По ту сторону небес. Воскресение

- Опаздываем, однако. - Да ладно, Гер, это ж метро, а не извозчик на дряхлой кобыле. А без нас не уедут. Он примирительно повёл головой. Фальк ещё не отработал хронометраж перемещений, поэтому вечно поглядывал на часы и выходить предпочитал заранее. Но сегодня не заладилось. С утра они мучительно продирались наощупь через облачную вату жестокого недосыпа. Всё по классике: сбежавший кофе, сгоревший омлет и пропавший Каринин телефон. Причём она никак не могла припомнить, куда его дела. Выручил контрольный звонок тёти Зои – по источнику звука выяснилось, что телефон свалился в щель между матрасом и спинкой кровати. Это тоже было неудивительно: ночью Карина металась, как пойманная в силок, и тревожно постанывала во сне. Герман от этого и проснулся. И попробовал успокоить её, заключив в объятия, но результат оказался противоположным – крик раненого стрижа и царапина на плече. Ведь он обнял её со спины. Спросонья самым постыдным образом не учёл, что нервно натянутый слой её памяти вспорот воспоминаниями о прошлой жути. Да и Бог знает, что именно снилось Карине в тот самый миг. Щелчок выключателя, удар световой волны по глазам, смятая постель. Карина замерла в полуразорённом гнезде, приводя дыхание в порядок и отчаянно обшаривая взглядом детали знакомой обстановки; она хваталась за них, как за соломинку, выбираясь из неизвестного кошмара. Когда взгляд упал на Германа, она принялась возмущаться. Не зло, а испуганно, с молящими нотками. Фальк ощутил, что жар заливает щёки: как же отвратительно глупо вышло. После комканых извинений он тихо пробормотал себе под нос: - Ну, вот мы и квиты... Карина таки расслышала. - Да уж, - обессиленно выдохнула она. Чуть помешкав, дёрнула цепочку лампы. Комнату снова окутала тьма. Словно пытаясь доказать, что она всё-таки другая, эта тьма - домашняя, ничем не грозящая - Герман повторно прижал Карину к себе, мерно поглаживая острые лопатки то всей ладонью, то кончиками пальцев, приникая губами к её лицу, к тонким ключицам, к гибкой шее. Тепло его большого, сильного тела растапливало мутный ледок ужаса. Карина благодарно льнула к Герману, ласкала торопливой, жадной ощупью. Полупрозрачной позёмкой мелькнула мысль о том, что дальше так продолжаться не может, придётся снова, как когда-то, начать постоянный приём успокоительного, но лучшее лекарство – это вовсе не таблетки, и всё будет хорошо, пока рядом её сокол, пускай он и причина потрясений, но он же и утешение... Нет, и всё-таки это была не мысль, а ощущение. Импульс. Волна. А за ним – убеждённость и жажда. И, когда множество поцелуев слились в один долгий, Карине казалось, что она приникла к источнику после бесконечного бегства и погони. И она знала – просто знала – что Герман чувствует то же самое. И пусть он сам по себе нарушитель спокойствия, но разве лучше был тот стерильный и тусклый покой, в котором жилось раньше, это там была смерть, а не здесь, хаос есть движение, жизнь, а разрушение даёт место новому, а Тьма хранит пусть и хрупкое, но равновесие между крайностями, это как нестись на гребне волны, или в воздушном потоке, нет, опасность высоты и пустоты – это иллюзия, ведь «в воздухе везде опора» – так пусть он, посланник Тьмы, поглотит её, накроет чёрными крыльями... - Komm zu mir. (1) Теперь не он, она звала его. И готова была принять всего, без остатка, без оговорок, без размышлений. Так и случилось в час, когда перед началом рассвета сумерки замерли и сжались до беспросветной густоты. А там... Вертикальный взлёт, сдавленный синхронный крик, петля, зависание, выход – и выстрел, и фейерверк из десятка вспышек, и густые дымы за гаснущими падающими огнями... Высший пилотаж – да, так бы они оба и назвали прошедшую ночь, если бы вздумали давать определения. Но сначала от перенесённой перегрузки они одновременно отключились, а едва очнувшись при дневном свете, догадались, что безбожно выбиваются из графика. Тут было уже не до смакования послевкусия. От напряжения последних дней они оба были на взводе, и избранный способ разрядки был самым что ни на есть здоровым, естественным и восхитительным. Но с чисто прозаической точки зрения – во многом