Забери меня с пати, если сможешь

— Если ты так поступишь, я тебя не прощу! — мама трещала с самого утра, — клянусь, не прощу!       Утро моё не началось с кофе. Оно началось с нытья мамы и попыток уговорить. — Маша, я уже сказала Оксане, что сегодня она свободна! Ты останешься одна!       Она орала с самого утра. Я же говорила тихим, низким голосом. Папа к нашему разговору не присоединялся, что не могло не радовать. Я быстрее хотела выйти из дома, чтобы этот ад закончился. — Я давно не ребёнок, мам, и дома оставаться одной не боюсь, — опять же, никакой агрессии с моей стороны. У меня попросту не хватает нервов и сил на это. Я быстро натягиваю на ноги сапоги и хватаю шубу. — Маша, ты должна там быть! Лена представляешь как расстроится, а Гена?! Мы тоже, — понимая, что угрозами меня не взять, мама перешла на отчаянные просьбы.       Я бережно убрала волосы назад и взяла свою сумку, открыв дверь. — Я и так слишком много для вас и для них сделала. С меня хватит.       Это были мои последние слова, сказанные с горечью и с жуткой обидой. Нет, я не хотела полностью обвинить их в том, что произошло, но и делать вид, что во всём виновата я одна не могла.       Когда я вошла в школу, как всегда стала слушать, как со мной все здороваются. Теперь, когда я жила в вечном страхе о том, что все могут узнать о Бали, эти приветствия были утешением и успокоением для меня. Притворно улыбаясь всем, я поднялась в класс. До начала урока было минут десять. Дианы всё ещё не было. Я набрала ей. — Алё?       Мне ответил её сонный голос, на что я не удивилась, а скорее разозлилась. Во мне проснулась избалованная истеричка, которая требует, чтобы когда ей плохо, вокруг неё бегали люди, которые якобы «должны» это делать. — Диана, ты что, спишь? — зашипела я, закатывая глаза. — Я к третьему приду, — пробурчала она. И я даже на успела сказать что-либо, как услышала короткие гудки.       Срывать злобу было не на кого, поэтому я просто вытащила учебник английского, готовясь к уроку. — Моей принцессе сегодня лучше? — улыбка и голос Кирилла. Он сел рядом, прижав меня к себе. Я ответила холодом, — что это моя малышка такая хмурая? — Да так, день неудачный какой-то, — пробубнила я, позволив себе положить голову на его плечо, — мне плохо, а Дианы нигде нет. Она сказала, что к третьему придёт. — Может ей самой плохо? — я понимала, что Кирилл не хочет кого-то оправдать, а скорее меня порадовать и поддержать, но ничего с собой не могла поделать. — Не защищай её, — я выпрямилась, но потом, поняв насколько ужасно выглядит моё поведение со стороны, я вновь положила голову на его плечо, притягиваясь губами к его шее, — ладно, прости меня. Сама не знаю, что на меня нашло, — виновато прошептала я.       Но когда в класс ступила нога Голубина, а за ним ворвалась его шайка, я словно ударом тока выпрямилась, но… не успела. По его потемневшему взгляду, которым он сверлил меня и Кирилла я поняла, что он увидел наши объятия. Он не оторвался от нас ни на секунду до того, как пройти к своему месту. Было чёткое ощущение, что у него самого день ужасный, и я испытывала игривость и азарт от того, что смогла лишь объятием со своим парнем сделать его день ещё хуже. Поездка закончилась, а игры продолжались, хотя играла здесь только я. Держу пари, что он такой хмурый из-за этого мероприятия, которое устроили его родители или он устал слушать эти поздравления со всех сторон. Я слишком хорошо его знаю. Он ненавидит такое всем сердцем.       Уроки проходили долго и нудно. Это был один из тех редких дней, когда я не слушала учительницу и не записывала ничего. После второго урока Кириллу позвонил Адиль. В этот момент мы сидели в столовой, но Кирилл, попросив у меня прощения, вышел поговорить. Его место быстро заняла Наташа, которая плюхнулась на стул передо мной. — Машунь, привет, — уберите её, а то я её сожру живём. — Тебе чего? — спросила я, подняв на Наташу пустой взгляд. — Ой, ты что злая такая? — нахмурилась она, хотя убрать улыбку у неё духу не хватило, — я просто хотела спросить, ты же придёшь на день рождения Глеба сегодня?       