Своя сторона

Азирафаэль не помнил, сколько времени он сидел так, раскачиваясь, словно в бреду, с неподвижным телом Кроули на руках. Не хотел помнить. Не хотел думать – ни о чём. Где-то на краю сознания скользили невнятные, почти равнодушные мысли: о том, что у Нортона, видевшего его смерть под колёсами, будет нервный срыв; о неизбежных проблемах с получением нового тела; о том, что надо наведаться к Уильяму, которому явно сообщили о гибели его жильца, и убедиться, что старик не сляжет с сердечным приступом… Сознание – человеческое, привыкшее за полгода смертной жизни мыслить категориями «здесь» и «сейчас» сознание цеплялось за знакомые дела, не давая сорваться в пучину безысходного отчаяния. Мысли были бесполезными. Лишними. Неуместными сейчас, когда Кроули больше нет – когда его никогда больше не будет. - Кхм… - неуверенно прокашлялся сзади Гавриил, и Азирафаэля вновь скрутило от удушающей ненависти. Палачи. Лицемерные, трусливые палачи. – Ну… Полагаю, на этом вопрос можно считать решённым… Голос архангела звучал на редкость потеряно. - Предлагаю считать, что Всемогущая простила этих двоих отступников за… хм… созданные ими препятствия проведению Армагеддона, - добавил он. - Согласна, - мрачно согласилась Вельзевул. – Зззабирай своего ангелочка, Гавриил. - Он и так мой, он выдержал испытание смертной жизнью и заслужил Рай, - нервно огрызнулся тот. А Азирафаэль пытался и никак не мог вздохнуть. Грудь давило так, что мутилось перед глазами, и слова Гавриила звучали, как самое жестокое издевательство. Заслужил Рай, да… И убил этим Кроули. Если бы он только попал в Ад… Его бедный друг ни за что не успел бы добраться до него вовремя. Самоубийцы попадают в Ад; но Кроули не совершал самоубийства – он принёс себя в жертву, чтобы успеть спасти его, Азирафаэля. У него не хватило бы времени добраться из Зала Праведников в то место, куда попадали не удостоенные Рая души… Он вдруг вздрогнул, запоздало осознав, о чём только подумал. На что мог обречь Кроули… Как, Господи, как он мог поверить, подумать хоть на миг, что Кроули дружил с ним из корыстных мотивов?! Как он мог быть настолько слепым… А главы Верхней и Нижней Контор продолжали переругиваться, словно страшная смерть Кроули ничего для них не значила. - Вельзевул, не надейся, что я попадусь на твои уловки! Я требую вердикт по всей форме, – голос Гавриила заметно похолодел и окреп. Видимо, с горечью отметил Азирафаэль, этих секунд архангелу хватило, чтобы справиться с потрясением. Ему самому, наверное, не хватит целой жизни, чтобы справиться с ним…. Он услышал, как Лорд Ада что-то недовольно прожужжала. - Ад снимает претензззии к принципалиту Азззирафаэлю, - разобрал он. И нехотя открыл глаза. Он смотрел на неподвижное, застывшее в маске страдания лицо Кроули – и не чувствовал ничего, кроме едкой, разъедающей душу горечи. Наверное, ему стоило обрадоваться. Или… ну, например, испытать облегчение, что бегство наконец закончилось, и ему больше нет нужды скрываться от собственной Конторы… Наверное. У Азирафаэля не было сил радоваться. Ему хотелось просто исчезнуть – прямо сейчас, до того, как он вернётся обратно на Землю, в привычную жизнь, в которой уже никогда не будет ехидного рыжего демона. Впрочем, о том, чтобы этого не случилось, Кроули тоже позаботился. - Я буду жить, обещаю, Кроули, - почти беззвучно прошептал он, глотая слёзы. – И позабочусь о твоей машине… и твоих растениях… И… Он задохнулся, с новой болью осознавая всё то неисчислимое «больше не», на которое обрёк его Кроули. Тяжёлое тело демона – нет, конечно, нет, теперь уже архангела – оттягивало руки. Азирафаэль осторожно перехватил его поудобнее, не в силах заставить себя положить мёртвого друга на этот стерильный, безликий пол. Бережно погладил большим пальцем медленно холодеющий висок. Запнулся, не ощутив под пальцами знакомой татуировки в виде змеи. Ну конечно, метки Сатаны больше нет – Кроули ведь теперь не демон, Ад отныне не властен над ним… Он зажмурился и беззвучно застонал, пережидая, пока затихнет вновь провернувшаяся в сердце раскалённая игла. Жестокая насмешка Всемогущей рвала душу, заставляя давиться бессильным, безнадёжным воем. Всего на минуту раньше, всего на минуту… На душе было пусто. - Почему? – запрокинув голову к сияющей белизне вверху, безнадёжно прошептал Азирафаэль. – Почему Ты позволила этому случиться? Неужели он даже теперь не заслужил спасения? За что ты с ним так? Он судорожно втянул воздух, чувствуя, как стягивает горло невидимая удавка. - За что?! Небеса не ответили. Азирафаэль изо всех сил зажмурился, не в силах видеть этот равнодушный, стерильно-белый свет фальшивых облаков. Потому и не увидел, как сияющая высь начала медленно наливаться золотом, а тонкие солнечные лучи всё плотнее переплетаются между собой, постепенно сливаясь в сплошной шар света. - Азирафаэль… - коснулся его сознания тихий, печальный голос. – Бедное моё дитя… Он потрясённо открыл глаза. …У неё не было постоянного облика: казалось, сотни, тысячи образов постоянно меняются, сливаясь друг с другом, распадаясь на новые лики, перетекая один в другой. Женщина, мужчина, старик, хрупкая девочка, сгобленная старуха – золото и чернёное серебро волос, кожа цвета молока, тёмной меди, эбенового дерева…. сокол, крылатый змей, волк, корова с тяжелым выменем… Свет, Добро, Любовь, Вера… Он прерывисто вздохнул, глядя на Ту, чьего голоса не слышал почти пять тысяч лет. Краем глаза он видел изумлённые, благоговейные лица своих собратьев. Видел, как в ужасе заслоняются руками потрясённые демоны; заслоняются – и одновременно делают шаткий, бессознательный шаг вперёд, словно вспыхнувший в центре зала свет одновременно манит и обжигает их, как огонь свечи – ночных мотыльков. - Ты пришла… - измученно прошептал Азирафаэль, глядя сквозь слёзы на бесконечно меняющиеся лики. Пришла. Сейчас, когда уже всё свершилось, когда слишком поздно что-то исправлять. Пришла – вершить суд? Миловать? Какая разница… Она пришла. Ради ангела – демон её милосердия оказался недостоин. Азирафаэль всхлипнул и крепче прижал к себе неподвижное тело Кроули. И обессиленно закрыл глаза, утыкаясь лбом в висок друга. В немой, потрясённой тишине кто-то шумно вздохнул. И, словно это разбило невидимую стену молчания, все вдруг разом заговорили. - Ты-ы! – с отчаянием и