ошибочным. Герман и Карина не могли этого не почувствовать во время экстренных метаний перед вылетом из дома (назвать это по-человечески выходом язык не поворачивался). К счастью, людская река в метро уже обмелела, да и не сравнима была с тем, что творится в будни. Поэтому, на автопилоте кое-как дотянув до посадки в вагон, Герман и Карина с облегчением упали на скамью. Они сонно нахохлились, прижавшись друг к другу, и прикрыли глаза – но лишь поначалу. Фальк приспособился засыпать почти где и когда угодно, Карина в общежитии научилась тому же. Но сейчас было совсем не время для этого умения. Заснуть, чтоб на конечной быть растормошённым и выгнанным работницей метрополитена – удовольствие сомнительное. Тем более, двадцать минут до Уручья погоды не делали. Мелькали станции недлинной синей ветки. Якуба Коласа – с лапидарными мотивами в стиле фёлькише, Академия наук – серо-гранитная и лаконичная, Парк Челюскинцев с полукруглым сводом – задуманная как внутренность космического корабля (хотя из-за скупости дизайна разгадать затею было сложно), Московская - с выложенным на стене Кремлём (опять же, весьма скромным). Начиная с Востока интерьеры и вовсе казались безликими. Карина уже успела посетовать, что в Минске подземка совсем не такая красивая, как в Москве, тамошняя должна была понравиться Фальку гораздо больше. И всё равно на каждой остановке он чутко приподнимал веки – но казалось, что не разглядывает станции, а следит за входящими и выходящими. Совсем как часовой, чья дрёма обманчива. Карина и сама не могла расслабиться. Эфир невольно забивался обрывками мыслей. Удивительно, как всё вчера схлопнулось в один-единственный день: разговор с матерью тире примирение, прогулка с историческими экскурсами, кладбищенское происшествие, «военный совет». И, наконец, решение квартирного вопроса – которое сегодня должно было стать окончательным. Да, при такой-то плотности опять невольно вспомнишь о чёрных дырах... Действительно возникало ощущение, что с некоторых пор она находится в пространстве повышенной гравитации. А уж притягивается туда буквально что угодно. Да её и саму-то – затянуло. И теперь никуда не денешься. Может, несколько часов назад она погорячилась насчёт принятия хаоса?.. Карина встрепенулась и встряхнула плечами, потому что раздался заветный голос диктора: - Станцыя Уручча. Поезд далей не iдзе, калi ласка, пакiньце вагоны. (2) Встречались в девять тридцать на улице Ложинской. Оттуда тётя Зоя с мужем выезжали в сторону Москвы. Квартиры у них было две: на Красноармейской старенькая, что осталась тёте Зое от родителей, на Ложинской – дяди Игоря, поновее. Там они последнее время и жили. Сейчас собирались освоиться в российской столице и обе впоследствии продать, но «центровую» пока что решили сдать внаём. Карина рассеянно объясняла Герману эту схему, пока они искали нужный выход. Это неплохо отвлекало от ненужных ощущений. Творчество было одним спасительным инструментом, погружение в рутину и хлопоты – вторым, для равновесия. Правда, в ту давнюю злосчастную субботу оно точно так же оттеняло иррациональную жуть. Хотя не совсем. Не так же. Сейчас Карина не чувствовала себя одинокой и брошенной на произвол судьбы. Фальк вообще выглядел невозмутимым при всей своей сторожкой собранности. Недаром говорят: «спокойный, как лётчик». Эту поговорку Карина с детства слышала от дедушки. Герману она была как нельзя более к лицу. Он очень быстро отходил от любой встряски. Он как будто привык к таким инцидентам, от которых нормальный гражданский человек заработал бы уже не один нервный срыв. Вот тут сердце ёкнуло. Карина, сама того не заметив, озабоченно вздохнула. - Что такое? – мягко переспросил Герман, тронув её за плечо. - Ничего, всё в порядке, - отозвалась она, рассеянно погладив его руку. Строго говоря, Карина не лукавила. Вчера всё было улажено. После созвона ей выслали фотографии квартиры, они с Германом подтвердили, что всё устраивает, тогда и была назначена встреча: с хозяйки ключи, с них – деньги за первый месяц. Оставалось перевезти немногочисленные вещи. Здесь как раз вызвалась подсобить Настя со своей машиной. Так что заботило совсем другое. Она зацепилась за