Сказать, что я захотела её задушить — ничего не сказать. Господи, какая она жалкая. Такое чувство, что она живёт для того, чтобы напоминать мне об их отношениях с Глебом. Умри. — Нет, Наташа, я туда не пойду, — закатила глаза я и ответила сквозь зубы. — Что?! — ой, вы только посмотрите на это удивлённое личико, — как так?.. Но… — Если ты закончила, можешь идти, — перебила её я, взглянув на неё исподлобья и предупреждая, что она играет с огнём.       Рассеяно посмотрев по сторонам ещё несколько секунд, она встала и ушла. Держу пари, что внутри она танцует сальсу, ведь «соперниц» на вечеринке у неё не будет. Ну и чёрт со всеми вами. Вы даже не стоите моего внимания. Просто хочется поспать. И тут в столовую вошла она, моя Диана. Она быстрыми шагами подошла ко мне и села. И какими, вы думаете, были её первые слова? «Привет»? «Как дела?». Нет. — Я слышала, сегодня какой-то банкет устроили в честь дня рождения Глеба? — как бы тихим, осторожным голосом сплетницы спросила она.       И тут нервы сдали окончательно. Я хлопнула по столу и вскочила на ноги. — Да что вы все прицепились?! Не пойду я туда, хватит об этом!       Вокруг повисла тишина. Но это никак меня не смутило, настолько я была злая. Все смотрели, как я покидаю столовую, цокая каблуками по паркету. Ну, конечно, Диана не заслужила этого, но я чувствовала, что я ещё слишком злая, чтобы просить прощения. По крайней мере, сейчас.       В этот день мы с Дианой на уроках не сидели рядом. Мне было грустно, когда она после уроков ушла, потому что в этот момент мне уже хотелось с ней поговорить. — Она простит тебя, — успокаивал меня Кирилл, когда мы гуляли по зимнему парку, — тебе не холодно? — Нет, всё хорошо, — тихо сказала я, — проводи меня до дома. — Значит, сегодня мы тоже никуда не пойдём?.. — с каким-то разочарованием спросил Кирилл. — Кирилл, прости, пожалуйста, я просто вся на нервах. Не могу уже, хочется поскорее разобраться в себе. Как раз сегодня одна буду дома. — Маш, я не понимаю, что с тобой произошло после этой поездки на Бали. Может я приеду, раз ты одна будешь? — Нет, — сразу ответила я, — прошу, дай мне немного времени собраться. Эти все уроки, ссоры с мамой, это всё ужасно давит на меня.       Кирилл мне нравился именно этим. Он понимал меня, как никто другой. Мы шли к моему дому несколько часов, отвлекаясь на поцелуи, объятия, снежки и разговоры. Я была рада этому всему, искренне желая, чтобы когда я пришла домой, мама с папой уже уехали. С Кириллом этот долгий путь показался коротким, хотя когда мы дошли, было около пяти вечера. Поцеловав Кирилла, я зашла домой.       Мама встретила меня гордым, обиженным взглядом, надевая длинную, блестящую серёжку в ухо. Она была в шикарном, золотистом платье до пола. Я попыталась не замечать её угрюмый взгляд, снимая сапоги. — Это уже привычка такая, приходить из школы так поздно? — докатилась. Никогда мама такое не говорила мне.       Но я опять же не ответила, снимая шубу. Показался папа. Он был в строгом костюме с бабочкой вместо обычного галстука. Наверное, дядя Гена ещё и всяких важных деловых партнёров пригласил. Бедный Глеб. Надеюсь, он с ума не сойдёт. — Если ты передумаешь... — с искренней надеждой начала мама, переступая через свою обиду, но я перебила её сразу. — Нет, мам, я не передумаю.       И оставив всех внизу, я поднялась в свою комнату. Я быстро переоделась в удобную домашнюю одежду, а именно в лёгкую майку и пижамные штаны с медвежатами. Пока я брала книгу и ложилась на кровать, слышала, как мама опять бурчит внизу. И когда хлопнулась дверь, я почувствовала невероятное облегчение и спокойствие, ни капли не жалея о том, что отказалась ехать. Первый час я провела за книгой, иногда созваниваясь с Кириллом. А потом открыла ноутбук и включила фильм «Начало», который мне посоветовал Кирилл.       