Помни, что только злодей пожертвовал бы всем миром, ради тебя, в то время как герой пожертвовал бы тобой, ради всего мира.
Это небо было подобно фильтру подкуренной сигареты — такое же оранжевое, медленно потухающее и горячее. Тишина, вбирающая в себя тяжёлое, но размеренное дыхание Тэхёна, пригвоздила Бомгю к одному месту, возле больничной кровати, сбоку. Довольно часто появляющийся врач больше ни о чём не спрашивает, потому что Бомгю ему ничего и не отвечает. Он слушает тишину. И ему не дано её нарушить. В груди жжёт лёгкость. Да, она именно жжёт. После того, что он испытал в тот момент, когда пуля врезалась в чужое тело, это именно самое подходящее описание — жжение. Горение. Но не сгорание. И злость. Злость на себя. Потому что Бомгю Тэхёна всю жизнь свою ненавидел. Даже сейчас он не может сказать, не кривя душой, что любит этого альфу, но не может и скрыть то, что вся его сущность сорвалась вниз от той окровавленной улыбки. Тэхён ему не безразличен. Что тогда, в их пятнадцать, когда Тэ буквально втаптывал его в асфальт, что сейчас, когда они оба друг друга живьём чуть ли не съели. И желание убежать от этого альфы, все эти попытки самообмана, внушение и себе, и окружающим — всё это было настоящей глупостью. Чёртов закон Мёрфи настигнет тебя в любом случае. Обезболивающее скоро перестанет действовать и будет уже не до мыслей. Не до рассуждений. Зашитая рана оставит шрам, зажившие синяки оставят после себя одни лишь воспоминания. А что оставит после себя Бомгю? Громкое и опороченное самой отборной грязью имя? Хорошо, пусть так. Гораздо интересней, что останется от него в сердце у Тэхёна, когда он откроет глаза... Папа всё рассказал, как только они приехали в больницу. Тэ прооперировали быстро и пуля, не задевшая сердце, была извлечена. Кая тоже доставили. Чонгук ранил его серьёзно, но не убил, потому что хотел подарить эту возможность своему сыну. Теперь Кай под следствием и жесточайшей охраной. Чонгук лично контролирует его содержание в больнице. Как ни странно, но больше Бомгю не интересует этот человек. Как оказалось, даже самый близкий друг может оказаться фальшивым и напрочь выжечь всю веру в какую-либо дружбу. Бомгю теперь нескоро сможет это забыть, останется, как Тэхён, без друзей и товарищей. В дверь тихо стучат. Бомгю оборачивается и с трудом подавляет удивление, когда видит на пороге Мин Ёнджуна. Подросток косится в сторону неподвижного и непривычно бледного Тэхёна и слабо улыбается вымученной, осторожной улыбкой. — Мы можем поговорить? Вопрос задан Бомгю, который сегодня максимально не настроен с кем-то общаться, но омега встаёт. Пропускает вперёд Ёнджуна и быстро спускается, в больничную столовую. Джун пытается не отставать и отчего-то боится поднять глаза. Они садятся напротив друг друга и замолкают. Эта неловкая пауза смущает Ёнджуна окончательно. Он теребит рукава своей чёрной, неприметной толстовки и вздыхает. Пытается собраться с мыслями, но где-то просчитывается и начинает всё по новой. Бомгю, нервничая, вертит головой, бездумно рассматривая прохожих. Сухо замечает: — Я не умею читать мысли. — Да, — спохватившись, кивает Ёнджун. — Я просто хотел узнать, как Тэхён и… Подросток не договаривает. Он не должен этим интересоваться, не имеет право здесь быть. Вообще не должен как-то касаться их семьи. Его старший брат, Субин, слишком проебался перед Чонами. Исправить такое невероятно трудно. И, кажется, теперь Мины на волоске от гибели всего, что они столько лет строили, но Ёнджун про это даже не думает. Его душат мысли о том, что Тэхён действительно любит другого и действительно бросился под пулю, ради другого. — И ещё я хотел бы извиниться за своего брата. Он просто запутался, так бывает со всеми. — Ты не должен. — Бомгю резко хмурится, взгляд его холодеет. — Не должен извиняться за него. Ёнджун усиленно качает головой, потому что не согласен. Они все виноваты: и Юнги, который постоянно вбивал в голову Субину, что тот должен