இஇஇ
— Привет, — Бомгю инстинктивно хмурится и отодвигается от подошедшего к нему самодовольно улыбающегося омеги. Сканирует его непроницаемыми равнодушными глазами и приподнимает левую бровь. Какая сука. По одному взгляду видно. Выглаженный, вылизанный, с ног до головы с иголочки. Темные глаза не спрятаны за линзами и тонну косметики, но так нагло и по-хозяйски смотрят, словно вся Корея принадлежит ему одному. Бомгю усмехается, заметив на запястье точно такой же браслет от Картье, как и у него. С последней коллекции, ограниченный выпуск. И это почему-то раздражает. Омега замечает его внимательный взгляд и улыбается, блеснув подозрительно знакомыми серёжками. Бомгю прищуривается, сжав капризные губы. До боли знакомый бренд. И этот запах — любимые Гуччи. — Ну, хеллоу, — небрежно бросает Бомгю, ядовито улыбнувшись. — Давно хотел познакомиться, да всё некогда было. Дела. — Наигранно грустно пожимает плечами омега, на что Бомгю чуть ли не в голос хохочет. До смеха не смешно. — Я Ан Кристофер. «Да хоть хер из канализации, мне как-то похуй». — Чон Бомгю, — одним тоном унижает. Ведь все они такие дружелюбные сначала. Хотят дружить, общаться, общие фотки в Инстаграмме, совместные обеды, вечеринки и самое главное секреты. Ради них всё и затевается. Потому что чужие секреты всегда дорого стоят. Самый актуальный товар на современном рынке, лидер продаж, золото, омытое грязью. А доверие — это слёзы. Ты показываешь человеку свои слёзы, и вот ты уже не можешь остановиться. Ты готов отдать абсолютно всё, чтобы в итоге сгнить в одиночестве. Как там говорится? Если ты разобьёшь мне сердце, то я разобью тебе ебало? Пиздёшь, потому что легче после этого не становится. Ни через месяц, ни через год, ни через десять лет. Просто живи с этим, сосуществуй, приспособляйся. — Знаешь, со мной лучше дружить, запомни это, — слегка наклоняется вперёд Кристофер, вроде бы безобидно улыбнувшись. Но за своей улыбкой он прячет острые клыки, Бомгю тоже. Скорее всего, он здесь местный королёк, может даже очередная пассия горе-братца. Чёрт его знает. Только для Итальянского цветка какой-то там «местный король» ничего не значит. — А меня избегать, ты тоже запомни это. — В ответ шипит Бомгю, тоже наклонившись и приблизившись вплотную. Кристофер заметно напрягается, не желая опустить вмиг потускневший взгляд. Он же привык постоянно унижать, привык втаптывать в грязь чужую жизнь и гордость, но что же сейчас? Просто у Бомгю слишком отвратительный характер, просто здесь его пока что ещё плохо знают. Пока что. Крис сдержанно и натянуто хохочет, как будто ему вообще смешно и пожимает плечами. — Я надеюсь, ты сейчас так пошутил, — продолжает «веселиться» омега, только по усмешке Бомгю понимает, что нет — не до шуток им. Всё-таки слухи не врали, Итальянский цветок — сущий дьявол. Хотя… разве это что-то значит? Просто кинуть громкую фразу, ещё ничего не доказать. Поставить таких особо смелых на место не будет проблемой. Поэтому пусть открывает рот, пока может. Кристофер любит ломать таких вот гордых и надменных отбросов. (И плевать с какой Бомгю семьи, кое-что поважнее этого было задето). — А что если нет? «Ничерта ты мне не сделаешь, будь ты хоть сыном Президента», — шкодливо улыбается Бомгю. А здесь не так уж и скучно. По крайней мере, можно поточить язычок об местных выпендрёжников, пока он будет здесь изображать из себя примерного школьника. А что, все же так делают — страдают всякой хернёй, вместо того, чтобы слушаться родителей и хорошо учиться. Может жизнь Тэ и не настолько отвратительна. — Какой ты… забавный. — Заключает Кристофер, не найдя больше никаких слов для ответа. Обычно люди лебезят перед ним или просто боятся поднять взгляд. Ещё бы, он ведь сын директора школы Ан Дживона — известного богатея и внук одного из министров, так отчаянно рвущегося к власти. Омега Чон Тэхёна. (Они были помолвлены год назад). Поэтому, подходя, к ещё одному представителю семью Чон, Кристофер был уверен, что быстро найдёт общий язык с братом своего будущего мужа, но хрен там плавал. Известный танцор не желал ничьей дружбы. — А ты, видно, просто тупой. — Складывает руки на груди Бомгю, заметив идущего к ним любимчика этой жизни и главного плэйбоя Чон Тэхёна, чей вид заполнял пафосом весь коридор. Омега фыркает и отворачивается. Ну, и пожалуйста. Что дома мелькает, что здесь. Придурок. — Зря. — Шипит Крис, которому уже давно надоело давить из себя дружелюбие. — Ты пожалеешь об этом, это я тебя обещаю. — Ха, ха. — Наигранно тянет губы в ухмылке Бомгю. — Только не плачь. Слабаки раздражают. — Сука, ты... «Пойдёшь на хуй, как и все другие», — качает головой Богю, когда чужая агрессия