Вбивая гвоздь в душу помните, что даже вытащив его своими извинениями, вы всё равно оставите там дыру.
Эрих Мария Ремарк
Люди всегда будут жестокими, когда дело касается того, что они любят. Или кого. Не важно. Главный смысл ясен. Тэхён давно его понял. И с этого момента он собирается быть не просто жестоким, а очень жестоким. Крайне. Необъяснимо. Ослепительно. Осколки от разбитого бокала с тяжёлыми виски бездушным и дорогим стеклом схоронились на полу, ледяные брызги греющего грудь напитка разлились животной яростью, столкнулись со стеной. Тэхён уже небрежно откидывает в сторону валявшиеся под ногами листы бумаги. Он перевернул весь кабинет. Ослеп от беззвучного и никому не слышного треска внутри сердца. От того, чего нет, не существует, но оно есть — клетку за клеткой пожирает. Кости по сантиметру ломает. За пределы дозволенного и реального выбрасывает. — Я, признаться, удивлён. Кто-то смог провести вездесущего Чон Тэхёна? Чонгук хмыкает и со смешинкой оглядывает творящуюся вокруг безумную разруху. Хмурится: — Что за спектакль ты здесь устроил? Младший альфа вместо этого хотел бы ему рассказать, какой спектакль творится у него внутри, но сильнее сжимает челюсть. Не хватало ещё, чтобы он стал ныть, как какой-то неудачник. Не так воспитан. Тэхёну легче запереться и опустошить весь бар, разнести всю мебель к чёртовой матери, размять ядовитый порошок до опасного передоза. Можно ещё выбить кому-нибудь зубы, а потом разбить машину, чтобы потом разбить лицо заснявшему это журналисту. Человек вообще чаще всего уничтожает только потому, что сам уничтожен. — Юль в тяжёлом состоянии. — Я знаю. Тэхён поднимает серьёзный взгляд на отца и долго молчит. Чонгук понимающе кивает и тоже замолкает, убрав руки в карманы чёрного пальто, которое он не спешит снимать. Они просто останавливаются напротив друг друга, вглядываясь в глаза. Сказать больше нечего. Больно и без слов. Юль очень хороший человек. Столько лет служил их семье, сохраняя все самые страшные тайны. Приглядывал за Бомгю в Италии и грудью на дуло ложился. А теперь что? Его чуть не пристрелил этот щенок Кай? И почему они так просчитались? Юль не должен был ехать за полицейскими до участка, чтобы по пути словить пулю. — Этот недоносок «снял» половину наших людей. Они все мертвы. — Чонгук говорит это спокойно, но в этом и заключается вся его опасность. — Благодаря дружбе с Бомгю, он знал, куда бить. Благодаря дружбе с Бомгю он знал вообще всё. Эта позиция была выгодна со всех сторон: такой же танцор, безобидный альфа, изображающий из себя омегу. Чёрт, он даже спал с альфами, хотя навряд ли ему это нравилось. Угрожал и доводил их семью, а потом с невинным и обеспокоенным видом наблюдал, как они сходят с ума. И в глубине души Тэхён этим козлом даже восхищается, хоть и ненавидит одновременно. Ему всегда нравились такие люди, которые в тишине двигались к цели и оглушающе её достигали. Если бы не обстоятельства, то они, возможно, могли бы даже найти общий язык. Но раз Кай — враг, значит, его необходимо убрать с дороги. — Но, — Чонгук усмехается и подходит к сыну, — благодаря этой же дружбе, мои люди его засекли. — Шляпа полная, — младший альфа, не стесняясь, даёт свою оценку. — Они сняли отслеживающее устройство с его шеи, чтобы потом просто мелькнуть где-нибудь на окраине города? Ни я, ни ты не настолько дебилы, чтобы в это поверить. — Тэхён достаёт из кармана найденный в участке кулон и швыряет его на стол. Он подарил его Бомгю не так давно. Простой, но изысканный и сдержанный бриллиант, заключённый в розовое золото, омеге очень понравился. — Хорошо, что ты это понимаешь, — Чонгук говорит одобрительно. А вот он когда-то повёлся на подобную схему. Не потому, что глупый был, а потому, что не думал прежде, чем делал. — Мы всё равно найдём этого ублюдка. Найдём, и ты его убьёшь. Тонкая цепочка змейкой поблёскивает в ладони Чонгука. Тэхён машинально разглядывает россыпь синих вен на тыльной её стороне, за чернильными рисунками, и вспоминает слова Бомгю. — Нет, не убью. — Взглядом отца можно метал резать. Он возвращает на место дорогую безделушку и вздёргивает подбородок. «Ты что, сынок, ебанулся?», — читается в ледяном потоке недоумения и злости. — Не убью, — ещё раз с нажимом повторяет Тэхён, — но покажу ему кое-что похуже смерти. Чонгук с отрицанием и сводящей с ума яростью упирается в ментальный блок Тэхёна, в котором чернота сильнее отцовской кипит. Он её ещё в утробе в себя впитал, но только недавно научился ей управлять. Ложками боли всё это время вскармливал, а воплем поил. И холил её, любил до смерти, до крышки гроба, до неприличия любил. Может, от этого Тэхёна к Бомгю и тянуло так страшно: этот светловолосый омежка такое же порождение тьмы, как и он сам. Ёнджун — тот, кто должен был стать Тэхёну идеальной парой и физически, и душевно — не такой. Он просто хороший, извалявшийся в грязи и хороший. Судьба задумала из них лучшую пару: свет и тьма. Классика. Тэхён