна. …Азирафаэль неловко отвёл глаза. На миг Кроули ощутил было, как вспыхнул в груди огонёк надежды… Вспыхнул – и бессильно умер, когда Азирафаэль вновь повернул голову к Кроули. - Я хочу знать, кого ты отправил в Ад, - тихо, подрагивающим от боли и с трудом сдерживаемого гнева, проговорил он. Вздохнул прерывисто. – Кого – и зачем. Кроули захотелось завыть в голос. Нет. Нет. Нет. Азирафаэль не простит. И вдруг – словно ледяной водой в лицо - пришла новая мысль: да, не простит. Себя. Он задохнулся от ужаса, вдруг осознав, что всё, от чего он так пытался оградить Азирафаэля, чего так боялся – вот оно, уже здесь. В помятой картонной папке, в каждой строчке почти сотни личных дел. А Азирафаэль нахмурился, и Кроули с ознобом осознал, что он – понял. Или – вот-вот поймёт. - Зачем, Кроули? – тихо, куда мягче, чем раньше, повторил ангел. И в голосе его, заслоняя непонимание и боль, отчётливо звенел страх. Кроули стиснул зубы так, что ощутил хруст осыпающейся эмали. «Упаси тебя Бог держать, когда придёт время отпустить», - вдруг всплыло в памяти предупреждение Мадлен, услышанное – неужели всего полгода назад? И внутри что-то ломко хрустнуло, рассыпаясь ранящими ледяными осколками. Он сглотнул, судорожно пытаясь найти слова, которые помогут скрыть от Азирафаэля страшную правду правду. Почувствовал, как стискивает горло предчувтсвие неизбежной беды. И удушающий ужас, захлестнув с головой, вдруг вспыхнул пролитой нефтью, оборачиваясь своим отражением: гневом. - Да что ты ко мне прицепился! Да, я отправил их в Ад, и что с того?! – не выдержав, отчаянно заорал он. И в тот же момент вдруг отчётливо понял, что – и как – должен сделать. – Зачем? Да ни зачем, Левиафан бы тебя побрал! Мне нравится это, понимаешь, нравится! Мысленно он содрогнулся от чудовищной лжи того, что говорил. И изо всех сил сжал в кулаке истерично вопящий внутренний голос, твердящий, что это – конец. Что этого Азирафаэль уже не простит. На лице ангела отразилось беспомощное, растерянное выражение. - Я… я не п-понимаю, что ты имеешь в виду, дорогой мой… - обромочным тоном пробормотал он, часто-часто моргая, и Кроули закусил губу, чтобы не застонать. Что же он творит… Отступать было поздно. Если Азирафаэль догадается, почему он соблазнял всех этих людей – ради кого он их соблазнял – он никогда не сможет этого себе простить. Не сможет спокойно жить, зная, что косвенно виноват в постигшем почти сотню душ проклятии. И то, от чего он пытался его оградить, всё-таки случится. На радость Вельзевул. В груди, казалось, образовался холодный скользкий комок. Кроули мучительно сглотнул его – попытался сглотнуть. С трудом втянул воздух сквозь зубы, заставляя себя дышать. И через силу, ненавидя себя за то, что делает, прошипел, глядя прямо в глаза Азирафаэлю: - Чего ты не понимаешшшшь, идиот? Ты хочешшшь, чтобы я вссссю оссставшшшуюся жизнь был твоим ручным зверьком, ел сссс рук и не гавкал на прохожих? Ну так я не сссмогу, я, твою мать, демон, а не амурчик ссс розовым луком! Это единссственное, что я умею! Единственное, что… Голос всё-таки сорвался: не мог он, не мог заставить себя это сказать! Неужели он не может сохранить хотя бы крупицу симпатии Азирафаэля?! …Может. И этим столкнуть ангела в Ад. И он с ненавистью стиснул мысленно то болезненное, острое, что металось и вопило сейчас в груди. Стиснул, с глухой, бессильной ненавистью, с отчаянием, в котором билась лишь одна мысль: нельзя, чтобы понял. Нельзя. Нельзя… И почти почувствовал, как с предсмертным звоном лопнуло внутри что-то, что давало силы бороться и надеяться на какое-то мифическое чудо. - Единственное – что, Кроули? – тихо, с мукой спросил Азирафаэль, тоже, видимо, ощутивший эту болезненную недоговорённость. Кроули