резко и бесследно исчезает, столкнувшись с тэхёновским — «Ты что творишь, идиот?». А нечего было махать своими руками и орать на всю школу. Хотел его ударить? Блять, пусть попробует. Но нет, не сегодня. Они же только познакомились, а впереди у них ещё целый год — от души повеселятся. Хоть каждый день. — Я ничего не сделал. — Сверкает злыми глазами Крис, нехотя глянув на Тэхёна. Бомгю, увидев недовольное лицо старшего брата, сразу же заливается слегка сдавленным смехом. Не потому что ему весело, а потому что печально. Потому что больно вот так вот стоять и смотреть на заметно выросшего брата и осознавать, что всё потеряно. До слёз больно. Почему он так изменился? Почему люди вообще меняются? Как это остановить? И как всё вернуть? Как остаться собой и сохранить отношения? — А я и не тебе. — Грубовато рычит Тэхён, отчего Крис морщит свои идеальные брови, совершенно ничего не понимая. Смотрит то на Тэ, то на новенького и театрально хлопает глазами, играя какую-то понятную только ему роль. — Я же сказал, не путайся у меня под ногами. Альфа впивается своим острым взглядом в хамски улыбающегося Бомгю. (На самом деле, омега улыбается через силу, потому что брат не защищать его пришёл, а издеваться). Что ж, было мило, но что-то сердце пробило. И теперь из разряда «давай пройдём через это вместе» их проблема переросла в раздел «справляйся с этим как хочешь, один». Наверное, именно от этого на сердце пусто. — А я проигнорировал. Папе расскажешь? — игриво спрашивает Бомгю, подмигнув Кристоферу, отчего тот ещё больше насупился, ожидая реакции Тэхёна, которой почему-то не последовало. Всё потому что Чон Тэ слишком увлёкся разглядыванием скользящего по пухлым губам языка младшего брата, чувствуя, как по телу проносится невидимый для чужих глаз приятный импульс. Внутренний ещё пока что созревающий и формирующийся в грозного зверя альфа начинает когтями протыкать лёгкие, подталкивая Тэхёна к действиям. Он сжимает кулаки и проводит языком по режущимся клыкам, смотря на выпирающие тонкие ключицы. Собирает всю волю в кулак и отрывает взгляд от такого нужного и, Тэ уверен, очень вкусного лакомства. — Не нарывайся. И не усложняй всем нам жизнь. «Нарывайся. Сделай так, чтобы я разозлился». Всё внутри Тэхёна так хлипко и ненадёжно. Иначе как тогда объяснить это ненормальное желание прикоснуться к собственному брату, внюхаться в слабо ощутимый, но уже родной аромат, который Тэ чувствовал ещё с детства, провести пальцами по щеке и чмокнуть мягкие губы. Он же делал так в детстве, почему сейчас не может? Потому что Бомгю ему не брат, он ближе — где-то в грудной клетке. И хочется от него уже, наконец, избавиться, и невозможно. Теперь Тэхён в этом уверен. Этот грубый омега даже сквозь столько километров дыру внутри каждый день проедал. Тэ всю его боль, грусть, обиду, разочарование — всё чувствовал и знал, но никогда в этом не признается. Никогда не расскажет, как скучал и внимание к себе специально привлекал, чтобы где-то там, в Риме, Бомгю всегда хоть и с интернета, но слышал про своего скандального брата. Чтобы всегда помнил и переживал. Чёртова гордость, она всегда была выше всего остального. Но… Если бы только брат знал о его настоящих чувствах. — А что, нельзя? — Правда в том, что Бомгю давно уже сознательно отказался от всех желаний. Потому что если открыть этот заслон, будет аяяй как больно. Страшная лавина накроет его с головой и утопит. Он ведь только снаружи такой крепкий и сильный, внутри же маленький брошенный всеми ребёнок. — Ну, и пожалуйста. Тэхён делает шаг вперёд, с трудом удержав себя, чтобы не остановить уходящего прочь Бомгю. Пусть идёт. Как обычно, сбегает. Бросает раздражённый взгляд на Кристофера, на его абсолютно обычное идеальное лицо, на невзрачную улыбку и слишком безликий взгляд. Отец выбрал ему в пару подделку. Потому что истинный подлинник является Тэхёну братом. И лучше ему уж больше никогда и никого не найти — все на фоне Бомгю проигрывают. Оттого и разницы нет, кто будет рядом. Совершенно плевать. Младший братик слишком похож на любимого папочку, а Тэхён слишком похож на Чонгука, чтобы посмотреть на кого-то другого.இஇஇ
Спустя три дня. Особняк семьи Чон.
