Забери меня с пати, если сможешь

      Утром я открыла глаза и не сразу поняла, что происходит. Играла какая-то музыка, я лежала на самом краю постели. Когда поняла, что это звонит мой будильник, рядом сонно рыкнул кто-то. Только в этот момент меня окатило волной реальности, только в этот момент я поняла, почему лежу так неудобно. Упав на пол, я сонно принялась искать свой телефон, чтобы выключить будильник, который не переставал сверлить мой не выспавшийся мозг. Тем временем, Глеб недовольно прижал подушку к уху.       Телефон я увидела между деревянным краем кровати и матраса, но, как только попыталась схватить, тот упал на пол. Так что пришлось быстро залезть под кровать, чтобы достать его. Я выдохнула, когда наконец-то он замолчал. Страшно не хотелось в школу, но и дома оставаться нельзя было. Это могло бы закончиться тем, что я окончательно сошла бы с ума.       Накинув на голое тело шёлковый халат, я открыла дверь своей комнаты и прислушалась. Было абсолютно тихо. Я босиком пробежала к лестничной клетке и посмотрела во двор. Машины Димы не было, а значит он уже отвёз родителей в офис. Это значит, что у меня примерно сорок минут до того, как сюда приедет Оксана и вернётся Дима, чтобы и меня отвезти в школу. Быстро побежав в комнату, я ворвалась в свою ванную, беря зубную щётку. После того, как на моё лицо вернулись хоть какие-то признаки жизни, я зашла в спальню и вскрикнула: — Вставай и проваливай отсюда! У нас мало времени, — с этими словами я в спешке подбирала платье на сегодня, чтобы надеть с чёрными, плотными колготками, — я с тобой разговариваю!       Мычание за спиной дало знать о том, что он всё-таки жив. Когда он встал и еле натянул на себя боксеры и штаны и откуда-то в его рту появилась жвачка, я уже была одета и поправляла причёску перед зеркалом. — Ты как? — услышала я его сонный голос, — давай поговорим, — его хриплый голос говорил лишь о том, что сейчас лучше просто молчать, — Маш, ну не убегай... — ныл он, пока я мчалась туда-сюда в своей комнате в поисках тетрадей, книг и подходящей сумки. — Ничего не хочу слышать! — орала я, демонстративно закрывая уши ладонями, — убирайся, пока Оксана или Дима не вернулись. Тебе надо уехать до того, как он приедет за мной или она приедет на работу, — как на автомате бурчала я, в итоге дав ему в руки белую рубашку, лежавшую всё это время на полу, — и галстук свой поищи, пожалуйста. Не хочу, чтобы мама вдруг нашла, — как бы ехидно заключила я, в итоге несясь к тумбочке, где лежал его телефон. Беря его в руки, я начала, — скажи пароль.       Глеб, что и так всё это время стоял в полном недоумении, сейчас вообще нахмурился, не понимая логику моих действий. — Это ещё зачем? — Я хочу удалить свои фотографии, которые ты делал на Бали, пока я спала, — плохо скрывая обиду гордостью, потребовала я.       Глеб хмыкнул и, скрестив руки, облизнулся, мол, «всё-таки сказал». Я же с высокомерным взглядом ждала его действий. — Я жду, Голубин. Ты удалишь эти фотографии здесь и сейчас, — вновь потребовала я. — А с чего ты взяла, что я сделаю это? — он оторвался от стены, и хватило его высокомерного тона и наглой ухмылочки, чтобы вся моя смелость убежала и скрылась где-то под плинтусом.       Единственным оружием у меня оставалась ненависть в глазах, которая так и пылала, желая сжечь его к чертям. — Сделай это и уйди, — на этот раз голос мой был переправлен просьбой, — да я вообще не понимаю, зачем ты вчера оставил свой праздник и приехал сюда.       Мне было так неудобно стоять возле кровати и тумбы, ощущалось, будто я в тупике, поэтому я попыталась обойти Глеба и отойти от него, но он схватил мой локоть, но не вернул обратно на место. Наоборот, он оставил меня стоять близко к нему. — Я ждал тебя там, — тихо сказал он возле уха. Я просто закрыла глаза, ощущая мятный запах и то, как его слова убаюкивающе действуют на меня, — а ты не пришла... — его хватка на руке медленно превратилась в проглаживание руки, — поэтому пришёл я, — и вдруг, словно что-то резко вспомнив, он грубо толкнул меня к стене. Из моих губ вырвался тихий вскрик от неожиданности, — ах, да, чуть не забыл, — с этим Глеб наклонился к шее и прошипел, — мне не нравится видеть, как этот долбаёб тебя обнимает. Ненавижу такую ванильную хуйню у себя в школе, поэтому, будь добра, держи свои желания при себе, особенно, когда я захожу. Но если я ещё раз увижу, — предупредил он, — нагну тебя прямо в туалете. — Больной ублюдок... — под нос фыркнула я, не боясь того, что я под его рукой.       