По ту сторону небес. Воскресение

Это была странная трапеза. Уже не ужин, ещё не завтрак. Не в ярком свете, но и не при свечах. Походно-полевая, в то же время парадная. Оставшись дома до конца недели, Карина отвечала за подготовку и очень переживала из-за этой неопределённости. Недостаток торжественности – моветон, а что, если ничего не выйдет? В горле вставал тошнотворный ком при мысли о ненужных яствах. Она металась по магазину в полной растерянности. Заходя уже на пятый круг под странноватым взглядом охранника, наконец, сказала себе: стоп. Почему бы не выбрать то, что связано с лучшими воспоминаниями? Но Карина с большим трудом могла упомнить, что она ела в Германии. Тогда в памяти всплыла учёба, больше напоминающая летний лагерь: красные домики с белой окантовкой, ставкирха в затерянной деревне, солнце в велосипедных спицах и путь через поля – жёлтый рапс и синее небо, и флажки везде тоже – сине-жёлтые... Она решила приготовить картофельный салат и фрикадельки. Алеся пожала плечами и заметила, что обошлись бы и бутербродами, но видя, что Карина на пределе, махнула рукой: у каждого свои ритуалы. Исключительность случая требовала чего-то игристого, нужда в противошоковом средстве и простота блюд – пожалуй, водки. В итоге было куплено и то, и другое. Но начали всё-таки с шампанского – Герман аккуратно, с мягким хлопком открыл запотевшую тёмную бутылку, и оно заструилось в бокалы. Скупые люминесцентные лучи холодно подсветили вино, удивительно чётко был виден бег тёмных колких пузырьков вдоль стенок. Казалось, он заворожил всех троих. Они вдруг одновременно ощутили давящую усталость и голод. - Подумать только, всё это не сон, - глухо произнёс Герман. Стамбровская подняла бокал с лёгкой улыбкой: - Мы рождены, чтоб сказку сделать былью. - Что-то знакомое - слова из какой-то песни? – оживился Фальк. - Именно, - подхватила Карина, тоже просияв. – Also (1), давайте за это выпьем? - Prosit! (2) – объявил Герман. Тёмная кухня заполнилась тонким хрустальным звоном. - М-м!.. Едва пригубив шампанское, майор застонал, как от острой боли – будто холодная жидкость попала в скол на зубе. - Что такое? – встрепенулась Карина. Но Герман со странно шальным видом отмахнулся и торопливо отправил в рот кусочек маслянистой красной рыбы. Он замер. По его лицу разлилось сосредоточенное, полнейшее блаженство. Девушки удивлённо переглянулись. Только у Карины мелькнула смутная догадка, и она моментально подтвердилась. Герман с каким-то победным облегчением рассмеялся и сказал: - Барышни, вы не поверите! Точнее, это я не верю. Господи, это нечто невероятное. – Он посмотрел на подруг с мальчишеской улыбкой до ушей и произнёс по складам: - Еда. Имеет. Вкус! Карина растроганно улыбнулась: она вспомнила, как он сетовал на пресное загробное существование. Стамбровская переспросила: - А что, разве в Ином мире было не так? - Ну, естественно, нет! – чуть не возмутился Фальк, деловито цепляя вилкой рыбу. - Странно, когда я там бывала, ничего подобного не замечала, даже наоборот, - пробормотала Алеся. Герман вскинул на неё пристальный оценивающий взгляд. - Вы хотите сказать, что действительно бывали... там? Вы, живая? - Да, - спокойно подтвердила Алеся. Она вкратце рассказала о своих странствиях. Герман слушал её внимательно и уважительно, хотя от еды не отрывался - лишь движения его были сдержанными, когда он брал то оливки, то кусочек сыра, то салат. Не верить рассказам Стамбровской не было никаких оснований, судя по тому, что она смогла переместить его сюда, неважно, какими действиями. Перед ним сидел очень солидный и сильный маг, даром что молодой. Она завершила делиться впечатлениями со своим характерным: «Как-то так». Герман молчал. Вдруг он угрюмо, зло припечатал: - Сволочи. Алеся вопросительно подняла бровь, застыв с прямой спиной. - Чиновники Небесной канцелярии, - с недобрым огоньком в глазах процедил Фальк. – Они сделали всё, чтоб моя жизнь стала невыносимой. Я уверен, что и к утрате вкуса они тоже причастны. Они могли распоряжаться малейшими ощущениями конкретной души, так что... Он снова обрубил фразу и развёл руками: и так ведь всё ясно? Карина зябко потёрла правую кисть: по пальцам снова вдруг пробежало ледяное колотьё. Ей вспомнилась недавняя схватка на кладбище. «Точнее, избиение», - подумала она, и в груди муторно поднялся тёмный, больной огонь – от него заныло сердце, пережало горло, а щёки – она чувствовала – пошли пятнами. - Как здорово, что ты теперь здесь, - сдавленно проговорила она. - Да. Я снова живой человек. А из меня пытались вытравить всё человеческое, - ожесточённо отозвался Герман. Его черты, будто схваченные холодом, напомнили о гранитных лицах воинов с бесчисленных памятников. Видя вопросительные взгляды, он принялся за рассказ. ...