По ту сторону небес. Воскресение

Только в кино всё эффектно и плавно. Выразительная сцена, смена кадра, затем новый живописный эпизод, а зрителю и так понятно, что там между. Жалко, что в жизни так не бывает, думала Карина. Ещё лучше было бы нажать на перемотку. В пятницу поехала сдавать анализы. Когда брали кровь, сильно замутило и повело – пришлось отсиживаться на лавке в коридоре. Было паршиво не столько физически, как морально. Телефон неоднократно настойчиво мычал. Легко было догадаться, кто звонит и почему. «Всех на уши поставил», - хмуро подумала Карина и принялась за обзвон. Первым делом она получила нагоняй от родителей за то, что «впутала их в мутные разборки». - Ведёшь себя, как школьница, – возмущался отец. – Может, в паспорт заглянешь для разнообразия? - Это просто несерьёзно, – донеслось в динамик: мать стояла рядом. Фирменная фразочка вызывала горькую усмешку: знали б они, насколько на самом деле серьёзно. Хотя нет, лучше не знать. Настя без обиняков спросила: - Ну чё, вы с Павликом всё? - Да, - односложно подтвердила Карина. В трубке послышалось негромкое прихлёбывание. Воображение дорисовало огромную термокружку с оленем. Она была подарена подруге как раз тогда, когда они вместе записались на айтишные курсы. - Я тебе одну умную вещь скажу, только ты не обижайся. Это с самого начала было гиблое дело. - Попытки «войти в айти»? – хмыкнула Карина. - Угу. В широком смысле. Ты там только не раскисай, – примирительно проворчала Настя. - Каждому надо свои шишки набить, это нормально. Ну, зато теперь, как говорится, баба с возу! Ободрение звучало так себе. Бабой из поговорки была Карина: квартира принадлежала дальней Пашиной родственнице, и нахождение на этой территории делалось сомнительным. Настя верно истолковала затянувшуюся паузу: - Я так понимаю, зайчика из избушки выгоняют? - Да никто не выгоняет! – по привычке заспорила Карина, но тут же сникла: - Хотя... м-да уж, конец месяца... - Так, ситуация ясна. Дорогу ты знаешь, ключи выдам, а транты потом перевезём куда надо. Этот вариант напрашивался изначально. Но Настя жила не одна, а вместе с шебутным братом Андрюхой и настырной, восторженной овчаркой Найдой. Вся эта дружная компания Карину привечала, но даже без неё так и распирала тесное нутро старого «хруща». - Спасибо, Насть, от души. Но я всё-таки не хочу наглеть. - Какое «наглеть», у каждого бывают ЧП! А если сопли не жевать, квартиру можно быстро найти, ну, хотя бы комнату. Я ещё у знакомых могу поспрашивать. Короче, Склифосовский, как надумаешь, маякни! Карина нажимала отбой со смешанными чувствами. В субботу она добыла заветный зеленоватый листок с печатями и подписями, подтверждающий возвращение в строй. Потом гуглила съёмные квартиры, прикидывала, потянет или не потянет. Слыша в коридоре Пашины шаги, сжималась – казалось, он нарочно шастает туда-сюда втрое чаще обычного. Когда нытьё под ложечкой стало невыносимым, Карина собралась пройтись по району – развеяться. Но безделье тяготило, а погода не радовала. Тогда она спешно позвонила по одному из объявлений и вскоре уже ехала в Тракторозаводский посёлок. Чахоточные аварийные двухэтажки нагоняли тоску. Они были построены руками военнопленных, как Осмоловка, но сохранились гораздо хуже. Внутри тоже был мрак. Ступая вслед за шаркающей бабкой в коконе из ветхих кофт, она оглядывала обои с разводами, раздолбанную ванну, вязко крашенные коричневые половицы и сознавала, что эта поездка – лишь моральное вредительство самой себе и бестолковое убивание времени. Так же, как и Насте, Карина обещала бабке подумать. Та проводила её недобрым взглядом. Она еле дождалась понедельника, чтобы