По ту сторону небес. Воскресение

Беспощадно яркий свет, почти не смягчённый послеобеденным часом, врывался в окно и превращал экран в слепое зеркало – в нём можно было разглядеть лишь собственное узкое лицо, на котором застыла смесь тревожности, упрямства и растерянности. Карина вскочила и задёрнула тяжёлые атласные портьеры цвета алюминия. Она будто захлопывала переборку отсека, но задвинуть вплотную не вышло, лучи всё равно мечом вклинивались в щель. Вот сорвать бы эти колхозные шторы к чёрту, и – да, пожалуйста, солнышко, исхлещи физиономию, а ткань пусть так и валяется ворохом, и зажимы кругом россыпью, и струна оборванная висит... Она уселась, снова вперила взор в россыпь заглавий и вкладок и тут же вздрогнула: - Карин, а ты тоже это сдавала? На пороге комнаты по стойке смирно стоял Фальк. Чуть наотлёт, как подушечку с орденами на похоронах, он держал толстенный потрёпанный «кирпич» для подготовки к TOEFL. - Ну да, сдавала в своё время. А что? - И мне это действительно пригодится? - А почему нет? Карина не придумала лучшего отвлекающего манёвра. Она подчёркивала, что этот экзамен сдают повсеместно, надолго выезжая за рубеж на учёбу или работу (а нынешняя жизнь Германа та же стажировка, хотя, уж скорее, эмиграция) и что это прекрасный способ познакомиться с современным английским языком. Разумеется, она всё тщательно и увлечённо растолковала. Герман внимал ей с выражением истового прусского усердия на лице. Но через некое время занятий оно сменилось сомнением, и он медлил, подбирая слова. - Боже, ну что не так? Что тебя смущает? Карина могла бы вложить в голос поменьше раздражения. Но знал бы он, что ей довелось перечувствовать и передумать за этот проклятый час. Фальк ответил нарочито ровным и невозмутимым тоном: - Не хочу показаться придирой. Поистине, умение поддержать светскую беседу на любую тему – большое искусство. Но я не уверен, что в нём нуждаюсь. С трудом могу представить, что с земли мне будут радировать любопытные факты из жизни галапагосских черепах. - Herregud. (1) Она шумно выдохнула и спрятала лицо в ладонях. - Was? (2) Он выжидательно замер в лёгком недоумении. Карина снова мысленно отругала себя за несдержанность. Но не могла, не могла она с ходу признаться в слабости, да что там, в бессилии. Она развернулась на стуле в робкой надежде прикрыть спиной экран ноутбука. И пусть потом каяться, но лучшая защита – нападение. - Вот знаешь, что про таких, как ты, сказал наш белорусский классик? - Конечно, не знаю, я же не белорус. - Вообще-то, по паспорту теперь – да. - Так сказано-то что? - «Якi ты, хлопча, нецярпячка, Няхай цябе затопча качка!» (3), - огрызнулась Карина. - Прелюбопытное пожелание, - хмыкнул Герман, - весьма глубокое. - Вообще-то там было о стряпне. Это дядя говорит племяннику, который рыскает возле котла с клёцками. - И я, выходит, как тот парнишка? - Да уж, скорее, как клёцка! Тебе ещё надо повариться в нашей среде, реальности, а ты норовишь из кастрюли выскочить! Её несло. - Ещё скажи, взлететь можно без разбега! Ты хоть на каком-то из своих фанерных «ястребков», аки ангел, вертикально возносился? А если «гота»? А ты ж собрался учиться на... - Да знаю я, на «кое-что похуже». - Вот именно. И поверь, как поступишь, у тебя эти специальные знания ещё из ушей полезут и носом пойдут. - Вместе с кровью, - сумрачно усмехнулся Фальк и медленно отчеканил: – Так точно, госпожа главнокомандующий, вы совершенно правы. «Спасибо, что спустили на землю. Я-то уж и забыл, что был всем, а стал никем». По внутренней стороне груди плеснуло кипятком вины. Растеряв слова, Карина обмякла на стуле и подпёрла голову рукой. - Gut (4), - прохладно, но примирительно произнёс Герман, - наверное, не стоит отвлекать от разведки. За плечом предательски светились