По ту сторону небес. Воскресение

Всё последующее было формальностью. Возможно, об этом догадывалась и хозяйка квартиры. Запыхавшейся девушке с россыпью блондинистых сосулек вокруг лица срочно были нужны деньги. Она старалась быть напористой, но наверняка сознавала: новенькая плита на кухне не компенсирует отсутствия интернета, а голые стены и случайная потрёпанная мебель чисто для заполнения пространства – не то, что ищут худощавая девица с тёмным каре и её спутник, пригламуренный омоновец. На Карину с Германом не подействовало заклинание «квартира в новостройке». Как и близость к старому аэропорту, ведь его уже лишили чар. Да и название улицы перестало впечатлять. «Я б не хотел, чтобы в мою честь называли такое местечко, - мысленно посмеялся Фальк, - лучше вообще без почестей». Они вышли из подъезда, на плитке и окнах которого до сих пор виднелись характерные известковые разводы. Герман обвёл взглядом стерильные массивы новых многоэтажек и бетонные зародыши следующих и задумчиво прибавил: - А может, и неплохо иногда гулять по таким окрестностям. Карина лишь вскинула брови. - Ведь всё это, по сути, выросло из конструктивизма? Так вот, раньше мне нравился этот стиль, а сейчас как посмотрю кругом – тоска зелёная. Но мне хотелось бы попривыкнуть, не всё же носом крутить. - Наверное, дело в масштабе. А ещё раньше это было новаторство, а теперь мейнстрим. - Бога ради, говори по-русски, - пробурчал Фальк. - А вот тоже привыкай! Сам сказал, не всё ж ворчать. А сейчас такие словечки у всех на языке. Сама не в восторге, но вот видишь, втянулась... - Безобразие. Так! Вообще-то и правда интересного здесь мало, но ты говорила, что рядом территория авиаремонтного завода. Немного на юго-запад, пара кварталов - хоть один достойный внимания предмет. - Внимания, говоришь? Ой, Гера, не пугай меня! – усмехнулась Карина. Всё было понятно: в прошлом заслуженный испытатель и почётный инспектор, любопытный, отчаянно ностальгирующий. А ещё такие дети, как Герман, чихая на все запреты, обожают игры в заброшках и на стройках. Хотя чего уж там, Карина сама как-то весело скакала по глинистым отвалам, когда возле школы раскопали теплотрассу. - Теоретически, было б интересно пройтись по цехам. - Да тут давно уже охранники и собаки, всё в район нового аэропорта переводят. Фальк туманно усмехнулся и с опасной сосредоточенностью расправил плечи. - Стоп, хорош, ты ж не собираешься лезть через забор? - Да ладно! Максимум, на него полюбуюсь. - Ха, ну ты даёшь, нашёл арт-объект! - А что? Это же забор не простой... - А золотой! - А авиаремонтного завода! – картинно всплеснул руками Фальк. – Он неказист по форме, но несёт в себе глубокий символизм! Карина так и прыснула. Когда они отсмеялись, Герман проговорил: - Ладно, шутки в сторону. Уже поздновато, надо бы выбираться отсюда. Медовые тона сползли с поверхности домов и травы и уступали место фиолетово-синим. Заодно незаметно нанесло облаков. Прогулка и в самом деле затянулась, а потом они еле отделались от настырной арендодательницы. Да ещё Фальку попала вожжа под хвост: он начал торговаться, как, наверняка, это делал с интендантами. Карине пришлось даже тихонько пихнуть его в бок, чтобы поумерить этот пустой азарт. - Я тут неподалёку видел на карте железную дорогу и станцию, - заметил Герман, - Минск-Южный. Она сугубо товарная или?.. - Да нет, и пассажирская тоже. - И можно доехать до Центрального вокзала? - Ну да, Алеся мне что-то такое говорила. Точно, она отсюда ездила с занятий по латиноамериканским танцам в какой-то школе. - Ого, Алеся и танцы? Да ещё латиноамериканские. - Ну, по тебе тоже не сразу скажешь, что ты интересуешься искусством и знаешь такие слова, как «конструктивизм» и «символизм». Невольно вспоминалась их с Кариной возня в полшестого утра, когда поцелуи превращались в укусы, впрочем, без вреда и фанатизма. - Пф!.. Даже спорить не буду! Карина с