с головой уйти в работу. Суета и напряжение витали уже в привокзальном воздухе. Карина лавировала в грязном урчащем стаде транспорта на диспетчерской станции «Дружная», пробираясь к голубоватому кубу бизнес-центра. В офисе на Карину хлынул поток заданий: многие из них были распиханы другим на время её отсутствия, а теперь летели обратно. От Храмцовой это напоминало швыряние тряпки в лицо. При встрече она окатила враждебностью: теперь, кроме командировки, к поводам прибавился больничный. «Ну да, у нас ведь только Принцесса имеет право заболеть», - едко думала Карина, сражаясь с очередным макетом. Хотя сама была хороша: сегодня валяется с температурой, а завтра косулей носится по Франкфурту и бежит на ловца... Но от осознания неправоты заклятая коллега не переставала раздражать. Пятый месяц Карина работала в фирме, и пятый месяц у них шла война. Врагиня носила томное имя Лея. Его звучание странным образом сочеталось с картофельным подслеповатым личиком и плюгавой фигуркой. Она вечно то хлюпала носом и сипела, то не могла нормально есть, то пила таблетки от давления. Но, несмотря на видимую недужность, она вкалывала по-стахановски. Её личное кокетство заключалось в том, чтоб оставаться на посту до полного изнеможения. И если б её дискомфорт и уязвимость распространялись лишь на тело... Лея проработала в фирме почти четыре года. Она считалась одной из лучших и находилась на особом счету. Когда пришла «эта Корбут», Лея моментально её невзлюбила. Начальник отметил, что у новенькой большой потенциал, и Храмцову впервые кольнула ревность. «Ну что ж, посмотрим», - скептически хмыкнула она. Результаты работы не заставили себя ждать, но ещё раньше, чуть не в первый день, Храмцова не утерпела и решила «посмотреть» самолично. Она разыскала Каринины профили на всех специальных площадках и изучала их целый вечер с убийственным тщанием. С каждой минутой она мрачнела всё больше. Новоприбывшая реально «умела в стиль». Да кроме того, ещё и выдавала тонны стороннего контента «для себя». И ничего, что на стрёмную военную тематику - у неё была куча подписчиков. Леины рисунки с прогрессивной повесткой не снискали бешеной популярности до сих пор. Это всегда вызывало недоумение и досаду, но теперь особенно. - Кино и немцы, - прошипела Лея, захлопывая ноутбук. Она твёрдо решила выжить новенькую из офиса. Тем временем, Храмцову назначили куратором. В тот момент никто не знал, что это плохая идея. Лея так и вовсе считала наоборот и злорадно подумывала: эх, ей бы штамп с сакраментальной надписью: «всё х*йня, переделывай» - даром что работа велась в электронном формате. Обращения к вышестоящим помогали Карине слабо. Чаще всего разрешали оставить всё как есть и утверждали, но это не спасало от нападок и унизительных комментариев. Однажды Храмцова вообще сорвалась с цепи и вылила на подопечную ушат помоев в корпоративном скайпе. Терпение лопнуло - Карина вооружилась скриншотами разговора и пошла к самому Круковичу. Она потребовала другого куратора и заявила, что в противном случае напишет заявление на увольнение, не дожидаясь окончания испытательного срока. Конечно, это был блеф. Не для того она с таким упорством пробивалась на вакансию. Всем было ясно, что это чистые эмоции. Но действия возымели эффект, и замдиректора вызвал Храмцову для строгого внушения. - Лея, я вас просто не узнаю! Что случилось? – развёл руками Крукович. Укор казался мягким, но она поняла, что перегнула палку. Упрямый бубнёж о том, что Корбут якобы ведёт себя заносчиво и упёрто, звучал неубедительно. Замдиректора прямым текстом заявил, что не потерпит свар в коллективе. В итоге с Леи сняли