голубоватые страницы, и Карину так и подкинуло на стуле, как от удара током. - В конце концов, у тебя есть некий благоприятный прогноз, ты ведь сказала: «как» поступишь? Герман попытался улыбнуться. А Карине хотелось застонать. «Как», а не «если». Очередная оговорка, рискующая дорого обойтись. Что б она сейчас ни произносила, казалось ей некстати, неправильно, гадко. Хорошо, что она прикусила язык, не дав сорваться словам насчёт надежды, что умирает последней. Между тем – проклятая соколиная зоркость! – он размеренно прочёл за её плечом, будто пробуя слова на вкус: - Бугурусланское лётное училище. Бугуруслан – звучит очень по-восточному. Это где? - Россия. - Ah so (5). Ну, что же, мне всё равно, где учиться, хоть я успел проникнуться здешними местами. Но вот только ты... - А что я? Я вольный художник, - наигранно усмехнулась Карина. - Не очень-то вольный, учитывая то, во сколько ты приходишь с работы. Её уже окончательно тяготил этот разговор. Герман угодил по больному. Шеф отбросил показное великодушие, и эксперимент с «домашними заданиями» был свёрнут за неэффективностью, о которой гласила аналитика. Теперь весь отдел засиживался допоздна. На того, кто первым уходил, смотрели, как на проигравшего в молчанку: «кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит – тот и съест». Опять всё те же манипуляции, глупые в своей топорности. Но вечно быть в роли «съедающей» и собирать спиной косые взгляды тоже удовольствие ниже среднего. За задержки никому не доплачивали. Вместо этого предлагалась возможность отпрашиваться «в счёт ранее отработанного времени». Но тут стрелочка на логической схеме совершала изящный оборот. И упиралась она всё в ту же «молчанку» и осуждение, давящее почти физически. Образ замдиректора Круковича причудливо искажался, как в кривом зеркале, пиджак превращался в кофту с янтарными бусами, залысины – в мочальный седой начёс, и вот уже, отстукивая пальцем по парте, вещала фрау Каравай: «Уважительная причина для неявки на семинар по моему предмету – только смерть!». Оставалось гадать, с каким выражением смотрела на Германа Карина, потому что он слегка изменился в лице и суховато отчеканил: - Ладно, я тебя утомил. Возвращаюсь к своим черепахам. По-военному крутанувшись, он скрылся в проёме, и Карина снова обессиленно скрючилась за столом, уронив плечи. Она чувствовала себя банкротом и, поневоле, обманщицей. Помнится, холодом тронуло внутренности, когда предложили командировку во Франкфурт. Карина давно забросила немецкий, и годы в Лингвистическом казались сном, а работа на выставке предвестием позора. Но она-то знала: главное – решиться и впервые после долгого перерыва открыть рот, и речь польётся сама, а на случай ошибок все словари, учебники и носители языка к её услугам. Это была родная стихия. Но сейчас не тут-то было. Писательница Дина Рубина называла творцов «людьми воздуха», и Карине когда-то льстила мысль о том, что она к ним тоже относится, особенно с учётом её симпатий. Но теперь стыд выжигал в сознании одно слово: самозванка. Она легкомысленно наобещала Фальку с три короба, а сама не смыслила в собственно «воздухе» ровным счётом ни черта. Давно позабылись имена пилотов, пишущих о своей работе, и ледяным душем обдавал страх: а вдруг она неправильно что-то поняла, запомнила и вообще всё «нафантазировала»? Столько лет прошло, страшно подумать. Да если б их и не было, этих лет, она изначально была слишком завёрнута на сугубо историческую, древнюю тематику. Её «особые» подписки в инстаграме казались символической данью девчачьему поверхностному романтизму. И всё-таки забрезжила слабая надежда. Как говорится, выход – там, где вход, и Карина сунулась в «инсту». «Только б не отписалась, только б не отписалась». Она рывками мотала перечень