Своя сторона

В небольшой спальне висела глубокая, уютная какая-то тишина, разрываемая лишь тихим, едва заметно прерывистым дыханием Сьюзан и нервным сопением Нахума. - Я дура, да? – едва слышно прошептала Сьюзан дрогнувшим голосом куда-то в свитер демона. Нахум беззвучно открыл рот. Закрыл вновь: способность издавать с помощью человекообразной тушки членораздельные звуки внезапно куда-то пропала. А Сьюзан, не дожидаясь ответа, решительно вскинула голову – и Нахум вздрогнул, поймав взгляд лихорадочно блестящих карих глаз: отчаянных, беспомощно-упрямых… - Я дура, знаю, - с жутковатой убеждённостью выдохнула она, не отводя взгляда. – Ну и пусть. Я всё равно тебя… Я тебя… Она опустила голову, краснея ещё сильнее, и почти неслышно прошептала ещё что-то. Нахум пошатнулся, непонимающе опираясь руками за вдруг ставшую на дыбы мебель. В материальном теле что-то, должно быть, вышло из строя – голова кружилась, комната опасло плыла перед глазами… А внутри, в грудной клетке что-то загорелось, обжигая растекающимся по сосудам жаром и больно стуча изнутри о рёбра… Происходящее было бредом. Безумием. Этого не могло случиться, просто – не могло. Никак. Смертные – некоторая их категория – вполне готовы были сотрудничать с демонами. Особо отбитые из них даже решались с ними совокупляться. Кто-то – надеясь получить таким идиотским способом силу, а кто-то, слышал Нахум, даже просто ради интереса. Только вот Нахум сомневался, что хоть кто-нибудь из его собратьев слышал хоть раз от смертного то, что услышал он. …Что кто-нибудь вообще слышал это в свой адрес. Демоны не умеют любить. Просто неспособны, как зайцы не способны летать, а речные окуни – вить гнёзда на деревьях. Демоны не знают любви: нет у них для этого какого-то необходимого органа, потерянного во время того, давнего, Падения. Потому и их самих любить – невозможно. Но что, тогда, имела в виду эта чокнутая девчонка?.. Нахум убил бы любого, кто посмел бы хотя бы в шутку сказать, что в его заботе о Сьюзан есть что-то, кроме желания досадить бывшему начальству и вполне меркантильным надеждам когда-нибудь привести перспективную душу в Ад самому. А люди… Ну, что люди? Они сами всегда готовы обманываться, стоит ли удивляться, что заботу о будущей добыче они воспринимают как нечто большее? Нахум не сделает глупости, которую сотворил его бывший шеф. Не привяжется к своему «объекту». …Только вот губы жгло от неожиданного поцелуя, и где-то внутри, глубоко под рёбрами, болезненно и сладко щемило что-то, чему он не знал, не помнил названия. - Ладно… - он неловко прокашлялся, отстраняясь, и торопливо поднялся. – Тебе, наверное, пора ехать… Собирайся, что ли? Я провожу… ну, на всякий случай. Сьюзан склонила голову ещё сильнее, пряча лицо так, что разобрать выражение на нём окончательно стало невозможно. Посидела немного, медленно, глубоко вдыхая и выдыхая. Потом нехотя кивнула. - Да… Ты прав. Я сейчас… Вскочив, она отпрометью бросилась в ванную комнату, и миг спустя оттуда донёсся шум открытой в полную силу воды. Нахум медленно, глубоко вздохнул, успокаивая часто колотящееся сердце. Прикрыл глаза. Происходило что-то странное. Что-то неправильное, чего не должно было с ним случиться… И, что хуже всего, демон знал, хочет ли он, что бы это что-то – тревожащее, незнакомое, пугающее – заканчивалось. Не хотел, чтобы заканчивалась… Она. Эта скандальная, упрямая, бесящая до зубовного скрежета девчонка. Потому что, если не будет её… Нахум вздрогнул, поймав себя на этой мысли, и в панике задержал дыхание. «Потому что, - упрямо закончило за него что-то, с недавних пор поселившееся в груди, - Тогда ничто не будет иметь смысла». *** Михаил молча протягивала Кроули стакан, и на её бесстрастном лице невозможно было прочитать ни одной эмоции. Чувствовала ли она к приговорённому изменнику жалость или заранее была уверена, что тот не сможет сделать то, о чём сам же попросил? Расчитывала ли она таким образом ещё раз указать демонам их место – а может, наоборот, всё ещё надеялась на чудо? Святая