Фальку сразу бросилось в глаза, что офицеры здесь двух образцов. Были среди них люди обыкновенные – если не считать выражения глаз: отстранённого и значительного, как то бывает у старожилов любого места. Но были и другие – те, что красноречиво прозывались «местными». Они носили униформу того же кроя, с теми же знаками различия, но более светлого, серебрящегося, оттенка. Облик отличался не только этим. Их лица и осанка выглядели ослепительно идеальными. Моментально осознавалось: это существа иного порядка. Они носили более высокие звания, чем те, кто смотрелся живей и проще. Герман задумался: уж не их ли в церковной традиции называют ангелами? Один из них – неопределённого возраста красавец-брюнет в капитанских погонах - подтвердил догадку. Он как-то невзначай упомянул, что у него и его товарищей – не человеческая природа, но люди могут им уподобиться. «Значит, карьерный рост», - живо сообразил Герман, - «это интересно!..». Что ж, выражение «ангельский чин» всегда нравилось ему своим звучанием. - Обращённый воин может стать Крылатым, - со значением произнёс капитан. Он особо выделил это слово, и оно прозвучало не просто прилагательным. - В традиционной культуре таких существ принято называть архангелами, - распевным лекторским тоном продолжал офицер. - Человек обретает дар полёта и совершения чудес, а способности возрастают многократно. Каждый сохраняет свою характерную внешность и носит привычный мундир, но за спиной у него появляются крылья – их вид зависит от облика души. Слова эти звучали так общо, так лубочно, однако сердце у Германа встрепенулось и забилось. Ведь его самого так изображали при жизни - на пропагандистских открытках! - В руках воин держит меч, хотя он бывает без надобности, ведь когда воин овладевает Силой, ему оказываются подвластны стихии... Чёрт побери, и меч у него тоже был! Да не абы какой, а волнистый фламмберг – тяжёлый и грозный, под стать владельцу. Крылья Фальку рисовали чёрные, в цвет оперения германского орла. Надо полагать, для пущего патриотического романтизма и для устрашения. - Крылатых всегда было мало, но теперь их гораздо больше, - заметил капитан. - И с чем это связано? - С тем, что человек поднялся в воздух. Так что сами понимаете, большинство обращённых – выходцы из ВВС. Вот оно как! Значит, у лётчиков привилегии? «Это мне однозначно нравится», - подумал Герман и торопливо спросил: - А что нужно для обращения? - Это и просто, и сложно в то же время, - улыбнулся капитан. – Чистота души. Вот здесь Фальк озадачился. О какой чистоте можно говорить, если перья черны, как сажа? Перед глазами так и зажёгся, как на экране, давний сон военной поры, хотя правильней было назвать это видением... Там тоже присутствовали крылья за спиной, и церемония посвящения, и проводил её почему-то кайзер, и всё было узнаваемо, но странно и темно – да, везде была густая тьма и рубиновые огни и сполохи... И кровь. Вязкая кровь в серебряном кубке с пылающим ободком. Нет, ангельского там не было ничего в этом странном манящем сне. Герман тогда невольно дёрнул плечом и головой, прогоняя наваждение, будто боялся, что его видения подсмотрят. Рассказывая девушкам об этом разговоре, он тоже предпочёл о них умолчать. А если капитан тогда и заметил что-либо, то не подал виду. Внимательно глядя на подопечного, он произнёс: - Вам стоит посмотреть на Крылатых в деле. Полетим через недельку на дальние рубежи, будете моим ведомым. Фальку оставалось лишь с готовностью откозырять. И вскоре они действительно совершили ознакомительный вылет. В бою не участвовали, только наблюдали - но после этого Герман ходил и оглушённым, и взбудораженным, как будто перебрал бодрящего порошка, которым временами злоупотреблял при жизни. С чем ещё сравнить тогдашние ощущения, он не знал