зажмурился на миг. - Единсссственное, что мне интерессссно делать! И я буду это делать, ясссно тебе, ты, чёртов сссвятоша? Я не твоя ручная сссобачка, тебе понятно, Асссирафаэль? Я демон, и меня это уссстраивает! Он задохнулся криком и умолк. Комок внутри, в который превратился задушенный внутренний голос, кажется, оброс ледяными ядовитыми шипами. И теперь упрямо раздирал грудь, ломая рёбра и невидимой удавкой стягивая горло. Азирафаэль потрясённо попятился. В голубых глазах отразилась такая боль, что Кроули захлебнулся ею, как раскалённой серой. И изо всех сил стиснул зубы, чтобы не застонать. …Чтобы не закричать: «не слушай, ангел, не верь!» Однажды он уже Пал. Уже пережил тот ужас. Падать вновь – вдвоём, утаскивая за собой Азирафаэля, он не желал. Это было страшнее. Намного. - Форрест… Этот мальчик, сын нашей соседки… Это всё-таки ты? – беспомощно проговорил Азирафаэль. – И Нортон? Ты ведь обещал мне, Кроули, ты клялся, что больше не будешь этого делать… Поклялся, да. Зная, что нарушит обещание уже на следующий день. Разве у него был выбор? В сердце, казалось, ворочался большой, обжигающий невыносимым холодом ёж. И с каждым мигом он становился всё крупнее. Кроули зло оскалился, пытаясь за насмешкой и гневом скрыть разъедающую и демоническую плоть, и что-то, что таилось под нею, боль. - Ну разумеетсссся! И что ссс того? Не я, так кто-нибудь ещщщё! Мне даже ссстаратьссся не пришлосссь, только подтолкнуть. А Азирафаэль, всё ещё не желая верить, беспомощно вздохнул – словно всхлипнул, как будто ему тяжело было сдерживать слёзы – и дрожащими губами выдохнул: - А Мадлен, Кроули? Ты врал мне – про неё? Ледяной ёж в сердце продолжал расти. Кроули сглотнул. И понял, что не сумеет. Не сможет потоптаться по её имени. Просто не посмеет. И простонал – не в силах уже скрывать боль, и надеясь лишь, что шипение в его голосе ангел сможет принять за злость: - Они не Мадлен! Они проссссто сссмертные, глупые, приземлённые, ссскучные! Они бы и ссссами пали, а ессли и нет – можно подумать, Небесссам нужна горссстка бездарностей, не грешшшивших лишшшь потому, что им на это не хватило ума! Азирафаэль молча смотрел на него. Потерянно, непонимающе, недоверчиво. Смотрел так, словно он его ударил. Ледяные иглы разрастались всё глубже. Пронизывали грудь, проникали в жилы хрупкого человеческого тела, отравляя кровь, замораживая сердце… - Кроули, ты мне обещал… - горько, беспомощно выдохнул ангел, глядя ему прямо в глаза. Кроули содрогнулся. Да, обещал. А потом нарушил своё слово – потому что иначе оно просто не имело бы смысла. Никакие сдержанные обещания не нужны мёртвому ангелу… или Павшему. Он длинно, прерывисто вздохнул. Миг назад ему казалось, что он готов окончательно разорвать все спасительные нити, связывающие его с Азирафаэлем. Теперь он понимал, что – не сможет. Просто не сумеет вот так, собственной рукой, уничтожить всё то, что по крупице строил шесть тысяч лет. Зажмурился. «И не дай тебе Бог держать, когда…» Он не держит. Больше – не держит. Но разве желание расстаться если не друзьями, то хотя бы – не врагами – преступление?!! …Разве преступление – надеяться, что друг будет вспоминать тебя, не прибавляя к твоему имени уничижительных эпитетов? - Ангел, - безнадёжно прошептал он, нехотя открывая глаза. – Ангел, разве это имеет значение? Я демон, я не обязан любить людей. Ты ведь всссегда это знал. Но я никогда не лгал тебе о том, что касссается тебя. Давай забудем об этом. Пожалуйсссста. Он увидел, как болезненно дёрнулось лицо Азирафаэля. - Ты мне обещал, - полным муки голосом проговорил Азирафаэль. И зажмурился, тяжело переводя дыхание. Кроули увидел, как дрожит на его ресницах прозрачная капля. - Я знаю. Ангел, прости. Пожалуйста. Мне