Чон Тэхён тушит ботинком докуренный в спешке окурок и поправляет чёрный, хорошо на нём сидящий пиджак. Прищуривается и лениво шарит глазами по бегающим туда-сюда слугам. Осторожно оглядывается по сторонам и выходит из-за угла гаража, где он обычно всегда курит. Отец, должно быть, ещё не приехал, ну, или приехал, просто чем-то опять занят. Папа, желая всё проконтролировать, проверяет сервировку столов и общий интерьер, потому что сегодня у самого обсуждаемого омеги страны день рождения. Важная дата. Поэтому всё должно быть на высоте, включая даже вон эти вот обыкновенные паласы и непонятные архитектурные фигуры давным-давно расставленные по саду. (Омега привёз их из Индии, Чонгук же демонстративно тушит об них хабарики, называя это «искусство» ненужным дополнением). Тэхён хмурится, обнаруживая, что некоторые гости уже приехали. Слишком рано, а в прочем, всё как обычно. В такие дни вообще всё всегда слишком быстро. Ты вроде только отвернулся на секундочку, как уже пропустил всё самое важное. Альфа, натянув свою привычную холодную и отрешённую улыбку, проходит в огромный зал, который сегодня весь усыпан цветами и уже давно привычной, а потому практически не заметной роскошью. Подходит к стоящему недалеко от входа Чонгуку, который с мудрой и благородной улыбкой разговаривает с высоким и самодовольным мужчиной в очках, одетым в серый строгий костюм — директором их школы Ан Дживоном. Рядом весь светится и искрится от счастья Кристофер, постоянно нервно поправляя коричневый шёлковый пиджак и белоснежный лёгкий шарфик. Омега слишком накрашен и явно, на взгляд Тэхёна, переборщил с духами. Приторный запах карамели забивает его нос и начинает сразу же раздражать. Тэ кивает отцу и отворачивается, наплевав на все правила приличия. — Кристофер слишком торопился, хотел помочь вашему супругу с приготовлениями, — доверчиво сообщает Дживон, приобнимая своего сразу же смутившегося сына. Чонгук мажет взглядом по омеге и кивает. Кристофер очень красивый. Он знает, как нужно себя вести в обществе, даже сейчас так искренне играет свою роль, что будь Чонгук сам подростком, возможно, купился бы на эти кофейные и, на первый взгляд, невинные глаза. К тому же, омега здоров физически, без каких-либо вредных привычек, а это значит, что он сможет родить Чонгуку хороших внуков, а Тэхёну крепких наследников. Он ведь не зря сразу позаботился об этом вопросе и учёл абсолютно все критерии — всё ради будущего. Потому что тот, кто всегда думает о будущем, никогда не останется в дураках. — Я ценю его рвение, — приветливо, но всё равно так холодно говорит старший Чон. — Но он здесь гость, а не прислуга. Тэхён хмыкает. Потому что вот он вежливый, но крайне опасный глава клана Чон. С таким человеком нужно тысячу раз подумать, прежде чем что-то сказать. Наверное, именно поэтому Тэ всегда во всём старался быть похожим на своего отца, потому что восхищался его властью и позициями. Чонгук умел оскорбить даже будучи безупречно вежливым, выиграть, признавая поражение. Он добился всего благодаря своим амбициям, а не богатым родителям. Смог заполучить такого омегу. И, по сравнению со своим отцом, Тэ чувствовал себя откровенно никчёмным. — Господин Чон, — Дживон учтиво кланяется подошедшему и криво улыбающемуся Чон-Ким Тэхёну, который придирчиво и надменно оглядывает ещё больше заволновавшегося Кристофера и кивает застывшим альфам. На нём надет бежевый атласный костюм от Гучи, светлые пряди блестят в ярком свете, синие колючие глаза всё так же лукаво светятся, их ничто не берёт — ни возраст, ни время. Омега томно целует своего мужа в щёку и с теплотой хлопает по плечу остановившегося рядом Бомгю, подмигнув Тэ, который на папу и не смотрит вовсе. Он потрясён. Потому что Бомгю прекрасен. И вроде бы ничего нового — всё те же голубые тонко подведённые лисьи глаза, бледная фарфоровая кожа, розовые мягкие губы, отросшие чуть выше плеч белоснежные локоны, но что-то в нём явно изменилось. Может, всё дело в такой же кремовой, как и у папы, тонкой блузе, которую омега не стал прятать под пиджаком. А может, всё-таки в этой расслабленной и милой улыбке. Тэхён не знает, но отвести взгляд не может, выше его сил. Бомгю тоже на него одного смотрит, каждую деталь подмечает и внутренне восхищается. Потом, опомнившись, прячет взгляд и старательно всматривается в светлый и гладкий пол, ругая себя за такое чрезмерное любопытство. — Ох, Сокджин, ты лёгок на помине, — весело примечает старший омега, замечая вошедших Минов, отчего Бомгю вздрагивает и хмурится. Что ж, вот что случается, когда соглашаешься на чужие правила. (Мин Субин случается). И Бомгю к этому явно не готов, хотя давно предполагал именно такой исход событий. — Правильнее будет сказать — точен, как часы. — Сокджин слегка приобнимает Тэхёна, на секунду замерев, чтобы приглашённые на вечер журналисты успели заснять их «тёплые и дружеские» объятия. Тепло улыбается Чонгуку, который на него даже и не смотрит — альфа пожимает руку Мин Юнги и кивает спокойному и равнодушному к всеобщему веселью Субину. «А парень-то вырос», — отмечает про себя Чонгук. Уже с ростом Юнги, но будет ещё выше. Потому что и