***НЕБОЛЬШОЙ ФАКТ*** я ненавижу, когда со мной разговаривают, как с ребёнком.
— Ты староста, да? — Нет, — сказала, как отрезала, даже слишком грубо получилось, — моя подруга, но она сегодня не пришла. — Ммм, ясно, — он плавно кивнул пару раз, но всё так же не шевельнулся. — Ты издеваешься? — теперь я не в себе, и так весь день на нервах. — Эй, ты что такая грубая со мной?! Ты мне вообще-то майку испортила! Я даже молчу об этом! — теперь он надул губы, маленький мальчик, ей-богу. — Я уже извинилась, — фыркнула я, вскинув брови. — Этого не достаточно. И вдруг, Кирилл бодро встал, его джинсовка оказалась на поверхности стола, и не успела я сообразить, как он, взявшись за края, стянул с себя футболку. Я тут же залилась краской и отвела взгляд в доску, чтобы не видеть парня с голым торсом перед собой. По телу пробежали мурашки, я закрыла глаза, пытаясь овладеть собой. Какой позор. И даже слишком неловко, чтобы визжать и возмущаться. Просто хочется зарыть голову в песок. Кирилл протянул мне белую, помятую в его сильной ладони ткань. — На, простираешь — вернёшь.***ЧТО ОН СКАЗАЛ?!?!?!*** сейчас мне, Марии Морозовой, самой популярной, умной девушке школы, выигравшей все олимпиады и конкурсы и любимице всех учителей, какой-то наглый парень приказывает простирать футболку.
— Ч-что прости? — этот вопрос вырвался из моих губ откровенным смешком, смешком недоумения и полного шока. Он продолжал издеваться, откровенно испытывая мою нервную систему на прочность. Ему что, так нравится, что я краснею, как помидор? И тут я поняла, что с меня хватит. Быстрыми шагами я покинула класс. Захлопнула дверь и закрыла её на ключ. Пусть теперь сидит и в следующий раз подумает дважды, прежде чем вести себя так по-хамски. Прости, Незборецкий, но у меня сегодня есть проблема гораздо больше, чем ты. Вечер ближе. До самого заката я ходила туда-сюда в своей комнате. Когда села за пианино, не получилось и ноты сыграть без ошибки. Всё в голове смешалось в одну кучу вокруг этого события, которое начнётся, стоит только этому красному солнцу полностью исчезнуть за горизонтом. И что делать? А что, если я пойду туда, подсмотрю и решу стоит ли сообщить родителям Глеба об этом? И я, словно сумасшедшая, залилась истерическим смехом в своей светлой комнате, посреди сотни лучей умирающего светила. Нет, ну это бред конечно. А что, если я хоть раз нарушу кодекс леди? Что будет тогда? Я ведь только подсмотреть. И это не из-за того, что мне до мурашек интересно, что там будет, а только ради своего задания, ладно?! Только и всего. Пфф, подумаешь, что тут такого? Меня никто и не заметит. В доме стало очень темно, когда я впервые за многое время надела штаны. Чёрные штаны и чёрную кофту. Ну надо же, я уже и забыла, какого это, когда внизу не юбка. Была в доме одна, так что надёжно заперев все двери, я взяла из гаража свой велосипед и быстро поехала в сторону леса. Ветер так бил по лицу и ушам, тянул назад за волосы, будто из последних сил пытался уразуметь меня и остановить.***ВЕТЕР РАЗГОВАРИВАЛ СО МНОЙ*** Мария, тебе надо подготовиться к тесту, который будет в конце ноября, у тебя всего два месяца для подготовки, опомнись. Поверни свой велосипед, вернись домой и дождись своих родителей. Потом ты можешь посмотреть сериал, а лучше, отрепетировать этюды и сонату. Ну, вернись ты, девчушка, иначе случится кое-что плохое.
Но ноги бесконечно поворачивали педали, и моё скромное, транспортное средство, назло ветру, доставило меня на место. Я прислонила велик к дереву и прислушалась к каждому шороху вокруг. Сквозь множество деревьев я увидела полоски света фар машин и слабые голоса. Я села на корточки и приползла за дерево поближе, пытаясь не наступить ни на какую лишнюю ветку, ведь даже представить боюсь, что произойдёт, если меня обнаружат. И наконец взобралась достаточно близко, чтобы разглядеть даже черты лица присутствующих.***ОПИСАНИЕ МЕСТНОСТИ*** Там, где все стояли, было мало деревьев, и это образовало малюсенькое поле. Мои одноклассники стояли в форме пирамиды, во главе которого стоял виновник торжества в лице Голубина. Позади них стоял его Ламборджини со включёнными фарами, между двух других машин — Артёма и Гоши. Фары машин шайки Кизару тоже горели. Их тоже было человек пять.