Фильм мне понравился. Примерно два часа пролетели незаметно. Ещё полчаса, и я просто усну, и этот день наконец-то закончится. Закрыв и убрав ноутбук, я взяла телефон и набрала Диане. — Я ждала твоего звонка, — ответила она, на что я улыбнулась. — Ди, — извиняясь, начала я сразу, — прости меня, я не знаю, что сегодня со мной происходило. Я просто вся на нервах была. — Это ты меня прости, — захихикала она, — я знаю, как трудно тебе вообще видеть его. А я тут с такой темой. Мне не стоило вообще напоминать.       Конечно, у каждого из нас была своя ошибка. Но я захотела сменить тему и спросить что-то про урок, но меня перебил громкий звонок в дверь. Неужели, день рождения так быстро закончился, и мама с папой вернулись уже? — Диан, я напишу позже, — тревожным голосом сказала я и выключила телефон.       Звонки в дверь не прекращались. Им аж не терпится войти в дом. Желая быстрее покончить с этими и лечь спать, я полетела к двери, готовясь недовольствовать о том, что они не взяли ключ с собой. Уже откровенно морщась от этого надоедливого звонка, я резко отворила дверь. Перед дверью стоял, а точнее, держался на ногах всеми любимый именинник в дорогом чёрном костюме, так ещё и с галстуком, который я подарила на новый год. Он циничным, пьяным взглядом смотрел на меня, не убирая палец со звонка. Кто вообще оставил ворота открытыми? Я с демонстративным холодом и безразличием протянула голову, смотря на ворота, которые были закрыты. Отлично, значит перепрыгнул.       Не желая показать свой страх и волнение при виде него, я быстро закрыла дверь, но его нога ступила внутрь, помешав мне сделать это. Сначала нога переступила порог, а потом сам свалился внутрь. Ну, хоть звонок этот прекратился.       Дыхание моё сбилось. Я от страха отскочила назад, отпустив дверь, словно оставив её Глебу. Он закрыл её и посмотрел на меня сквозь взъерошенные волосы. Горел только бра у двери, так что при свете я уже полностью видела его незаправленную в штаны белую рубашку, висящий галстук и помятые штаны.       Моя грудь поднималась вверх и опускалась. Я пыталась не поддаваться страху и панике, но с каждой секундой это делать становилось труднее. Я боюсь его или себя? — Прикольные штанишки, — буркнул он, делая шаги в сторону гостиной, по пути включая всевозможные лампочки в доме.       Я в полном недоумении и шоке последовала за ним. Он подошёл к мебели в гостиной, открывая шкаф, где отец хранит алкоголь. — И как это понимать?! — почти закричала я, не понимая, как на это реагировать. — Блять, у тебя ничего крепкого не найдётся? — Глеб, иногда икая, шарил пьяными глазами по бутылкам.       Я подошла к нему и, убрав его руки от мебели, закрыла двери. — Тебе восемнадцать или восемь?! — закричала я, сделав шаг назад, то ли от того, что он такой высокий, когда я без каблуков, то ли от страха, — ты какого чёрта здесь?! Ты в курсе, что у тебя там день рождения?!       Глеб криво усмехнулся и, схватив меня за талию, прижал к себе. Он громко дышал, а я стояла с распахнутыми глазами, не зная, что мне делать. Дрожь медленно охватила моё тело. — Заебали они все, — будто в бреду проговорил он. — Глеб... — от этого урагана внутри мой голос больше не смел подниматься. Только слабый и беспомощный шёпот. Но, словно пытаясь заглушить и его, он поцеловал меня в макушку, — ты должен уйти, — собрала я свои последние силы, — там твои родители, друзья, родственники. Девушка... — и он вновь прикоснулся губами к моим волосам, — прошу... уходи. Ты должен. — Тихо, — Глеб медленно оторвал меня от себя, обвивая мои плечи.       