Глеб взял свой телефон и игривой походкой покинул комнату. Когда внизу хлопнулась дверь, я сползла по стене. Я ощущала такую большую пустоту у себя в груди, но мне было так всё равно на всё это, мне было так лень мучаться, думать о Глебе, о Кирилле, о Наташе. Я так устала страдать, что уже нет сил. Уже ничего не осталось, словно эти люди просто обокрали мой внутренний мир, оставив меня здесь, одной на полу ни с чем. Теперь я ощущала себя куклой, которая просто должна плыть по течению. Я буду думать об этих проблемах, я подумаю обязательно... завтра... послезавтра... когда-нибудь, но не сейчас. Сейчас мне просто нужно отключить голову и поехать в школу, потому что, пока я сидела на холодном полу, держа лицо в холодных ладонях, услышала, как ворота открылись, и шум машины стал доступен моим ушам.       Я поднялась и, схватив куртку и сумку, кинулась к дверям, злясь на то, что сегодня первый раз, когда я не убралась в комнате до того, как выйти. Сейчас же вся постель была помята, были на полу полотенца, на трюмо стояла пустая бутылка виски. Но, опять-таки, я решительно отключила голову.       Когда я, цокая каблуками, вошла в школу, уже даже не слышала, как со мной здороваются. Сейчас страх потерять популярность и своё имя отупел до предела, и мне это всё казалось чем-то неважным, даже если все вдруг узнают обо всём. Диана, что, наверное, возвращалась из учительской, увидев меня, сразу подбежала ко мне и начала, догоняя, кричать: — Маш, ты вчера так и не перезвонила! Что-то случилось? — её дыхание было сбито, потому что она не успевала за мной, настолько быстро я бежала на каблуках. — Это неважно, — через плечо бросила я, чувствуя, как сжимаю кулак и как мои ногти впиваются в мою ладонь. — Да погоди же! — тяжело дыша, просила Ди. — Он вчера явился ко мне ночью, — я услышала, как Диана вскрикнула от удивления и закрыла рот ладонью. — Что?! Маш?! Постой!       Но я не хотела останавливаться, я хотела быстро уйти, даже не зная, куда я так спешу. Но сейчас я понимаю, что я не убегала от Дианы или от внимания школьных ребят, а от своей жизни и от своих мыслей, которые, как Диана, летели за мной и грозились залезть мне в голову. Но когда я вышла из коридора и уже поставила ногу на первую ступеньку, передо мной совсем не кстати появилась учительница английского языка. — Ой, Мария, как раз тебя и искала, — она натянула тонкие, накрашенные розовой помадой, губы в улыбке и подошла ко мне ближе. Диана догнала меня и остановилась рядом, — слушай, есть одна программа, надо сдать пару экзаменов, если получится, поедешь в Лондон учиться, — её слова казались какими-то хаотичными буквами, которые залетали в одно ухо и выходили из другого, — я тебя записала, вот тебе бланк и темы, — она дала мне в руки пару бумаг, но я даже не собиралась смотреть на них. — Не думаю, что я пройду, — как бы вежливо сказала я, — да и если пройду... в Лондон... вряд ли, — я просто пыталась её вежливо отшить, понимая, что забуду про то, что она сказала через пятнадцать минут. — А ты попробуй, — сказала она, положив свою тяжёлую, тёплую руку мне на плечо и ушла. — Теперь ты мне скажешь, почему он вчера пришёл?! — взорвалась Ди, когда мы остались одни стоять у лестницы. — Пойдём, — сказала я, запихивая ненужные бумаги в сумку.       Диане особо не пришлось стараться, чтобы понять, что произошло ночью, и зачем явился Глеб. Она зашла за мной в класс вся бледная и в шоке. Все бы были в шоке. Когда мы зашли, я сразу почувствовала на себе пристальный, серьёзный и хищный взгляд. Бросив свой бесцветный взгляд, я увидела, как Макс, сидящий рядом с лежащим на стуле Олегом, тыкает по столу ручкой и смотрит прямо мне в глаза. Не знаю, думал ли он, что я кинусь к нему в слезах, чтобы объясниться, но в моих глазах не было ничего, разве что усталость. Усталость от всего, что происходит вокруг. Усталость от себя или от желаний всё время что-то объяснять. «Макс, мне всё равно» — вот, что было в моём взгляде.       То, что Макс сидел с Олегом говорило о том, что Глеба пока не будет, что не могло не радовать. По крайней мере, мне хотелось так думать. Когда мы сели за парту, я залезла в сумку и достала свой телефон. Я открыла контакт Кирилла, но как только хотела нажать на вызов, почувствовала взгляд Дианы на мне. Я посмотрела на неё, и она тут же спрятала глаза от меня, но я лишь за долю секунды прочитала и увидела там всю свою нелепость и жалостное состояние, и это убило меня окончательно. Я убрала телефон и просто стала пялиться на пустую доску. Впервые я почувствовала, что для того, чтобы проучить их всех и показать, что у меня всё хорошо, наряда и макияжа явно не хватит. — Маш, тебе плохо? — как бы осторожно решилась что-то сказать Ди, — ты же знаешь, ты всегда можешь со мной поговорить... — Ничего не хочу, Диан, — искренне прошептала я, опуская глаза, — я ничего больше не хочу. Единственное, что мне сейчас поможет — время.       