кураторство, а с ним и индульгенцию на придирки. И это бы ничего, но ей дали понять, что она неправа – и Храмцова затаила обиду. Больше она не скандалила, но поддерживала кипение на медленном огне, а новые casus belli тщательно коллекционировала. В эту копилку попали даже внешние совпадения: тёмные волосы, бледность, некрепкое здоровье, немецкий язык в активе. А тут ещё и работа на выставке: скажите пожалуйста, эту выскочку предпочли ей – ей! – из-за смазливой внешности! После Франкфурта в ход пошёл весь арсенал: подсиживание, якобы ненароком опрокинутая чашка чая, злобное шипение – теперь исключительно устное, которое к делу не пришьёшь. Лея черпала в этих стычках особую энергию, у неё даже сутулость почти прошла и глазки заблестели. Карина пожалела, что так стремилась на работу. И тем не менее, в первый же день пришлось задержаться. Все разошлись, остались только Лея, Карина и начальник отдела, Олег. - Девчонки, у вас что, соцсоревнование? - пробормотал он из-за монитора по прошествии часа с небольшим. – Всё равно пятилетку за один день не выполните! В ответ на натужную шутку Лея забормотала о горящих дедлайнах, Карина ограничилась пожатием плеч. Они начали синхронно собираться, медленно, переглядываясь, как коты перед дракой. В дверях чуть не столкнулись. Карина собиралась спускаться по лестнице, но ощутила упадок сил, как будто у неё выпили пол-литра крови. Как назло, работал только один лифт – пришлось заходить туда вместе с ухмыляющейся вампиршей. Какое-то время они ехали в том же тяжёлом молчании – невыносимо долго. - Валишь? – наконец, пискнула Лея. Она смерила соперницу взглядом - снизу вверх, но всё равно уничижительным. Карина процедила сквозь зубы: - Так же, как и ты. Поддалась! И Лея тут же пошла в атаку: - Вообще-то, тут работы километр накопилось! Конечно, лицом торговать проще и с двумя сопельками дома прохлаждаться, а чтоб нормально объём заказов вывезти, так тут... - Так тут, пожалуйста, рот свой закрой и слушай! Да, я валю! Но не только сейчас, а насовсем, и очень скоро! - Да ну? – притворно ахнула Лея. – И куда же? В белый свет? - За границу! – рявкнула Карина. – Полтора месяца, и меня здесь нет! Так что можешь не тратить свои силы! Надеюсь, ты рада, - прибавила она чуть тише и выскочила из лифта, чуть не задев плечом отъезжающую створку. Она сама не ожидала, что так вскипит. То, что она наговорила, не лезло ни в какие ворота. Чёртово подсознание... Ей не хотелось даже оказываться на одной платформе метро вместе с Храмцовой. Извилистым, суматошным маршрутом Карина дошла до трамвайной остановки, чтобы доехать до Партизанской, а оттуда дойти пешком. Она мысленно себе твердила: безрассудное заявление – ещё не обязательство. Но если не страну, то хотя б работу – почему не сменить, раз уж здесь прижиться не выходит? Лея отпразднует победу, ну и пускай - здоровье дороже денег. В конце концов, это не единственное место с нормальной зарплатой. А если и правда нацелиться за рубеж? Она не стала лихорадочно терзать интернет, как недавно в поезде S-Bahn. Вместо этого проводила взглядом сталинские здания-близнецы – Врата Города, старый стадион «Динамо», а потом воткнула наушники и прикрыла глаза. Перемешивание выдало Лану дель Рей. Вяло мелькнуло удивление: она не слушала такую музыку уже года четыре. «Ну что же, вспомним молодость...». Карина чувствовала слабость во всём теле, будто пробежала кросс, и меланхоличные напевы Ланы баюкали вместе с прерывистым покачиванием вагона. Но на следующей песне она окаменела от напряжения с первых строк. Это был трек «Dark Paradise». Чем ближе к припеву, тем больше щемило в груди: And there’s no remedy for