быть всегда самым лучшим и первым, и Сокджин, который настраивал своего сына против всего мира, и, наконец, сам Ёнджун, совершенно не интересующийся чувствами брата. Так чем же они тогда отличаются от Чонов? Что дало им право думать, будто они лучше? Чёртово высокомерие. — Ты очень взрослый для своего возраста и многое понимаешь. — Лёгкая улыбка расцветает на губах Бомгю. — Отпустить человека, которого любишь, ради его счастья — это очень сильный поступок. Ты невероятно сильный человек, Ёнджун. — Мин снова прячет глаза, делая вид, что они сейчас говорят про кого-то другого. — Но это всё равно не твоя ответственность. Субин должен сам ответить за свой поступок и это не обсуждается. — Просто, пожалуйста, не будь к нему так же жесток, как он был к тебе. Обида порождает обиду, злость порождает злость. Бомгю не удерживается и пропускает смешок. — С ума сойти, — тихо шепчет и качает головой. Этот ребёнок пришёл и просит за своего брата-ублюдка. Ещё какое-то время назад Ёнджун сбегал из дома, бунтовал, лгал, а теперь сидит в полном смирении и боится даже вздохнуть, потому что иначе - рассыплется. Смотрит на мир красными от слёз глазами и пытается разглядеть то, что ещё никому не удавалось увидеть: хорошее в плохом. — Ты спрашивал, как Тэхён. Ему уже лучше. Вот-вот очнётся. — Бомгю переводит тему, не в силах больше говорить о Субине. Только, если подумать, это тоже не очень удачный диалог. Их вообще связывает одна только боль. Ёнджун вглядывается в глаза напротив и, приоткрыв рот, внимательно слушает. — Знаешь, наверное, я не должен был родиться, ведь тогда вы были бы отличной парой. Истинные, наследники тайно враждующих семей, их объединители. — Подумав какое-то время, делится Бомгю своими выводами. Он давно этим терзается. Всё никак не может понять, почему Тэхён пошёл этим путём, а не более логичным и правильным. И только сейчас, сидя в больничной столовой, неожиданно догадывается: Тэхён тот самый человек, который всю свою жизнь спорил с собственной судьбой и доказывал ей свою независимость. Правильно и логично не для него. — Бомгю, раньше я часто думал, что лучше бы ты умер, но это ничего бы не изменило. Потому что Тэхён от тебя зависим. — Ёнджун с деланным интересом рассматривает свои руки, натягивает рукава чуть дальше на запястья и тихо добавляет: — Извини. — А ты зависим от Тэхёна. — Кивает Бомгю и хмыкает: вот так, значит, теперь называется любовь — зависимость. — Но… ты же пройдёшь через это, верно? Осмыслив, Ёнджун лишь смеётся. Надрывно так, нервно. Замолкает на секунду и снова заходится в приступе болезненного смеха, а потом ломается. Слёзы проступают на глазах омеги. Он ими давится и отворачивается. «Ты же пройдёшь через это?». Ни Бомгю, ни Тэхён об этом не думали, потому что не должны. Просто Ёнджун сам перестал бороться за своё счастье. Всю жизнь никому не уступал, а в этот раз решил остановиться. И сейчас, после этого решения, он почувствовал себя жалким и униженным. Неудачником. — Я бы всё равно не смог с ним быть, так что лучше пусть всё закончится сейчас. — Ёнджун не старается скрыть слёз, не притворяется счастливым. Ему уже всё равно. Солнце падает прямо на глаза омеги, но он только плотнее закутывается в толстовку и наконец встаёт. — Подумай над моими словами насчёт брата, пожалуйста. Уникальный? И они, и их случай - уникальный? Люди часто восхищаются подобным, и Ёнджун всегда был в их числе, но теперь он уверен: это нахуй не нужно, если в конце именно ты остаёшься один. Бомгю кивает подростку на прощание и тоже поднимается с места. Обезболивающее, которое перестало действовать уже как пять минут назад, пускает по предплечью долгую ноющую боль. Омега ей не сопротивляется, а только идёт и думает о Ёнджуне, о своей вине перед этим парнем, точнее, об её отсутствии. Бомгю ведь не забирал его альфу, Тэхён сам выбрал его. Сам.இஇஇ