собственные слова и отметила, что на «нормального гражданского» Фальк абсолютно не похож – как бы это не помешало в мирной жизни. Не то, чтобы она раньше об этом совсем не думала. Да и нынешнюю их жизнь можно было назвать мирной с большой натяжкой. И пока это было не то, чтобы нестерпимо, но и явно не хорошо. Они свернули, оставив справа очередную торговую стекляшку, залепленную пёстрыми вывесками. По их стороне через сотню метров виднелась аналогичная – одно слово, кипучий молодой район. - Опа, ещё один парк, – весело воскликнул Фальк и кивком указал влево. Из-за здания бизнес-центра со скромным кокетством выглядывали кресты и плиты на зеленеющем взгорке. Карина наведывалась сюда всего пару раз и о существовании этого места то ли не знала, то ли начисто забыла. Неважно. Но перед ней снова был погост. На «зловещее совпадение» это не тянуло и вроде бы не пугало, но изрядно озадачивало. Многовато стало кладбищенской темы в её жизни. Она просто-таки преследовала. Хотя, по-хорошему, какое тут «преследование»? Большинство «сверхъестественных совпадений», знамений и прочего из той же серии человек видит из-за того, что сосредоточен на некой теме и начинает подмечать то, что раньше проплывало мимо. Да и вообще, имеешь дело с Иным миром – будь готов к напоминаниям о его существовании. А какое напоминание красноречивее могил? Тростенец, Яма, Военное, Козыревское, и вот – Уручье, так и называется, согласно карте, получите и распишитесь. А если вдуматься... В очерках о жилых районах и строениях любого рода, мало-мальски примечательных, чуть не везде это набившее оскомину выражение: «на костях». Оно затаскано, но лишь поэтому отдаёт дешёвым пафосом. А на деле иначе и не скажешь. Человеческие поколения многочисленны, а пространство ограничено. Сменяются эпохи. Один культурный слой накладывается на другой. И это нормально. И в обыденности незаметно, как новая жизнь связана с предшествующей смертью. Круговорот повторяется до бесконечности, и все мы соседствуем с мертвецами. И ведь, как правило, без проблем. Да вон один, шагает по правую руку. «Господи, какая ересь лезет в голову». Карина поморщилась. Ещё и оттого, что чувствовала: вздумай она отпустить эту сомнительную шутку, Герман бы не обиделся. Небось, даже хохотнул бы. Но всё, что она сказала: «Нам на другую сторону». Напротив бизнес-центра теснились дома, им нужен был бледно-оранжевый под номером семь. Ступая на зебру перехода, Карина ощутила, как противно сосёт под ложечкой. Хотя Герман бы заявил, что натощак это неудивительно. Но дело было не в этом. На миг ей показалось, что сейчас произойдёт что-то такое, что постоянно творится в муторных сновидениях. Они не найдут нужный подъезд – он окажется в другом городе или другой вселенной. Или она не узнает тётю Зою, потому что та примет облик чужого человека (хотя при её страсти к сменам имиджа это было б неудивительно). Или вдруг сама тётя Зоя уставится на Карину, как на постороннюю, и будет твердить холодным тягучим тоном: «Девушка, я вас не знаю, вы ошиблись...». Но прозвучал совсем другой голос – зычный, мужской: - О, а вот и наша молодёжь! Стоя возле открытого багажника, дядя Игорь махал рукой. Из-за распахнутой двери авто вынырнула тётя Зоя, отвлекаясь от укладки багажа в салоне. За прошедшие годы она и правда сильно изменилась: симпатично пополнела и из кудрявой шатенки превратилась в стриженую блондинку. И всё-таки наваждение рассеялось. Обмен приветствиями и беглыми светскими фразами на удивление не раздражал, как и традиционное замечание о том, что Карина повзрослела и похорошела. Сказывалась то ли тактичность, то ли спешка, но обошлось без детальных расспросов, а что с работой, что с зарплатой, нет ли планов не сейчас, так в ближайшие годы податься в зарубежье – опять же, не дальнее, так ближнее, «вот как мы с Игорем». Однако пронесло. Ну, а «личная жизнь» стояла рядом. Тётя Зоя, может, и слышала о Паше, но давно и мельком. И сейчас она окинула Германа коротким одобрительным взглядом без всякой задней мысли. Рослый молодой человек, несмотря на неформальный, военизированный вид, показался ей «положительным». Тем более, как там для стратегического союза, по первому