memory, your face is like a melody - It won’t leave my head, Your soul is haunting me and telling me that everything is fine But I wish I was dead... (1) «Умереть, умереть», - шелестел тихий голос. Кислорода не хватало: она снова задержала дыхание незаметно для себя. Глотнув воздуха, Карина распахнула глаза. В уши на полной громкости ринулось: Every time I close my eyes, it’s like a dark paradise, No one compares to you, I’m scared that you won’t be waiting on the other side... (2) Она вырвала наушники, не щадя проводов, и затравленно оглянулась. Однотонные качающиеся пальто, смурные лица - никто не обратил внимания. Подумаешь, проехала свою остановку. А ведь это было почти так: трамвай завернул налево, а не направо. Вот блин, «единица». А она-то была уверена, что это седьмой. Ничего, можно пересесть на номер шесть. Карина пробралась к дверям и, выйдя из вагона на ватных ногах, побрела через двор на улицу Козлова, к Военному кладбищу. Непонятно, почему именно туда, на «шестёрку» - может, из-за тёплых воспоминаний? Как-то раз они гуляли там с Алесей, и Стамбровская написала об этом рассказик – самый первый из сборника. При виде знакомого забора сердце ёкнуло. Это было неправильное, нездешнее чувство, такое случалось лишь во Франкфурте. Ей срочно нужно было туда. Карину с ног до головы пробрала дрожь. Она еле дождалась зелёного сигнала светофора и перешла улицу, напряжённо вглядываясь между прутьев. Между крестов и памятников, сбоку от просторной аллеи, что-то происходило. Воздух колебался, клубились сгустки тьмы и тусклые красноватые сполохи. Она нервно сглотнула. «Неужели никто ничего не видит?». Но люди шли по улице, не глядя в сторону кладбища. «Чудно, тогда, чур, меня тоже здесь нет...» Она торопливо прошагала вдоль забора к грубому порталу. Чёрная железная калитка до сих пор была приоткрыта, и она просочилась внутрь. Карина двигалась к эпицентру как под гипнозом, уже не боясь ни посторонних, ни сторожа, ни всей этой аномалии. Вдали виднелись призрачные человеческие фигуры, как на экране. Все они были одеты в униформу. Вдруг одна из них, самая высокая, отделилась и ринулась прямо к ней, а следом бросились остальные. Воздух прорезал отчаянный крик: - Сюда! Дай руку! Голос искажался, как на зажёванной кассете, но не узнать было невозможно: отзвуки тембра, немецкая речь - Карина, не помня себя, сорвалась навстречу. Герман нёсся по спуску от церкви. Его тело искажалось, как в мареве над костром, сквозь него просвечивали стены церкви, надгробия и – преследователи. Они опасно приближались, надо было опередить их, помешать; Карина вспомнила игру в салочки – скорей, скорей коснуться, осалить! И тогда... Воздух свистел в ушах; наконец, она протянула руку – и Герман крепко ухватил её. В первый миг ожгло холодом, но вмиг рука Фалька стала живой, тёплой, краски и контуры сгустились. Карина только открыла рот, но никто из них двоих не успел даже звука издать: прозрачные офицеры окружили их. Они даже не подскочили, а телепортировались, сомкнулись полукольцом, и задние набросились на Германа. Его пальцы вырвались из Карининых – Фальк принялся отбиваться. Однако всё кончилось за секунды. Он выглядел крепче каждого из преследователей и уже отбросил двоих назад, но один из стоящих плавным, до обидного почти ленивым жестом сделал пасс в его сторону – и Фальк рухнул на колени, согнувшись пополам, как от удара под дых. Он должен был захрипеть, но вся эта чертовщина творилась будто с выключенным звуком. - Герман! – закричала Карина, не слыша собственного голоса. Она бросилась к нему, но путь преградил офицер. Он поднял руку для нового пасса, и Карина бездумно