по иронии судьбы ненавидит классику. — Что за х... — Чонгук запинается и продолжает, — херню ты несёшь? Тэхён достаёт ствол и кладёт его на стол. Знает, что отец прав: он несёт полную хуйню. Потому что если злодея не убить, то он обязательно вернётся. Психи вообще никогда не отступают. Это негласное правило жизни: убей ублюдка, или он убьёт тебя. Эволюция Дарвина, законы выживания, животная борьба за место под солнцем и так далее и тому подобное. — Возьму эту чёртову пушку и вышиби мозги этому недоноску. — Глок оказывается в руках Чонгука. Тэхён с усмешкой смотрит на протянутую ладонь и даже не шевелится, чем злит старшего ещё больше. — Блять. Ты ебанулся? — Чонгук всё-таки озвучивает волнующий его вопрос вслух. — Сначала ты отказался от природы, бросив своего истинного, а теперь ты отказываешься от ствола? Ты… Приди уже в себя. — Старший альфа довольно сильно стучит по груди сына. Тот пошатывается и отходит назад. Шипит, опускает глаза и молчит какое-то время. На самом деле, Тэхён всем сердцем хочет размазать мозги Кая об стену. Это было бы самым логичным и правильным решением. Но Бомгю. В этом омеге столько же жестокости, сколько и милосердия. Он, чёрт подери, не такой, как все остальные. И он просил не убивать этого сукина сына. Тэхён, конечно же, не послушает ни Бомгю, ни отца, а сделает так, как считает нужным, но с учётом всех пожеланий. — Сынок, чего ты пытаешься добиться? Тэхён? Чон Тэхён? — Чонгук забывает про всё на свете, когда видит в глазах сына что-то острое и ранящее. Знает, что не может почти ничем помочь. Да, он вырастил достаточно сильного альфу, но ломаются все и всё. И быстрее всего ломается то, что казалось прочнее всего на свете. Чонгук по себе это знает. Пожалуй, слишком хорошо знает. — Когда-то ты сделал свой выбор, теперь я должен сделать свой. — По пуленепробиваемому тону Чонгук понимает, что всё равно ни черта не понимает. Альфа тихо вздыхает и хмурится. — Значит, не поделишься своими планами с отцом? Тэхён лишь плотнее сжимает губы. Молчание — лучший ответ. Чонгук кивает и отводит тревожный и тяжёлый взгляд в сторону. Младший альфа — ну, просто вылитый Тэхён. Такой же упрямый и также ни с кем не советуется. Творит то, что только взбредёт в голову. Любимый супруг, даже спустя столько лет этим только и занимается, порой вводя Чонгука в большее замешательство, чем тупоголовые наёмники или какой-нибудь образовавшийся и слишком наглый сговор. И признаться, альфа до сих пор не смог изучить того, кого поклялся любить, пока сердце не пробьёт свой последний удар. — Что ж, — Чонгук о чём-то на минуту задумывается и изрекает: — Может, так даже лучше. Действительно, может. Ясно одно: Тэхён ничего не скажет. Не признается в том, что внутри всё развалилось от мысли, что Бомгю нет рядом. Не поделится тем, что он напуган, как никогда прежде. Не откроет свою боль и не позволит себя утешить. Будет лишь молчать, истекая изнутри металлического вкуса кровью. Молчать и о чём-то напряжённо думать. Только… — Отец, не вмешивайся в это. — Тэхён испытывающе и пронзительно смотрит в то чернеющие, то светлеющие глаза. — Пообещай мне. Нет, Чонгук ничего обещать не будет. Потому что цена у этого простого и обычного обещания слишком значимая: изменить своему слову, значит, потерять доверие, а сдержать его, значит, по собственной воле нацепить на шею ошейник. «Теперь он точно что-нибудь натворит», — Тэхён болезненно морщится, наблюдая, как Чонгук стремительно покидает разгромленный кабинет. Эти его резкие движения в совокупности со спокойным лицом всегда приносили что-то страшное. И чем старший альфа сдержаннее, тем сильнее разыгрались внутри него демоны. Тэхён усвоил это на пять с плюсом. Так или иначе, с этим придётся что-то делать. Но сначала собрать сопли и стиснуть зубы, ведь кое-что ещё более ужасное необходимо решить прямо сейчас. Один жуткий, по-простому сложный и по-сложному простой вопрос: На что Тэхён готов ради Бомгю? Или: от чего он готов отказаться, чтобы тот, кого он поклялся любить, оказался рядом? Всё ещё незакрытое сообщение от Мин Субина пришло уже как два часа назад. Тэхён никому об этом не сказал, да и бессмысленно об этом трепаться. Поскольку условия были выдвинуты только Тэхёну, ему и за это отвечать. Хотя Чонгук будет не просто в ярости, а в настоящем первородном гневе. Это ведь и их с папой дело тоже. Уже неважно. Суть в том, что Мин разыскал брата Бомгю раньше всех и заключил с ним что-то вроде соглашения и теперь знает, где держат Бомгю. И он готов поделиться этими знаниями, только за всё нужно платить. Субин тоже назвал свою цену. «Акулы приплыли. Только их цель — не твоя кровь, а кровь тех, кто тебе дорог. Несправедливо, верно? Но ведь именно так ты всегда и поступаешь — несправедливо. Какого ощутить это на собственной шкуре? Скверно. У тебя должок перед Бомгю за его испорченную жизнь. Передай мне лидерство над кланами, и я скажу, где он. И учти, что времени у тебя нет.» Тэхён с