Тэхён открывает глаза поздним вечером и с удивлением находит возле себя задремавшего Бомгю. Омега давно уже ждал чужого пробуждения, но в итоге не выдержал и устроился рядом с больничной кроватью, положив голову около изредка подрагивающей руки. Тэхён улыбается одним уголком губ и осторожно запускает пальцы в русые мягкие локоны волос. В коридоре всё ещё слышатся голоса, к которым просто необходимо привыкнуть. Слева горит небольшая лампа, живой полумрак. Тэхёну хочется встать и посмотреть в окно на загоревшиеся огни засыпающего города, но мешает капельница и чёртова слабость. Да и Бомгю так безмятежен. Это его время. В час, когда на город опускается сумрак и многие люди закрывают свои глаза, наступает время Тэхёна — самое тёмное время. Но сегодня пусть царствует кто-нибудь другой. Тэ очень занят. Он заново учится дышать с пробитой грудью и со своей белокурой одержимостью на руках. Заново учится понимать и принимать эту реальность. Вздохнув, мечтает о парочке сигарет, своей постели и тепле обнажённого тела Бомгю, от которого исходит пьянящий жар, а руки неизменно ледяные. Ещё хотелось бы выпить крепкий кофе, принять горячий душ и на время отключиться. — Больничные шмотки тебе не к лицу, — хрипло после сна, приоткрыв глаза, шепчет Бомгю. Тэхён его случайно разбудил. — Вот подумываю перекраситься в светлый и заодно забрать эти больничные вещи, раз они тебе так понравились. — Голос альфы тоже звучит немного хрипло, не прочищено. Бомгю утыкается носом куда-то ему в бок и смеётся. — Светлый тебе не пойдёт, — уже говорит чуть громче и приподнимается. Тэхён хмыкает: — Тогда точно перекрашусь. — Ты противный и очень меня бесишь. — Альфа успевает схватить Бомгю за локоть, почти не поморщившись, хотя боль полоснула по всей грудной клетке весомая. — И ты даже не поцелуешь меня, такого противного? — Тэхён дотягивается до лица омеги и легонько дотрагивается до ссадины на губах, трёт по ней большим пальцем. — Ты же в порядке, верно? Последний вопрос Бомгю игнорирует. Просто пропускает мимо ушей, потому что не знает, что сказать. Да, ему больно, но он под такой дозой успокоительного, что, наступи конец света, Бомгю сидел бы и улыбался. Сладкое спокойствие разбивают только Тэхёновское «поцелуешь» и участившееся дыхание. Бомгю сначала хочет сказать какую-нибудь колкость, но потом, подумав, тянется к чужим губам. Целует мягко, скользит языком по нижней губе. Тэхён быстро находится и вгрызается, а потом уменьшает напор, вспомнив про ссадину. Сколько демонов съедали его живьём, но альфа из пытки превратил это в удовольствие. Более того, он сам стал пытать. И этот омега — первая его жертва. Жертва, которая с тех пор всегда с ним непрерывно. Не из-за того, что любит, а из-за того, что с самого рождения этот омега стал частью Тэхёна. — Мы будем обсуждать то, что произошло? — Бомгю спрашивает это, чтобы немного отрезвить себя и свои мысли, только вот как-то не очень выходит. Альфа лишь дёргает бровью и качает головой. Не сегодня. — И даже то, что ты собирался передать лидерство Субину? — Даже это, — кивает Тэхён. — Как Чонгук тебя не убил? — Бомгю посмеивается и пододвигается ближе. — Он сказал, что сделает это, если мы выживем после встречи с этим ублюдком. — Честно признаётся Тэхён. — Но ему сейчас не до этого. Отец всегда хладнокровен, когда стреляет по кому-то, и взвинчен, когда дело касается его семьи, в частности, рождения ребёнка. Тэ даже усмехается, представив ещё одного такого же, как и он сам. Такого же неудержимого, скандального и непредсказуемого. Что-что, а седых волос на голове у Чонгука явно прибавится, потому что кто бы мог подумать, но глава корейской мафии и самый жестокий человек в стране абсолютно беспомощен перед собственным ребёнком. А если ещё и родится омега, то отец вообще сна лишится, заранее вычисляя потенциальных ухажёров своего малыша. — Ставлю на то, что родится омега. — Бомгю, будто читает мысли Тэхёна. — Что ставишь? — Свою душу. Ставки должны быть подобающими. И Тэхёну такие правила слишком нравятся. — Поддерживаю, — хмыкает