Он сделал несколько шагов вперёд, пока я поясницей не прижалась к стенке нашего кресла. Когда он наклонился ко мне, и его дыхание коснулось моего лица, я повернула голову. Нет, меня не смутил запах сигарет и алкоголя. Я так дрожала, что вовсе забыла, как дышать, чтобы ещё и чувствовать этот запах. Я просто понимала, что я здесь, с ним, совсем одна. Я просто понимала, чем это всё закончится. — Целуй, — от того, как тихо он это сказал, его голос не стал менее приказным. — Прекрати, — искренне попросила я, хотя не смогла сделать никакого движения, — не усугубляй ситуацию, Глеб. Вернись к своим гостям. К своей девушке. Я не понимаю, почему ты здесь... Я не понимаю. Ты же знаешь, у меня есть парень, — в этот момент его пальцы на моих плечах сжались, но это не заставило меня замолчать, — я с большим трудом пытаюсь вернуть наши прежние отношения с ним. — Нет у вас никаких отношений, — фыркнул он, касаясь носом моей щеки, — прекрати, это же ребячество, блять... — Нет же, — промолвила я, рефлекторно попытавшись скинуть с себя его руки, — ребячество — это оставить свой праздник, своих гостей и прийти сюда. Вернись, пока никто не заметил, что тебя нет, я тебя прошу.       Но он не ушёл. Его ладонь легла на мой затылок, и он прижался своими губами к моим. Закрыв глаза, я прижалась к нему всем телом, выпуская наконец всех демонов наружу. Глеб, не прервав поцелуй, подхватил меня на руки, и я обвила его спину ногами. Я понимала, что он несёт меня в мою комнату, но какой-то туман охватил моё сознание. Он открыл мою дверь пинком. В моей комнате горела только фиолетовая лампа. Глеб буквально бросил меня на кровать, быстро снимая с себя рубашку. Я прикусила губу, смотря на то, как эта элегантная рубашка оголяет его татуировки, одну за другой.       Я попыталась понять, что сейчас происходит. Почему-то пьяной стала я, а Глеб будто протрезвел, что меня даже пугало. Скинув рубашку на пол, он снял тот самый галстук. Взяв меня за ноги, он притащил меня к себе, наклоняясь к шее и целуя ее, залез под майку. — Глеб, ты обещал, что после Бали ты меня не тронешь, — задыхаясь от этих диких эмоций, сказала я, царапая его спину, словно напуганная кошка. — Я... — замычал он, — слишком долго сдерживался, чтобы сдержать обещание, когда ты так близко, полностью в моих руках.       И после этих слов он ловко снял с меня майку, тихо убрал мои руки от себя, сцепив их над головой. К запястьям коснулась ткань галстука. Прекрасный подарок, мам. Ну, спасибо. — Не бойся меня, — обычно, такое просят, но Глеб предупреждал, отчего не становилось легче.       Глеб встал на ноги. Облизнув губы, он сверху полюбовался своим «творением». Я очень хотела прикрыть голую грудь, но руки всё ещё были привязаны над головой, от чего я лишь согнула их, но он опять взял меня за запястья и выпрямил их, сразу поняв, что я хочу сделать. После этого он взялся за мои милые, детские штаны и, улыбаясь, стянул их вниз вместе с нижней частью белья.       Теперь я спрятала взгляд, заливаясь краской. Я чувствовала себя абсолютно беспомощной. Меня поражало это странное чувство, что хоть и это всё неправильно, но всё так и должно было быть.       И, любуясь мной, он глазами хищника прошёлся по мне. Я закрыла глаза, желая не видеть этого, чтобы не признавать, что мне начинает нравиться. Когда его тело накрыло моё, я открыла глаза. Он всё ещё был в штанах. Его глаза блестели под неоновым светом, моё дыхание участилось до предела. Так, что было невозможно удержать его в груди. — Гле-еб, — еле справляясь с собой, прошептала я, — прошу тебя, только не внутрь.       Усмехнувшись возле моей шеи, он пальцами начал считать мои рёбра. Теперь, когда я была натянута, как струна, они были видны, как никогда лучше. Медленно он опустился ниже. Я согнулась ещё больше от этих ощущений, на что он вновь улыбнулся. Ему нравилось чувствовать, что я полностью в его руках. Я обещала самой себе забыть о Бали, потому что думала, что только это мне поможет найти гармонию. Но почему-то именно здесь и сейчас я чувствовала, что всё хорошо, хотя знала, что под утро эта иллюзия обратится в суровую реальность и рухнет мне на плечи. Но теперь назад дороги не было.       