вода-то, как известно, вредит только и исключительно демонам. А вот копьё с одинаковоё лёгкостью отправит в небытие и демона, и всё-таки Вознесшегося, но по какой-то причине не поменявшего масти архангела… А быть может, архистратиг вовсе не испытывала к бывшему собрату никаких чувств, и всего лишь старалась соблюсти хотя бы иллюзию справедливости несправедливого (с чем архангелы, понятное дело, были в корне несогласны) приговора? Понять это по её лицу было невозможно. Быть может, именно поэтому Кроули не сразу понял, что его просьба всё-таки удовлетворена. Все присутствующие затаили дыхание, во все глаза следя за этим проявлением – милосердия? Издёвки? В мёртвой тишине было отчётливо слышно, как часто, прерывисто дышит Кроули. - Стойте! – в отчаянии простонал Азирафаэль, пытаясь подняться с колен. – Вы не можете его казнить! Вы же видите – он не зло, он не заслужил смерти! Полный муки янтарный взгляд скользнул по его лицу – и тут же отдёрнулся, словно не в силах выдержать той боли, что плескалась в потемневших от ужаса голубых глазах. - Заткнисссь, ангел. Шагнув, на подгибающихся ногах, вперёд, Кроули трясущейся рукой взял стакан. Вода в нём тут же заволновалась, едва не выплёскиваясь через край. Невольно вскрикнув, Кроули рывком отставил стакан как можно дальше от себя и застывшим взглядом уткнулся в булькающую между стеклянных стенок смерть. - Нет… Нет, пожалуйста… Кроули! Никто не ответил. Архангелы, неуютно отводя глаза, старались не смотреть друг на друга. Демоны, наоборот, затаив дыхание следили за замершим в оцепенении Кроули, зачарованные небывалым зрелищем: метаниями Падшего, который пытается заставить себя совершить то, что невозможно по самой их природе – акт самопожертвования. …Это был, и впрямь редчайший спектакль. И финал его уже был недалёк. Судорожно всхлипнув, Кроули медленно поднёс стакан к лицу. И, не в силах отвести взгляд, коснулся дрожащими губами стеклянного края. - Кроули, не смей! Звенящий голос Азирафаэля прозвучал настолько яростно, что демон от неожиданности чуть присел, вскидывая голову. Стакан в его руке дёрнулся сильнее, чем прежде, и несколько капель выплеснулись на ничем не защищённые пальцы. Взвыв, Кроули разжал руку и, ослеплённый болью и всепоглощающим ужасом, шарахнулся назад – прочь от тонкого звона стекла и плеснувшей во все стороны святой воды. Повисла гробовая тишина. - Я предупрежжждала, - холодно прозвучал в гнетущем неловком молчании голос Вельзевул. Задыхаясь от беззвучно катящихся по лицу слёз, молча плакал в своей огненной темнице Азирафаэль. Дрожащие губы шевелились, бездумно повторяя одно и то же слово, но из перехваченного спазмом горла не вырывалось ни одного звука. Кроули, наконец, немного пришёл в себя. К нему потихоньку возвращался разум – а вместе с ним и понимание произошедшего. Сглотнув, он упёрся глазами в перемешанную с осколками лужицу, и его затрясло. Несколько секунд он смотрел на то, что должно было стать его приговором. Потом, с трудом подняв голову, обвёл затравленным взглядом собравшихся. - Эт-то… П-просссто ссслучайн-ность… - сдавленно прошипел он, запинаясь на каждом слове. – Мне п-просссто нужен ещщщё ст-такан… Он задержал взгляд на старающейся сохранять бесстрастное выражение лица Михаил и умоляюще прошептал: - Пожалуйсссста… Архистратиг неуютно передёрнула плечами. Видно было, что она колеблется, не зная, на что решиться. Короткий взгляд на Гавриила, упрямо отводящего взгляд. На чем-то сильно расстроенную Уриил. На Сандальфона, который, единственный из архангелов, выглядел не потерянным, а раздражённым. Она вновь повернулась к шатающемуся от усталости и нервного напряжения демону. Выглядел тот поистине жалко: бледный, дрожащий, с трясущимися губами и полубезумным взглядом раненой змеи… Миг колебания… А потом в её глазах что-то захлопнулась. - Одного шанса и того было слишком много для демона, - холодно бросила она. – Ты струсил им воспользоваться. Приготовься к уничтожению, Змей. Азирафаэль что-то измученно прошептал – так тихо, что