Джин, и Ким Намджун — оба достаточно высокие, а Субин явно в Намджуна пошёл, несмотря на заметную схожесть с Джином. Тяжело, наверное, Юнги каждый день видеть в собственном сыне своего соперника, тяжело. Ведь эти озорные и лукавые намджуновские ямочки не заметить невозможно. — Замечательный вечер, — улыбается Юнги и вручает маленькую коробочку Тэхёну, быстро коснувшись губами его щеки, опять для тех же журналистов. — Мои поздравления. Юнги за столько лет сильно изменился. Давно перекрасил свои светлые волосы в глубокий чёрный цвет и перестал носить очки, предпочитая контактные линзы. Единственное, чему он остался верен — это классическим костюмам. Позиции и взгляды лидера второго в стране клана тоже стали совершенно иными. Больше крови и меньше свободы — главная заповедь, в этом они с Чонгуком были солидарны. И если первый лидер Чон давал своему сыну слишком много свободы, то Мин же наоборот, полностью контролировал время Субина. Джин в это дело не лез, Юнги давно уже сломал его скандальный нрав и практически снял всю спесь, хоть и любитель клубов до сих пор творил то, что только взбредёт в его сумасшедшую голову, привычка. — Как и твой подарок, полагаю, — подмигивает ему Тэхён, приветствуя других гостей. Мимо проскакивают официанты с подносами, на которых, отражая яркий свет люстр, искрятся бокалы с шампанским. Джин ещё какое-то время о чём-то весело переговаривается с Тэхёном, стараясь как можно незаметнее изредка поглядывать на отчего-то серьёзного в такой праздничный день Бомгю, который всё так же старательно игнорирует чужие любопытные взгляды и вопросы. «Странно, но в нём нет ничего ни от того сумасшедшего, ни от его ненормальной омеги», — кокетливо улыбается Джин, рукой подзывая к себе своего младшего сынишку омегу Ёнджуна, который, несмотря на все протесты Юнги, смог напроситься с ними. Совсем недавно Джуну исполнилось тринадцать, поэтому Мины пока что неохотно брали его на подобные вечера, хотя ребёнок всё равно всегда рвался, наплевав на все запреты и правила. Его влекло веселье, очень хотелось узнать, какого это быть взрослым. Поэтому маленький омежка уже подкрашивал ресницы и носил слишком много украшений, брызгался джиновскими духами и во всю заигрывал с альфами, которые были намного старше мальца. Юнги от такого поведения был явно не в восторге и при каждом удобном случае напоминал Джину, что это всё он виноват со своим слишком разгульным образом жизни. Какой пример он подаёт Ёнджуну? Только дело всё было вовсе не в Джине и уж тем более не в его поведении — только раскрывающемуся бутончику розы уже давно нравился саркастичный и надменный Чон Тэхён, которому на какого-то там Ёнджуна было глубоко фиолетово. А ведь ребёнок так старался обратить на себя хоть какое-нибудь внимание, хоть крупицу, малость, хоть что-нибудь. Только вот Чон Тэхён помолвлен. Это стало настоящим ударом. Но даже после этого ребёнок всё равно твёрдо решил — он станет Тэхёну самой лучшей омегой, чего бы ему это не стоило. — Он ещё заметит меня, — как-то пообещал Ёнджун обеспокоенному ситуацией Сокджину, на что тот лишь сломано улыбнулся и мягко погладил сынишку по шелковистым тёмным волосам. — Не дай Бог такому случиться. Больше Джун такого папе не говорил.இஇஇ
— Мы будем говорить в такой чудесный день о политике и японцах? — Чонгук, почти не глядя, щедро плещет шотландский виски в прозрачный гранёный стакан и передаёт его улыбнувшемуся Юнги. — Ты не меняешься. — Меняюсь, иначе я бы сейчас вообще с тобой не разговаривал, — лукаво подмечает удобно усевшийся в кресле Юнги. Он деловито крутит виски в стакане, довольно наблюдая, как жгучая жидкость омывает холодные края и закидывает ногу на ногу. Привычный чёрный костюм приятно облегает тело. Юнги, не спеша, делает пару мелких глотков и одобрительно мычит — хороший виски. — Я всегда уважал твоё мнение, но не твои взгляды. — Чонгук по-хозяйски облокачивается на столешницу и тоже отпивает из своего стакана. Хитро прищуривается и усмехается. Да, позиции Мин Юнги иногда вводили Чонгука в абсолютное замешательство из-за своей нелогичности и неординарности. А иногда даже казалось, что у Мина совсем съехала крыша. — Да и уж извини, но если бы ты со мной не разговаривал, то ты не был бы лидером второго по значимости клана. Точнее, твой клан не был бы вторым. — Знаешь, как там говорится? Кто старое помянет…? — пожимает плечами Юнги. — Вот именно, — одобрительно кивает Чонгук. — И я очень хочу, чтобы ты никогда это не забывал, Юнги. Невозможно забыть то, что постоянно перед глазами. Бывший юрист хмыкает и внимательно смотрит на Чона. К чему он клонит? Юнги не должен вспоминать прошлое? Так он и не вспоминает, это