гневом взвыл кто-то, и Азирафаэль скорее угадал, чем узнал, в этом вопле всегда насмешливый и спокойный голос Вельзевул. – Почему ты пришла к нему?! Почему к нему, не к нам?!! Чем этот отступник лучше?! Почему ты не отвечала, когда мы звали?! - Господи, ты Вернулась к нам! – одновременно благоговейно выдохнул Гавриил, перебивая лепечущую что-то непривычно робким тоном Михаил и делая порывистый, обморочно-неустойчивый шаг вперёд. Теперь Азирафаэль мог видеть его, не оглядываясь. Ему показалось, что архангел едва удерживается, чтобы не рухнуть на колени; впрочем (он невольно оглянулся через плечо, на остальных палачей), другие архангелы были в не меньшем благоговении. Эта мысль вдруг толкнулась в сознание тоскливой злостью. Если бы Она пришла хотя бы на несколько минут раньше… Достаточно было одного Её слова, чтобы они оставили их с Кроули в покое! - Наконец-то, Господи, ты снова обратила слух свой к нашим голосам! - патетически воскликнул Сандальфон, и Азирафаэля передёрнуло от отвращения. Когда-то Сандальфон просто пугал его: своей безжалостностью, своей непримиримой ненавистью к врагам Бога… Пугал тем, что сотворил с Содомом, что мог сотворить с Кроули, попадись Змей ему на глаза… Теперь же при одном звуке его голоса к горлу подкатывала тошнота. И Азирафаэль даже себе не смог бы ответить, что больше было тому причиной: омерзения от его фальшивой, лживой благочинности… Или невыносимая боль, выкручивающая внутренности при одном воспоминании о том, с какой ненавистью и брезгливостью смотрел он на Кроули. Словно его бедный друг был не просто отступником, не просто виновником срыва Армагеддона – ничтожной мерзкой тварью, не заслуживающей даже крупицы сочувствия. ...Сердце дёрнулось, сжимаясь так, что на миг пресеклось дыхание. Нет. Сочувствия Кроули не получил ни от одного из них. Даже их помощь в самом конце – не забота о Рафаэле, а лишь трусливое опасение, что за отказ в помощи Вознёсшемуся собрату их самих могут покарать. Будь в их душах хоть капля милосердия, Кроули был бы жив. Или – думать об этом было невыносимо, но не думать не получалось – хотя бы умер легко и быстро, без этой бесконечной чудовищной агонии. Даже то, что готовили для него демоны в Аду полтора года назад, было более милосердным, чем этот трусливый суд… Азирафаэль судорожно втянул воздух сквозь сведённые спазмом губы, пытаясь справиться с прерывистым, не дающим даже заговорить дыханием. И на миг стало вдруг очень тихо. Все повернули взгляды к нему; лучше бы они этого не делали. Придавленный было горем гнев вспыхнул с новой силой, и Азирафаэль задохнулся уже надолго. А Гавриил, нервно покосившись на него через плечо, поморщился и, вновь повернувшись Всемогущей, что молча ждала, пока закончится беспорядочный шум, благоговейно произнёс: - Мы готовы выполнить твои новые повеления, Всемогущая! - Зззаткнись, пернатый! – с ненавистью прошипела Князь Ада, не сдержавшись. И Азирафаэль её даже понимал. – Пресмыкаться будете позжжже. - Придержи язык, Падшая… - оскорблённо процедил тот высокомерным, но почему-то странно неуверенным тоном. Всемогущая покачала головой. Азирафаэлю показалось, что он видит, как Она почти человеческим жестом закатывает глаза. Очередной приступ боли заставил его сжаться, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Если бы она пришла на минуту раньше, Кроули мог бы сейчас сказать ему об этом сам. Тихо, на ухо, ехидно комментируя увиденное и ухмыляясь своей вечной кривой усмешкой… Всего на минуту раньше… А Вельзевул, не смея подойти ближе к обжигающему её свету, сделала шаг к побледневшему от гнева Гавриилу, и сидящая на её голове гигантская муха угрожающе задвигала лапами, словно тоже готовясь к атаке. Бог вздохнула. - Тихо, дети, - устало приказала она. И в зале мгновенно наступила гробовая тишина. Всемогущая же медленно обвела всех присутствующих серьёзным взглядом переполненных светом глаз. Сочувственно улыбнулась. И тихо, веско сказала, отвечая сразу всем: - Я пришла к тебе сейчас, Азирафаэль, потому, что ты готов меня услышать. Я никуда не уходила, Гавриил. Я всегда была тут. Но вы слишком увлеклись слепым поклонением, чтобы увидеть меня. Бааль… Я отвечала. Всегда. Это вы не слушаете меня. Прости, дитя моё – ты слишком громко кричишь. Ты задаёшь вопросы – но ответов слышать не желаешь. Азирафаэль ощутил, струящийся вокруг свет стал на мгновение горячее, и вздрогнул, невольно наклоняясь пониже, чтобы заслонить Кроули от потока Благодати. Потом вспомнил, что Кроули больше не демон… И лишь ещё миг спустя осознал, что он больше не нуждается в защите. От чего бы то ни было. Сердце споткнулось и вспыхнуло такой мукой, что на миг ему показалось – кто-то решил воспользоваться моментом и, пока все смотрят на Всемогущую, добить его адским мечом. Он судорожно вздохнул, цепляясь, как за последнюю опору, за холодеющее тело Кроули… И ощутил, как ломко хрустнула, обрываясь, какая-то невидимая струна внутри. Что-то, что прежде было, должно быть, благоговением. Или – страхом перед Её гневом? Он осторожно провёл трясущейся рукой по следу чудовищного, проступившего даже снаружи ожога на шее Кроули. А потом медленно поднял голову, ловя взгляд бесконечно изменчивых глаз. - Почему тогда Ты пришла так поздно, Господи? – задыхаясь от мучительного, давящего чувства в груди, безжизненно произнёс он. И сам едва услышал собственный хриплый, срывающийся голос. Бог печально засмеялась: тихо, невесомо – словно тёплый луч коснулся лица, взлохматив волосы. - Ты, наконец, всё-таки решился задать Мне этот вопрос, Азирафаэль... – мягко прошелестело в потрясённо притихшем зале. А Азирафаэля вдруг, словно волной, накрыло удушливой тяжестью слепящего, забивающего горло гнева. - Надо было… раньше… - задыхаясь от боли, всхлипнул он, до рези в глазах всматриваясь в текучие переливы света. – Ты… Ты позволила ему погибнуть… Зачем, Господи?! Ответь мне, зачем – если у Тебя есть объяснение! Почему именно Кроули?! - Азирафаэль, умолкни, - в благоговейном страхе прошипел Гавриил. В голосе его, к удивлению ангела, слышалось неприкрытое беспокойство. Всемогущая не обратила на слова архангела внимания. - Кроули сам сделал свой выбор, дитя моё, - мягко откликнулась она. Ворочающаяся в сердце игла резко дёрнулась, обрывая дыхание. Азирафаэль вздрогнул, зажмурился, изо всех