подписок и вспоминала тот давний миг. Фото – как удар в лицо: на неё смотрел Герман. В белой рубашке с погонами второго пилота, в тёмных каплевидных очках. «Он что, существует в реале?!». Неужели реинкарнация? Да, более поджарый, но черты... Хотя сходство оказалось обманчиво. Глянув на другой снимок, без очков, Карина выдохнула и с досадой, и с облегчением. Нет, не он. Совсем другой человек. И всё-таки она тогда подписалась. Какое-то время читала. И запомнила рубрику часто задаваемых вопросов. Одним из первых как раз и был – об учёбе. Карина неистово крутанула профиль в самый низ и открыла заветный пост. Не отрывая взгляда от миниатюрных букв на экране телефона, словно они грозили испариться, нашарила рукой карандаш и скетчбук. Даже усмехнулась символизму: у Германа был бесполезный ежедневник, а у неё непрактичный, узкоспециальный блокнот для эскизов. Но то, что она поспешно там царапала, и правда, напоминало набросок для масштабного полотна. Срывающимся почерком она выписала в столбик названия учебных заведений: «Белорусская государственная академия авиации Сасовское училище Бугурусланское училище Краснокутское училище Ульяновский институт гражданской авиации СПб – государственный университет гражданской авиации». Мысленно подытожила: «Как-то так». Лиха беда начало: оформил титульник и написал слово «Введение» - считай, уже принялся за курсовую. Хотя одолеть страх чистого листа – самое меньшее. Ведь за фасадом нарядной «перспективной» темы часто подстерегает разруха: или скудость материала, веющая сырой пустотой заброшенности, или нагромождение завалов, которые просто нереально разгрести и построить из них что-то путное. Карине показалось, что у неё как раз второй вариант. «Набросок» в скетчбуке должен был преобразиться в картину поистине величественную. Но брала жуть от того, сколько в её создание придётся вбухать. Карина начала с ближнего и понятного – с высоты, которую пытался взять злосчастный Полуян. Пробежалась по названиям разделов: «Образование», «Наука», ага, вот, «Поступающим». Факультет гражданской авиации. Специальности, проходные баллы, документы – нет, сначала всё-таки глянуть специальности. «Организация движения и обеспечение полетов на воздушном транспорте (организация воздушного движения). Квалификация: инженер по организации движения...» Блин, это что, диспетчер, что ли? Хоспаде, как поназывают, сиди и думай», - закатила глаза Карина. Впрочем, у неё в дипломе красовалось тоже что-то заковыристое, вроде бы «специалист по межкультурным коммуникациям». Через точку с запятой – «переводчик-референт, языки: английский, немецкий, шведский». Вот тебе и межкультурные коммуникации с немецким. И нестандартная задача - увязать кайзеровского офицера со всем этим образовательным кошмаром... Ещё не вполне «кошмарясь», Карина листала дальше. «Техническая эксплуатация воздушных судов и двигателей. Квалификация: инженер». Так, это однозначно мимо. «Лётная эксплуатация воздушных судов гражданской авиации. Квалификация: специалист по летной эксплуатации гражданских судов. Инженер – пилот». Бинго. «Или не «бинго», - мрачновато одёрнула себя Карина. «ЦТ Белорусский / русский язык; ЦТ Математика; ЦТ Английский язык; Определение уровня физической подготовленности». «Срок обучения – 4,5 года». Первые отзвуки дрожи прокатились по спине. Централизованное тестирование – переломная веха в жизни белорусского выпускника, и Карина сама в своё время ощутимо подломилась. Многомесячная одуряющая зубрёжка и рваньё жил на олимпиадах (вот бы заранее выгрызть заветную сотку баллов хотя бы по одному предмету!) довели до того, что в поликлинику она являлась почти так же регулярно, как к репетиторам. Примеряя на себя ситуацию через десяток лет, понимала, что сейчас обошлась бы без