ведь Чонгук постоянно про его «удачную» женитьбу напоминает, лицом в грязь тыкает, простить всё не может уход из его компании. Самое обидное, что Джин стал таким же, былые времена любит теребить, любовь свою первую всё чаще теперь вспоминает и грустит. А Юнги, что прикажете делать? Он же ни в чьи планы изначально не входил, просто канцелярский червь, который каким-то чудом не свалился со своего нового трона. Наверное, работа у Чона послужила ему только на пользу — Юнги стал жестоким и, в какой-то степени, даже непробиваемым. Смирился с тем, что собственный муж его никогда не любил и никогда уже не полюбит, что холодная могила на кладбище с витиеватой надписью «Ким Намджун» стала для Сокджина милее его объятий. Омега носит туда свежие цветы каждую грёбанную неделю и долго сидит над бездушным куском гранита, обманывая Субина с Ёнджуном, что он навещает родителей. И именно из-за этого раньше Юнги хотел застрелиться. Теперь же понял, что это не имеет смысла. Джин всё так же будет сидеть часами на кладбище (не у ЕГО могилы), а дети всё так же расти. Страшно только за Ёнджуна. Потому что этот маленький нежный омежка — единственная причина, из-за которой Мин Юнги до сих пор дышит. И альфа не может отдать его жизнь в лапы жестокой судьбе, только не его кровинушка. Он своё чадо холит и лелеет, пылинку каждую сдувает, вторую часть сердца под ноги кидает. (Первая часть у Сокджина, только уже вся затоптанная). — Что ты хочешь этим сказать мне, Чонгук? Чон хитро улыбается и пожимает плечами. — Я никогда не обращал внимание на то, какой ты хороший отец, Юнги. Субин растёт довольно серьёзным и хорошим альфой и в будущем, я уверен, станет достойным приемником. Поэтому я хочу доверить ему одно своё маленькое, но крайне ценное сокровище — своего младшего сына Бомгю. — Хочешь, чтобы Субин женился на Бомгю? — вся расслабленность и спокойствие вмиг исчезают с лица Юнги. Он заметно хмурится и вздрагивает. «Джин не позволит», — в голове мелькает красным, но Мин сознательно отгоняет подобные мыслишки. Потому что к чёрту, Субин его сын, Юнги. А такой брак откроет для Субина новые возможности. — Кажется, я понял, к чему был только что весь этот трёп про прошлое. — А ты вообще всегда был понятливым, Юнги. А теперь докажи, что ты не только понятливый, но и сообразительный. — Чонгук ставит стакан на стол и хищно улыбается. — Уверен, что ты тоже хочешь для своего сына только лучшее. — Не просто лучшее, — кивает Юнги, смакуя на языке горьковатый вкус виски. — Самое лучшее. — Сегодня я хочу объявить перед всеми о помолвке наших детей. — Уверенно сообщает Чонгук, уже заранее зная, насколько сильно взбесится Тэхён. Однако скоро он сам поймёт, что это действительно верное решение. Только так Чонгук обеспечит Бомгю достойное будущее без страха и бедности. Только так они сохранят привычные для всех позиции. Да и сам Бомгю ничего не теряет — пусть дальше скачет по сцене, только за словами своими следит и думает, прежде чем что-то сделать. К тому же, маленький омежка сам угробил своё детство, сам выбрал столь тяжёлое бремя. Он мог бы просто, как и все другие омеги его возраста, ходить по модным дорогим бутикам и ресторанам, не изнурять себя тяжёлыми тренировками, а спокойно уплетать сладости и убирать всё «лишнее» с помощью лучших специалистов (сейчас же так просто исправить все изъяны своего тела). Только этот ребёнок любит трудности, вот пусть и живёт теперь с этими трудностями. (Чон Хосок тоже их до безумия любил). И Чонгук не будет сейчас биться в глухую стену, и пытаться кого-то изменить, нет. Он доверит это сыну одного крайне непонятного покойного федерала и бывшей шлюхи — им будет очень хорошо вместе. Юнги хмурится ещё сильнее и уже заранее знает, что его ждёт ночью, после того, как они вернутся домой. Ведь Джин так просто это не оставит, возможно даже снова напьётся и соберёт вещи, грозясь подать на развод. (Он делал уже так раз пять, если не больше). Да, их брак давно уже трещал по швам, ещё с того времени, как Субину исполнилось десять. Юнги и сам не знал, как они ещё до сих пор держатся. (Хотя все их великие ссоры не мешали Сокджину лезть своему мужу в штаны и подставлять задницу, чтобы срывать голос от одного только вида клыков Юнги — он их ему постоянно показывал, но метку не ставил, уговор). Приподняв левую бровь, Чонгук скучающе посмотрел на холодный стакан в ладони. Наскучило. Ничто не радует. Никаких разборок, забастовок, полиции — ничего. А он ведь вырос в постоянной борьбе, только ей и дышал, а теперь что? Столько лет одни и те же будни, одни и те же проблемы, одна и та же скучная семейная жизнь. Даже те непонятные послания якобы от Чон