сил вцепляясь в неподвижное тело у себя на коленях. Сам, да. Собственными руками обрёк себя на мучительную и долгую смерть. - Это Ты толкнула его на этот выбор, твой Неизъяснимый План! – с отчаянием выкрикнул он, с холодком ужаса понимая, что такая дерзость ему не простится, но не в силах уже замолчать. Он почувствовал, как Гавриил, шагнув вбок, ухватил его за плечо; рука выше локтя тут же начала неметь от жёсткой хватки. - Всемогущая, прошу, прости его, он не в себе от горя! – испуганно взмолился архангел. И уже сквозь зубы самому Азирафаэлю: – Заткнись немедленно, тупица, или хочешь тоже Пасть?! Азирафаэль беспомощно, зло рассмеялся. Пасть? Да какая ему теперь разница?! Неужели Гавриил считает, что он захочет остаться на Небесах после того, что они сделали с Кроули?! - И пусть! Он рывком выпрямился, высвобождая крылья. И на миг ощутил какое-то злое удовлетворение, почувствовав, как Гавриила, не успевшего отодвинуться, буквально смело в сторону. А он сам выпрямился, с мукой и бессильным гневом глядя в безмятежные, бездонные глаза Создательницы. - За этим Ты пришла? – задыхаясь, выкрикнул он, чувствуя, как бегут по лицу бессильные слёзы. – Ты ведь так караешь за вопросы?! Ты ведь за это покарала его?! Я знаю, он ни в чём не был виноват, не мог быть виноват! Рафаэль не способен был убить… Он мог лишь просить ответов, он всегда их искал! И он всегда верил Тебе… Даже сейчас, умирая, он верил тебе! Азирафаэль зажмурился, захлебнувшись словами, как кровью, и бездумно скорчился, крепче прижимая к себе тяжёлое тело Кроули. Боль, рвущая душу, сводила с ума. Ещё часом раньше он пришёл бы в ужас от одной мысли, что будет что-то требовать от Всемогущей, что посмеет повысить на Неё голос… Сейчас не было даже страха. Только тоскливая, едкая горечь и бессильная ненависть: к безжалостным палачам, к Всемогущей, позволившей совершиться этой жестокой казни… к себе самому, допустившему, чтобы Кроули погиб. - Азирафаэль, посмотри на меня, - негромко позвал его голос Всемогущей. Он лишь тихо, беспомощно рассмеялся. И обессиленно уткнулся лбом в рыжую макушку Кроули. Он не хотел открывать глаза. Не боялся уже Её гнева – просто не в силах был бояться: выкручивающая душу агония затмила собой всё. И всё-таки… Он не хотел видеть, как появляется на Её лице выражение гнева и разочарования. Не желал смотреть, как чернеют под Её взглядом лишь сегодня вновь обретённые белые крылья… Нет. Он лгал сейчас себе. Где-то, на самой глубине оглушённой горем и безысходным отчаянием души, страх перед Падением по-прежнему жил. Азирафаэль судорожно втянул воздух сквозь зубы, пытаясь перевести дыхание. Скосил глаза на собственные крылья. Белые… Пока ещё. А потом вдруг вспомнил другие крылья: тяжёлые, непроглядно-чёрные, заслоняющие его от давящего дыхания Ада, словно спасительным шатром… Прячущие от ненавидящих, ищущих взглядов демонов… Вопреки всем законам, вопреки самой своей сути… И удушающая петля ненависти вдруг лопнула. Разом, словно сдёрнутая чьей-то милосердной рукой. Он медленно открыл глаза. Осторожно убрал дрогнувшими пальцами отросшую медную прядь со лба, задержал ладонь у холодного виска. И с каким-то тихим, беспомощным удивлением осознал, что злость ушла. Вся, без остатка. Осталась только боль. От которой, знал Азирафаэль, ему уже не избавиться – никогда, хоть здесь, на Небесах, хоть в самых глубоких казематах Ада. Он через силу поднял голову – и в испуганной, потрясённой тишине взглянул прямо в полные света глаза. - Прости, я не должен был так говорить… - потерянно прошептал он, чувствуя, как на смену злости приходит тоскливое чувство вины. И ещё – совсем немного – растерянность: как он мог забыть о том, с какой интонацией произносил Кроули своё извечное «А-ангел», как берёг его от всего, что могло подтолкнуть к Падению… – Я… Я не… Он запнулся, осознав, что не знает, что сказать. И тихо закончил: - Мне жаль. Всемогущая молчала, и Азирафаэль, не выдержав, опустил взгляд. Смотреть в неподвижные, застывшие янтарём змеиные глаза было невыносимо. Но теперь память о смерти Кроули несла с собой лишь боль. Боль и безысходную тоску потери. Кроули сам принял решение спасти его такой ценой… Какое он имеет право предпринимать хоть что-то, что сделает его жертву бессмысленной?! - Чего тебе жаль, дитя моё? – тихо спросила Всемогущая. Азирафаэль не смог удержаться от прерывистого стона. Это было невыносимо. Просто невыносимо. - Ну… Я… - он запнулся. Перевёл дыхание и продолжил уже твёрже, буквально заставляя себя выталкивать слова из перехваченного горла. - Мне жаль, правда очень жаль, что я посмел дерзить тебе… Он сглотнул. И поспешно уточнил, не в силах хоть на миг допустить, чтобы его слова хоть на миг звучали, как отречение от Кроули: - Я знаю, я виноват и во многом другом… Но в том я не раскаиваюсь, прости, мне очень жаль… В Апокалипсисе… В смысле, в том, что мы сорвали его. И в том, что дружу с Кроули... Я имею в виду, когда он был демоном. И … И… Он задохнулся, не в силах больше говорить, с невыносимой остротой осознав: никогда больше он не сможет сказать этого настоящем времени. И, изо всех сил зажмурившись, сжался, пытаясь сдержать жгущие где-то внутри слёзы. Всемогущая сочувственно коснулась его волос. Азирафаэль вздрогнул – и глаза распахнулись сами собой. Он непонимающе уставился на окутанный светом изменчивый лик. - Ты… не гневаешься? – потерянно прошептал он. Сияющее облако света на мгновение потускнело – словно облако набежало на тучу. А миг спустя стало ясно, что Она всего лишь принимает более осязаемый облик. Дрогнули в грустной улыбке нежные губы. - Мне не за что гневаться на тебя, дитя моё. Невесомая ладонь мягко погладила его по щеке, стирая влажную дорожку. Азирафаэль невольно вздрогнул. Замер, мучительно желая прижаться к тонкой тёплой ладони, ощутить всем своим существом Её присутствие, Её сострадание… Стиснул зубы, оставаясь неподвижным. Он больше не имеет на это права. Он уже – почти демон. Посмевший кричать на Бога, усомнившийся в Её правоте и Её благости глупый одинокий демон. ...