альфа, отчего-то предчувствуя, что уже проиграл. Он сжимает в кулаке серую футболку Бомгю, смотрит прямо в тёмные глаза напротив, ещё больше вскипая из-за непривычно будоражащего и, как будто более откровенного цвета. Пусть омега не носит линзы только при Тэхёне, чтобы только он знал эту настоящую и истинную красоту. Красоту карие-зелёного, блестящего в полумраке цвета. — Поцелуешь? Бомгю снова ведётся, позволяя завлечь себя в глубокий и нежный поцелуй. Почти бесшумно скрипит дверь. Застывший на пороге врач хмурит брови. Тэхён приоткрывает глаза и видит его, улыбаясь в поцелуе. Плевать, абсолютно плевать, что о них подумают и что скажут. Если бы этот мир знал, насколько.இஇஇ
— Бомгю, послушай. — Субин останавливается около жадно затянувшегося омеги и поднимает руки, как бы прося остановиться. — Я здесь не для того, чтобы сделать что-нибудь неприятное, нет. Я просто хочу признать своё поражение и попросить не трогать мою семью. В это, конечно же, слабо верится. Бомгю поджимает губы, сощурив глаза, и молча выдыхает дым через нос. Едкий никотин разъедает слизистые. Омега запирает все чувства внутри, не позволяя злости вырваться наружу, и нацепляет маску полнейшего, ничем не разбавленного, безразличия. Сдавливает зубами фильтр и смотрит сквозь Субина, потому что нет больше ничего в этом человеке, за что можно было бы зацепиться. И разговаривать с ним тоже не хочется. Если бы не нужда поехать в офис за документами для Тэхёна, они бы совершенно точно не пересеклись. — Я дам опровержение всем своим словам, и ты снова сможешь вернуться на сцену. — Альфа говорит это серьёзно, без шуток. Прекрасно ведь знает, как много для Бомгю значат танцы. Специально этот рычаг давления и выбрал. — Не утруждайся, — с открытым похуизмом отмахивается Бомгю. Он и так уже знает, что не бросит любимое дело, не отречётся. Расскажет всем правду и продолжит делать то, что любит без страха и стеснения. Как говорится: я ваше мнение ебал, живу, как батька воспитал. — А как же твои фанаты? — с лёгким недоверием спрашивает Субин, у которого все расчёты разваливаются на глазах. Он и не знает о том, что оторвав Бомгю его белоснежные крылья, освободил и подарил такой полёт, который не светит даже ангелам. У отчаянности есть другая сторона. Она называется вседозволенность. — Мои люди меня поймут, для остальных же дверь всегда открыта — выходите. — Слишком уверенный тон, не терпящий возражений. Бомгю, как и всегда, плевать на чужое мнение. Так было всегда и так всегда будет. — Ладно, как хочешь. — Субин всё-таки сдаётся, поправляя свой серый классический пиджак. Даже в такое время он остаётся верен себе и до обидного расчётлив. И Бомгю сейчас искренне не понятно, как у Мина хватает совести так спокойно стоять рядом с человеком, которого он собственноручно отправил на казнь. — Я ухожу из компании и снимаю с себя все полномочия. В будущем меня заменит Ёнджун. Уход Субина — это последнее, чего Бомгю ожидал от альфы. Мины мало того, что, вопреки всему, идут на неожиданно кардинальные меры, так ещё и ставят во главе омегу. Неприлично смелый ход. Возникнет масса трудностей. — Тогда, сделай мне подарок, напоследок пробегись голышом по всему городу. — Бомгю тушит докуренную сигарету и зачёсывает назад упавшие на лоб светлые пряди. Заживающий синяк на скуле провокационно открыт, а плечо до сих пор уже привычно сводит от любого движения. Субин не без интереса рассматривает оскал на лице Бомгю и хмурится. — Это очень по-детски, — изрекает. — А типо все эти твои поступки были дохуя взрослыми? — Усмехнувшись, цинично замечает омега. Он покрепче прижимает к груди тёмную папку с документами и выискивает глазами припаркованную машину с ожидающим его водителем. С другим водителем. Потому что Юна больше с ними нет. Он умер, так и не очнувшись. Чонгук обещал устроить ему достойные похороны, но разве от этого легче? Такого человека, как Юн, больше нет, и не будет. Это невосполнимая потеря. — Именно поэтому