надрыва. Фальк – и подавно. Он ведь покрепче будет, да и того, кто бился в небе Фландрии с лучшими пилотами Антанты, какими-то там экзаменами не запугать. Но, стоп, разве нельзя без них? Он ведь не вчерашняя, прости Господи, школота. Да ещё – четыре с половиной года! В уме всплыло имя однокурсницы: Наташа Стельмах. Притом лицо, как фоторобот, вырисовывалось с трудом. И успеваемость, и характер, и внешность - всё у неё было непримечательное. Имелось лишь одно резкое отличие – возраст. И в первую неделю после поступления студентки кучковались, как воробьишки, и тревожно чирикали обо всём и всех – что вижу, то пою. В том числе досталось Наташе: - Интересно, а она замужем? И с детьми уже? Чё она к нам попёрлась? - Ещё и на очное. - Возьмите да спросите! - Да ну тебя! - И какая разница? - Пофигу, никакой, но, девки, вы прикиньте... Мхатовская пауза, стрельба глазами. - ...это ж когда она окончит – ей будет... Новый драматический вдох. - ...трид-цат-ник! Эта цифра проговаривалась по складам, полузадушенным шёпотом и с театрально распахнутыми глазами. И в ответ так же сдавленно неслось: - Жесть!.. Капец!.. Карина не так давно вспоминала эту сценку и мысленно хихикала. Но теперь было не до смеха. Она пробормотала сухими губами: - Блин, я на такое не подписывалась. «А на что, скажи на милость...» - издевательски зазвенел комариный голос откуда-то изнутри. «Заткнись!». Не хватало ещё этих диалогов с самой собой. «Ладно, проехали», - снисходительно пропищал невидимый кровосос, интонациями смахивая на незабвенную Лею, - «вот только Герман на такое тоже не подпишется». «А куда ему деваться?» Её не удостоил ответом ни надоедливый комариный бес, ни предполагаемый ангел-хранитель, аналог Германовой Риты. Да как бы его ни звали, этого ангела, какой бы ни была его ипостась – а имелся ли он вообще? Эфир молчал. Ни намёка на хоть какое захудалое присутствие, не говоря об указаниях, что делать. - Эй, стоп, - пробормотала Карина: звук собственного голоса немного успокаивал. – А иначе никак нельзя? Она облазила весь сайт в поисках подтверждения. Нет. Ровным счётом ничего. Самым подходящим оставалось найденное изначально. Карина принялась прочёсывать все остальные вузы. В Сасовское училище принимались только граждане Российской Федерации. Бог весть, когда и где Карина слышала эту перестроечную песню, а только в уме, как чёртик из табакерки, сами собой выскочили строки: Стой, кто летит? Предъявите пропуск! Надо каждой птице документ иметь, Потому что птице нельзя за границу Просто так, без визы, самой перелететь... И ведь не поспоришь. С другой стороны, Инквизиция с относительной лёгкостью нарисовала белорусское гражданство, так почему бы не провернуть то же самое с российским. Хотя нечто подсказывало: ведь человека опутывает целая сеть регистрационной паутины, и всё сложнее, чем те же сто лет назад. Пока даже не хотелось пускать мысль в этом направлении, но, метнувшись к другому препятствию, она испытывала не менее болезненное столкновение. Опять четыре с лишним клятых года. А в том же Бугурусланском – три. Всё равно много, как ни собирайся и ни настраивайся. Говорят, печаль в том, что в детстве время медленно плывёт, густо переливается бабушкиным ягодным киселём, а во взрослости уходит, как вода в песок. Но Карине казалось, что есть в этом ускорении и хорошее: ожидание не терзает так мучительно, стоит лишь с головой уйти в какое-то дело, будь то прозаическое либо возвышенное. Но, опять же, Герман вряд ли мог с этим согласиться. Казалось бы, он познал Вечность, но тем жаднее стал, угодив в мир живых: и жить торопится, и чувствовать спешит. «Как будто над ним висит дамоклов меч». Впервые в душу вползал мрак зловещего предчувствия. Тьма. Из неё Герман вышел. А кто знает, когда ему предстоит туда