А демоны не заслуживают её милости. Кроули – умирающий в муках, разъедаемый заживо святой водой, чтобы спасти его, Азирафаэля – не заслужил. Так как смеет он искать того, в чём отказали его другу? - Не зззза что? – прожжжужжала сзади Вельзевул, и Азирафаэль передёрнулся от жуткой смеси ярости, обиды и боли, что переполняла её голос. – Нас ты низззринула ззза меньшее! Всемогущая сочувственно качнула головой, и волны света вокруг неё заплескались, рассеиваясь мягкими тенями. - Вы сами выбрали Ад, Бааль. - Ложжжь! - Да, дитя, - ещё печальнее откликнулась Бог. – Ложь. Ты лжёшь сама себе. Ты можешь говорить себе, что хочешь, но где-то в самой глубине своей сущности ты знаешь, что каждый из вас выбрал свою судьбу сам. И ты. И твои герцоги. И Люцифер. «И Кроули, - мысленно добавил Азирафаэль, корчась от скрутившего сердце спазма. – Кроули всё выбрал сам. За себя и за меня». И вдруг понял, что чудовищно, смертельно устал. - Зачем? – беззвучно прошептал он, сам не слыша своего севшего голоса. – Почему Ты всё-таки пришла, Господи? Почему – теперь? Когда уже ничего не исправить… Она медленно повернулась к нему. И Азирафаэль почти без эмоций вспомнил, что для Неё мысли Её творений всегда открыты. - Потому что Я нужна тебе, Азирафаэль. Сейчас Я нужна – тебе. Не им. Не Кроули. Он ощутил, как мучительно дёрнулось что-то внутри. А он-то думал, что больнее быть уже не может. Ошибался. Его начало трясти. Мелкой, спазматической, ознобной дрожью, от которой противно стучали друг о друга зубы и натягивалось что-то в животе, словно струна, готовая вот-вот лопнуть. - Ты б… была нужна Кроули… - давясь словами пополам со слезами, с трудом выдохнул он. - Ты могла сп… спасти его… - Не нужна, - покачала Она головой. – Не нужна, дитя моё. Он сделал свой выбор. И оплатил его. Он искал возможность спасти тебя – и Я дала ему её. Больше он ни о чём не просил. Он не звал меня, Азирафаэль. Никого не звал сейчас, кроме тебя – а ты и так был рядом. Вам не нужен был третий между вами; никто не нужен был в этот миг. Мне жаль, дитя. Он слишком долго не желал понять и поверить в то, что я пыталась сказать ему при нашей последней встрече… Пока не стало слишком поздно, чтобы уберечь его тело и сущность демона от распада. Прости, мой маленький Азирафаэль. Я не вправе отменять законы бытия даже ради одного из своих детей. И тем более было бы жестокостью запретить его душе уйти. Среди вас он был единственным, кто способен был полностью исцелить своего собрата от любого из аспектов Изначального Пламени. Азирафаэль не ответил. Он пытался дышать. Просто дышать, набирать этот холодный стерильный воздух, глотать его – за себя и за Кроули, которому это никогда уже не будет нужно… Он зажмурился, пытаясь остановить обжигающие кожу слёзы; не сразу понял, почему окутывающее его облако света вновь качнулась, словно Она отвернулась на мгновение. - У демонов нет души! – запоздало разобрал Азирафаэль чьё-то недовольное бурчание. Он не смог разобрать, чьё. А миг спустя говорящий поспешно умолк, и Азирафаэль буквально кожей ощутил его испуг и тревожное ожидание наказания за дерзость. Но Она не разгневалась. Только кивнула, грустно и понимающе. - Да, Сандальфон, - сочувственно подтвердила она. – Нет. Так же, как у ангелов нет тела. Душа – это любовь. Бескорыстная, не видящая преград, не признающая отступлений и смирения перед неизбежным… Любовь – и память о ней, которую не может стереть даже смерть. Демоны отказались от неё. Отсекли часть собственной сущности, словно ненужный мусор, ради иллюзорной свободы, где над ними никто не властен… Потому что нет никого, ради кого можно поступиться своей независимостью. Поэтому у них – только тело, зримое воплощение их сущности. Прах и пепел, вопросы без ответов, свобода без привязанностей… Одно лишь пустое мёртвое тело – даже когда у этого тела нет материального воплощения. Сзади кто-то из демонов издал сдавленный звук: то ли стон, то ли приглушённое рычание. И тут же поспешно умолк. Но Всемогущая заметила. - Ты уверен? – мягко спросила она, отвечая на вопрос, который не услышал никто другой. – Ты действительно так считаешь, мой недоверчивый сын? Сзади сдавленно просипел что-то Хастур. Бог сделала небольшую паузу, словно выслушивая ответ, который демон так и не решился озвучить. Сочувственно улыбнулась – брызнули по залу солнечные зайчики, глубже стала звучащая на грани слуха музыка сфер... - Ты ведь сам не веришь в это, дитя, - негромко произнесла Создательница. - Продолжай считать, если хочешь, что тебе не нужна душа. Но не лги хотя бы самому себе. Ответом было тяжёлое, испуганное, как показалось Азирафаэлю, молчание. Впрочем, какое ему дело теперь до надежд и страхов демонов? До надежд и страхов кого бы то ни было?! У Кроули должна была быть душа. Если кто-то из демонов и был способен это – то именно он. Азирафаэль болезненно втянул воздух сквозь зубы, пережидая очередной рывок невидимой иглы в сердце. А Всемогущая опустила взгляд на Азирафаэля; на Кроули, которого он по прежнему, не в силах отпустить, прижимал к груди. - Можешь больше не ждать, когда твои крылья почернеют, мой маленький принципалит. Ты был близок к краю… Очень близок. И к потере Благодати, и к потере своей души… Но всё-таки смог удержаться на краю. Благодаря Кроули – смог. Он оставил тебе слишком много боли, не так ли, дитя? Слишком много боли, рождённой из любви: так помни о том, какой ценой куплена твоя жизнь! Азирафаэль невольно втянул голову в плечи. Он знал, чувствовал: так и есть. Он едва не сорвался. Страшно представить, что он мог натворить, если бы не воспоминание о Кроули, о его жертве, о том, как он спасал его в Аду, в церкви, в доме отца Уильяма… Как исцелял совсем недавно его ожог – в агонии, сам умирая в страшных муках… Он прерывисто всхлипнул. И зажмурился, не в силах больше сдерживать слёз. - Да, - тихо подтвердила его всемогущая собеседница. – Боль рождается из любви, но её родная дочь – ненависть… Если любящий больше скорбит о своей потере, чем о том, кто ушёл. А ненависть слишком быстро выжигает душу. Не всегда, о, не всегда! Иногда она может согреть… других. Тех, боль за кого зажгла этот огонь – тебе знакомо это чувство, не так ли? Азирафаэль прерывисто вздохнул. Да, он помнил… Чёрные крылья, шатром отгораживающие его от вымораживающего дыхания Ада, бешеная, обжигающая ненависть к его мучителям, согревающая подобно пламени костра… Он с трудом кивнул, не в силах справиться с колотящей его дрожью. И вновь, словно это могло что-то изменить, принялся бездумно гладить пальцем холодный висок Кроули. Осознание, что