Я тянулась губами к его, но он не позволял целовать, а лишь дразнил меня. И вдруг он пальцами проник в моё лоно. Это было так неожиданно, что я заскулила, и именно в этот момент он поцеловал меня. Я прикусила его губу. — Ты уже готова, — его шёпот полон голода. Он говорит, его дыхание касается моей кожи, и я вся покрываюсь мурашками. — Глеб, давай остановимся, — собирая последние частички реальности, выдала я, понимая, что я уже сама двигаю бёдрами. — Тш, не, не, не, — усмехнулся и прошептал он одновременно, быстро поднявшись. Когда он навис сверху, я почти застонала от того, что он прекратил свои движения, — вот, видишь, как тебе это нужно.       Но, тем не менее, спешить он не собирался. Я мотала головой туда-сюда, пытаясь дышать и овладеть собой. Глеб медленно стал убирать мои волосы, изучая моё влажное, красное лицо, которое я пыталась скрыть от него. Я пыталась дышать как можно ровнее, но грудь быстро поднималась и опускалась. А он лишь улыбался, наслаждаясь моим состоянием. В конце концов, он собрал мои волосы в хвост над головой в своей ладони. — Я хочу, чтобы ты сказала, что хочешь этого, — что? Он это серьёзно? Он же и так видит, как мне плохо, — Мария, родная, скажи, как сильно ты соскучилась по мне. — Если... — я словно хватала буквы с воздуха, еле узнавая свой же голос, — я тебе скажу, что нет, ты уйдёшь?       Кольцо из его пальцев сжалось, и я лишь больше нагнулась от боли в голове. Он почти засмеялся. — Нет. Я получу свой подарок на день рождения по-любому, но кончить у тебя не получится, — эти слова нагнали на меня такую волну стыда, что я просто не смогла сказать что-либо, — ну, не будь ты такой упрямой, детка, — и вновь его пальцы проникли в меня, заставив тихо застонать. — Гле-еб, мы потом жалеть будем.       Он быстро прекратил и поднялся на ноги. Я посмотрела на него, словно сквозь туман. — Нет, так не пойдёт. Тебе надо расслабиться.       Почему-то с каждой секундой мне становилось ещё более жутко с ним. Он покинул комнату, и я не знала чего ждать. Понимая, что ничем хорошим это не закончится, я согнула руки, пытаясь зубами развязать галстук. Но ничего не получилось — он специально завязал узел с внешней стороны, да ещё и очень крепко. Я сползла с кровати на колени, ползя к моему трюмо. С большим трудом открыв нижнюю дверь, я потянулась к маленькой коробочке, в которой лежали ножницы. Схватить их не получилось, так что она упала на пол, рассыпались цветные карандаши, ластик. Я повернула голову, убеждаясь, что Глеба всё ещё нет. Подняв пальцами ножницы, я начала пытаться ими разрезать ткань, хотя понимала, что это невозможно. — Нет, нет, нет, так не пойдёт, — услышала я за спиной, от чего вздрогнула и уронила ножницы на пол, — иди-ка сюда, — и вновь собрав мои волосы, он потащил меня к себе. Я увидела бутылку виски в его руке. Он потащил меня к кровати на коленях, — ты начинаешь меня злить, — с азартом сказал он, зубами и одной рукой открывая бутылку, — открой рот, тебе надо выпить.       Я понимала, что пока я его не слушаюсь, я делаю его хуже — таким, какой он был на Бали. Но и с собой ничего поделать не могла. Во мне сопротивлялась гордость. Немного надавив на мою челюсть, у него получилось открыть мой рот. Я ощутила виски на языке. Я глотала алкоголь, но он струйками стекал по подбородку. Глеб довольно долго поил меня. Коленям уже было неудобно, но я ничего не могла поделать. Меня тошнило, когда бутылка почти была пуста. Я не знала, начал ли действовать алкоголь, но мне всё это не нравилось. — Отлично, — вдруг сказал он, отпустив меня и отойдя. Я услышала, как он поставил бутылку на трюмо — определила это по глухому стуку стекла по дереву, — алкоголь подавит рвотный рефлекс.       