громким и звенящим молчанием хватается за ключи от «порше Macan». Те скоростные гиперкары, можно сказать, в прошлом. Нет больше ни желания, ни сил на пустые выебоны. Да, он любит свои тачки, но им место на гоночной трассе, а не в тесных для них улицах огромного города. Такие машины нужно уважать и не унижать их светофорами и правилами. Да и того протестующего и несдержанного подростка больше нет. И если Мин Субин так жаждет власти, то он её получит. Пусть удавится ей и проиграет. Она, власть, сожрёт его прежде, чем всё остальное. Станет его проклятьем и жестокой смертью. Гневом, что обрушится на него с самих небес. — Подготовьте документы. — Кратко рычит Тэхён в трубку и отключается. Их юрист сделает всё быстро. Альфа кидает такое же сдержанное сообщения, какие именно документы ему нужны и выключает телефон. Вслух ничего не произносит. Заледеневшее сердце, сверкая, крошится, но обжигающий холод проникает всё глубже. Тэхён сделал свой выбор. И хоть, благодаря ему он не заслужит прощения, оно Тэхёну и не нужно. Достаточно будет одной счастливой улыбки Бомгю. Чёртова одержимость или любовь — никто и никогда не скажет, что это.இஇஇ
Тэхён ещё так молод, но уже так разочарован этой жизнью. Хотя этот факт нисколько его не удивляет. Выбитое под кожей «лжец» светится ещё не потемневшей чернотой и почти теряется на фоне других рисунков. Опасное переплетение застывшего искусства сплетается с россыпью выпирающих на руках вен. Серьёзный, но мерцающий лёгким безумием взгляд смотрит только вперёд. До дебильного, упрямый и неуступчивый. С такими людьми, как Тэхён, слишком трудно, не вообразить, насколько. Закатанные рукава чёрной рубашки и утопленная в пол педаль газа — это всё на чём альфа сейчас сосредоточен. На удивление полупустая трасса вызывает массу вопросов, на которые сразу удаётся ответить, как только Тэхён замечает вдалеке перекрытый тяжёлыми машинами путь. «Отец», — мелькает противная догадка. Приходится сбавить скорость и попытаться развернуться, но и этот манёвр не срабатывает — сзади подъехали три внедорожника. Тэхён чертыхается и шипит: какого дьявола? Они не могли его выследить, телефон отключён. Если только тачка не оснащена отцовскими игрушками… Что ж, ещё один трудный человек. Тэхён стучит ладонями по рулю и выходит из машины, не потрудившись закрыть дверь. Быстрой походкой пересекает оставшееся расстояние до образовавшегося затора. Внутри кипит желание убивать, которое достигает своего рассвета, когда дверь стоящего ровно посередине «мерседеса-гардиана» открывается. — Я мог бы пойти на таран, и ты бы умер, — с горьковатым ядом почти кричит немного оторопевший Тэхён. Из машины вышел не отец, а папа. Омега на его слова лишь хмыкает и пожимает плечами. — Эту малышку не протаранишь, — напряжённая усмешка в голосе старшего Тэхёна непривычно злит. Лёгкие тёмные и отросшие кудри раздувает ветер. Омега прищуривается и добавляет: — И ты этого не сделал, поэтому не мог. — Папа, что ты делаешь? — Надираю тебе задницу! — в глазах старшего зарождается чернота. Он жестом отмахивается от очередного гневного вопроса сына и приказывает: — Закрой, пожалуйста, рот и садись в машину. Быстро! Если подумать, то в детстве альфа боялся именно папу. Чонгук при всей своей жестокости, чаще шёл на уступки, а Тэхён с доброй улыбкой диктовал свои правила. И не дай бог кому-нибудь его огорчить. Потом, правда, омега как-то стал помягче и даже голос перестал повышать. Хотя в кипящем адскими кострами взгляде притаились наточенные годами лезвия. Страх за детей превратил Тэхёна в параноика. Омега поправляет свой изящный пиджак и садится в машину следом за сыном, предварительно по привычке оглядевшись. Водитель тут же покидает салон. Тэхён сжимает челюсть и поворачивается к папе. В его движениях всё ещё проступает обида и злость. — Какого. Дьявола. — Не вопрос, а просто слова, выговоренные с остановкой. — Не зови отца, а то он придёт, — Тэхён улыбается, но глаза остаются серьёзными. — Тем более, сейчас, когда он не в восторге от того, что ты делаешь. Да, с Чонгуком лучше сейчас не пересекаться. — Я всё знаю, малыш. — Альфа всю жизнь терпеть не мог, когда папа так его называл, но сейчас как-то сдержался от комментария. — Чонгук сломал себе голову, пытаясь понять, что происходит, но я всё знаю. — Смотря что ты подразумеваешь под этим «всё». — Навряд ли папе что-то известно. И, скорее всего, он блефует. — Ты поступил правильно, отказываясь от всего ради Бомгю. Но так как твоё решение касается и нас с отцом, я вынужден кое-что тебе рассказать. И хватит орать о том, что тебе не нужна помощь. Гордость в этом случае неуместна. — А можно промотать лекцию про моральные ценности и сразу перейти к делу? — Тэхён про себя удивляется ещё больше, но виду не показывает. Эта весёлая прогулка по битому стеклу набирает обороты. — Я за вами слежу, — подумав пару секунд, выпаливает омега. — За всеми. — Что? — Вот только не надо делать такое лицо! — Только