никто не расслышал его слов. Кроме, разве что, Кроули, вздрогнувшего, словно от удара. Демон отшатнулся, оскалился, с ненавистью ловя взгляд Михаил – и та, вдруг дрогнув, попятилась, не решившись нанести удар. - Ах, да, вы же ангелы! Ссссправедливые и добрые… Ссссволочи! Он резко, едва ли не до хруста выпрямился, с исступлением глядя на своего замешкавшегося палача. Рука его – та, что была обожжена водой и почти не потеряла чувствительности – скользнула за пазуху, пытаясь что-то там нащупать. - Даже не пытайся, - нервно приказал Гавриил. – Ты на Небесах, куда явился, подобно смертным душам. Всё твоё оружие осталось на Земле… В сброшенном… смертном… теле… С каждым словом его речь становилась всё неувереннее и, наконец, он умолк, подавленный выражением лютой ненависти на перекошенном лице демона, а ещё больше – лихой, презрительной усмешкой на его губах. - Осссталась… память… - яростно прошипел он, напряжённо сводя брови – казалось, он прилагает огромные усилия, чтобы нащупать во внутреннем кармане что-то, чего там быть не могло. – Я… здессссь… Чтобы ссспасти… Азирафаэля… Голос его плыл, словно в бреду: он убеждал не самого себя – само мироздание, и мир, который он когда-то помогал творить, послушно прогибался под плавящей его волей. Кроули не замечал, что раскачивается, словно вместо ног у него вновь змеиное тело; не замечал, как выдаёт свой самый главный секрет, который с упрямством обречённого пытался скрыть от Азирафаэля. Сейчас для него не было ничего, кроме слепого, всепоглощающего желания защитить своего ангела… и неизбежности, которую нужно было переспорить. - Поэтому… у меня ессссть всссё… Что нужно! Последнее слово от почти выкрикнул. И, больше не давая себе времени на бесплодные попытки, вырвал руку из-за пазухи. Шарахнулся прочь, в ужасе заслоняясь рукой, перепуганный Хастур. Он, единственный из присутствующих демонов, уже видел раньше тот предмет, что стискивал побелевшими пальцами Кроули. Недоуменно переглянулись архангелы. А Азирафаэль в своей ловушке сдавленно ахнул и замер, потрясённо глядя на небольшую металлическую фляжку со стёршимся от времени рисунком. Ту самую фляжку, которую они оставили где-то на четвёртом Круге Ада, до капли израсходовав налитую в неё святую воду. Фляжку, которая за время бесконечного пути из Ада стала для Кроули символом спасения Азирафаэля. Которую он хранил у сердца, сам не догадываясь, насколько увеличивается сила наполняющей её жидкости от того, что та была вручена кем-то, кто искренне желал помочь. Из которой поил ангела с рук, когда тот умирал… И которую помнил до мельчайших царапин на корпусе. Единственную из всех ёмкостей, с которыми спустился в Преисподнюю – помнил настолько хорошо, что мог взять даже теперь, когда больше не было ни самой фляжки, наверняка уничтоженной демонами, ни давно выпитой Азирафаэлем воды. - Вссссё будет хорошшшо, ангел… - дрожащим голосом прошептал он, пока оцепеневшие зрители, потеряв дар речи, пялились на контрабандой протащенный на Небеса образец дешёвой бондарной продукции. Онемевшие от сковавшего сознание страха пальцы, поминутно соскальзывая, неловко откручивали крышку, а глаза нашли застывшего в ужасе Азирафаэля – и больше не отпускали. Он через силу улыбнулся с мольбой мотающему головой, беззвучно твердящему своё бессильное «нет, нет!» другу. Сглотнул. - Никак большшше долгов, Азирафаэль… - сдавленно выдохнул он. – Ты мне ничего не д-д… Он подавился словами. Зажмурился, пытаясь справиться с колотящим его ознобом. Поразительно – но тишина по-прежнему стояла гробовая. Никто не посмел вмешаться, никто не решился сказать ни слова, словно даже у демонов вдруг, временно, прорезалось чувство сострадания. …А может, просто – страх. И понимание, _что_ может сделать с ними этот демон, если даже на Небесах для него достать из-за пазухи святую воду – раз плюнуть. - Кроули… - обречённо, без голоса, простонал Азирафаэль. – Прошу тебя, не делай этого… Демон криво усмехнулся. Рвано дёрнул головой. И вдруг улыбнулся – горько, обречённо, пугающе