впечатлению сказать было сложно – но уж для помощи при переезде и перетаскивания пожитков он подходил замечательно. От Карины не укрылся этот «визуальный контроль». Было ясно: по первоначалу Фалька все будут оценивать как приложение к ней. Но не факт, что так поверхностно и благосклонно. Очевидно, так было и в прошлом, когда она жила в Швеции и принадлежала к аристократическому роду Хаммаршёльд. Только теперь аргументы против Германа будут возведены в квадрат: вместо незнатного происхождения и рискованной профессии – туманный статус и отсутствие работы какой бы то ни было. Карина снова вздохнула, пытаясь перезагрузиться. Тётя Зоя толковала о счётчиках, о соседях, о мелких, но устранимых неполадках техники. Фальк её внимательно слушал, всем своим видом внушая уверенность, что со всем разберётся. Действительно, почему бы и нет? - В общем, ребята, живите. Надеюсь, у вас всё сложится. Звучало многозначительно, если не двусмысленно. Но Карина, наконец-то, улыбнулась. С полушутливой торжественностью Герман вручил хозяйке конверт, как верительную грамоту. Тётя Зоя, добродушно подыграв, точно так же протянула ему ключи. Пожалуй, это можно было зачесть как первый дипломатический успех. Вскоре, распрощавшись, они с Фальком зашагали обратно к станции метро. - Одно дело сделано, - удовлетворённо подытожил он. – Теперь следующее... - Я даже знаю, какое, - подхватила Карина. – Поехали на Московскую, там есть одна классная кофейня. Именно об этом заведении после возвращения из Франкфурта мелькали мысли, и тогда она их прогнала с тревожной тоской. А теперь было самое время туда наведаться. Тем не менее, Карина медленно выплывала из задумчивости. Её осенило, откуда растерянность и странные «сновидческие» страхи. Всё её окружение трансформировалось в «людей из прошлой жизни» - незаметно и враз. С такими боязно взаимодействовать. Неясно, как себя вести, как встать, как посмотреть, как заговорить. Главное, что она сама стала таким человеком – для самой себя. А что, если и для всех остальных? Так, возвращение на работу должно было радовать, но в коллективе она ощущала себя самозванкой теперь ещё больше, чем раньше. И дело было не в притирке. Перебивая тихую музыку кофейни, в мозгу зазвучала совсем иная мелодия. Тонкой иглой пронзил душу пискливый скрипичный стон, вкрадчивый щебет флейты, они вползали всё глубже – а за ними с места в карьер, как после перемотки, раздались слова знакомого текста: Я, наверно, что-то не то играю, Я не знаю, кто эти люди, Улыбаюсь немного странно; Заподозрят, что я не она, другая, - Я не знаю, что тогда будет Притворюсь больной или пьяной... (3) - Карин? - Да? Она вздрогнула от оклика. - Во-первых, тебе кто-то звонит, во-вторых, вот твой кофе, - сообщил Фальк, пододвигая круглобокую чашку. Из сумки раздавалось характерное мычание: сегодня утром Карина, вдруг посчитав, что её беспокоят резкие звуки, переключила телефон на вибрацию. Герман не удержался от замечания: - Однако, я бы поставил кофе на первое место... Но она уже не слушала и решила ответить, ведь звонила Настя. - Здорово, - раздалось в трубке. – Ну что, всё в силе? - Конечно, - торопливо отозвалась Карина. - Когда подъедете? Фальк мягко приподнял открытую ладонь: спокойнее, не суетись. Он и так озабоченно наблюдал за тем, как Карина то проваливается в нелёгкие раздумья, то вся натягивается струной. У него такое бывало после бессонных ночей, вереницы докладов, пяти-шести боевых вылетов в день – и сейчас ему было совестно за свои ночные провокации. Но он по обыкновению надеялся, что нормальный завтрак в приятной обстановке прибавит равновесия им обоим. - Через час пойдёт? – уточнила Карина. - Да вполне, пойду псину прогуляю, а то малой на это забил с утра, придурок. Барахлишка там сколько у тебя? Просто, если чё, в два-три захода придётся, – озабоченно прикинула Настя. Водительские права она получила год с лишним назад, но машину купила совсем недавно. Кредиты она считала «небогоугодным кидаловом» и рассчитывала только на свои силы. А хватило их лишь на древний опель с багажником тесным, как кухня хрущёвки, в которой Настя обитала. Да и возни предстояло чуть ли не больше, чем собственно