Тэхён хмурит брови ещё сильнее. Смысл услышанного доходит до альфы с убийственной мгновенностью. — После того, как нам стали угрожать, я был обязан принять любые меры. — Старший разводит руками, но, в конце концов, все эмоции сходят на «нет». Он не раскаивается, и ему не жаль. — Я не собираюсь сейчас перед тобой оправдываться. А если кто-то вдруг решит меня пристыдить этим, то пусть смело идёт нахуй. Саркастичное «мило» почти вырывается наружу, но альфа проглатывает это и исправляется: — Отец знает? — Нет. — Ясно. Прекрасный диалог. Тэхён вспоминает все переписки с Бомгю, а в частности последние, и со свистом вдыхает воздух. Пиздец, позор. Такое чувство, что ему четырнадцать и его спалили за просмотром порно или за курением отцовских сигарет. — Как сильно ты внедрился в наши жизни... и как давно? — альфа совсем не хочет слышать ответы, но храбрится. Даже стрелять в людей для него легче, чем сидеть сейчас в этой машине и понимать, что твоё личное вовсе больше не личное. Эта, вроде бы, мелочь по сравнению с другими событиями, как-то особенно бесит. — Ваше местонахождение, социальные сети, покупки, увлечения и даже запросы в поисковике. Всё. — Старший говорит так, будто это ерунда. Делать из дряни мелочь у них вообще в крови. — Как давно? Последние пару лет, примерно. Кстати, я также знаю, чем ты балуешься, Тэхён. Поэтому, клянусь, что если я ещё раз узнаю о том, что ты снова стал нюхать или употреблять эту дурь, то закрою тебя в больничке. Без шуток. — Ты сказал, что хочешь помочь, — напоминает Тэхён. Угрозы никогда не действовали на него должным образом. Гневное и зажёванное внутри возмущение уже махнуло рукой и скрылось за горизонтом. Никто, даже папа, не имеет право говорить ему, что делать. — Тот кулон на Бомгю был не единственным отслеживающим устройством. Альфа хмыкает и гнёт левую бровь. — То есть, ты знаешь, где сейчас Бомгю? Улыбка на лице старшего Чона становится шире. — То есть, знаю. Почти все украшения, которые носит мой малыш, имеют свои секреты. В том числе и телефон и даже кое-что из одежды. Папа явно перегнул палку. Какой-то параноидальный психоз получается. Точнее, получился. — Тогда почему я всё ещё здесь? Самое время пойти и разобраться с этим. — Тэхён с готовностью сжимает руки в кулаки и впечатывается в омегу тяжёлым взглядом. У них осталось так мало времени. — Прямо сейчас они выехали из Сеула в неизвестном направлении. Я укажу тебе координаты. — Мигающая красная точка на экране айфона медленно движется. Тэхён забывает про всё на свете и выхватывает телефон из чужих рук. Что ж, воистину: хочешь быть уверенным, — делай всё сам. Без поручений и посвящения в тайну. Только ты и твой самый жуткий кошмар — вот она единственно верная комбинация. — Чонгук отправится с тобой. Нет, ничего не говори. Я прекрасно знаю твоего отца, поэтому не сложно догадаться, что он полезет и наломает дров. Что ты, что он вечно делаете всё по-своему. Упрёк самый точный. Тэхён, будто из-под толщи воды выныривает и сразу включает мозг на полную. Отцовские методы «приди и убей» или «приди и возьми всё, что хочешь» также действенны, как и опасны. Старший, словно услышав мысли сына, с тревогой заглядывает тому в глаза. — И не ловите пули. Эти бездушные твари любят забирать только самое красивое, а звенящие в воздухе извинения оставляют после себя страшные дыры, которые не заполнить уже ничем. — Омега на мгновение замирает и бездумно изучает какой-то несуществующий силуэт перед острыми глазами. — Чонгук ещё не знает: я жду ребёнка. — Совсем тихо добавляет. Тэхён сразу же опускает взгляд на живот папы. Дыхание снова прерывается. На идеально плоском животе нет никаких признаков, и по факту брата Тэ почти не существует. Он также призрачен, как и их будущее. — Всё это так не вовремя, но я… — золотистые глаза начинают поблёскивать, омега, сразу же, засмущавшись, пресекает солёной влаге путь и улыбается. — Я так долго об этом мечтал. А вот Тэхён никогда о подобном не мечтал. Даже мыслями не касался. Оттого и такой трепет в голосе папы дарит какое-то смешанное ощущение равнодушия и странной внутренней силы. Очень скоро у них появится ещё один повод нагнуть эту жизнь. Ради семьи, ради их с Бомгю будущего, а теперь ещё и ради брата. Чёрт, нет, планы меняются. Ничего Мин Субин больше не получит, всё достанется брату. — Тогда отцу лучше отступить. Ты теперь видишь, во что превращаются дети, которые растут без отца. — Тэхён бросает намёк на Кая. Озлобленные и обиженные они не могут простить этому миру потерю. Не все, конечно, такие, но Тэ не хотел бы, чтобы его ещё не родившийся брат имел шанс на такую же судьбу. — Хватит размазывать сопли. Идите и сделайте этого козла. — Омега хмыкает и, ненормально блеснув глазами, игнорирует предложение Тэхёна. Младший щурится, разглядывает лицо напротив, отворачивается и открывает дверь. — Я бы с вами отправился, но этому бандиту, — длинные пальцы проскальзывают под ткань рубашки, — лучше