вернуться. Карина непроизвольно вскинула глаза на глухо задёрнутые шторы и ниточку просвета, но не смогла заставить себя пошевелиться. Щёки продрало ознобным жаром, а руки похолодели, и она потёрла их, будто на ветру. Срочно – любимая «уловка-22»: подумать о чём-то категорически приземлённом. О деньгах хотя бы. Здесь почти удалось выдохнуть: мысли не самые приятные, но хотя бы понятные. Карина уже прикидывала, как подшаманить резюме и дополнить портфолио, а там... Да, можно поставить себе любой ценник и напридумать любое число заказчиков, но реально ведь всё равно, где работать, хоть в России, хоть ещё где, графические дизайнеры везде нужны, всем нужно как-то продаваться и продвигаться. Сделает вид на жительство – и флаг ей в руки. А вообще, если что, сильные мира иного не дадут помереть с голоду. Как ни крути. Как бы ни артачился Фальк. Но ему придётся набраться скромности и усердия и полностью посвятить себя учению. «Если что». Эти слова продолжали назойливо вспыхивать красной лампочкой на приборной панели. И, как ни отводи взгляд, а надо сообразить, в чём причина мигания. Но понимание ситуации не значит ясно дальнейших действий. Фальк на особом счету. Явно не поступит на бюджет. Взгляд зацепился за надпись «платные услуги», вот только спасительной и она не оказывалась. Карина обмерла: то же Бугурусланское – за обучение три миллиона восемьсот российских, в пересчёте на доллары – шестьдесят одна тысяча. Как бы тут не помешал мифический богатый дядюшка в Америке, который уважать себя заставил и лучше выдумать не мог! Или пустующая просторная квартира в элитном районе столицы, которую по каким-то соображениям лучше продать. Желательно, ещё и семья, для которой эти траты не стали бы трагической потерей. Она бы рубанула сплеча и всё пожертвовала Фальку, но у Карины не было ни того, ни другого, ни третьего. Оставалось надеяться на иномирных чекистов, но одно дело ежемесячное содержание, сколь угодно щедрое и оправданное идеологически, как в случае Ли Харви Освальда, другое дело – столь солидный капитал. Алеся как-то обмолвилась, что на кону стоит жизнь наследника престола, поэтому проект исключительный, и всё-таки.. Перестроечная песня распустилась во всём своём ядовитом цвете – под юродствующий припев: «Ай-яй-яй!» гулкий голос с издевательской чёткостью декламировал: Туда нельзя! Сюда нельзя! Никуда нельзя! Веки предательски набрякли пустынной, знойной жгучестью, а за ними и носоглотка. Карина опустила голову на скрещенные руки и позволила слезам сбегать по коже и въедаться в рукава кофточки. «Пять минут», - мелькнуло в сознании. Ну да. А почему пять, а не три, или десять, или тридцать. У неё не хватало сил глянуть на часы, так же, как не хватало сил корить себя за слабость. Растерянность была лишь одним поводом, маскирующим другие. И за минутами – месяцы и годы. На неё просто слишком много всего навалилось. С каждой открытой вкладкой, каждым прочитанным абзацем противная дрожь усиливалась так, что Карине казалось: ещё немного, и она вот-вот развалится от напряжения. А надежда съёживалась, будто оттесняемая массивами грозовых облаков. Карина дёргалась и рыскала в потоках беспорядочной информации, стремительно сваливаясь в отчаяние. «А нечего так нос задирать». Пожалуй, это была первая вразумительная фраза предполагаемого ангела-хранителя. Карина вскинулась и решительно растёрла солёную влагу по щекам. Вообще-то её занятие не тянуло ни на что, кроме изощрённого мазохизма. Она чувствовала вину и просто сама себя наказывала. В голову лезли навязчивые сравнения. Во время учёбы Карина со многими не то, что задушевно дружила, но «хорошо общалась». В первые года полтора после выпуска взаимные оклики в духе: «Привет! Как жизнь? Что новенького?» - воспринимались нормально. Но