жаль, правда. Я… Этого больше не будет, обещаю. «Этого не будет, потому что я больше не позволю тебе выйти туда, где до тебя смогут дотянуться мои бывшие коллеги». Азирафаэль долго выдохнул. Лицо его окаменело, и Кроули, цепенея от сковавшего тело холода, отчётливо осознал: на этот раз прощения не будет. Он лгал – лгал теми же словами, что в прошлый раз. И Азирафаэль не мог этого не заметить. - Ангел… Азирафаэль обессиленно опустил голову, отводя взгляд. И медленно, не глядя на Кроули, протянул руку. - Дай мне папку, Кроули. Я хочу знать, кого ты отправил в Ад. - Нет! Вспышка ужаса прошила насквозь, пробившись даже сквозь ледяное оцепенение обречённости. Страх, придушенный навалившимся на плечи отчаянием, вспыхнул вновь, скручивая внутренности в узел. - Нет… - с мольбой повторил он, непроизвольно прижимая папку к груди. – Ангел, пожалуйста… Не читай это. Ради всего, что мы прошли вместе… Азирафаэль зажмурился на миг, словно тоже, как и Кроули, пытался справиться с болью. Впрочем… Кроули был уверен, что ни о каком «словно» и речи не шло. Больно было им обоим. И, с какой-то равнодушной обречённостью осознал он, больно от одного и того же: каждый из них терял друга. Навсегда. - Азирафаэль… - с мольбой простонал он, изо всех сил пытаясь поймать взгляд ангела. - Отдай мне эту папку, демон, - тихо – очень тихо и совершенно безэмоционально – потребовал Азирафаэль. И внутри у Кроули всё оборвалось. Опустив голову, он медленно протянул ангелу собственный приговор. И, без сил рухнув на кровать, сгорбился на краю. Он не видел, как Азирафаэль открыл папку. Этого не требовалось. Он слишком хорошо слышал, как это было. Кроули не знал, чего ждёт: обвиняющих криков? Тихих, горьких упрёков, которые так редко слетали с губ ангела и разили точнее освящённых стрел? Вздоха ужаса? Он не ждал – молчания. Страшного, немого, мучительного… Обрекающего. - Ангел, я… - без голоса прошептал он, не смея поднять глаза, когда тишина стала совершенно невыносимой. Азирафаэль не ответил. Коротко зашелестела бумага: ангел аккуратно, с болезненной осторожностью закрыл папку. Постоял минуту, глядя то ли на него, то ли на папку в своей руке – у Кроули не было сил поднять голову. Потом развернулся и деревянным шагом вышел из комнаты. Несколько мгновений спустя раздался грохот, словно на пол полетело что-то тяжелое. Громкое металлическое дребезжание слилось с шумным плеском. На миг повисла тишина. Кроули замер, со страхом прислушиваясь к шуму в холле. Но после короткой паузы вновь послышался звук шагов. Едва слышное чавканье, с каким подошва туфель прилипает к намокшему паркету, показалось Кроули стуком гвоздей, забиваемых в крышку его гроба. Хлопнула входная дверь. Кроули медленно поднял руки, проводя ладонями по одеревеневшим щекам. Непонимающе взглянул на собственные, мокрые сейчас пальцы. И, давясь беззвучными рыданиями, сполз на пол. *** - Азирафаэль! Негромкий оклик заставил ангела замереть и медленно, через силу, повернуть голову. На миг ему показалось – это Кроули пытается остановить его. Потом он узнал голос. - Уильям, простите, я занят… - с трудом заставляя шевелиться неподвижные губы, пробормотал он. Он просто не в состоянии был с кем-либо разговаривать. Не сейчас. Ему казалось, что вокруг него рухнул целый мир, а он стоит на обломках – и не может понять, как сложить режущие пальцы осколки так, чтобы сохранить хоть что-то, хоть какую-ту крупицу тепла, что переполняло душу ещё вчера… Он не сразу понял, что Уильям что-то спрашивает. С трудом заставив себя вернуться в реальность, он прислушался. - …какой-то шум. Ты уверен, что вам не нужна помощь? Он непонимающе взглянул на священника. Потребовалось почти непреодолимое усилие воли, чтобы