и при рассказе просто назвал их «неописуемыми». Ему даже посоветовали на пару дней воздержаться от полётов, чтобы прийти в себя. И он терпеливо ждал, пока померкнут на обратной стороне век мятущиеся образы воздушной битвы. Они заслоняли собой реальность: стремительные фигуры, головокружительные углы, разлёт могучих крыльев и вспышки взрывного огня и электричества – они срывались с кончиков пальцев и клинков и ударяли в гущу вражеского войска, что копошилось внизу, как тёмная масса ядовитых гадов... И Фальку мгновенно вспоминалось, что на второй год войны появились «пехотные лётчики», чьей задачей была поддержка наземных сил. И он сначала пожимал плечами, а потом-таки прозрел и везде и всюду выступал за увеличение их численности, и даже прикидывал, что, может, и сам с удовольствием служил бы штурмовиком. Хотя кого он обманывал в минуты благодушия? Конечно, он ни за что не расстался бы с истребительной авиацией... Сейчас же он мог с чувством, с толком, с расстановкой изучать и раскрывать свой талант ещё более. Обращение было желанным, но и путь к нему обещал быть ярким и славным. Казалось, всё складывается чудесно. Но лишь казалось. Ему уже успели разъяснить, что за Чертой времени не существует – только вечность. Есть имитация времени, но нелинейная. Поэтому мерить всё человеческими мерками просто глупо. Сначала Герман и правда потерялся в часах и мгновениях, но очень скоро ощутил, как сильно скучает по своей Карин. Последний раз они виделись на суде. В первый месяц (по человеческим меркам) Фальк обвыкал и жил фронтовым ощущением временной разлуки. Её скрашивали радость полёта, предвкушение подвига и ожидание встречи. Но внутри чем дальше, тем ощутимей шевелилась тревога. Он пытался разузнать, что к чему, у сослуживцев. Его направили в Город, в сероватое здание с пышным порталом – на нём красовался геральдический щит с ключом Святого Петра. Первый раз Герман вошёл туда с надеждой. Но с каждым разом она улетучивалась, уступая место тоске и глухому, тяжёлому недовольству. Ему ничего толком не сообщали. Обещали «прояснить» позже – «приходите завтра». Всё твердили о каких-то проверках и окончательном решении. В один прекрасный день Герман не выдержал: - Но я не понимаю, что там проверять, что решать?! Моя жена святая женщина! Вы сами сказали, что на суде её оправдали немедленно! А такое ощущение, что она либо в заключении, либо пропала без вести! Сухолицый чиновник посмотрел на Фалька из-за стола с синим сукном. Костистые тонкие руки слепо скользнули по россыпи бумаг. - Ни то, ни другое. Не кипятитесь, господин майор. - Да как не кипятиться!.. – начал Герман, но служащий настырным тусклым голосом раздражённо перебил: - А так, что это всё равно без толку. В данный момент ваши встречи и совместное проживание признаны нецелесообразными. - Это... позвольте!.. то есть... У Германа чуть не отнялся язык. - Карин Фальк, урождённая Хаммаршёльд, направлена в мир живых для перерождения, поскольку не до конца выполнила своё предназначение. Вам же предстоит долгий процесс очищения. Болезненно сильные привязанности – на неопределённый период исключаются. Фальк окончательно онемел. Он стоял, вперив взор в лицо клерка, тот смотрел на него немигающими глазами богомола. Наконец, Герман взорвался: - Значит, привязанность «болезненная»?! А период «неопределённый»?! Да вы сами здесь хоть в здравом уме – с такими-то заявлениями?!.. – рявкнул он и невольно подался вперёд – и тут же отшатнулся, как от незримой преграды. В лицо ему бросилась кровь. Ага, значит, силовое поле. Значит, обращаются с ним, как с буйным. Но, выходит, он не один здесь считает эти порядки дикими, иначе отчего б такие меры безопасности? Жаль, что майор не мог выволочь этого жалкого чинушу из-за стола и надавать ему по морде, как году этак в двадцать первом одному интенданту-ворюге. И смех, и грех. Туповатый и наглый интендант, чья фамилия уже вылетела из головы, посмел устраивать махинации со снабжением – а теперь у Германа украли нечто гораздо более дорогое. И, казалось, силы из него вытекают в точности как бензин из пробитого бака... И он просто стоял долгих пару минут, молча сжимая кулаки – даже не одна «бранная епитимья» не спланировала на пол – а потом просто развернулся кругом на каблуках и вылетел