потом начали неуловимо коробить. Куцые строки просвечивали подозрительным вопросом: «Чего от меня надо?». А ведь Карине от Александра Ивановича было именно, что «надо». И как это будет выглядеть? Вот она столько времени «морозилась», а теперь заявится невозмутимо, возьмёт за пуговицу, и – «свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи: как подняться в небеса и исполнить чудеса?». Тьфу ты, Господи. Ещё и рассказ Германа – маслом в огонь. Не только их семьи оказывались похожи – они сами, даже в своих заблуждениях и предубеждениях. Но что простительно девятнадцатилетнему фанен-юнкеру, то просто глупо в её исполнении. И сотню раз справедливо: одно дело случайные люди, а другое – родные. Лишь абсолютно дурацкий внутренний блок мешал ей вбросить в жерло всезнающего гугла сокровенный вопрос: можно ли (вариант: как) стать пилотом после тридцати. Она именно об этот вопрос билась до ссадин. И ведь потому же, почему поцапалась с Германом. Она ведь нарочно его отогнала, пускай бессознательно. Как шутил Александр Иванович, «не падай духом где попало». А для этого - отвернуть от людского жилища. Но, может, и падение необязательно. И, чтоб избежать его, стоит как раз обратиться за помощью. «Опусти нос, Карина, опусти же свой чёртов нос!». Вот и объявился ангел-Рита. И твердил ей это уже повторно. Вспоминалась и сказка Андерсена о гречихе, которой в приближение бури все растения кругом твердили: «Склони голову!». Карина рывком встала со стула, захлопнула ноут и раздёрнула шторы нараспашку. Фотоны хлынули потоком и золотой лавой толкнулись во всю переднюю плоскость. Скупо набежавшие облачка лишь оттеняли ровную, пристальную синь. И название этого состояния, имя месяца и времени дня диктовало сигнал. И за погодной, сезонной аллегорией угадывалось воззвание на французском, который Карина почти не знала, только по верхам. Но как бы ни искажались словесные формы, смысл останется тем же самым. Нет, не гуглом единым. Позвонить дедушке будет и хорошо, и правильно. Она дотянулась до телефона. Пришлось терзать поиск, потому что в журнале последних вызовов не было. Тягучие длинные гудки не давали повода задуматься о плохом, но Карина несколько раз смерила тесную гостиную шагами, набирая снова и снова, будто от этого и впрямь зависела жизнь. Она чуть не споткнулась на ровном ламинате, когда в трубке раздалось тяжеловатое дыхание: - Привет, ласточка. Вообще-то, мы с бабушкой на даче, генеральную уборку делаем. - Кажется, в тоне не слышалось упрёка, лишь констатация факта. - Так что у тебя стряслось? Ты что-то совсем с радаров пропала. - Ой, деда, да у меня тут сплошная болтанка! – выпалила Карина. - Жалуйся, - добродушно бросил Александр Иванович. Совсем как раньше. Будто не было месяцев молчания и недавних «достоевских» терзаний. Но они с ходу обменялись паролями, и... Похоже, дедушка ждал её звонка. Не то, чтобы рассчитывал, но надеялся. И всё же неловко было сразу брать быка за рога. Карина перевела на расспросы о житье-бытье. Чем дальше текла беседа, тем легче становилось. Хотя, когда зашла речь о ней самой, Карина ожидаемо помрачнела. Не имело смысла притворяться, и Карина сама дивилась, сколько вокруг себя нагородила всяких защит и камуфляжа, а теперь они трескались и сыпались, и оказывалось, что расставание с Пашей далеко от праздника, а работа «в замечательном месте с достойной зарплатой» не так уж и радует. - Не всё то золото, что блестит... Пока суть да дело, может, присмотришься к другой какой конторе? Не успела она ответить, как с заднего плана зычно донеслось: - Сааань! С яблонькой подсобишь? Я что-то совсем запарилась. Дедушка имел привычку ставить звонки на громкую связь, не желая отвлекаться от дел. - Сейчас, подожжи немного, тут Коричка звонит. - Ой, наконец-то про