усмешкой мотнула головой, отбрасывая чёлку. Он её такой очень любил. Когда они только познакомились, больше впечатляла её сдержанность и серьёзность, но потом оказалось, что она может быть остра на язык. В ней как-то органично сочетались задиристость лётчицы Зигрид и нежность актрисы Хенни. Но вся работа и жизнь лётчика – это поиск равновесия, и Герман был рад, что его нашёл. - Слушай, а что, если срезать к станции через парк? Вдалеке белел топорный кирпичный забор и темнели плотные кроны старых деревьев. - Это всё лучше, чем выбираться к остановке загогулинами, а потом ещё трястись в этих ваших омнибусах, как лягушонки в коробчонке. - В «этих наших», ага. Да уж, Гера, иногда вот вообще нет сомнений в том, что тебе сто лет в обед! – фыркнула Карина. Однако согласилась: и сама уже притомилась от сегодняшних блужданий, да и было очень понятно его стремление к быстроте и прямоте пути – та же лётная привычка. Но, уже дойдя до ворот, Карина остановилась в растерянности: - Ой, нет, что-то это совсем не то... Монолитность забора насторожила её с самого начала. Оказалось, не зря: синяя табличка сбоку от входа гласила, что перед ними никакой не парк, а кладбище. - Неужто трусишь? А мне казалось, тебе уже всё нипочём, - поддел Фальк. - Да причём тут «трусишь», поздно, нас отсюда сейчас погонят, - пробормотала она, машинально глядя на часы. – Странно, что вообще ещё открыто. - А может, это знак? Да и вообще, думаешь, минут за пять насквозь не проскочим? Герман произнёс это уже на ходу, шагая за ворота, и Карина невольно последовала за ним. - «Луна ярка, не бойся тьмы, домчимся раньше мёртвых мы, красотка, любишь мёртвых?» (1) - продекламировал он и, обернувшись, весело подмигнул. - Тебя что-то постоянно к ним тянет, - проворчала Карина. - Кто знает, - вдруг раздумчиво произнёс Герман, - ведь я и сам, кхм, в некотором роде... Он оборвал фразу на ходу. Карина подавила раздражённый вздох и поёжилась, плотней запахивая плащ. Погода портилась – потянуло вдруг вечерней зябкостью. Кроны, сходящиеся над центральной аллеей, резко зашелестели. Карина могла бы поклясться, что оттенок сумерек внезапно изменился, лишь только они вступили на территорию – он стал слишком плотным, будто время перемотали на час-полтора вперёд. «Да что ж такое, у меня, по ходу глюки», - подумала она, но вслух проговорила: - Герман, тебе не кажется, что слишком быстро темнеет? - Кажется, - посерьёзнев, отозвался Фальк. – Будто видимость упала. Ладно, прибавим тяги. С виду его движения оставались мерными, но он так ускорил шаг, что даже длинноногой Карине было сложновато поспевать. В манере Германа было бы демонстративное хладнокровие, но он припустил так, будто за ним гнались. Карина услышала слово, напоминающее стандартное русское ругательство, но на самом деле Фальк процедил сквозь зубы: «Blendnis...». (2) «Значит, не я одна это чувствую?..». Она не могла объяснить, что именно - «это». Но ей всё больше не нравилось происходящее. И ведь её сами по себе не могли напугать ни могилы, ни перспектива встречи со сварливым сторожем. В каком-то детском детективе она читала о жутком замке, где секрет жути оказался чисто техническим. Мощный орган при игре облучал посетителей замка инфразвуком, а там – весь набор симптомов: необъяснимый ужас, нарушение мыслительных процессов и ориентации в пространстве... «Бл**ь, и что, тут не рояль, тут орган в кустах?! Чё за бред вообще?!» Она зря пыталась злостью перекрыть панику. В груди завязался склизкий холодный узел, горло сдавило, колени противно слабели с каждым шагом. Лихорадочно метались мысли, взгляд скакал с надгробий на ограды, с них на плечи и спину Фалька, на асфальт, на деревья, на перспективу аллеи, точно в поисках света в конце туннеля... Вот только впереди была тьма. Пространство исказилось, и они словно неслись прямо в чёрное дымовое облако. Карина схватила Фалька за руку, тормозя безумный