я ухожу. — Субин думает о чём-то пару минут и добавляет: — Мои ошибки не должны касаться компании. — Благородство тебе не к лицу. Фальшиво выглядит. — Машинально хмыкает Бомгю, всё ещё плавясь в горестных воспоминаниях. Лёгкий поток ветра разбивает некогда почти идеальную укладку омеги. Мин понимающе посмеивается и кивает. Да, так всё и есть. Он — подлец, но никакого сожаления как не было, так и не будет. Раскаяния тоже. Более того, Субин до сих пор уверен в своих действиях, хоть и называет их ошибкой. Он бы по-другому не поступил. Пошёл бы до конца, переступая через всё, что когда-то было дорого. И никакие морали и нормы его бы не сдержали по той причине, что для Субина их просто не существует. — И, тем не менее, не отказывайтесь от многолетнего сотрудничества, отец этого не заслужил. — Альфа беспомощно улыбается, совсем как Ёнджун, и опускает свои глаза, когда-то казавшиеся Бомгю прекрасными. Странно, что Субин просит об этом омегу, который почти ничего не решает. Хотя, к Тэхёну с таким не пойдёшь, нахуй ведь пошлёт сразу и выставит. Должно быть, Мин и правда от всего отказывается, раз говорит это. — У меня остался лишь один вопрос: в какой момент ты меня разлюбил? Не знаю, почему, но мне важно это знать. В какой момент? Бомгю делает пару шагов вперёд, поворачиваясь к Субину спиной, и останавливается. Улыбается напоследок и оборачивается. — Уже не важно, — роняет и быстро идёт к мерседесу. Бомгю разлюбил Мин Субина в тот самый момент, когда альфа, подарив тепло и осторожный первый поцелуй, неожиданно охладел и перестал отвечать на звонки и на сообщения. В тот самый момент, когда Тэхён накачал Бомгю дурью и трахнул, а Субин после этого выкатил на омегу всё своё презрение. Не попытался понять и защитить, а окончательно отвернулся. И, наконец, Бомгю разлюбил его в тот самый момент, когда неожиданно остро осознал, что его никогда не любили в ответ. Сейчас можно было начать распинаться и высказывать давно накипевшие слова обиды, но не хочется. Уже не важно. Это странно, но Бомгю столько всего хотел бы рассказать, чтобы в итоге замолчать. Чтобы в итоге замкнуться в самом себе, задыхаясь от беззвучного вопля. Просто слова уже не помогут. Невозможно что-то объяснить человеку, который тебя не слушает и не слышит. Иногда молчание — это не намеренное игнорирование, это целая история, которую никто не в состоянии понять. Субин запоминает последний кристально чистый осадок боли на дне ледяной радужки. И обида на омегу, которую он хранил по сей день, неожиданно исчезает. Бомгю когда-то выбрал танцы вместе него, Субин же выбрал карьеру вместо Чона. Теперь они квиты.இஇஇ
Спустя месяц
Как можно есть сладкий шоколадный торт и запивать его тяжёлым виски, Бомгю до сих пор так и не понял. Хоть и пробовал. Он вообще такое нигде и никогда не видел, пока Тэхён не сделал открытие. С тех пор альфа показал уже более приятную штуку: кофе с коньяком. Только врачи были резко против такого сомнительного напитка по слишком логичным причинам — рано или поздно сердце не вывезет. Ещё бы Тэхён их слушал, если он не послушал даже Бомгю. Не послушал и перекрасил волосы в белоснежно-платиновый цвет. Чем не удивил ровно пять минут назад, когда переступил порог их квартиры. Бомгю даже взгляд отвёл, слишком взбудоражил его новый образ. Тёмные, острые глаза резали и опустошали, выделяясь на фоне белокурых локонов. Слишком сексуально и чересчур откровенно. Бомгю ведь не случайно тогда был против - знал, что Тэхён будет выглядеть слишком ахуенно и горячо, по-криминальному горячо. Настолько дорого и эксклюзивно, что дотронуться страшно. Бомгю и не трогает, украдкой поглядывает и пытается вспомнить последние движения своего нового танца. Ошибается и злится. Вновь ошибается. — Даже у статуи лицо живее выглядит. — Дразнит его Тэхён, наливая воды в стакан. Бросает чёрную кожанку на стул и садится на другой, рядом. — Даже рыжий бесит меня меньше, чем ты. — Выплёвывает Бомгю и отматывает