он бессилен оказался сделать для Кроули то, что совершил он – спасти его от страданий и смерти – жгло душу больнее, чем некогда адское пламя. - Помни об этом, - ласково, как неразумному ребёнку, посоветовала Всемогущая. – Твой друг вручил тебе поистине бесценный дар… Не утрать его. Пока в тебе есть хотя бы искра любви, ты не можешь потерять свою душу. Даже если Падёшь. Азирафаэль не сразу осознал, что именно он услышал. А когда осознал… Удивления не было. Словно он услышал то, что знал давным-давно. Кроули не потерял душу, даже Пав. Он всегда умел любить… Даже тогда, на самой заре человечества… - Потерял, - печально поправила его Всемогущая, вновь отвечая на мысли, а не на слова. – Как и все демоны во время Раскола. Но смог возродить её в себе вновь. - Во время Потопа… - против собственной воли выдохнул Азирафаэль. - Нет, дитя моё. Позже, намного позже… Азирафаэль непонимающе вскинул голову. Часто заморгал. - Но… Но почему? Это… это же несправедливо! Ведь Кроули уже тогда… - Потому что Падение – это предательство, Азирафаэль, - без слов поняла его Всемогущая. - Не меня, не вздрагивай. Себя, своей сути – страшное предательство, равное трусливому отказу от жизни, если та становится слишком тяжёлой. И, как и для самоубийц, для демонов путь назад, к Искуплению, лежит через страдания и тяжёлую, безвыигрышную борьбу с самим собой. Кроули умел любить, да. Сумел вспомнить, научиться этому… Но любовь – это в первую очередь самоотречение. Не просто симпатия. Не просто привязанность – к человечеству, к отдельным людям… к тебе. Когда душа выгорела дотла, даже любовь – лишь шаг к её обретению: не само обретение. Азирафаэль ощутил, как бесплотная рука с жалостью погладила его по голове. Скользнула мельком по застывшему лицу Кроули, задержалась на миг… Ангел услышал невесёлый сочувственный вздох – словно ветер коснулся ровной глади пруда: - Только путь. Каждый случай заботы, каждый миг, когда он отступался от своих интересов ради кого-то, кто стал ему дорог, помогал ему сделать ещё один шаг к возвращению себе души. Крошечный шаг – и нередко назад идти было легче и проще, чем продвинуться хоть на микрон вперёд. Этот путь может быть бесконечным, бедный мой принципалит. Ибо для того, чтобы возродить душу из пепла, нужно нечто большее, чем простое сердечное тепло. Нужен огонь, настоящий, всепоглощающий и неугасимый. Не тот, что согревает – его не хватит для эвкатастрофы. Тот огонь, что сжигает дотла, вместе со всеми прежними ошибками, с привычными страхами, с прошлыми обидами… Лишь так, отказавшись от всего, можно вернуть себе – себя. Азирафаэль медленно поднял глаза. Да. Он понял. И у него не было сил даже возразить против жестокой справедливости этой истины. - Душа – в обмен на риск окончательной гибели?.. - А тебе это кажется чрезмерной ценой? Он покачал головой. Нет. Нет, это было, наверное, чудовищно – но даже сейчас цена не казалась ему чрезмерной. …Кроули, наверное, тоже – не показалась бы, если бы он хотя бы знал, что обрёл, жертвуя собой ради его спасения. Если бы он мог услышать слова Всемогущей. Потом новая мысль пронзила его задохнувшееся от боли сознание. Он до крови закусил губу, начиная понимать. - Значит… Значит, именно поэтому он смог попасть сюда, куда нет прямого пути никому, кроме душ людей?.. Всемогущая одобрительно кивнула. И, окинув взглядом потрясённо прислушивающихся зрителей, загадочно улыбнулась: - Ангелы, потеряв на Земле физическую оболочку, возвращаются на Небеса. Развоплощённым демонам выбирать тоже не из чего – их мёртвые истинные тела слишком тяжелы, они тянут их вниз. Душа человека после расставания с плотью идёт туда, куда потянет её груз совершённых при жизни дел. Душа же демона… Куда должна пойти душа демона, когда созданное для Земли живое тело погибает? Азирафаэль беспомощно заморгал. Это был какой-то подвох. Что-то, чего он ещё не в силах был – а быть может, просто не смел? – понять. - Вн… низ?.. – запинаясь, неуверенно пробормотал он, чувствуя, как болезненно сжимается сердце от несправедливости собственных слов. - Ты уверен? – хитро прищурилась Создательница. – Но ведь одновременно и душа, и тело есть только у людей. А их судят по делам их… Азирафаэль прерывисто вздохнул. - Кроули заслужил… Рай?.. Она помолчала. Азирафаэль, благоговейно застывшие архангелы, с недоверием и надеждой прислушивающиеся демоны – все застыли, напряжённо ожидая ответа Создательницы. - Самоубийцы идут Вниз, - тихо откликнулась Бог наконец. – И всё же те из них, кто не бегут от тягот жизни, а жертвует собой… Она умолкла, давая Азирафаэлю самому додумать то, что он и так уже знал. Сочувственно покачала головой. - Жаль, что он обрёл веру лишь перед самым концом. Я надеялась, он осознает, что твоя казнь никогда не была Моим планом, раньше, и ни одному из вас не придётся умирать. Но страх и горе слишком сильно ослепили его… Ты ещё не понял, Азирафаэль? Ни гнев, ни гордыня, ни даже ненависть не делают ангела – демоном. Так же, как честность, любовь к ближнему и боязнь пороков – ангелом. Вы все не так всё поняли, дети. Я никогда не лишала Падших своей любви. И тем более – не наказывала ни за что. Разве Я могу? Я ведь создала вас – разумными, не игрушками… Чушь про свободу воли только для смертных вы выдумали сами. Я не карала ангелов, пошедших за Люцифером. Они сами покарали себя. Отказавшись от части своей сущности, стали слишком тяжёлыми, чтобы остаться на Небесах, или хотя бы на Земле… Камень не может долго держаться на воде, если только у него нет дополнительной, более лёгкой опоры; так и тело без души не может долго существовать на Небесах. Всемогущая умолкла и, склонившись над Кроули, коснулась пальцами его волос. - Душа скрепляет плоть, как раствор – камни стены. Она не даёт телу – неважно, оккультному или эфирному – распадаться, помогает существовать в неподходящей среде и дольше выдерживать даже раны от чуждой энергии… Сейчас тебе кажется это жестокой шуткой, дитя. Но однажды ты поймёшь, что те мгновения, что Кроули успел прожить, осознавая твою заботу и любовь, стоят любых мучений… Азирафаэль изо всех сил пытался ответить. Хотя бы просто – вздохнуть. Не сойти с ума от боли, раскалёнными зубами раздирающими его тело и истинную сущность. Он прерывисто вздохнул, справляясь с ломающим грудную клетку