пропустить эту вечеринку. — Ограничивай его, пока можешь, — в тон — шутливый и беззаботный, — говорит Тэхён и идёт к своему «порше», зажимая в руке телефон папы. Путь освобождён, можно ехать, только уже совсем в другом направлении. Пока в дороге, стоит подумать. Выстроить наиболее лучший план действий, потому что никто из них просто не имеет право умирать. Альфа закрывает глаза на пару секунд, выдыхает и выливает наружу весь мрак. Мир так ненавидит этого Тэхёна, Бомгю так не любит этого Тэхёна, но сегодня весь мир задохнётся, если встанет у него на пути. В задницу все попытки исправиться и стать лучше, нахуй играть эту роль добряка, если на деле являешься чокнутым мудаком. Торчащий из сердца нож выдёргивается с нечеловеческой болью, но вместо него там, в сердце, навечно остаётся дыра. Только Бомгю смог её заполнить, поэтому Тэхён едет за Бомгю.இஇஇ
— Кай, не будь кретином! Бомгю раздражённо дёргает правой рукой, прикованной наручниками к длинной, тянувшейся вдоль всей стены, тонкой железной трубе. Плечо тут же пронзает ноющей и тупой болью, как бывает после долгих физических нагрузок. Обработанная рана безбожно кровоточит. Повезло ещё, что пуля прошла вскользь и не задела кость. Бурые капли расцветают бутоном неизвестного Бомгю цветка. Омега морщится, но вслух свою боль не озвучивает. Терпит, потому что иного выбора у него нет. И, наверное, уже не будет. — Подожди ещё немного, мы скоро поедем к самолёту. Там будет врач. — Кай обеспокоенно поправляет немного съехавший бинт и сильнее закатывает рукав. Полученную рану необходимо зашить, но времени на это нет. Они сейчас бегут наперегонки с самой смертью. — Какой ещё нахуй самолёт? — сквернословие помогает скрыть вмиг зародившийся страх. Бомгю ненавидит себя за это. Ненавидит за то, что смог оказаться в таком положении, что испытывает боль, которая делает его крайне уязвимым, за то, что малодушно паникует и боится. За всё ненавидит. И холодный расчёт, что уместился в глазах бывшего друга, сгущается ещё непрогляднее. — Самолёт, на котором мы полетим домой, Бон-Бон. — Альфа даже не улыбается. Слишком серьёзен. Говорит коротко и нехотя, злится. — В Италию. — Пиздуй сам в свою Италию и не возвращайся! — ещё один немного агрессивный выпад со стороны Бомгю, и Кай, тоже вспылив, стучит кулаком рядом с лицом омеги. Бьёт тихо, но сильно. Заглядывает в голубые глаза и прогорает внутренне. — Тебе лучше сейчас заткнуться и не портить мне настроение, пока я не разъебал тебе всё лицо. — Тяжёлые глаза пугают до истеричного вопля. Бомгю моргает пару раз, чтобы не разрыдаться и почти не дышит. Кто перед ним? Кто, мать твою, сейчас перед ним стоит? — Замечательно. Именно это и сделай. — Надрывающийся полушепот. Кай резко разгибается и бросает циничное «так кто из нас здесь кретин?» и отходит к широкому столу. Берётся за винтовку. Останавливается на секунду и добавляет: — Именно это я и сделаю, как только мы прилетим домой. Не шутит. Слишком крышей поехал, чтобы шутить. Явно затаил страшную обиду. Бомгю всматривается в его профиль, фигуру, наблюдает за механическими движениями — альфа разбирает оружие и что-то там пытается отыскать. Пока возится, Бомгю тоже ищет что-то знакомое в бывшем друге. Хоть что-нибудь. Кай всегда много шутил и улыбался, кривлялся, ярко красился, во всём предпочитал яркие и вызывающие цвета. Теперь же он молчаливый агрессор, который даже мыслями сейчас не с Бомгю, а в зоне боевых действий. — Я тебя не знаю, — помолчав пару минут, говорит Чон. Альфа брякает ствольной крышкой и равнодушно пожимает плечами, даже не повернувшись. — Это не страшно, потому что, по сути, мы все друг друга не знаем. Кай всегда говорил, что главное наше преимущество — это то, что люди вокруг не знают всей правды. И навряд ли бы кто-то относился к нам хорошо, если бы знал о наличии всех демонов, спрятавшихся за плотной шторой нашего сознания. Психи бы не манили, а вызывали стойкое отвращение, а святые стали бы сказкой, которую погрязшие в грехах взрослые рассказывали детям на ночь. Любые иллюзии не имели бы никакой ценности. Людям без них нельзя. — Почему… — Бомгю запинается и закрывает глаза. — Почему ты так со мной поступил? Причины известны. Понятны. Только хладнокровное следование за своей целью всё равно поражает и не укладывается в голове. Есть много злодеев, которые приходят в чужую жизнь, желая принести одно лишь зло, но по пути они чаще всего сворачивают — решимости не хватает или же сердце ёкает и запинается. Плохие намерения таят на глазах. У Кая же всё наоборот. — А как бы ты хотел, Бон-Бон? — Альфа, наконец, отрывается от своего занятия. — Думал, что я погляжу на твою чокнутую семейку, которая подставляет и убивает ради собственной выгоды, и что-то во мне дрогнет, что-то переменится? Я хотел этого, и я это сделал. А теперь заканчиваем этот бесполезный пиздёж и переходим к делу. Сет! — от громкого крика Бомгю вздрагивает. Кай дожидается одного из своих шестёрок и кивает в