назад музыку, пытаясь найти нужный момент. Будто почувствовав, что про него сейчас говорят, из-за стола показывается маленькая рыжая мордочка трёхмесячного котёнка. Тэхён его замечает и зовёт. Кэсс — до ужаса наглый, своенравный и одновременно ласковый кот, которого Бомгю притащил домой ещё, когда Тэхён был в больнице. Папа подарил, чёрт его знает зачем. Теперь же всеми любимый и избалованный вниманием Кэсс постоянно спит у Бомгю на коленях и переворачивает всё, что может, залезает вверх по занавескам и смело шагает по клавиатуре ноутбука. Ночью мурлыкает и трётся мордочкой о щеку, укладываясь прямо на Бомгю, и довольно часто шипит на Тэхёна, отчего последний выставляет кота за дверь. — Документы готовы, — помолчав, сообщает альфа, задумчиво рассматривая полосы на рыжей шерсти котёнка. — Даже у статуи лицо живее выглядит. — Передразнивает Чона Бомгю, всё ещё вздрагивая из-за этого фантастического цвета волос. Тэхён взрывается: — Нахуя тебе менять фамилию, если ты скоро всё равно снова будешь Чоном? Родители восприняли эту идею тоже не очень одобрительно. Даже Чонгук возмутился, сканируя сына тяжёлым, свирепым взглядом. Однако и им пришлось признать то, что Бомгю всё равно не сможет являться их сыном официально, если он хочет в дальнейшем связать свою судьбу с Тэ. Но вот фамилия — это был явно перебор. Только омега насмерть стоял за это решение, да и переубедить его было невозможно. — А может я и не стану снова Чоном. — Бомгю специально задевает Тэхёна, пряча улыбку. — Не выёбывайся, — громкий рык заставляет Самурая вскочить. Альфа теряет к рыжему весь интерес, смотря в упор на Бомгю. Так пристально, почти не моргая. Со стороны может показаться, что у них плохие отношения, но правда в том, что и альфе, и омеге просто нравится друг друга доставать и дразнить. Особенно Тэхён полюбил такое чувство, как ревность. Даже сбежал из больницы раньше времени, ссылаясь на работу. Только Бомгю догадывался об истинной причине, догадывался и о том, что за каждым его шагом следят. — Ты же меня знаешь: я убью всех альф, в сторону которых ты посмотришь. — Ну, с этим цветом, я теперь точно посмотрю. — Просто невозможно пройти мимо этого подкола. Тэхён хмыкает и дёргает бровью. — Да перестань. Я просто вошёл, а ты уже чуть не кончил. — Утешай себя, — смеётся Бомгю. Времени на тренировку сегодня явно не будет. Но это не страшно, потому что на сцену он так быстро всё равно не вернётся, несмотря на двухнедельное интервью и бесполезные попытки Чонгука замять это дело. — Ты маленький лжец и настоящая язва. — Тэхён притягивает подошедшего омегу ближе и обнимает за талию. — Ты же знаешь об этом, верно? Конечно, знаешь. — Бомгю принимает чужие губы и запускает ладонь в белоснежные волосы альфы, впитывая их мягкость. Бальзама на это ушло, наверное, бесчисленное количество. — Моя чёртова головная боль и неизлечимая болезнь. — Тэхён целует ещё глубже, толкаясь языком и вжимаясь в хрупкое тело. Бомгю кусает его за нижнюю губу и отрывается, чтобы снова попасть в плен уже необходимого поцелуя. Этот омега для Тэхёна — настоящий кошмар. И он же выход из этого кошмара. Побег. Человек, который затягивает в самую непроглядную черноту, чтобы там, среди жуткого нечеловеческого вопля, засиять ультрафиолетовым цветом смерти с привкусом крови. Таким ярким, что ослепнуть можно, даже если закроешь глаза. Точнее, если закроешь глаза и посмотришь внутрь. — Тэхён, нет! Бомгю успевает отодвинуться подальше, почувствовав острые клыки на своей шее. Альфа тяжело дышит и смотрит так резко, с обидой, удушающее. Царапает этими мутными глазами, которые с каждой секундой становятся всё холоднее и равнодушнее. Очень легко догадаться, что Тэхён сейчас подумает, что для себя решит. Бомгю в бессилии хватает альфу за руку, но тот небрежно и зло откидывает её в сторону. К нему снова возвращается тот ненавидящий весь мир Чон Тэхён, который заставляет дрожать коленки. Который может завладеть чем-то