езды, но это совсем не пугало. А сейчас, услышав про Каринин переезд, Настя сразу предложила свою помощь не просто с готовностью, а с оттенком гордости. И тут было просто неловко отказаться и не потрафить. На вопрос о вещах Карина отшутилась: - Ты ж меня знаешь, у меня во всём скандинавский минимализм, так что минимум хлама. - Да уж знаю! Ты у нас поживаешь, да добра не наживаешь. Ну ничё, всё ещё будет! Второй человек за день с почти застольными пожеланиями, как сговорились, невольно подумалось Карине. - В общем, маякни на подъезде, - напоследок сказала Настя и отключилась. Этого разговора хватило для того, чтобы вернуться в реальность и начать собирать её заново. Предстояло вписать в эту картину прошлое и настоящее, обычное и невероятное, себя и Фалька. И Насте там всегда нашлось бы место. Правда, когда Карина ещё вчера начала рассказывать о давней подруге, то обнаружила, что не помнит, как они вообще познакомились. Ах да. Вот как раз на клубном выступлении группы «Флёр», любимая песня которой так явно всплыла в памяти перед самым звонком. Правда, сейчас Карина уже отошла от такой музыки и чувствовала, что Фальку этот исполнитель вряд ли «зайдёт» – по той же причине, почему разонравился ей: недостаточно динамики и ритма. Её вкусы ещё больше сместились в сторону Neue Deutsche Härte (4), или, по ироничному Настиному выражению, «орущей страшным голосом немчуры». Наверное, с годами она таки стала немного жёстче. Оставалось надеяться, что не только в музыкальных вкусах и что ей подходят другие строки из той же песни: Она не придёт - руки были в змеиной норе, Голова в осином гнезде, А спина в муравьиной куче; Буду я – я из более прочного теста, Я достойна занять это место, Я многое делаю лучше. А вот это хорошо бы. Твёрдость сегодня пригодилась бы. Разобраться предстояло ещё с одной деталью из картины мира, которая выступила вслед за Настей. Карина отпила горячий латте и принялась за сырники с малиновым джемом, но телефон снова беспокойно засветился. На этот раз – сообщение. От Паши. «Ты скоро?». Карина отписалась и с лёгкой досадой бросила в сумку телефон. Герман мрачновато и выразительно глянул исподлобья, отпивая кофе. Карина отвела глаза и постаралась думать о чём-то более приятном. Например, о том, как будут распаковываться на новом месте или о встрече с Настей. Последнее ведь, как ни крути, было событием из ряда вон. Карина стеснялась беспокоить подругу – вечно замученного медика - в законный выходной, но едва она об этом заикнулась, Настя оборвала её с напускной строгостью: - Ты мне это дело брось! Привыкла жаться! Да и вообще, хоть увидимся раз в столетие, а то как на разных материках живём, честное слово. Раньше все эти слухи о серой взрослой жизни звучали нелепыми крестьянскими байками: только леший в них не водил кругами на жалком пятачке леса, а в ограниченном пространстве города расталкивал людей в разные стороны. Иногда, будто забавы ради, даже давая созвониться и поговорить, но никак не встретиться. И им казалось, что уж с ними такого точно не произойдёт, но обе проморгали момент, когда байки стали невесёлой правдой. А ведь в универе времени были не то, чтобы сильно больше. Карина даже попыталась прикинуть, сколько составляло преимущество. Часа три? Два? По четыре-пять пар каждый день. Частенько с досадными «форточками», которые каждый забивал чем мог – занятиями в библиотеке или пирожными в кафетерии. Освобождались редко к трём, а чаще к полпятому. Могли спокойно застрять и до шести. А потом ещё домашка. Которой сейчас не задают (хотя тут Карина могла вспомнить свои сверхурочные задания и скептически усмехнуться). Но ведь выкраивали возможность увидеться, пусть даже Настя после смены в больнице могла заснуть прямо в кино посреди любовной сцены или битвы под эпическую музыку. И где это теперь? Теперь она поджидала их прямо во дворе, казавшемся до странного чужим. Настя стояла, живописно опершись о крышу видавшей виды колымаги. Завидев Карину и Германа издалека, подобралась, выпрямилась и молча вскинула руку со сжатым кулаком, как боец Рот Фронта. - Ого, откуда она знает о нашем полковом приветствии? – проронил Фальк. Карина усмехнулась. Очередное