Сначала я не совсем поняла, что это значит. Но посмотрев на то, что я всё ещё на коленях, я вздрогнула. Когда захотела вскочить, он надавил на мои плечи сзади. Его руки показались мне такими горячими, сильными и словно смогли парализовать меня, так что я замерла, лишь сглатывая слюну. — Глеб, родители могут вернуться в любую секунду, — о боже, только от моего голоса я поняла, что алкоголь и вправду действует, — пожалуйста, развяжи меня. Ты же обещал. Глеб, мне потом плохо будет! — Но теперь-то тебе хорошо? — тихо прошипел он сзади прямо в ухо, словно змея. Затем выпрямился, и я услышала, как он спустил ширинку, — тебе будет легче, чем тогда, — спокойно сказал он, встав предо мной. Я не открывала глаза, потому что боялась увидеть его абсолютно голым, — на этот раз я не буду таким, как в тот день, — его голос казался даже мягким, словно голос маньяка, пытающегося втереться в доверие жертвы, — просто сделай это сама. Я обещаю, тебе понравится, — но я не могла найти в себе сил хотя бы пошевелиться или открыть глаза, — тебя обязательно нужно в рот ебать, чтобы ты покладистой была?! — я почти вскочила от страха. Его терпение лопнуло. Он вновь запустил пальцы в мои волосы, — начинай.       «Боже, пусть это окажется сном. Пусть это окажется сном», — повторяла я, но понимала, что если я буду медлить, мне будет только хуже. Я открыла глаза и увидела его налитый кровью орган. Глеб не тянул меня к нему, но всё ещё не отпускал крепкую руку. Когда я языком коснулась, он тихо простонал, запрокинув голову назад. Я провела языком от основания до головки, чуть дольше задерживаясь на ней, целуя и облизывая. Я почувствовала, что он отпустил мои волосы и начал медленно гладить по голове. Я медлила с этим всем, работала только языком, и он болезненно быстро понял это. Он, быстро схватив мои пряди, затолкнул свой член мне прямо в глотку. Я подумала, что меня вырвет в эту же секунду, но этого не произошло, я без проблем приняла его. Да, алкоголь справился со своей задачей на ура. Как только Глеб сделал это, больше не давил на меня, но и не отпускал. Я начала двигать головой вперёд-назад, желая, чтобы это поскорее закончилось, а вдруг родители войдут в дом. Глеб дышал всё глубже и тяжелее. Я, подняв завязанные руки, пальцами обвила член, помогая себе. Я хорошо чувствовала, как член ещё больше наливается кровью и твердеет, я чувствовала каждую венку и как он пульсировал. Из его члена медленно начала выделяться влага. Я почувствовала неприятный вкус, но понимала, что встречусь с его грубостью, если остановилюсь, да и только продлю всё это. — Хорошая девочка, — одобрительно стонал он, вновь гладя по макушке, — моя сучка. — Я тебе не... — тут же хотела заткнуть его, но он опять затолкнул свой член по самые гланды. — Тише, солнышко, — рыкнул он, другой рукой беря меня за подбородок, — не зли меня, я не хочу делать тебе больно.       Мне показалось, что он на пределе, и уже хотела отстраниться, чтобы, как в тот раз не блевать на пол, но он сам, схватив меня за плечи, поднял и грубо бросил на кровать. Он казался сумасшедшим. Был пьяным от удовольствия и очень нетерпеливым. Забравшись на меня, он раздвинул мои ноги, зафиксировав их своими. Моя челюсть и губы ужасно болели, так что я даже говорить не очень хотела. — Хорошо, девочка, — прошептал он, — теперь будет легче.       Я закрыла глаза, понимая, что меня ждёт. Я больше не могла или не хотела этих криков и сопротивлений, но это до того, как он вошёл в меня резко, до основания. Я вскрикнула и попыталась отползти, как можно выше, но он до боли крепко прижал мои бёдра к кровати. — Тише, тише, всё. Прости.       Может быть мои руки и были связаны, но я могла ими и пальцами шевелить. Я вцепилась в его глаза, но быстро поняла, что от нехватки крови пальцы почти лишились сил. Он убрал их, даже не отреагировав на столь смелый шаг, и прильнул губами к моей шее. — Как мне хорошо, — шептал он и пока не двигался, понимая, что ещё рано, — мне не хватало твоего запаха, — шептал он, словно хищник, который вот-вот сожрёт меня.       