бег, но не успела даже рта раскрыть, зато до неё, как сквозь вату, донёсся его неразборчивый вскрик... Самой жуткой была абсолютная тишина вокруг. Хоть бы шорох, треск ветвей, крик воронья. Но воздух застыл. И в то же время Карину продрало насквозь беззвучным невидимым ураганом. Она по-прежнему не могла закричать. Поток плоскостью ударил сзади по всей поверхности тела и продрался через кожу, мышцы, органы, кости, Карина буквально чувствовала, как частицы непонятной субстанции пролетают между клетками её тела – и неизвестно, несутся просто так или оставляют разрушения, как радиация. Двинуться было нельзя. Но поток прошил за секунду. Он вырвался с другой стороны, и показалось, что нечто вроде призрачной кожи отслоилось у неё, а контуры тела прервались и размылись. Субстанция, мчась, вибрировала. Потому Карина, обмякнув, ощутила тошноту, будто все частицы её нутра были выбиты, расшатаны. Она словно оглохла и ослепла – всё вокруг застлало ватной глушью, окутало тёмной мутью, в глазах всё померкло – но она каким-то необъяснимым чутьём разобрала цвет призрачного потока... Но главное – она поняла, что всё то же самое испытал Герман. Карина хватанула ртом воздух, но опять не успела среагировать – Нечто вернулось. Бессилие, страх, обездвиженность – гремучая смесь длиной в полсекунды. И всё-таки этот раз был легче. В прошлый - Нечто ворвалось в неё агрессивно. Теперь лишь задело краем потока – хотя кожу снова вздыбили потусторонние мурашки. Карина краем сознания сообразила, что основной удар достался не ей: наконец, «включился» звук, и Герман на чистейшем русском прорычал: - Да иди ты на х*й!.. Он замахнулся и ударил по воздуху, как сделал бы тигр, зло, когтисто выставив пальцы, словно пытаясь схватить Нечто за шиворот – ах, если бы! Это был жест ярости и отчаяния, но Карина из-за него странным образом оттаяла, к ней вернулся голос: - Нет, ну ты видел, видел?! - Да ни хера! Зато ощутил! Что это за е... Фальк не успел произнести очередное слово и продемонстрировать успехи в усвоении русской матерной лексики. Тьма впереди рассеялась, но так, что Герман лишь заорал: «Ложись!» и, сгребши Карину в охапку, метнулся на землю. Он споткнулся о низкую ограду, они кубарем скатились прямо на чью-то могилу – выше и чуть в стороне воздух прорезала струя пламени. Обдало душным жаром. Воздух в лёгких кончился – тем более, Герман так неловко закрыл её своим телом – и Карина отключилась. «Всего на несколько секунд?» - оглушённо подумала она, приходя в себя. Да. Пожалуй. Фальк ничего не заметил. Карина снизу вяло забилась и закашлялась. Он послушно, с виноватой поспешностью отполз в сторону, дав ей вздохнуть, но прошипел на ухо: - Тихо, ни звука. Не двигайся. Сам при этом приподнялся на локтях, весь наизготовку, мышцы натянули ткань куртки, а глаза горели сосредоточенностью, но между бровей прорезалась горькая складка: как же он жалел, что безоружен! Но одного взгляда хватало понять, что он готов хоть прут из ограды выломать, хоть с голыми руками идти не то на дракона, не то на огнемётчика, не то на вовсе неизвестную тварь – всё, чтобы попытаться защитить Карину. Ей же изменили силы. Её трясло, кислород с трудом проталкивался в дыхательные пути – ну всё, приехали, чуть ли не усилием мысли контролировать простейший процесс... Оставалось гадать, насколько верна тактика Фалька – затаиться, но бежать Карина всё равно не смогла бы. Перед глазами всё плясало. Удивительно, что за мысли приходят в такие моменты. Вспомнилось небо Аустерлица, а затем – то, что она за краткий период вот уже второй раз валяется на кладбище после таинственного нападения. Кстати, о небе. Сумерки так же неожиданно приобрели свой нормальный оттенок, а тьма рассеялась. До сих пор можно было разобрать меркнущие цвета. Послышался шёпот Германа: - Лежи, я попробую разобраться. Издалека донёсся шум – кто-то нёсся скачками по направлению к ним...