нас вспомнила! Привет передавай! В груди вспыхнула искорка виноватой теплоты. По-хорошему, ей бы и с бабушкой словом перемолвиться, но... - Так, ласточка, у нас тут дело в разгаре. Может, попозже поболтаем? - Нет-нет, пожалуйста, буквально две минуты! Это очень важно! - взмолилась Карина. Она досадовала на свою не то деликатность, не то робость, а ведь звонила она отнюдь не «болтать». Александр Иванович озадаченно произнёс: - Ладно, что там у тебя? В горле вдруг пересохло. Карина снова разозлилась на себя. Нетушки, глубокий вдох, и – на «раз-два-три!». Она изо всех сил пыталась придать голосу твёрдость, хотя сердце трепыхалось где-то в районе горла: - Мне срочно нужно узнать, можно ли стать пилотом гражданской авиации, если ты не вчерашний выпускник. Если у тебя уже и другое образование, и профессия, но... в общем, если ты твёрдо решил связать свою жизнь с небом. Повисла пауза. Несколько секунд мучительно растягивались в вечность. Теперь, небось, озадачивала торжественность Карининого тона. Это не говоря уж о самом вопросе. И потому она не удивилась – хотя густо залилась краской, - когда дедушка присвистнул с весёлым недоумением: - Вот те раз, интересно девки пляшут! Неужто ты профиль сменить надумала? Радикально, что уж там! Он хохотнул. Она не удержалась от вздоха и досадливо хлопнула себя по лбу. Возможно, даже громче, чем следовало. Дед примирительно проговорил (и она почти видела, как он снисходительно подмигивает): - Ладно-ладно, не так буквально. Признавайся, ты решила попробовать себя в писательстве и тебе нужен материал. - Нет. Всё серьёзно, - тихо возразила она. Александр Иванович почуял грусть в её голосе. Как и то, что его шутливый тон некстати. - Кхм, ну, ты сама недоговариваешь, - буркнул он. – И сама ведь понимаешь, что вопрос от тебя довольно внезапный, если честно. Это последнее слово стало спусковым крючком. - Честно? – эхом повторила Карина. – Хорошо. Деда, я не для себя спрашиваю, а для одного друга, и очень близкого. Ей трудно давались вроде бы простые слова и признания. Но иначе нельзя было никак. - Нужно хорошему человеку помочь. Понимаешь... так уж получилось. Вот согласись, у многих есть мечта. Кто-то стремится в Америку или в Европу на ПМЖ, а кто-то в небо. Но ведь не всегда мечту возможно исполнить сразу? Наша жизнь не катится, как по рельсам. Да мало ли какой фигни случается! Мало ли что и как сбивает с курса! Но ведь главное – быть верным себе, ведь так? Бороться... - ...и искать... – совсем уж задумчиво, на автопилоте пробормотал Александр Иванович. - ...найти и не сдаваться! – упрямо подхватила Карина. – Да, вот именно! И у нас здесь как раз такой случай. И так вышло, что другу моему не к кому обратиться, кроме меня, а я же совсем не шарю, а мне, в свою очередь, не к кому сунуться, кроме тебя! На том конце провода опять воцарилось молчание. Она догадывалась, что с этими объяснениями у дедушки вспыхнуло ещё больше вопросов. - Ладно. Мне... приятно, - выговорил он. - Ну, а что же хвалёный гугл? - Да ничего! Потому что даже гуглить надо уметь, а я же сказала, что не шарю! Карина почти физически ощущала, как ей легчает от этой горячности и признания своей слабости. - Я прошерстила сайты всех учебных заведений у нас и в России, и невооружённым взглядом – это чистый ад, и долго, и муторно, и дорого, и вообще чёрт его знает, за что хвататься. Но я ж понимаю, что ад-то ведь – для непосвящённых. Так, может, ты бы сориентировал? Я понимаю, ты не гражданский, и всё-таки, может... Ну, как-нибудь! Пожалуйста. Она нервно облизнула губы и припечатала совсем уж отчаянным: - Это вопрос жизни и смерти. Новые пару секунд. Обратный отсчёт. Наконец, Александр Иванович ворчливо воскликнул: - Ну дык если так, то с этого и надо было заходить! А не круги тут