сторону Чона. — Пригляди. Подошедший на зов мужчина молчаливо замирает. Его не менее суровый взгляд весь обращается к расстроенному омеге. — Всё готово? — Кай забирает полностью собранную винтовку и зачёсывает волосы назад. Дожидается ответного кивка и бросает Сету ключи от наручников. — Через пять минут выводи его. И смотри за ним лучше, он психованный. — Не смей, блять, слышишь? Не смей! — Бомгю вскакивает, но железо впивается в запястье, выворачивает руку. Ожившая в одно мгновение рана жжёт красным огнём боли. Никто из альф не обращает на него внимания. — Не смей поступать со мной, как с вещью. Я… — Завали ебло, — тот, кого назвали Сетом, деловито облокачивается на стол и поднимает глаза к потолку. Бомгю на это улыбается, ладони в кулаки сжимает. Этот тупорылый альфа зря позволил себе такую глупость, потому что он плохо знает того, на кого сейчас выругался. Бомгю, хоть и кажется хрупким и нежным на вид, но Тэхён сделал его совсем другим. — Реально, психованный, — Сет всё-таки замечает жуткую улыбку, с которой впивается в него омега. Тот будто представляет, как полосует чужое и близкое, всего в паре метров, тело и даже нервно посмеивается. А потом всё исчезает. Бомгю сереет на глазах и резко холодеет, откинувшись на стену сзади. По спине Сета пробегают мурашки, когда он ловит абсолютно отсутствующий и мёртвый взгляд. Заляпанный в крови рукав розовой толстовки немного раскатывается. Альфа хмуро замечает это и поднимается выше. Видит наливающийся синяк на скуле, но дальше не смотрит. Знает, что психованный брат Кая точно также впился в него голубыми глазами. Серо-русые, спутанные локоны, раскидались над этим кладбищем. Расслабленные губы открываются. — Закатай рукав, иначе спадёт бинт. Пожалуйста. — Последнее слово Бомгю произносит с насмешкой. Сет думает какие-то секунды, а потом медленно подходит. Какай-то умник пристегнул именно повреждённую руку, хотя, сдаётся Бомгю, это было специально, чтобы меньше дёргался. Тактика прекрасная, но есть там один просчёт. «Ты маленький, хрупкий. От тебя агрессии ждать не будут.», — Тэхён часто повторял эти слова и, кажется, он в них верил. Знал почти наверняка. Бомгю картинно расслабляется и отворачивается, когда Сет наклоняется и берётся за розовую ткань рукава. Один, два, три, че… Слишком резкий и по-сумасшедшему быстрый разворот. Обманчиво тонкие пальцы омеги насмерть вцепляются в средние по длине волосы Сета и с яростью бьют головой о железную трубу. Альфа успевает только попятиться назад от неожиданности, чем значительно облегчает акт насилия. Бомгю, сам шокированный собственными действиями, ставит своё тело в режим «полёта» и ищет в кармане ключи. Холодный разум. Омега за столько лет выступлений на сценах с огромной публикой научился глубоко уходить в себя. Глубоко настолько, что убивай вокруг людей, — он и не заметит. Переступит через тела и продолжит свой танец смерти. Ключи находятся моментально. И сколько раз за эти сутки его заковали в наручники? А сколько ещё закуют? Единственное, что можно сказать наверняка, так это то, что хреново, когда твой бывший жених тесно сотрудничает с полицией и ещё к тому же жутко тебя ненавидит. За тяжёлой дверью слышатся близкие голоса, но Бомгю не узнаёт там голос Кая и брезгливо открывает наручники. Сет приглушённо стонет, но его не жалко. Жалость вообще теперь незнакомое Бомгю чувство. Он его не испытывает ни к себе, ни к другим. Обшарпанный коридор пустует. Омега забирает найденный за пазухой Сета Кольт и покидает помещение. Дерьмо, если всё сейчас зайдёт слишком далеко, выйти сухим из воды не получится. И это необходимо понимать. К этому необходимо быть готовым. Что тяжелее: чужая смерть от твоих рук или твоя собственная от чужих? Выбирать каждому самостоятельно. Однако если ты взялся за пистолет, то пощады не жди. Теперь ты равный. Тэхён обязательно за ним придёт, но не в характере Бомгю сидеть и ждать своего героя. Да и героя, ли? Скорее, своего злодея. Омега больше не видит смысла в ожидании и в слабости. Он и так столько раз терпеливо ждал своего спасителя, но никто никогда не приходил. Значит, не нужно. — Думаешь, взял в руки ствол и сразу свободен? От насмешливого тона у Бомгю внутри петарда взрывается. До выхода в конце длинного коридора осталось каких-то несколько шагов, но раздавшийся слева голос заставляет остановиться. Он обнаружен, но это ещё не самое страшное. Омега вскидывает пистолет на остановившегося в другом проходе Кая и почти перестаёт дышать. Самое страшное — выстрелить. Прямо в голову, как учил Тэхён. — Ну, стреляй, — Кай совершенно раскованно смеётся и прищуривается. — Я знаю, ты можешь. Убивать ведь для вашей поехавшей семейки нормально, верно? Тогда не медли и убей своего брата. Я безоружен. Альфа усмехается ещё сильней и раскидывает обе руки, подтверждая. От кислотных слов сквозит издевательством. Они, будто хлорка, разъедают сначала сознание, а потом уже остатки души, те, до которых Тэхён ещё