Хосока его нисколько не впечатлили, расстроило только то, что Тэхён от этого теперь сам не свой, а так абсолютно фиолетово. Вот так просто за стаканчиком крепкого виски решаются судьбы целых кланов и миллионов людей. Ведь в будущем, если Бомгю станет частью семьи Мин, то Чон Тэ никогда уже не сможет развязать с ними войну, это будет против правил. С этих пор они обязаны будут быть только союзниками или вовсе не лезть в дела друг друга. Также никто из кланов не имеет право вставать на сторону врагов собственных родственников. Всегда и отныне только лишь на одной стороне. Чонгук усмехается, потому что Тэ всегда недолюбливал Мин Субина, а теперь и вовсе не сможет его достать. Только задиристого и вспыльчивого Чон Тэхёна это навряд ли остановит. Поэтому лучше всегда сохранять равновесие в их и без того сложных отношениях. — И ещё, Юнги, если Субин когда-нибудь попробует подняться выше с помощью моего сына, то я его убью. — Мрачновато сообщает Чонгук. — Это тоже запомни и никогда не забывай. Юнги ничего не говорит, но знает, что Чонгук не лукавит, потому что Чон ради своих целей готов убить кого угодно, даже свою семью.இஇஇ
— Друзья, — слышится громкий звон бокала и все в ожидании замолкают. Чонгук цепко оглядывает весь зал, ища глазами остановившегося рядом с весело улыбающимся Сокджином Юнги, и внутренне громко хохочет от его кислого выражения лица. «Говори уже», — читается в тяжёлом и недовольном взгляде. — Мне бы ещё раз хотелось поздравить моего обожаемого супруга и сказать, как сильно я его люблю. Он, конечно, не подарок, но для меня нет омеги лучше, и не будет. — Тэхён по-доброму усмехается и кивает подмигивающему Джину. — Однако сегодня произошло ещё одно прекрасное событие для нашей семьи. Семья Мин сделала мне предложение о помолвке моего младшего сына омеги Бомгю с их старшим сыном альфой Мин Субином. — Бомгю вздрагивает, услышав своё имя. Вопросительно смотрит на побледневшего папу Тэхёна и, совсем ничего не понимая, умоляюще переводит взгляд на Чонгука. Что за пиздец? Это шутка? — И обсудив все детали с Юнги, — Чонгук довольно улыбается и поднимает бокал, глядя на без эмоционального Мина. — Я принял решение, которым и хочу сейчас с вами поделиться. — О чём он говорит? — в шоке шепотом спрашивает растерявшийся от такого поворота Джин. Он хватает привычно спокойного и холодного Юнги за плечо и слабо трясёт. — О чём он говорит? — Помолвка Бомгю и Субина состоится через неделю. — Заканчивает Чонгук, с удивлением обнаруживая, что лицо Субина нисколько не изменилось. Он будто застыл, замер, перестал дышать и осознавать происходящее. Что не скажешь о побагровевшем Бомгю. Омега был просто в ярости и с трудом сдерживался, чтобы не перевернуть рядом стоящий стол. — Давайте же выпьем в честь нового союза и пожелаем им счастья. Журналисты как заведённые принялись всё фотографировать и подмечать каждую деталь. И это, наверное, единственное, что хоть немного сдерживало Сокджина от очень некрасивого и некультурного поведения. Он с ненавистью и презрением посмотрел на Юнги и усмехнулся. Ну конечно, что и следовало ожидать. Юнги просто продал их сына. Их с Намджуном сына. Подсунул Субину отродье Хосока, поставил страшное клеймо, от которого никогда ему не отмыться. Изверг. Субин ведь такого не заслужил, за что тогда? Как он вообще посмел решать его судьбу, как наглости только хватило? — Какого чёрта? — прошипел Тэхён, приобняв поникшего и расстроенного Бомгю. От его шипения мурашки по коже бегали. — Выпить за новый союз? Выкуси. Многие принялись поздравлять и Минов и Чонов. Только Чонгук вежливо и дежурно улыбался, а Тэхён даже улыбку состроить не смог. Джин вообще грубо просил всех подходящих к нему заткнуться и исчезнуть. — Мы уходим, — сказал взбудораженный омега Субину, схватив его за руку, но подросток решительно покачал головой и отказался сдвигаться с места. — Это будет невежливо. — Мне плевать. — Вскрикивает Сокджин. — Мы никогда не должны терять своего лица и показывать истинные эмоции. — Качает головой Субин и продолжает стоять на месте. — Так отец говорит. — Твой отец…! — Джин с трудом прикусывает свой бедовый язычок и сжимает кулаки. — Принял не очень хорошее решение. «Твой отец никогда бы так не поступил», — болезненно стучится в висках. Омега встречается взглядом с Юнги и отворачивается. Хотя нет, это Джин принял не совсем верное решение, когда родил Юнги сына и остался. Он смотрит на хмурого из-за злости папы Ёнджуна и сразу же мысленно бьёт себя по лицу. Потому что не должен он опускаться настолько низко, чтобы считать собственного сына ошибкой. Ребёнок ни в чём не виноват, это сам Джин не захотел бороться. Но