сердцем. И, бессильно смаргивая текущие против воли слёзы, мотнул головой. Он не мог говорить о последних мгновениях Кроули. Просто не в силах был себя заставить. И сейчас боялся допустить до сознания робкую надежду, шевельнувшуюся после слов Всемогущей. Ангелов, хоть они и имеют душу, адское пламя уничтожает окончательно: никакого появления в Зале Праведников, никаких отчётов по поводу потерянного тела. Но всё-таки… Если есть хотя бы шанс… - К-Кроули… - Азирафаэль с трудом выговорил имя друга – так его трясло. - Он сам уб… бил себя… Чтобы спасти меня. Если Ты п-простила его… неужели Ты не можешь ве-ве-вернуть его к-к жизни?! Разве он не заслужил этого?! В ответ донёсся только тяжёлый, полный сочувственной досады на его недогадливость, вздох. Азирафаэль сглотнул, покрепче прижал неподвижное тело друга к себе. Жуткое чувство, что сейчас решается судьба уже бесповоротно мёртвого Кроули, сдавило в ледяных тисках, замораживая сердце. И эта болезненно ноющая, непонятно откуда всё знающая мышца не ошиблась: - Мне не за что прощать его, Азирафаэль. Он имел право выбирать и сделал это. Не я заведую вашими Падениями и Вознесениями, вашей жизнью и смертью – я лишь создала законы, которым следую и сама. Азирафаэль молча уткнулся лбом в холодный висок Кроули. И, закрыв глаза, с неожиданно острой тоской вдруг пожелал, чтобы Она ушла. Замолчала, оставила его наедине с его горем. Зачем ему знать всё это – теперь, когда уже навеки поздно? На какой-то миг ему даже показалось, что так и случилось. Тишина – долгая, неуютная, буквально звенящая от гуляющих по Залу праведников противоречивых эмоций и волн силы – захлестнула его с головой, накрыла, словно штормовой прибой, лишая сил двигаться и даря горькую, ложную надежду на то, что его… их… наконец оставили в покое. Но нет. Она не ушла. Как не ушли и остальные, обрёкшие их двоих на этот жестокий, так страшно завершившийся фарс с судом. - …Прости, Всемогущая… - сквозь глухую стену тоскливого безразличия услышал он неуверенный голос Гавриил. – Если ты позволишь задать вопрос… Он даже не поднял голову. Ему было всё равно. С равнодушием он услышал невесёлый вздох Создательницы: - Я всегда позволяла это, Гавриил… Жаль, что ты лишь сейчас, когда я явилась для разговора с другим, осмелился спрашивать. Где-то на краю сознания Азирафаэля мелькнула мысль, что было бы любопытно увидеть лицо Гавриила в этот момент. Мелькнула – и погасла, растаяв в холодном океане горя и безнадёжности. А Гавриил всё-таки решился. Не сразу, спустя бесконечно долгую минуту… - Почему ты говоришь, что у ангелов нет тела, Всемогущая? У меня и братьев моих, что спускались к смертным, есть тело – на Земле, конечно. Она тихо засмеялась. Азирафаэль вздрогнул, не в силах сопротивляться нежным волнам электричества, пронизывающим его насквозь. А она уже обернулась, серьёзным взглядом окидывая благоговейно застывших, не смеющих даже шелохнуться архангелов. - У тебя не было тела, Гавриил, - мягко поправила она его, вновь поворачиваясь к Азирафаэлю. – У тебя была душа, помещённая в материальный сосуд. Не больше. У всех вас, спускающихся на Землю, был только он. Одежда, которую вы надеваете, когда идёте к недолговечным и подверженным страстям людям. Тело – это не материальная форма, мой маленький архангел. Тело – это вопросы. Вопросы, настолько важные, что даже жизнь – своя или чужая – не кажется слишком высокой ценой за право их задавать. Тело – это страх смерти. Это свобода, за которую платят болью. У тебя не было тела, Гавриил. Никогда и по сей момент. Лишь у одного из вас оно появилось. И то… совсем недавно. И Азирафаэль без дополнительных подсказок вдруг понял, о ком идёт речь. Понял – и буквально ощутил на себе ледяные уколы повернувшихся к нему взглядов. Всех. Без исключения. - Недавно? – без особой охоты пробормотал он, стараясь не видеть мёртвых глаз Кроули. Ему казалось – он знает, когда. именно. Всемогущая кивнула. - Да, Азирафаэль. В тот миг, когда ты решился пожертвовать собой, чтобы спасти друга. Когда окончательно поверил в свою смертность. Азирафаэль почувствовал, как проворачивается в груди холодный, полынно-горький клинок. Что ж, и это верно. Раньше он всегда, какой-то частью души, каким-то упрямым краешком сознания верил в некое мифическое чудо. В то, что Кроули придёт за ним. В то, что даже после смерти они не исчезнут без следа, что есть что-то После и для ангелов с демонами… В то, что у них ещё есть шанс переубедить твердолобых начальников и спастись – обоим. Он обессиленно закрыл глаза. В сердце ныла глухая, пеплом горчащая тоска. Но сил уже не оставалось даже на сожаления. Ничего уже не оставалось. Только боль, тупая, медленно разрывающая его на части. У ангелов тоже есть душа. Однако адское пламя всё равно уничтожает их. - Это… несправедливо… - не слыша себя, пробормотал он, сглатывая слёзы. Кроули лежал у него на руках холодной неподвижной тяжестью. У Азирафаэля всё ещё не было сил отпустить его и попытаться забыть о наивной надежде на Божественное чудо. Мягкое сияние охватило его за плечи. Щекотно взъерошились, словно от разряда электричества, волосы. Он сжался, не желая принимать это сочувствие, не желая больше быть тем, к кому Она снизошла. Не желая больше вовсе – быть. - Азирафаэль, посмотри на меня, - тихо попросила Всевышняя. Он, всхлипнув, крепче зажмурился и повернул голову, пытаясь спрятать мокрые глаза в измятой казенной тоге Кроули. Он не хотел смотреть. Не хотел слушать. Знал – Она сможет убедить его. В чём угодно. Сможет утешить его боль. Знал – и не хотел этого. Боль была последним, что оставалось у него от того света, в поисках которого он, сам того не понимая, оставался на Земле, рядом с коротко живущими, но такими яркими, такими откровенными и в любви, и в ненависти, так умеющими жертвовать собой ради близких людьми. Света, который терялся в равнодушном стерильном сиянии Небес, но так ярко горел в язвительном, нетерпеливом, отчаянно-непримиримом Кроули. Даже детей?! Вы не можете убить детей! Никто из них не усомнился. Никто не попытался – не то что возразить Всевышней – даже просто задать вопроса! Он сам – не попытался. Только Кроули… Знал ли он, что Азирафаэль не сможет выдать его, не посмеет указать соратникам на ослушника? Когда выхватывал захлёбывающихся малышей из бушующих волн, когда шипел