ударила по ней наотмашь. Лучше б она этого не делала. Даже это она смогла понять только потом. В тот миг её пронзила жгучая боль - от кисти до плеча руку прошило, как током. Что-то толкнуло её в грудь, и Карина, отлетая назад, провалилась в подобие тёмного вязкого желе. Она потеряла сознание. Неизвестно, сколько она так пролежала. Приходя в себя, Карина мучительно, по очереди осознала несколько вещей. Ноги находились выше головы. Где-то на краю ума мелькнуло: «Это хорошо...» - в пособиях по оказанию первой помощи пишут, что пострадавшего надо класть именно так. Но явно не на голый асфальт. И не на плитку. И не бросать его в общественном месте, чёрт побери! В первые полминуты она не соображала, где находится, но явно ощущала – там, где не должна. Студёный, но душный воздух окрасился сумерками, и вместе с ними вползал страх. Значит, она тут уже невесть сколько валяется? И никто не обнаружил? Ей бы сетовать как раз на это, но Карина молилась, чтобы её не нашли. Сторож, случайный прохожий – все были лишними. Кое-как перевалившись на бок, она отползла к краю дорожки. Затем напряглась, продвинулась чуть дальше и, выдохнув, легла в проходе между могилами. Леденящий земляной холод бил через волосы и одежду, отдавался болью в теле там, где оно утыкалось углами в землю. Невыносимость лежания победила слабость - Карина зашевелилась и, цепляясь за чью-то плиту, попыталась придать себе мало-мальски вертикальное положение. Картинка перед глазами умеряла кружение, линии обретали чёткость. Ноги держали, хотя колени подгибались. Хуже всего было с рукой. Она свисала, как отлёжанная ночью, и от кисти до плеча разливалось тягучее, сильное нытьё. Карина поддёрнула рукав: следа на коже не осталось, но в месте удара саднило и жгло. Она заковыляла между могил и с грехом пополам выбралась с кладбища со стороны безлюдной боковой улицы. Там она перелезла через низкую ограду, но по ней же чуть не сползла на асфальт – усилие оказалось героическим. Карина плохо помнила, как добралась домой. Всю дорогу она боролась с собственным телом и паническими мыслями. Чувствительность и подвижность в руке частично восстановились, но Карина всё равно ощущала себя, как подстреленная; вынужденная игра в левшу превратилась в пытку. Порой накатывал тошнотный страшок: а что, если как раньше, уже не станет? А как она будет рисовать?! Ну ладно, есть художники-инвалиды, так они и ногами рисовать выучиваются – и всё-таки... Карина пыталась сообразить, на что похоже её состояние. Наверное, на последствия от укуса ядовитой медузы – да, все симптомы сходятся: боль, жжение, онемение, лихорадка... хорошо, что ей такие твари не попадались в отпуске с Пашей – но теперь-то что делать?.. Она даже не додумалась зайти в аптеку, чтобы купить хотя бы обезболивающее. Чем дальше, тем тяжелее давалось любое напряжение, даже умственное. Мысли катились по инерции только в одном направлении: что с Германом? Он попал в беду, это ясно. И её травма совсем некстати, однако... однако... если состояние так и продолжит ухудшаться, может, это шанс оказаться рядом с ним? Ну, или в том же пространстве?.. Её так колотило и ломало, что она была не против - прямо сейчас. И всё-таки опять же, ну правда: тело, лежащее на улице... ну его... бр-р-р... Надо дойти до квартиры, во что бы то ни стало. Всё сливалось в болезненную дёрганую муть. Остался последний рубеж. Она оставила за спиной лязгнувшие дверцы лифта. Тамбур оказался не заперт. Она нашарила в кармане ключи и в течение минуты билась с замком. Наконец – заветное щёлканье... Карина вытащила ключи из замка и, шатнувшись вместе с дверью, из последних сил шагнула в прихожую.