беспомощной и одновременно до озноба светлой улыбкой. - Хорошо, что я так и не смог заслужить твоей дружбы, ангел… - плачущим шёпотом выдохнул он. - Не-е-ет! – Азирафаэль, осознав, что сейчас случится, кинулся грудью на стену, как обезумевшая птица – на стену огня, перекрывающее путь к свободе. Раз, и ещё, ещё, не обращая внимания на то, что пламя с жадностью вцепляется в лицо, в руки, зло вгрызается в кожу… Кроули дёрнулся было к нему. И тут же замер. Лицо его исказилось в немом отчаянии, и он резко взмахнул свободной рукой, до отчётливо слышимого хруста стискивая зубы в последнем, уже запредельном усилии. Азирафаэль со сдавленным вскриком упал на пол: между ним и пеленой ревущего пламени выросло тонкая, непроницаемая стена прохладного воздуха. Ударила в грудь, вышибая воздух из лёгких, отбрасывая назад, в безопасный центр круга… Кроули споткнулся, сделал несколько запинающихся шагов назад. Пошатнулся, с трудом удерживаясь на ногах. - Просссти, ангел… - всхлипнул он. А потом, зажмурившись, резко вскинул к губам открытую фляжку. Дикий, полный невыносимой муки крик хлестнул по огромному залу. Задребезжала, выскользнув из разжавшейся руки, жестяная фляжка. А Кроули рухнул на пол и забился, в слепой попытке спастись от боли раздирая пальцами собственное горло. Из носа и стремительно обугливающихся губ потекли тонкие струйки тёмного дыма. - Кроули-и-и-и! - взвыл Азирафаэль. Забыв обо всём, он слепо бросился вперёд, на не позволяющую подойти к умирающему другу преграду. И… воздушная стена, не выдержав напора, лопнула. Азирафаэль пролетел сквозь огненную завесу, рухнул на пол, тут же вскакивая и даже не замечая, что особо цепкие искры огня впились в одежду, в волосы, вгрызаются в обнажённую кожу рук. - Кроули! Голос ангела сорвался от душащего его ужаса. Он поспешно отодрал скрюченные пальцы Кроули от шеи, не давая ему калечить себя ещё больше, и накрыл горло демона свободной рукой. Вокруг дрожащей ладони вспыхнуло, впитываясь в тело бьющегося в конвульсиях демона, золотое сияние. Только исцеляющая сила, без малейшей капли благодати, что сейчас могла оказаться последней песчинкой на чаше весов, колеблющихся между жизнью и смертью. Азирафаэль не замечал, что несколько особо жарких искр, не погасших вместе с огненной стеной, впились в одежду, в волосы, вгрызаются в обнажённую кожу рук. Не видел вытянутых лиц своих сородичей и противников – сейчас скованных совершенно одинаковым потрясением. Не слышал, как, тихо сквернословя себе под нос, невольно пятятся подальше Хастур и Дагон. Сейчас для него не было ничего, кроме распахнутых в муке глаз Кроули и расползающихся по лицу, рукам, по горлу глубоких ожогов. - Потерпи, дорогой мой, я сейчас, потерпи… Вряд ли Кроули слышал его сейчас. Он бездумно рвался из удерживающихся его рук, в ослеплении боли пытаясь оттолкнуть ладони Азирафаэля, хрипя и захлёбываясь дымом, в который превращалась мгновенно сгорающая кровь. Ноги его бессильно скребли по полу, словно он пытался вскочить, убежать, уползти от раздирающей его муки. …Сейчас он, как никогда, напоминал умирающую от собственного яда змею. На лицах демонов застыло одинаковое, полное ужаса пополам с брезгливым любопытством, выражение. Уриил, старательно отворачиваясь от жуткой сцены, часто моргала; будь она смертной женщиной, можно было бы сказать, что её вот-вот стошнит. Гавриил болезненно кривился, глядя на демона с явным чувством вины – но взгляда не отводил. А вот на лице Михаил был написан откровенный ужас. И можно было не сомневаться: она уже жалеет, что не закончила всё одним, милосердным в своей быстроте, ударом. Считается, что святая вода убивает демонов мгновенно. Лигур, пожалуй, с этим «мгновенно» мог бы поспорить… Но, в любом случае, процесс, как правило, длится очень непродолжительное время. Разумеется, в том случае, если рекомый демон получает целое ведро святой воды на жизненно важную часть тела, содержащую в себе немалую долю его сущности. Во фляжке отца Уильяма было около двухсот миллилитров