совпадение из серии «песен много, а нот всего семь» - весьма занятное, но рассказывать о леворадикальных организациях Веймарской республики было некогда, да и портить майору настроение не особенно хотелось. Настя бросилась к Карине с криком: «Эхей, сколько лет, сколько зим!» и загребла в объятия, а выпустив, решительно протянула руку её спутнику: - Настя. - Герман. Тот с дружелюбной готовностью ответил на рукопожатие и отметил, как всё-таки приятно, твёрдо звучит буква «Г» в русской версии его имени. Но не тут-то было. Новая знакомая вдруг уставилась на него и весело брякнула: - Немец, что ли? Карина чуть не поперхнулась. Фальк обычно за словом в карман не лез, но сейчас растерялся – возразить и назвать себя белорусом язык у него пока не поворачивался. - Насть, ну ё-моё!.. – смущённо протянула Карина. - А чё? – задиристо переспросила та. - А ничё, - подхватил Фальк с ухмылкой, - подруга у тебя очень проницательная. Как говорится, kein Faden ist so fein gesponnen, es kommt doch an die Sonne. Иными словами, шила в мешке не утаишь. Настя с нескрываемым удовольствием присвистнула. Недаром Карина прозвала её «маленькой разбойницей» - любя, конечно, но... Та примирительно проворчала: - Вы уж меня простите – это я от чувств-с. Я ж, наоборот, радуюсь. Мне всегда казалось, что какой-то хлопец из-под Рогачёва для Корички не вариант, она за кого попало не пойдёт! По вечно бледным Карининым щекам расплескался мучительно-жаркий румянец. Она однозначно отвыкла от такой бесцеремонности. А Настя сейчас просто выбила бинго. «За кого пойдёт», надо же. Ещё и противопоставление это, совсем непатриотичное. Карине на миг подумалось, что примерно так должна была чувствовать себя «немецкая шпионка» Александра Фёдоровна при русском дворе. Но Герман довольно хмыкнул и, незаметно тронув Карину за руку, ободряюще подмигнул: видишь, оказывается, я не «кто попало». Настя похлопала себя по карманам и выудила початую серую пачку: - Ну что, сижку мира? Герман взял, Карина отказалась. «Да они моментально спелись», - подумала она, глянув на Настю и Фалька. Было у этих двоих некое сходство, и ощущалось оно несмотря на внешние различия. У Насти был приятный тип «из простых»: компактная и крепенькая, с белым круглым лицом в обрамлении каштановой гривы – ей очень шла фамилия Боровик. В её облике и правда присутствовало что-то даже не деревенское, а лесное. И у Фалька - тоже. Его внешность Настя сразу же идентифицировала как «не нашенскую» и теперь без стеснения разглядывала его именно словно редкого зверя. А Фальку было хоть бы что, он наблюдал за суетливыми тощими голубями возле мусорного бака. Все трое молчали. Это была вдумчивая пауза перед делом, что заключалось не только в банальном перемещении пожитков и людей. Очевидно, Настя сделала правильные выводы насчёт командировки во Франкфурт. Она была из тех, с кем необязательно каждый день переписываться, чтобы считаться друзьями. И в последнее время могла преспокойно пропасть на полгода, как та же Ника Редер или Стамбровская, но при встрече, в отличие от них, не нуждалась в обстоятельных рассказах, чтоб догадаться, что происходит у Карины. Притом что в последнем та и сама иногда с трудом разбиралась. Докурив, Настя спросила: - Мне с вами? Подсобить? - Да ладно, тащить же всего ничего, - рассеянно отозвалась Карина. – Тут потусуй, зачем столпотворение делать... - Это правильно, при переселении народов это лишнее, - серьёзным тоном поддакнула Настя. И, дугой запуская в урну бычок, напутствовала: – Смотрите там не поубивайте друг друга. «Постараемся». У Карины не получилось вытолкнуть эту реплику. Она её лишь подумала. И то не словами, а каким-то импульсом. Казалось, слова вообще улетучились и из мозга, и из пересохшего рта. Она не смотрела на Германа, но даже так угадала, как он осклабился. Глаза её упирались в железную дверь с домофоном, а пальцы шарили в недрах сумки. Дар речи вернулся очередными неслышимыми строками: Она плавает в формалине, Двигаясь постепенно В мутном белом тумане, У меня её лицо, её имя, Никто не заметил подмены, Ключи проверяю в кармане... - Пошли, - наконец-то тихо скомандовала Карина, и они с Германом зашагали к подъезду.