в лицо Азирафаэлю, с ненавистью прижимая его к деревянному борту и заслоняя раскрытыми чёрными крыльями жмущихся за его спиной детей, шипел, с отчаянием и мольбой, всего два слова – «Не поссссмеешшшшь!» Знал ли Кроули, что получит пусть не помощь, но хотя бы молчаливое попустительство? Или – уже тогда готов был защищать, вопреки всему, то, что было ему дорого? Он судорожно всхлипнул, мучительно пытаясь протолкнуть сквозь горло острый раскалённый комок. И тихо, больше не сдерживаясь, заплакал. - Азирафаэль… Ласковые лучи света медленно сгустились. Обрели плотность, превращаясь в обхватившие подбородок тёплые мягкие пальцы. - Азирафаэль, не повторяй ошибку Люцифера… - тихо попросила Она. – Ты задал вопрос. Выслушай теперь ответ. Он с усилием вздохнул, с трудом втягивая воздух в спазмированные лёгкие. Сглотнул. Поморгал, усилием воли заставляя себя прислушиваться, думать, думать хоть о чём-то, кроме неподвижного тяжёлого тела у себя на коленях. - Разве Ты не?.. – слабо пробормотал он. - Ещё нет, должно быть. Раз ты всё ещё не понял меня. - Я… - Азирафаэль подавился словами, замолчал, судорожно набирая воздух в болезненно сокращающиеся лёгкие. Он боялся надеяться. Боялся поверить, что может быть ещё что-то, что для Кроули, возможно, не всё кончено… Он знал – если эта надежда умрёт, от его души останется один пепел. Если демоны Пали, отказавшись от любви и веры ради свободы, то он и вовсе просто исчезнет. От него не останется вообще ничего. Всемогущая понимающе улыбнулась. Сейчас Она стала почти похожей на человека – только золотые, словно залитые солнцем глаза и постоянно неуловимо меняющиеся черты лица напоминали, что Она – что-то намного большее. Азирафаэль до боли закусил губу, когда Она опустилась рядом с ним на колени, протягивая руку к застывшему лицу Кроули. - Бедное моё дитя… - с сочувствием прошептала она, осторожно притрагиваясь пальцами к обугленным губам. Азирафаэль невольно вздрогнул. Под её руками страшные ожоги начали стремительно исчезать, словно их никогда не было. Закурилась лёгким дымком, испарилась без следа успевшая запечься на лице, после Вознесения, кровь. Почему-то от этого стало ещё больнее. Несколько минут, всего на несколько минут раньше… Не обращая внимание на его попытки остановить спазматические рыдания, она бережно погладила висок Кроули. Скользнула ладонью вдоль бледной щеки. Искажённое мукой лицо под её прикосновениями расслаблялось, маска страдания медленно стиралась с него. Теперь Кроули казался совершенно спокойным. Умиротворённым. Если не вспоминать, можно поверить, что он ушёл легко и безболезненно, не корчась в агонии и захлёбываясь превращающейся в дым кровью. Если постараться, можно забыть, как Кроули хватался за его руки, судорожно ловя обугливающимся ртом воздух и пытаясь до последнего смотреть только на него, словно это могло удержать его по эту сторону жизни. Если забыть… Азирафаэль прерывисто вздохнул и, сглотнув, скорчился над неподвижным телом. Он не хотел забывать. Всевышняя тяжело вздохнула. - У демонов нет души, - тихо повторила она, качая головой. Задержала ладонь у зияющего язвами горла, скрывая под свежей неповреждённой кожей и их. – Холодный пепел выгоревшей любви, горький прах поруганной веры… Они забыли, что когда-то сами были – пламенем. Забыли, что то, что когда-то умело гореть, может вспыхнуть вновь. Она с сочувствием коснулась растрёпанных рыжих волос: - В нём всегда было так много Огня. Я создала его таким – я всех вас создала такими. Но он не хотел выбирать что-то одно. Хотел свободы и любви, веры и сомнения… Я всегда знала, что он не сможет погаснуть до конца. Всевышняя подняла голову, и Азирафаэль вздрогнул от Её, неожиданно острого, взгляда. - Не думай, что всё было зря, Азирафаэль. Он научил тебя сомневаться и задавать вопросы. Научил тому, что можно нарушить правила ради того, что считаешь важным. Ты единственный, кто смог научиться этому, не Пав. Благодаря ему. Он никогда не умел по-настоящему отрекаться от любви. Но от свободы – отрёкся. Ради тебя. - Не надо… - измученно прошептал Азирафаэль, чувствуя, как разъедающий душу огонь поднимается от её слов всё выше. – Прошу, хватит… Зачем Ты это говоришь – сейчас?! Она тяжело вздохнула – словно досадовала на недогадливого ребёнка. Азирафаэлю было всё равно. Он просто хотел, чтобы она замолчала. Хоть на миг. Чтобы дала ему исчезнуть, сгореть, не чувствовать больше этой боли, от которой – знал он – не будет избавления. - Я отвечаю на твой вопрос, Азирафаэль… - тихо проговорила Она, вновь опуская глаза к мёртвому Кроули. – Я пришла так поздно, потому что раньше он не услышал бы меня, а ты – не посмел бы спросить. Я пришла не к тебе, Азирафаэль. Я пришла к вам. К тем, кто перестал быть ущербной половиной целого. К демону, вернувшему себе душу, и к ангелу, обретшему тело. Нет, не спрашивай вновь, Я уже сказала: я не могу вернуть Кроули к жизни. Я дала вам право выбирать; и смерть – его добровольный выбор. Азирафаэль попытался ответить. Сказать, что это несправедливо, что Кроули не выбрал бы для себя казни, если бы не Её собственный приказ… Или то, что архангелы посчитали Её приказом. Он захлебнулся клокочущими в горле слезами и умолк, так и не выдавив ни слова. А Всемогущая тем временем, словно в насмешку над собственными словами, продолжала возвращать искалеченному телу Кроули первозданный вид. Азирафаэль смотрел, не дыша. И боялся отвести взгляд хоть на миг. Если Она не может воскресить Кроули – зачем исцеляет раны его тела? Ведь не может это быть простой шуткой, не может?! Это было бы слишком жестоко… Он сглотнул и, не выдержав, отвёл взгляд, не в силах наблюдать, как руки Её бережно, словно всё ещё могли причинить боль, скользят по горлу Кроули. Как исчезают под пальцами страшные ожоги... Слишком невыносимо было надеяться. Не сейчас, когда так легко поверить в то, что она сможет совершить чудо… Прервавшись на миг, Она вдруг ласково погладила по волосам вздрогнувшего Азирафаэля, ловя его взгляд. А затем, вновь склонившись над Кроули, с осторожностью высвободила его безвольную руку из судорожно стиснутой ладони ангела. Погладила обугленные пальцы, возвращая им первозданный вид. - Святая вода… - со вздохом пожаловалась Бог, аккуратно укладывая руки Кроули вдоль тела и прикасаясь кончиками пальцев к чудовищным