из присутственного места прочь. После этого рассказа повисла пауза. «Совсем непростой экземпляр», - озабоченно подумала Алеся. Вероятно, у Карины были похожие мысли. Но она лишь тихо проронила: - И тогда ты решил бежать. - Да, - отрезал Фальк. - И сколько прошло времени с того случая? - Не знаю, сколько в человеческих годах. Допустим, и в самом деле около ста лет? А по ощущениям, так именно – вечность. Алеся сумрачно покосилась на заиндевевшую прозрачную бутылку, на стопочку рядом с его бокалом, и коротко предложила: - Позвольте, я вам налью? - Не откажусь, - отчеканил майор. Карина засуетилась: - Погодите, у нас же горячее! Она метнулась к плите. Разговоры затянулись, и пресловутое горячее стало уже просто тёплым. Но Герман, принимая у неё тарелку, благодарно, даже преувеличенно глубоко, кивнул - затем молча опрокинул стопку водки, неслышно выдохнув, и сосредоточенно принялся за еду. На щеках у него проступил лёгкий румянец. Складка между бровей постепенно разглаживалась. После рассказа об иномирном житье он ещё больше напоминал огромную хищную птицу, и Карина так и видела мысленным взором, как у него опускаются встопорщенные перья. Она любовалась. Внутри разливалось мягкое, непривычное тепло. Ей ужасно хотелось протянуть руку и погладить Германа по светло-русой голове, как ребёнка. Стамбровская, помогая убрать со стола лишнее, смешливым шёпотом процитировала ей старушку-баронессу из бессмертного романа Гашека: «Ах, как вкусно ему, зольдатику!». Карина привычно заворчала, делая страшное лицо: «Леся!..» - и пихнула подругу локтем в бок, но и сама развеселилась. - А жизнь-то налаживается, - вторя её мыслям, довольно произнёс Фальк. Всё было верно, хотя для Карины радость перекрывалась истомной мутью. Сколько б она ни отдыхала в прошедшую неделю, как бы ни береглась, а теперь её снова лихорадило. Вспоминалась песня Агаты Кристи «Странное Рождество» и непонятная новогодняя поездка в Москву год назад. Карина тогда получила, что хотела – воздушное пение хора в костёле на Малой Грузинской, огни Арбата, сказочность Патриарших – но аккурат тридцать первого заболела. Так и сидела за праздничным столом с температурой. Самое интересное, её тогда приютила Клэр – несмотря на резкие отповеди о «демонической природе» её грёз о Германе. Но Карина делала вид, что образумилась. А под бой курантов всё равно загадала встретить «своего героя» - стыдливо, будто Клэр могла слышать её мысли, хотя кто её знает, эту ясновидицу? И хоть формулировка была нарочито нейтральной, происходящее тогда казалось температурным бредом... - Вам повторить, майор? – спросила Алеся, кивнув на стопку. – Я лично буду. - Давайте. - А я, наверное, тоже, - тяжело вздохнула Карина, опускаясь на табурет. – Хотя как-то непривычно. - Можно сделать «северное сияние», - заметила Стамбровская, беря бутылку с шампанским. - «Северное сияние»? А у вас что, и кокаин имеется? – весело воскликнул Герман. Карина оторопела и замерла с вилкой в руке: - П-причём тут кокаин? - У нас среди летунов одно время была мода на коктейль, шампанское с порошочком, - невозмутимо объяснил Фальк. – Эрни Удет придумал. Правда, как-то раз всю глотку сжёг себе этой смесью, остолоп. Тогда и мода сошла на нет. Некоторые вещи лучше употреблять по отдельности. Повисла неловкая пауза. - А лучше вообще не употреблять, - натянуто произнесла Алеся. Карина молча допила залпом своё шампанское. - Знаете, майор, - процедила Стамбровская, - нужно поговорить серьёзно. Вы очень кстати вспомнили о властных структурах. Карина насторожилась и бросила беглый взгляд на Германа. Он сдержанно отозвался: - Слушаю вас внимательно. - Эти ведомства... они сопровождают человека зримо или чаще незримо на протяжении всей жизни, - медленно заговорила Алеся, подбирая слова. – А вы, повторяю, проницательны. Вы сразу распознали во мне человека, к ним причастного. Так что скажу правду, мы с вами... я тоже офицер. Кстати, майор, как и вы. Мой профиль - перемещения. Я способна существовать в двух мирах, и в здешнем, и в том, где раньше обитали вы. Фактически, это жизнь на два дома. Тому же самому я учу других в рамках служебной компетенции. Кроме того, я уже упоминала странствия за Черту – я могу перемещаться через неё сама и, как выясняется, перемещать