не добрался. И это бесит. Задевает за живое, потому что никакая сука не имеет право открывать свой грязный рот и бесконечно порочить его семью. — Где здесь подвох? — Бомгю знает, что он есть. — И ты мне не брат, и не друг. Ты лицемерная мразь, которой я когда-то верил и очень сожалею об этом. — А, да, точно, ты же ебёшься со своим братом. — Это опрокинутое на омегу осуждение навряд ли уже смоется с его кожи. Оно — вечное жестокое проклятье и скользкая верёвка на шее, которая вот-вот задушит Бомгю. — Подвох в том, Бон-Бон, что я безоружен, но у меня есть то, что будет похуже — жизни твоих, пусть и не родных, но горячо обожаемых родителей. — Ты блефуешь. Кай неожиданно прыскает и заходится в громком, режущем слух, смехе. — Ты так радовался, когда я поехал с тобой, теперь же тебе придётся огорчиться, узнав, что весь дом напичкан взрывчаткой. И даже если ты сейчас выстрелишь, мои люди дождутся момента воссоединения семьи и всё взлетит в воздух. Сердце запинается. Должно быть, Кай сейчас не врёт, но верить в это не хочется. Только не верить тоже нельзя. Так или иначе, Бомгю может одним движением привести в действие спусковой крючок, а потом захлебнуться в крови, когда шестёрки Кая сделают с ним то же самое. В дверях мелькает огромная тень, отчего Чон отвлекается, запутавшись на пару смертельных секунд. Кай ориентируется быстрее и с лёгкостью выбивает пистолет из чужих ладоней. Делает он это больно и грубо, без какой-либо осторожности, а завершает всё страшной пощёчиной. Слишком жестокой и злой для старшего кровного брата. — Ещё раз наставишь на меня пушку, сдохнешь, понял? — шипящий прямо над ухом голос переполнен яростью. В голове у Бомгю все мысли и желания на минуту выбиваются, а где-то в районе груди, чуть ниже шеи, воздушный вакуум образуется. Это неверие в происходящее имеет вкус крови. Из горла вырывается хрип, дышать становится в разы тяжелее, а опухшие и разбитые губы начинают неметь. Так не поступает любящий брат, так поступает только животное. — Грузите его, не время выяснять отношения. — Кай крутит в руке оружие. — Я пока что разберусь с Сетом. Понять, что он хочет сделать не трудно. Сету поручили задание, Сет с ним не справился. И это на совести Бомгю. За скрипучей дверью собираются тучи. Последний отблеск тускнеющего солнца отражается в голубых почти не видящих глазах, заканчивая свой танец на окровавленных и раскрытых губах. Бомгю только сейчас до конца осознаёт, что он бы не выстрелил, ведь человек, который вступает в переговоры, стрелять не собирается.இஇஇ
То, что-то идёт не по плану Кая стало понятно по злобному выкрику «Мин нас сдал» и оглушительному визгу колёс. Салон огромного «мерседеса» наполнился щелчками перезаряда и скрипом зубов. Бомгю прищурил глаза и завертел головой, выискивая в кровавых лучах заходящего солнца знакомые лица. Пару капель дождя и потемневшее небо врезались в неподготовленное, но уже искушённое сознание, как нож в мёртвое и окоченелое тело — туго и с натяжкой. Там, между ещё заметной, оранжево-красной линией и безжизненным асфальтом трассы, замелькали такие же бронированные, как и их, машины, выруливая и загоняя в тупик. Чон Тэхён. Целая армия головорезов и душегубов, жаждущая напиться крови прямо из тел своих врагов. Люди Кая затормозили в хаотичном порядке, мгновенно мобилизуясь и готовясь. Только никто из них не выживет. Бомгю это знал и сейчас смотрел на них с жалостью, особое внимание уделяя Каю. Его лицо стало совсем искусственным, пугающим, с живыми и сгорающими заживо глазами. Потому что он всё понимал. Так же, как и Бомгю знал, что за ту, образовавшуюся спереди черту никто не выберется. Всех положат и по костям пройдутся. И за что альфа столько лет тогда боролся? Чёртова вера подобна человеку, ничего не обещает, но требует к себе полного и чистосердечного доверия. Только не стоит она ничего. Кай использовал её не во благо, она и отвернулась от него. Предала. Покинула. Кай ей этого не простит. Переговоров не будет. Жалящая вереница пуль смешивается с усиливающимся прохладным дождём. Бомгю сгибается пополам, зажмуривая глаза и переставая дышать. Сознание работает вхолостую, заглушая крики и выстрелы. Побледневшее и всё такое же искусственное лицо Кая впечатывается глубже самой потайной полки в голове у Бомгю. Теперь он ясно видит: эти люди вокруг умирают не от железа в сердце, а от страха. Они погибают ровно за секунды до того, как плоть принимает пули. Ещё до того, как подрывающая жуткая боль последним ударом вспыхивает. И та их смерть безболезненна и безмолвна, но более ужасна. Более осознанна. Нет на свете почти ничего страшнее этого осознания. Люди Тэхёна с обеих сторон не прекращают стрельбу. Кай со своим отрядом смертников тоже не сдают позиции. Зажатые в плотные тиски, они один за другим принимают свою судьбу. Выбора не остаётся. Бомгю тихо всхлипывает, когда Кай хватает его за волосы и разгибает, вытаскивая из салона машины. Запах крови и пороха дымкой