ничего, видимо, пришло время показать всем, кто здесь главный. — Отец, ты не можешь, — всё это время, пока кто-то возмущался, а кто-то радовался, Тэ в ужасе бездумно наблюдал за толпой и не мог никак трезво оценить ситуацию. Но когда все перспективы будущего открылись перед Тэхёном во всей красе, он чуть ли ими не захлебнулся. Потому что Бомгю вновь достанется Мин Субину. Его Бомгю достанется этому раздражающему идиоту. Но почему? Омега ведь звезда сцены, ему нельзя ни за кого выходить. Он создан для танцев. Только для танцев. — Зачем тебе это? — Я не собираюсь обсуждать свои решения. — Холодно отвечает Чонгук, на что подросток кривится и резковато разворачивается. Нужно обсудить это с папой, он уж точно будет против. Только старший Тэхён тоже отказался его слушать. — Это не твоё дело, — такая же интонация, как и у Чонгука. Тэ горьковато усмехается и под шумок стаскивает со стола бутылку глинтвейна. Какое же дерьмо всё-таки эта жизнь.இஇஇ
То, что все огоньки красивы только в темноте Тэ понял, наблюдая за огромными салютами в мигающем ночном небе. Вторая бутылка глинтвейна неприятно звякнула об паркет, когда альфа попытался подняться. Что с ним? Почему он чувствует себя сейчас выпитым, как этот сладковатый глинтвейн, почему впервые в жизни хочется плакать и почему он себя сдерживает? Никому ведь нет дела до того, что он сидит здесь и пьёт в одиночестве. Обычно заботливый папа ослеплён своими личными переживаниями и не понятно — почему. Это странно. Особенно, если учесть его спокойствие и равнодушие, когда Чонгук точно также решил судьбу своего старшего сына. Жалкий. Тэхён искренне ненавидит это слово, потому что оно про него. И этот грохот залпов фейерверков больше не оглушает, а искры и огоньки моментально потухают — всё это лишь момент. Но он красив нечеловечески. Дыхание сорвать можно. Бомгю такой же. Лишь краткий миг, который из сердца не вырвешь. Оттого и больно смотреть на него, оттого и хочется унижать, оскорблять, сделать так же больно, но не получается. Тэхён больше не может и не хочет. Тэхён мечтает обнять его и долго-долго рыдать, положив голову на колени. И прорывающийся омежий запах, который с каждым днём становится всё сильнее, не просто вдыхать хочется, им просто необходимо задохнуться. Комната брата находилась рядом с комнатой Тэхёна, поэтому уже плохо соображавший и пьяный альфа даже в полутёмках коридоров без труда её нашёл. (Он добрался бы до неё в любом случае). Дверь была не закрыта, потому что Бомгю явно не ждал гостей и не парился, что какой-нибудь гость нежданно-негаданно ворвётся к нему. Да Тэхёну, в принципе, было плевать. Скрипнула дверь. Ночник приглушённо светил, отражая белые потолки и заправленную кровать с разбросанными по ней вещами. Альфа тихо зашёл, шатаясь, схватился за кремовый комод и замер, приглядываясь к остановившейся в немом удивлении фигуре младшего брата, который только что успел нацепить на себя длинный шёлковый халат цвета переспелой вишни. Повисло неловкое и напряжённое молчание. Тэхён сделал ещё пару шагов, впитывая в себя нежный запах граната и манго. С трудом выдохнул и пьяно улыбнулся. Его маленький котёночек после душа. Влажные взлохмаченные волосы, без косметики, слишком бледное болезненное лицо, выражающее практически ничего, кроме страха и усталости. Заплаканные красные глаза, в которых не осталось уже ничего детского и наивного, того, что так привлекало Тэхёна раньше. Бомгю пуст изнутри и снаружи, вывернут наизнанку, но всё равно крепок. Альфе всегда почему-то казалось, что брат очень похож на папу, только сейчас на него смотрел совсем другой человек. В нём не было ничего родного и любимого. Ничего такого, за что Тэхён его полюбил и любит. Словно туман рассеялся и показал ему истинное лицо самого лживого в мире человека. По крайней мере, так гласит его татуировка, набитая на его запястье. Лжец. Без прячущих гниль синих линз, без заевшего лоска и блеска украшений, без щита в виде пафоса и остроумных шуток. Здесь нет больше кумира миллионов и лучшего танцора десятилетий. Фарфоровая маска снята и отложена в сторону. Баста. Но разве от этого можно потерять интерес и сдаться? Да, Бомгю совсем другой человек и в нём нет и не должно быть ничего от семьи Чонов. Он любит свои чёртовы танцы и старается добиться всего самостоятельно, хочет ни от кого не зависеть. А Тэхён… Тэхён просто плывёт по течению. И, наверное, плыл бы дальше, если бы не этот равнодушный взгляд самой интересной для него омеги. — Мне кажется, я заболел, — хрипловато говорит Тэ, треснуто улыбнувшись. Голова слишком сильно кружится, перед глазами пятна. Подросток с трудом стоит на ногах, ожидая хоть капли сожаления, но