других. - Вы имеете в виду меня? - Да. - А почему «как выясняется»? Я первый? - Да. Пока что вы единственный в своём роде. Они пристально глядели друг на друга. Карина почти чувствовала электрические искры в воздухе. Герман резко осведомился: - Так это научный эксперимент? - Да, - скрепя сердце подтвердила Алеся. Пару секунд молчания показались часами. - И какова его цель? Герман не выпускал Алесю из прицела. Ей было неприятно осознать, что его взгляд выдержать не так уж просто. - Этот опыт самоценен. - Не верю, - спокойно возразил Фальк. - Герман... – робко начала Карина. Но он и на неё посмотрел так, что она сразу об этом пожалела. - Алеся, я вам обязан, - проговорил он размеренно. – Причём дополнительно в силу первенства. Так что насчёт неслучайности? Какова моя миссия? И какова цена за новую жизнь? Он перешёл в атаку, как после боевого разворота. Краешки Алесиных губ еле заметно дрогнули: - «Миссия» - это пока громко сказано... - Не томите, - жестковато перебил Фальк. – Если в моём появлении здесь заинтересована не только моя жена, но и тайная полиция, давайте сразу расставим точки над «i». Могу предположить, почему я здесь – потому что здесь Карин... то есть Карина? Та лишь машинально кивнула в знак того, что теперь её имя произносится именно так. - Но вы из ВКЛ. Значит, и я должен принести некую пользу именно этому государству. Значит ли это, что я смогу туда переместиться? - Это пока неизвестно. - Но будет выясняться? - Скорее всего. У Карины захватило дух от этих слов. А Герман продолжал «допрос»: - Но почему для опыта был выбран именно я? - Потому что Карина моя подруга, - негромко проговорила Алеся. С новым уколом досады она поймала себя на судорожной мысли: «Нет, ну а что ещё придумать?!». Ещё мгновение Фальк сверлил её взглядом, но вдруг усмехнулся: - А вот в это я почему-то верю. Ну что ж, дорогая, - посмотрел он на Карину, - остаётся лишь опять поздравить тебя с полезным знакомством. Карина обмякла и неслышно вздохнула. Алеся напряжённо улыбнулась и, наконец, пошевелилась. Фальк закинул ногу на ногу и продолжал: - Так вы говорите, самоценный опыт. Может, поясните? Алеся скрестила руки на груди и блеснула очками, подняв подбородок: - Да. Всё очень просто. Вы проходите проверку на способность к жизни после возвращения из-за Черты. Вы всё равно не являетесь нормальным живым человеком, и никто не может гарантировать, что всё будет в порядке. Моя задача – вас контролировать и наблюдать, насколько способны к земному существованию такие, как вы. У Карины резко кончился воздух в лёгких, как от удара под дых. Она медленно, с невероятным усилием, как во сне, повернула голову – линзы Алесиных очков расплылись холодными бельмами. - Прости, у меня плохая эмпатия, - сквозь зубы вытолкнула Стамбровская. - Плохая что? – приподняв брови, проронил Герман. Алеся облизнула губы. - Мне сложно щадить чужие чувства. Я говорю как есть. Герман скрестил руки симметрично ей, склонив голову чуть набок: - А разве это не правильно? - О Господи... – шумно выдохнула Карина. Она принялась тереть лицо холодными пальцами. Затем тяжело оперлась локтями о стол. Не осталось и следа от гимназической осанки, невольно перенятой от Стамбровской и Фалька. На плечо ей легла тёплая рука. - Всё будет хорошо, - мягко произнёс Герман и прибавил: - Насколько возможно. - Действительно, почему бы и нет? – тихо поддакнула Алеся. Карина выпрямилась и улыбнулась через силу. - Так вот, вы говорите, что будете меня контролировать – что это значит? - продолжил Герман, незаметно пожимая пальцами худенькое Каринино плечо. Странно, но это действительно успокаивало. - Мне, собственно, нужно следить, как вы себя чувствуете, насколько здоровы и хорошо ли устраиваетесь, - смягчилась Алеся и взяла с блюдечка оливку. Фальк последовал её примеру и усмехнулся: - Против этого сложно возразить. Правда, Карин? Она смущённо кивнула и отвела взгляд. Чернота за окном превратилась в густую синеву. - Ну что ж, - снова заговорил Герман, глядя на Стамбровскую, - если мы с вами будем теперь постоянно общаться, может, выпьем на брудершафт? Чтоб без лишних церемоний? У нас ведь и звание одно. - Я только за, - улыбнулась Алеся. Снова раздался звон уже полупустых бокалов – пронзительный и льдистый. Договор был заключён.