насильно. Отнять то, что понравилось. И Бомгю никогда об этом не должен забывать. Он связал свою жизнь с абьюзером. Тэхён отходит на пару шагов назад и мысленно сковывает себя всеми возможными цепями, чтобы не сломать эту тонкую шею, кожа которой источает жизненно необходимый запах. Дёсна, кажется, сейчас лопнут от напряжения, а вены вздуются. Весь организм настолько яро желает впиться и прогнать запах омеги по всему телу, что альфа до побеления костяшек сжимает кулаки и прокусывает нижнюю губу. Бомгю не шевелится минут пять, ждёт, пока Тэхён успокоится и взглянет на него без кровавого фильтра ярости. — Ты не хочешь носить мою фамилию, мою метку. — Вынужденно тихим голосом озвучивает свои выводы альфа, смотря куда-то вбок. — Зачем же ты тогда выбрал меня, а не Мина? Зачем спишь со мной? Зачем отказался от всего, ради наших отношений? Под конец голос срывается. Тэхён всё держится как можно дальше, но уже не так уверенно. О чём-то думает секунд тридцать и неожиданно хмыкает. — А, — губы кривятся. — Ничего не говори. Я всё понял: ты… — Боюсь своих чувств? — Бомгю уже спокойно делает пару шагов вперёд и кивает. — Да. И всегда боялся, поэтому мне было легче думать, что я тебя ненавижу и презираю. Настолько тесная эмоциональная и физическая связь с Чон Тэхёном возможно лишь при плавном погружении, в противном случае Бомгю всё это просто уничтожит. Мучительно раздавит. Эта метка привяжется петлёй на шее и потащит омегу камнем вниз, чтобы пробить грудную клетку об дно. — Ты меня убиваешь. — Выдыхает Тэхён. — Хочу потратить на тебя всю обойму, но знаю, что тогда следующая будет моей. — А я мечтал о твоей смерти почти всю свою сознательную жизнь. — Омега уже вплотную подходит, пальцами грудь оглаживает и посмеивается. — Если бы я только знал, что я и есть твоя смерть. — Что бы ты тогда сделал? — Пришёл к тебе раньше. — Бомгю слишком поздно осознаёт, что пойман в кольцо чужих сильных рук, не выкрутиться. — Я бы не пошёл с тобой, я бы заставил тебя остаться. — Манящая шея так близко, Тэхён даже слышит бешеный стук сердца Бомгю, ощущает, как пульсирует жизненно важная венка, там, чуть ниже левой скулы. — Не пытайся заговорить мне зубы, малыш. — Омега дёргается назад, но натыкается на смешок и вожделенный взгляд. Тэхён уже всё решил. Он ласкает ладонями поясницу Бомгю, замечая, как подскочила у омеги температура, как он дрожит, как пытается сопротивляться, но всё меньше и меньше находит нужных доводов. Потому что Бомгю знает, какого ему будет после и всё равно позволяет желанию вскрыть душу и проникнуть. Проявляет слабость. — Тот, кто может соблазнить свою смерть, будет жить вечно. — Бомгю давится воздухом из-за мокрых и горячих поцелуев на своей шее. Тэхён всегда брал напором. Смеялся над отказами и раздирал тело на куски. Забирал только его, но у Бомгю хочет забрать намного больше. — Единственный способ преодолеть искушение — это поддаться ему. — Альфа плавно добирается до чужого лица, охватывает его ладонями, вжимается в тело, рассматривает губы долгим откровенным взглядом. Бомгю от этого взора током бьёт, грудь подрагивает. Эти сжимающие его оголённые татуированные руки, расстегнутые верхние пуговицы рубашки вкупе со средней по толщине цепочкой на шее. Этот запах и непоколебимая уверенность в тёмных глазах. И, наконец, этот хриплый шепот: — Я люблю тебя, Пак Бомгю. Пак Бомгю. Я люблю тебя. Тэхён никогда не говорил Бомгю такие слова. Люблю. — Больше, чем вчера и меньше, чем завтра. Вся ярость Тэхёна окончательно сходит на «нет». Завтра он уйдёт и снова будет хамить всему миру, чтобы только один единственный человек был рядом. Бомгю закрывает глаза. Знает, что буквально через пару минут Тэхён вонзит зубы, и омеге придётся принять не только этого ласкового и терпеливого альфу, но и настоящего монстра. Чтобы стать точно таким же монстром. В конце концов, именно любовь превращает человека в чудовище. Острые клыки оголяются. Злодей повержен — он влюблён.