Бомгю остаётся всё также равнодушен. — Я тебе не врач. — Пожимает плечами. «Ты лучше», — усмехается Тэхён, чувствуя себя снова до отвратительного жалким. Бесит. Он ведь никогда не смотрел под ноги, пёр всегда напролом, думал, что всё на этом свете принадлежит ему, стоит лишь захотеть. И младший братик тоже только его и никуда он не денется, однако совсем скоро Бомгю станет принадлежать другому альфе, как это и должно быть. Сам Тэхён женится на нелюбимом и нежеланном человеке, с которым разделит общую кровать и квартиру. И его дети тоже будут звать папой совсем другого омегу. А Бомгю будет носить малыша от другого альфы. Невыносимо. Сука. Это так невыносимо и больно, что лёгкие выворачивает, прорастающие клыки зудят и становятся острее бритвы, когда в голову приходят подобные мысли. Хочется уничтожить каждого, кто встанет между ними, даже собственного отца. — Но сегодня ты меня вылечишь. — Тэхён срывается с места и, качаясь, подходит к отходящему назад Бомгю. Не убежит. Всё равно попадётся в лапы зверю. — Ты пьяный, — испуганно говорит омега, запахивая посильнее холодящий кожу халат. — Я ненавижу пьяных. — А я ненавижу, когда ты начинаешь строить из себя ангела, — раздражённо переигрывает Тэхён, взяв брата за плечо. — А я ненавижу, когда в мою комнату без спроса вваливаются. — Бомгю скидывает руку с плеча и закатывает глаза. — Иди «лечись» в другом месте. — Это мой дом, где хочу, там и нахожусь. — Зло шипит Тэхён и хватает всё-таки омегу за руку. — Значит, мне придётся его покинуть. Лучше жить на улице, чем с тобой под одной крышей. — Так же злобно отвечает Бомгю, отталкивая от себя альфу. У него совсем сейчас нет настроения ещё и с Тэхёном выяснять отношения. Какого хера он вообще сюда припёрся? Позлорадствовать? Так пусть валяет и уходит. — Или жить с Мин Субином. Ты же так этого хотел. — Сам себя распаляет Тэхён. Его до потери пульса бесит этот холодный и презирающий всех вокруг альфа. Ещё с самого детства Тэ из-за всех сил старался, чтобы жизнь Субина была невыносимой, но Мину всегда было плевать на все его колкости и жестокие шутки. Даже сейчас он ведёт себя так, будто лучше всех. Вот кого нужно утопить в первую очередь. — Причём здесь Субин? — хмурит брови Бомгю. Начинать говорить про это — не очень хорошая идея. — Да притом, что ты его любишь. — С непередаваемой обидой в голосе говорит Тэхён и с каждой секундой звереет всё сильнее, потому что брат вздрагивает и широко открывает глаза. Нет. Тэ впивается пальцами в хрупкие плечи. Нет, пожалуйста. Заберите у него хоть что, но оставьте этого омегу. — Но у вас ничего не выйдет. Сколько самоуверенности источают его спутанные и агрессивные слова, только толку от них никакого. Тэхён и сам это знает, но кровь внутри так закипает, что невозможно сопротивляться. Он разорвёт помолвку с Кристофером. Откажется от всего и больше никогда никому не позволит влезать в собственную жизнь. Бомгю грустновато усмехается и качает головой. — А тебе какая разница? Тебя это не касается. — Эхом звучит голос папы. Тэхёна от этого пополам сгибает. Вот оно значит как, его это не касается. И похуй всем на то, что он чувствует, на то, что это как раз таки его дело. Просто взяли и вычеркнули. Ну, нет. Если не его, так он сейчас быстро сделает своим, просто подождите секундочку. — Какой глупый маленький братик, — произносит сквозь сжатые зубы и придвигается ближе. Смотрит Бомгю в глаза и с удивлением обнаруживает там непривычный для омеги испуг. — Не думай при мне о другом, не говори при мне о другом, не смотри при мне на другого. Иначе я разорву тебе глотку. Бомгю протестующе открывает рот, но Тэхён шикает и прикладывает палец к губам. — Какое моё дело? — смеётся. — Я покажу тебе. Брат дёргается от неожиданности и начинает отворачиваться, когда Тэ хватает его за горло и стремительно приближается. Нагло впивается в бледные пухлые губы, ловит совсем небратский взгляд и тихий крик тухнет в болезненном поцелуе. Омега бьётся в грудь Тэхёну, до крови кусает нижнюю губу и всеми силами пытается отбиться. Но не выходит. Чужие горячие губы и сладкий вкус алкоголя на языке заставляет на пару секунд забыть Бомгю, что они братья. Не родные братья. Он замирает и с трудом сдерживает слёзы, потому что страшно. Бомгю искренне и впервые в жизни боится собственных чувств. Они его не просто пугают, они его шокируют и обескураживают. Что с ними? И почему ему настолько нравится их поцелуй, что не хочется останавливаться? Хотя нет, он всего лишь запутался. Обычный период созревания, ничего сверхъестественного. Бомгю ничего не испытывает к своему брату. Только вот он лжец. Так гласит его татуировка на правом запястье.