И это была абсолютная правда. После Бали время отупило мою боль и мои мысли, я чувствовала, что наконец иду вперёд, но вчерашняя ночь словно схватила меня за шкирку и вышвырнула назад, на самое начало. И мне теперь просто нужно было дать себе время. Время и обещание больше никогда не открывать двери, не принимать звонки и не отвечать на сообщения. Вот, что я думала весь этот день. Учителя приходили и уходили, никому не удавалось вернуть меня к жизни, я ничего не слышала, не записывала, а к концу дня моё лицо стало до ужаса бледным. Кирилла всё не было, я до сих пор была не в силах ему набрать, оставался лишь урок Невзорова.       Тот вошёл, шаря голубыми глазами по всему классу, все затихли за одну секунду. Урок начался, и даже глубоко проникающий голос Невзорова не мог заставить меня прийти в чувства. Я пыталась слушать его хотя бы немного, но мои мысли снова уносили меня далеко, и я уже смотрела не на доску, а сквозь. Когда прозвучал звонок, весь класс стал собираться, учитель по привычке остался за столом. Все начали уходить, радуясь тому, что ещё один зимний, холодный, школьный день позади. Мы с Дианой выходили последними, когда за спиной я услышала его голос. — Морозова, задержитесь на пару слов.       Я сразу поняла, что ему не понравилось, что единственная хорошая ученица тоже стала одной из тех, кто не слушает урок. Я уже настроила себя на то, что мне просто придётся выслушать нотации. Я глазами сказала подруге, что она может идти без меня. Когда в классе остались только я и Невзоров, я тихими шагами подошла к его столу. Он смотрел на меня снизу глубоким, понимающим взглядом, а я лишь ждала его слов. — Смотри, — вдруг сказал он и, спокойно оставив ручку на журнале, обвил пальцами фиолетовый стаканчик с ручками и карандашами и поднял его вверх. Я нахмурилась, — если я буду держать его десять минут, то мне ничего не будет, — я, изогнув бровь, ожидала его слов, вообще не понимая ход его мыслей, — что будет, если я буду держать его целый час?       Я решилась вступить в непонятную игру учителя и, с осторожным интересом в тоне, ответила: — Ваша рука сильно устанет? — Верно, — уголки его губ поднялись в насмешливой, еле заметной улыбке. Он разглядывал стакан так, словно пытается залезть к нему в душу, — а если я буду держать его весь день и не отпущу ни на секунду? — он посмотрел на меня своими победными глазами, и я поняла, что он дошёл до нужного момента, а я пока не совсем понимаю. — Ваша рука может быть парализована?.. — готовясь принять глупость собственного ответа, хмыкнула я. — Увы, дорогуша, — начал он своим знаменитым тоном, когда невозможно угадать, собирается ли он тебя опозорить или согласиться, — у меня такой возраст, что может понадобится даже врач, — чувствуя облегчение, я улыбнулась ему, а он вновь посмотрел на предмет в своей руке, — а скажи, если я буду держать его, изменится ли его вес?       Постепенно понимая его мысль, словно собирая сложную мозаику, я покачала головой. — Тогда, что же мне делать? — словно задавая искренний вопрос, он поднял брови, и его загадочные голубые глаза заблестели в ожидании. — Просто отпустите, — прошептала я, сглотнув. — Именно, — подметил учитель и поставил стаканчик на стол, от чего я почему-то почувствовала облегчение, будто моё испытание закончилось, — можешь идти.       Я ничего не смела ответить. Я всё поняла в этот момент. Он не собирался меня отчитывать. Он увидел, что меня что-то волнует и просто помог. Решить проблему и отпустить, вот чего мне хотелось. Решить проблему. Точно. И лишь благодарно улыбнувшись, я покинула школу. «Решить проблему и отпустить» — повторяла я себе всю дорогу. Я думала, думала, думала. Этот совет, эта идея словно впилась в мой мозг, собирая всю непонятную мозаику. Это было похоже на гороскопы, когда говорится что-то универсальное, что может подойти любому человеку. Так и этот совет — он не включал в себя имена или конкретный ответ, но почему-то сразу дал мне важный толчок.       Домой дойти я не спешила, мои мысли требовали холодного зимнего воздуха и времени. Но когда я дошла до нашего дома, руки и ноги почти полностью онемели от холода. Я открыла дверь, уже предвкушая, что Оксана после своего выходного приготовила мне что-то вкусное, но вместо запаха вкусного блюда, ко мне дошли сладкие, певучие, но очень грустные ноты пианино. Я сначала не совсем могла принять то, что кто-то играет в нашем доме. Я спокойно сняла сапоги и шубу. Медленными шагами, вслушиваясь к очаровывающей и манящей мелодии, я подошла к гостиной.       Единственное, что я почувствовала, когда посмотрела на тонкую, изящную фигуру за пианино — страх. Жгучий страх, прошедший по телу одним резким ударом тока. Ведь за пианино сидела Лиза.