воды. Вернее… Было когда-то – в самом начале их пути по Седьмому Кругу. Но в тот момент эта жестяная посудина была для Кроули всего лишь орудием. Опасным, пугающим, потенциально полезным; не более того. Символом спасения Азирафаэля она стала позже, намного позже… Тогда, когда жидкости в ней оставалось – на один не слишком большой глоток. …Его вряд ли хватило бы, чтобы мгновенно унести жизнь, даже попади святая вода на голову. Такому небольшому количеству потребовалось бы некоторое время, чтобы разъесть пропитанные скверной ткани и добраться до сущности. Один глоток, попавший в горло… Кроули очень неплохо разбирался в человеческой физиологии. В той её части, которая касалась восстановления повреждённых органов. Как-никак, он очень не любил развоплощаться, смотреть, как развоплощается его вечный друг-соперник, или преждевременно прощаться с понравившимися смертными. Увы, в той части анатомии, которая касалась науки максимально быстро отправлять смертных на тот свет, он был не силён. На свою беду. В одном Кроули не ошибся: приговор был приведён в исполнение. Всё было свершено, и не в силах человеческих, ангельских или демонических было отныне отыграть назад. Святая вода разрушала пропитанную скверной плоть и саму сущность не мгновенно… Но безвозвратно. Текущее с пальцев Азирафаэля сияние впитывалось в тело Кроули… и бессильно вытекало, рассеивалось в пространстве. На горле и груди, там, куда успела протечь проглоченная вода, быстро расползались глубокие язвы, разъедая тело демона изнутри. Сущность Кроули распадалась буквально на глазах; облитое кислотой кружево, расползающееся на отдельные нити. Поздно было исцелять. Поздно – и не в силах обычного принципалита, созданного, чтобы наставлять и направлять: не творить новую жизнь. Возможно, архангелы, объедини они все свои силы, смогли бы ещё спасти своего падшего собрата… Возможно. Но архангелы стояли, неловко отводя глаза и храня тяжёлое, обрекающее молчание. Преступник получил кару – заслуженную или не очень, какая теперь разница… Суд свершён, проблема решена. Демон, с такой пугающей лёгкостью попирающий сами законы мироздания, устранён. Не о чём больше говорить. По щекам Азирафаэля беззвучно текли слёзы, срываясь на грудь бьющегося в корчах демона. Ангелы способны исцелить многие раны. Даже те, что нанесены не материальной форме, а самой сути. Многие… Но только не те, которые разрушают изнутри сами скрепы демонической сущности. Азирафаэль сдавленно застонал. На лице его, выдавая чудовищное напряжение, отразилась невыносимая мука: та, что рвала сейчас тело и сущность Кроули, та, что он бессилен был забрать себе. Своей собственной боли он сейчас не ощущал. Другая, куда более сильная, вытеснила всё. Три так и не погасшие искры адского пламени неторопливо грызли его кожу, впиваясь, потихоньку, всё глубже. Одна из багровых капель упала на грудь Кроули. Теперь она, проев прореху в одежде, ластилась к коже, словно ручной зверь. Будь она крупнее, быть может, она смогла бы поспорить с благодатью, разъедающей демона изнутри… Поспорить; но не изгнать её. - Нет… - в отчаянии прошептал Азирафаэль. Вряд ли он замечал, что говорит вслух. Вряд ли он хоть что-то сейчас замечал, кроме страданий умирающего у него на руках друга. Азирафаэль прерывисто вздохнул, подавляя рвущиеся из горла рыдания. И, стиснув зубы до хруста, бережно подсунул руку под плечи бьющегося в агонии Кроули. Поспешно поднял его на руки. Прижимая к себе, обнимая, пытаясь уже не исцелить – просто подарить, на последние мучительные мгновения, хотя бы ощущение не-одиночества. Поймал, бережно стиснул обожжённые ладони демона: хоть так удержать, не позволить Кроули причинять себе ещё большей боли. И Кроули вдруг, перестав раздирать себе горло, вцепился в его одежду трясущимися пальцами, уткнулся лицом ему в грудь. Страшный, захлёбывающийся хрип рвал сжавшуюся в ужасе тишину. И с таким же ужасом следили за агонией демона семеро собравшихся в Зале Праведников судей, которым приговорённый не позволил стать палачами.