развевается под ногами. Темнеющие лужи крови смешиваются в одну, утекая под колёса. Вышедший навстречу Чон Тэхён идёт вместе со своими двумя телохранителями, готовыми по кивку спустить всю обойму. Бомгю смотрит на альфу сквозь панический страх и замечает в его чёрных глазах то почти потухшее, налитое красным зарево. Холодный дождь падает на засохшую в уголках губ кровь, на синеющие гематомой скулы. Тэхён делает ещё пару шагов и останавливается, оборачивается нахмурившись. Скулы прорисовываются чётче, а медленно тлеющий взгляд становится колким и угрожающим. Рядом встаёт старший Чон, — тёмное классическое пальто распахивается на ветру, трещит кожа перчаток. Пистолет с любимым глушителем, зажатый в правой руке, опущен дулом вниз. — Что, один не вывезешь? — Кай до синяков зажимает плечо Бомгю, приставляя ствол прямо к виску. — А ты? — намёком на намёк отвечает Тэхён и сжимает губы плотнее. Рядом с ним, плечом к плечу, Чонгук, а рядом с Каем, в заложниках, находится Бомгю. — А слабо без своего щита, — кивок в сторону омеги, — выебнуться? — А тебе без твоего папаши, тачек и этих вооружённых ублюдков? — Кай выплёвывает слова ещё более резко, чем Тэхён. Чонгук совсем теряет терпение. — Что ты хочешь? — хрипловатый и глубокий голос отца отзывается в Бомгю радостным теплом. Он так давно его не видел. Кажется, в прошлой жизни. Той, когда у него всё ещё было: и танцы, и вера в любовь, и семья. — Освободите путь и дайте мне уйти, — выдвигает свои условия Кай. Почти все его собратья по оружию убиты, спасать здесь больше некого. — Сначала Бомгю. Убери ствол. — Тэхён делает шаг навстречу, отчего Чонгук хватает его за плечо и удерживает на месте. Разбушевавшийся ветер разносит горькое предчувствие смерти, а где-то в дали предупреждающе раздаётся гром. Тэ будто не замечает промозглых капель на своём лице. С чёрных прядей стекает вода. — Тебе действительно нужен этот омега? — Кай дразнит своим фальшивым сомнением, переводя взгляд на внешне спокойного старшего Чона. Глаза Чонгука ни чем не скрыты. Отросшие волосы собраны в строгий хвостик сзади, лицо открыто, но это ничего не облегчает, ведь никаких эмоций, кроме ядовитого презрения, на этом лице нет. Кай ещё не знает, что это равнодушие и есть самый верный признак его смертного приговора, поэтому принимает всё за простой похуизм к жизни Бомгю. — Делайте то, что он говорит, — громко произносит Тэхён, без слов ощущая неодобрение отца. Они могут побороться и у них есть все шансы на победу. Да, Чонгук бы так и поступил, он бы пробил черепа всех тварей, посмевших даже мыслями коснуться их семьи, но Тэхён так поступать не будет. Когда в висок человека, без которого тебе нельзя, упирается смерть, выбирать не приходится. Он ловит надломленный взор Бомгю и понимает: петля затянулась. Необъяснимо острое желание дотронуться до его лица, разбитых губ и вдохнуть запах кожи лишает остатка самообладания. Застрявший между пальцами отголосок души Бомгю проникает сквозь жизненные линии и вживается в кости, плоть. Ещё немного и собственное тело восстанет против Тэхёна. Чонгук, за секунду охладившись и избавившись от негодования, командует, искренне надеясь, что Тэ понимает, что он сейчас делает. Бомгю же, всё это время молчавший, неожиданно тихо, но бездушно цинично шепчет: — Чон Хосок пошёл тогда до конца. Такая же едва слышная усмешка вместо крови проносится по венам. Кай живо реагирует, вздрагивая и впиваясь пальцами в серые волосы. Он слишком глупо проглатывает этот острый крючок, слишком быстро повисает на нём, раздирая все внутренности. Бомгю делает это специально. Просто не может позволить Тэхёну отпустить своего бывшего друга, слишком упрямый, такой же как и Тэ, слишком крышей поехал и чокнулся. Кай рычит на ухо. Провокация удалась. — Отпусти Бомгю и проваливай. — Тэхён кивает в сторону открывающейся дороги и напрягается из-за странной улыбки настоящего брата Бомгю. — Как скажешь. — Он неожиданно убирает оружие в сторону и толкает омегу вперёд, где его подхватывает насторожившейся альфа. Чоны подаются навстречу освобождённому заложнику. Тэхён успевает первым и на секунду закрывает глаза, прижимая к груди трясущиеся тело Бомгю, который оборачивается и кричит. Только на искорёженной болью трассе тишина могильная. Вскинутая рука Кая и взрывающееся диким, совершенно невыносимым, страхом сердце отматывают этот невероятный скачок обратно. Отчаянье, радость, осознание — всё умещается в одну секунду, щедро даря новый, невидимый, но самый ощутимый шрам. Шрам от пули, которая предназначалась только ему. Он её у жизни вымаливал, специально Кая задел, но Тэхён с ним не согласен. Он почти успевает закрыть Бомгю собой, как наперерез дождю гремят два выстрела. Кай успевает нажать на курок. Чонгук тоже. Никакой угрозы больше нет, есть только смерть. Тэхён старается улыбнуться, а с побелевшей нижней губы течёт красная дорожка, — пьющий чужую кровь, напьётся собственной. Дождь зализывает все раны.