И он сделал ещё один толчок, заставив слабо вскрикнуть. Толчки стали интенсивнее, но мне уже не было неприятно. Внизу живота сладко потянуло, но когда Глеб надавил на мой клитор, я поняла, что просто сойду с ума. Он двигался резко и быстро, хорошо понимая, что я так долго не продержусь. И вот-вот это случится. Я поняла, когда вокруг всё закружилось. Но именно в этот момент, словно через слой ваты, я услышала его голос. — Не-ет, малышка, так не получится, — я почувствовала, как он вышел из меня и открыла злобные глаза. Как он может смеяться, если остановился, когда я была на пределе?! — ты всё ещё на сказала того, чего я хочу услышать. — Я тебя не-нави-ижу, — простонала я, слыша, как его ещё больше рассмешил мой злобный и пьяный голос. — Не, не, не, неправильные слова, — и он вновь коснулся меня там, быстро найдя нужную точку. Я хорошо понимала, какую игру он ведёт — этим он не позволял мне отойти от желания и вернуться в реальность, — просто скажи, и тебе будет очень хорошо.       Когда от его касания я застонала громче, поняла, что мне мало. Я хочу его. Да, чёрт побери, я хочу его! Хочу чувствовать его во мне, и мне чертовски стыдно за это. Но было ли место стыду здесь и сейчас? — Я соскучилась, Глеб. Я хочу этого, прошу тебя, — прошептала я, оставляя в себе лишь руины моей гордости. — Молодец, моя девочка.       И он вновь навис надо мной, на этот раз легче войдя в меня. Он сначала двигался мучительно медленно, но потом начал быстрые движения. Всё вокруг потерялось. Я вскрикнула и сжала его в себе, не давай себе отчёт тому, что от такого он может излиться в меня. Но этого не произошло. Я кончила. Он, быстро выйдя из меня, рыкнул и излился на мои рёбра. — Вот, ви-идишь, — задыхаясь, сказал он, — как тебе хорошо.       Но я чувствовала абсолютное опустошение. Я не могла ничего сказать или сделать. Мне было стыдно перед ним, перед Кириллом и перед всем миром. Я понимала, что всё, что сейчас произошло, было моей виной. Я понимала, что это вовсе не сон и что уже ничего нельзя изменить. Глеб, успокоив дыхание, залез на меня и стал развязывать руки. Наконец они были свободны, но я даже не пошевелила ими. — Ну, всё, — успокаивающе начал Глеб, заботливо убирая мои, прилипшие ко лбу, волосы, — всё хорошо, я здесь, — но я ничего не ответила, — хочешь в душ? — я смотрела лишь в пустоту и только через секунд тридцать медленно замотала головой.       Тогда Глеб встал и, беря меня на руки, уложил на кровать уже в привычную позу, даже удобно поставив подушку под голову. Он открыл сначала первый ящик моей прикроватной тумбы. Но закрыл. Я не знала, чего он ищет, да и не хотела. Когда открыл второй, вытащил оттуда полотенце, протирая мой живот. Потом он подошёл к светильнику и выключил его.       Глеб рухнул на кровать рядом и накрыл нас. Не знаю, как он может уснуть после этого, но он почему-то провалился в сладкий сон. Неужели ему спокойно? Минут через двадцать я услышала его телефон, который всё это время был рядом со мной. Сначала подумав, что это мой, я взяла, но увидела на экране «Макс». Взяла трубку, но молчала. — Алло, Глеб, блять, ты где?! Почему трубку не берёшь?! — я всё ещё не знала, что сказать, — Глеб! — злился он. — Макс, — тихо хмыкнула я в трубку, от чего почувствовала, как Лизин замер, — он спит.       Наверное, Макс всё понял сразу. Я услышала короткие гудки. Я просто поставила телефон рядом. Не успела я лечь, услышала, как дверь открылась. Родители вернулись. Единственное, что меня беспокоило — это то, что мы оставили свет внизу включённым, но я знала, что родители не войдут ко мне. Я просто сжала край подушки и выпустила слёзы. Но на этот раз всё было иначе. Я ненавидела больше себя, нежели Глеба.