Они стояли лицом к лицу, что-то шипя друг на друга. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидела в руках парней биты, а у Артёма нож. Сердце как-то даже забилось чаще. Я вжалась крепче в кору дуба, не замечая, как она протирает мои ладони, а холод медленно пробирался под мою толстовку. Совсем некстати я подумала о том, что мне даже не верится, что такое событие происходит именно перед моими глазами. Не то, чтобы это великая честь. Скорее, позор. Как я докатилась до этого. Сижу на кортах, в тени, подсматриваю за дракой моего недоброжелателя. Я попыталась разобрать томный, но пропитанный желчью разговор двух бывших друзей. Сделать это давалось сложно. Сначала я толком не понимала, что они там тараторят. — ....ладулжав...жхывти... — но, в конце концов, я услышала кое-что, и позже окажется, что лучше бы я этого не слышала никогда, — и ты, сучий потрох, знаешь в чём дело, — плевался тот самый Кизару, — твои пуси всем сказали, мол, всё это из-за денег было. Но ты же, блять, знаешь, что это не так, — я посмотрела на Голубина, он решительно шагнул и встал вплотную к парню, и я чётко могла видеть сжатые кулаки Глеба, это не могло предвещать положительное, — одно имя только, зай, — издевательски процедил Олег, артистично надув губы, — ЛИ-ЗА. Мои брови чуть ли не коснулись друг друга. Теперь я не понимала, что происходит. Теперь я окончательно запуталась. Все упражнения и тесты по физике, которые я могла написать с закрытыми глазами, оказались бесполезными. Лиза? Голубин ведёт такой образ жизни, что в ней могут быть множество Лиз, но что-то мне подсказывало, что это не совсем очередная и, возможно, очень даже знакомая. Но даже если это про мою бывшую одноклассницу, откуда Кизару может знать о ней, и зачем им говорить об этом? Но все мои мысли как волной смыло, когда я увидела, что Глеб кулаком прошёлся по лицу стоящего перед ним парня. Все зашагали вперёд, держа наготове свои оружия, но Макс, слава Богу, не сумасшедший, как эти. Он быстро разнял парней, приказав успокоиться и нормально поговорить. Хотя и всё, кажется, успокоилось, обстановка не переставала стремительно накаляться. Тут хорошим и не пахло. Было видно, что в каждую секунду толпа может смешаться, и тогда уже будет поздно что-то изменить. Внезапно я поняла, что всё это время от страха сжимала ладонь к губам. Одной рукой я полезла в огромный карман толстовки и вытащила свой телефон. Не знаю да и знать не хочу, правильно ли поступаю, но посылая к дьяволу всё, я набрала номер дяди Гены. Пусть будут добры присмотреть за своим избалованным сыночком. Последовали крики после того, как я убрала телефон. Крики, маты, но суть разговора я всё никак не понимала, а так хотелось. Ещё и Шатохин, крутя пальцами нож, встал так, что закрыл и Глеба, и Кизару. Десять минут до жути напряжённой обстановки, и вдали стали виднеться шесть ярких звёзд. Они торжественно приближались к месту беспорядка, привлекая абсолютно всё внимание присутствующих. Когда они максимально приблизились, я увидела два чёрных Рэндж Ровера, а посередине — чёрный, к слову, очень знакомый Мерседес. Из каждого Рэнджа выпрыгнули по три здоровенных охранника в чёрных, строгих костюмах. А потом медленно открылась дверь машины посередине, и величественно вышел Геннадий Голубин. Сердце забилось очень часто от волнения. Что же будет? Дядя Гена махнул рукой, и охранники зашагали к парням. Они не грубо взяли Глеба за плечо, начали что-то объяснять низким и тихим голосом, после чего Глеб в истерике стал кричать и отпихивать от себя мужчин. — Какого хуя вы, блять, здесь?! А?! Вам кто сказал блять?! — от страха сердце ушло в пятки, а ведь это он обо мне, — кто, сука, вас послал?! Но, повезло. Охранники молчали обо мне, что заставило благодарить Бога. Голубин продолжил вести себя, как шестилетний ребёнок, пока его отец не вмешался. — Глеб, — его голос был строгим, но оставался тихим, что делало его ещё страшнее. Всё затихло. Вокруг воцарилась мёртвая тишина, — шевелись. И всё. Ничего другого. Глеб посмотрел на своего врага: Кизару ехидно захихикал, добивая Голубина, а потом тот кинул ключи, насколько я поняла, от машины Максу, чтобы он о ней позаботился. И под пристальным взглядом охранников Голубин агрессивно пошёл к отцу, и мне даже показалось, что после его шагов оставались огненные следы. Три машины уехали. Все другие тоже начали садиться в свои авто. Когда вдали исчезли последние звуки моторов, я громко выдохнула весь воздух в лёгких и жалостно упала на сырую землю. Закрыв глаза, я начала медленно и болезненно осознавать, что всё закончилось. Конечно, я всю ночь буду молиться, чтобы Глеб не узнал, что это всё моих рук дело. Стыдно признаться, но кости леденеют только от одной мысли о том, как он отреагирует на это. Прошло десять минут, и я, поднявшись, пошла к своему велосипеду.***УЖАСНАЯ ВЕЩЬ НА СВЕТЕ*** не спать ночью от слова совсем, когда утром тебе всё также нужно ехать в школу
Меня поднял с постели факт, что сегодня хотя бы пятница. А потом я надела на себя белую блузку, бордовую юбку, распустила волосы и без завтрака вышла из дома. Мне всем сердцем и душой не хотелось дойти сегодня до школы. Но, к сожалению, трамвай не взорвался, в землю комета не врезалась, и сердце не отказало, так что я всё-таки дошла. Я медленно поднялась по лестницам на третий этаж, и там, ещё сначала нашего коридора, я увидела мой класс, стоящий у двери кабинета. Я тут же нахмурилась и, дойдя, спросила: — Что это вы тут столпились? Почему не заходите? Кто-то подал голос. — Голубин со своей шайкой там. Не пускают нас внутрь. Что-то произошло, он по очереди всех вызывает, допрашивает. Даша вышла вперёд, видно, она уже заходила туда. — Он спрашивал: где я была вчера вечером, что я делала и с кем. И тут сердце моё чуть не остановилось. Он в поисках того, кто доложил. Вот это я конечно попалась.