понять – или, скорее, вспомнить – о чём тот говорит. На миг в душе шевельнулось чувство вины: целая лужа святой воды, совсем близко от Кроули… Но нет, глупость. Пороги высокие, Кроули ничего не угрожает. - Я… - с трудом заставил он себя разомкнуть губы, видя, что слабое беспокойство в глазах пастора быстро уступает место тревоге. – Нет, нет, ничего не нужно. Я всего лишь споткнулся. Не стоит беспокойства. Он говорил короткими, рублеными фразами, почти физически чувствуя, как пустые, не имеющие сейчас никакого смысла слова срываются с губ бетонными глыбами. Помощь? Ему нужна помощь. Только кто поможет забыть, не помнить полных понимания и мольбы глаз Кроули? Его обжигающей злости и боли, которой – Азирафаэль чувствовал это отчётливо – фонило от него? Как забыть о том, что его друг солгал ему и стал причиной горя дорогих ему, Азирафаэлю, смертных? Что он лгал ему всё это время… Улыбался в глаза и за его спиной творил зло? Кто поможет ему заставить себя принять то, что он узнал – и жить дальше, так, словно всё осталось, как прежде? Даже тот ответ, которого он боялся получить, но так и не получил, был бы менее страшен. Он видел, что Уильям не слишком поверил ему. Но сил убеждать пастора в чём бы то ни было у него просто не было. - Мне… надо прогуляться, простите меня, мой дорогой Уильям… Старик помедлил мгновение, внимательно глядя на него. Потом тяжело вздохнул и, отступив в сторону, пропустил Азирафаэля к двери. Уже на пороге его нагнал негромкий голос пастора: - Азирафаэль, что бы между вами не случилось… Прошу, помни о том, что сделал для тебя твой друг. Азирафаэль замер. Боже, у него не было сейчас сил на душеспасительную беседу… Уильям был слишком проницателен. А он… он не мог сейчас говорить о Кроули. Просто не мог. - Он мне не друг, - безжизненно проговорил он, не поворачиваясь к пастору. И ужаснулся жестокой лжи этих слов. Но боль была слишком сильна, она разъедала, подобно кислоте, подобно адскому огню. Она жгла сердце, едкой горечью оседала на языке. И он, прерывисто вздохнув, закончил тихо, с испугавшей его самого злостью: - Он демон. И мне не следовало об этом забывать. Он знал, что лжёт сам себе. Он мог злиться на Кроули, мог обвинять его, но даже сейчас он понимал: Кроули не мог иначе. Он – демон, и это было истиной. Он делал то, что положено демону, и кто виноват, что один глупый ангел поддался своему желанию увидеть в своём друге кого-то иного? Если он попытался заставить его стать кем-то другим, не обращая внимания на желания его самого? Кроули поступал так, как требовала его природа и его хозяева. …Всегда, кроме Апокалипсиса… и спуска в Ад ради его спасения. Азирафаэль зажмурился, пытаясь справиться с рвущей грудь болью. Горечь, обида, злость – на Кроули и на себя самого, и тоскливое бессилие, и мучительное, острое разочарование… Ему нужно было время, чтобы прийти в себя. Осмыслить всё, что он узнал. Примириться с тем, что нарисованная пасторальная картинка оказалась лишь иллюзией, и постараться принять истину о настоящем Кроули. О демоне, который склонял души смертных к вечному проклятью, который соблазнял и убивал. …О своём друге, который вытащил его из Преисподней. Он медленно прикрыл за собой дверь и, не разбирая дороги, побрёл к церковному кладбищу. Ему нужно было время. …Он уже не видел, как старый пастор, с сочувствием глядя ему вслед, покачал головой и печально пробормотал себе под нос: - Я надеюсь, ты успеешь понять, насколько ошибаешься в нём, Азирафаэль. Как, постояв, сделал было шаг ко входу в их комнату. Замер, словно что-то его толкнуло, остановился. Тяжело, медленно опустил веки, зажмуриваясь, словно от приступа острой боли. Потом развернулся и, сутулясь, пошёл обратно в свою квартиру.