язвам на его груди. – Исцеляет ангелов. Утешает людей. Сжигает демонов. Всего лишь вода, наполненная Моей силой. Один из двух аспектов Изначального Пламени. Всего лишь. Это был мой дар – вам всем. И вы даже его сумели превратить в оружие… И Азирафаэль, глотая слёзы, увидел краем глаза, как вздрогнули, переглянувшись, растерянно прислушивающиеся архангелы. Он сжался, задерживая дыхание; но Её – не гнев, нет: боль, сожаление и печаль – обтекали его, почти не обжигая, лишь едва заметно касаясь его своими горячими волнами и заставляя вздрагивать в невольном ознобе. Создательница убрала руки и беззвучно отступила назад. Теперь Кроули выглядел совершенно живым. Лишь изорванная, обугленная одежда да мраморная белизна лица не давали забыть, что всё случившееся действительно было. Азирафаэль почувствовал, что задыхается. Он боялся надеяться. Знал: он не выдержит крушения этой надежды. Просто не сможет... - Ты… восстановишь его? – почти против воли выдохнул он, с мольбой ловя струящийся светом взгляд. Не смог произнести вслух кощунственного – «воскресишь». Не посмел. Она помолчала. Потом медленно покачала головой. - Он – не разбитая чашка, Азирафаэль… Я не могу восстановить его. У Азирафаэля всё оборвалось внутри. Нет… Не может быть! - Но зачем… Тогда… - задыхаясь, прохрипел он, почти не видя лица Всемогущей из-за застилающих глаза слёз. В ответ раздалось негромкое, задумчивое хмыканье – настолько по-человечески ехидное, что Азирафаэль невольно заморгал, спеша прояснить зрение и убедиться, что Бог не ушла, а на её месте не сидит какая-нибудь нахальная блоггерша. Но нет, Всемогущая была сама собой, а по губам её скользила ироничная насмешка. Совершенно неуместная, совершенно дико выглядящая сейчас усмешка. Азирафаэль растерянно оглянулся. И запоздало осознал, что все присутствуют смотрят на неожиданно переставшую печалиться Всемогущую с таким же опасливым недоумением, как и он сам. - Не люблю видеть сломанные произведения искусства, - доверительным шёпотом сообщила она обескураженному Азирафаэлю. – А Кроули, всё-таки – один из самых лучших моих шедевров. Потом насмешка исчезла из её глаз, вновь сменяясь сочувствием. - Не плачь, мой бедный маленький ангел. Разве я сказала, что он исчез? Я творила вас из себя. Вы – частицы света, частицы огня… все вы – ангелы, люди… демоны. Ничто не может исчезнуть навсегда. Никто. Может лишь измениться, забыв жизнь, в которой не выучил ни одного урока. Она помедлила, давая присутствующим время осмыслить её слова. В Зале Праведников висела бескрайняя, потрясённая тишина. Даже мухи над головой Вельзевул, казалось, перестали жужжать. Губы Всемогущей тронула лёгкая – теперь совсем иная, нежная и одобрительная, улыбка. Она удовлетворённо кивнула: - Но Кроули выучил. Самый важный урок, ради которого Я отделила вас от себя и дала вам свободу жить и выбирать… Азирафаэль боялся дышать. И, слышал он, за его спиной точно так же задержали дыхание все остальные. По скрытому в волнах света лицу Всемогущей сверкнула лукавая улыбка. Казалось, она наслаждается напряжённым вниманием своих созданий, ждущих от неё величайшего откровения. - Какой… урок? – с жадным нетерпением выдохнул из-за спины Азирафаэля Хастур. Улыбка Бога стала ещё отчётливее. - Ты узнаешь это, когда выдержишь собственное испытание, мой свободолюбивый сын, - с нескрываемым ехидством сообщила она. А потом, склонившись к Азирафаэлю, прошептала заговорщицким тоном: - Тебе я могу сказать уже сейчас, дитя, ведь ты свой урок тоже выучил. Жизнь тех, кто тебе дорог, стоит любых жертв… Не так ли? И Азирафаэль задохнулся, оглушённый вдруг рванувшейся в груди ожившей надеждой. Ему показалось, что в тихом голосе Всемогущей прозвучал намёк на… на… - Ты… Ты дашь мне шанс вернуть его? В его… его прежнее тело? – не слыша себя из-за вдруг зашумевшей в ушах крови, прошептал он. И Всемогущая одобрительно улыбнулась. - Если я дала Кроули второй шанс спасти твою жизнь, то какое я имею право отказать в этом шансе тебе? Считайте это исцеление моим подарком на… хм… окончание младшей школы. Если, конечно, тебе удастся вернуть душу твоего друга. Азирафаэль сглотнул. - Я… Да. Да, конечно. Куда мне… Я имею в виду… что я должен делать? Он… Его душа ушла куда-то? Туда… - понимание вдруг вспыхнуло в нём, заставив задохнуться, словно пламенем, - туда, куда уходят души из Рая и Ада? Куда ушла Мадлен? Всемогущая поощрительно улыбнулась. - Почти. У истинной картины мироздания много слоёв, Азирафаэль. Рай и Ад – лишь наружный, самый неглубокий из них… Второй класс для незрелых душ. Для тех, кто слишком погряз в собственных ошибках и не может осознать их без чужой помощи… Или тех, кто нуждается в передышке и покое перед тем, как приступать к новым, более сложным урокам. Ах, ну и, конечно, для ангелов и демонов, ещё не готовых к тому, чтобы увидеть настоящие масштабы Вселенной. Азирафаэлю сейчас не было дело до поражающих воображение откровений. Он услышал и понял лишь одно: Кроули будет жить. Он сможет спасти своего друга, он обязательно справится! Дрожащей рукой он погладил Кроули по виску. И мысленно пообещал: «потерпи, скоро я приду за тобой… Ещё совсем немного подожди». Мучительное нетерпение, подстёгиваемое вновь ожившей надеждой, не оставляло места ни любопытству, ни сомнениям. Но всё-таки он спросил: - Но… Зачем такие сложности? - Затем, чтобы указать путь другим, - серьёзно пояснила Всемогущая. – Чтобы мои Падшие дети, наконец, поняли, что они не наказаны, а отправлены учить уроки. И могут выйти из своего… - Бог вдруг с совершенно человеческим ехидством хмыкнула, - угла в любой момент, поскольку поставили себя туда сами, убедив себя, что это Я наказала их за какие-то выдуманные провинности. Азирафаэль непонимающе поднял голову. Растерянно покосился на едва ли не жмущуюся к Гавриилу Вельзевул и застывших поодаль Хастура и Дагон. - Не смотри на них, - заговорщицким шёпотом подсказала Бог. – Этих моих слов они не слышат. Каждый должен учить свои уроки самостоятельно. Никаких шпаргалок, сын мой! А потом вдруг протянула руку, ловя ангела за подбородок, и заглянула ему прямо в глаза. - А теперь иди за своей Эвридикой, мой маленький принципалит. И помни: не нужно оглядываться назад, если не хочешь утратить своего друга навсегда. И Азирафаэль рухнул в сияющую круговерть галактик.