нарезать, хос-спаде! Ладно. Не так страшен чёрт, как его малюют. Давай по существу да по порядку. Конечно, мечта мечтой, решимость решимостью, а тут надо и мозги иметь, и здоровье, потому что медкомиссию никто не отменял, и много чего ещё... - Деда, поверь, всё это есть, ты сам сказал «по существу», - мягко перебила Карина. - Допустим. Поехали дальше. Что долго, то долго, не без этого – и всё-таки не вечность, не три дня, но и не пятилетка. Это ж не первая «вышка»? Вот, уже легче. Так что на сайты училищ не лазай, как говорится, «не читайте перед обедом советских газет». Учиться меньше двух лет – правда, и умственная перегрузка нехилая. Но, предположим, парень... ну, или девушка, - тактично добавил он, - не промах. Хорошо. Чтоб ты понимала: сначала нужно выучиться на лёгкий самолёт, а потом на тяжёлый, та же схема и в вузах. Но тут без лишней «воды». Сначала получаешь частную пилотскую лицензию, потом коммерческую, на этом вашем аглицком – пэ-пэ-эл и цэ-пэ-эл, соответственно, загугли. Она невольно улыбнулась: её дед так же «дружил» с вездесущим английским, как Герман, худо-бедно знал и всё равно вольно коверкал, так что последние реплики напомнили о классическом фильме «Кин-дза-дза» и инопланетном летательном аппарате под названием «пепелац». - Так а где учат? - У нас этим австрийская контора «Даймонд» занимается. - Что за они? - Производители одноимённых самолётов. Приличные машины, добротные. Они посложнее классической «цессны», сто семьдесят второй, но тем и хороши – БРЭО (6) современное, так что как будешь учиться на какой-нибудь там «боинг», то это не такой культурный шок. Они в Мачулищах базируются. Ну, правда, теоретическая подготовка на базе нашей Академии, но вот практическая, лётная – уже там, на месте. - И сколько она длится? - Да с полгода вроде. Давай я тебе ссылку кину, а ты сама уже посмотришь? Может, там и программа расписана. Карина так и видела, что Александр Иванович, смягчившись, удобно прислонился поджарой спиной то ли к дереву, то ли к стене домика, но ни минуты не выпускает из поля зрения Марью Павловну и уже слегка переживает из-за того, что до сих пор не присоединяется к ней в хлопотах. - Давай, кидай, конечно! А что потом? - А потом – смотря какой тип воздушного судна осваивать надумаешь. Скажем, «боинг» семьсот тридцать седьмой – это одно, «эйрбас» триста двадцатый – совсем другой коленкор. Вот где на что учат – туда и поедешь. - А как бы это узнать, какой самолёт, кхм, ну... перспективнее, что ли? Что вообще профессионалы говорят? – волнуясь от собственного ребяческого нетерпения, проговорила Карина. Дедушка предсказуемо воскликнул: - Ну ты даёшь! Так я тебе взял и всё по картам разложил, как та цыганка! Не лети впереди паровоза, до этого ещё дожить надо. Сложно было не согласиться. - А если доживёшь? - Тогда молодец, но до этого ещё надо налетать двести часов. Это минимум для допуска к следующей ступени. Вот тут уже крутись, как хочешь. Я, насколько знаю, те же «Даймонды» самолёты свои в аренду сдают, плюс плати за топливо, пока практикуешься. Так что очень надеюсь, что твой этот товарищ не гол, как сокол... Карина передёрнулась от невольной игры слов. - ...иначе и разговаривать не о чем, - как ни в чём ни бывало подытожил дедушка. - И какова цена вопроса? – сдержанно переспросила она. - Думаешь, я так точно помню? На сайте у них, опять же, глянь – должно где-то быть. Но вроде как тыщ не то двенадцать, не то пятнадцать. «Ну да, три туда, три сюда», - горько усмехнулась Карина, но мужественно продолжила: - А второй этап обучения? Тоже хоть навскидку. - Это ещё тыщонок десять накинуть. Всего выходило около сорока. Ладно, уже не шестьдесят. Но облегчения не ощущалось. Обе цифры оставались абстрактными и зыбкими, как мираж. И одинаково недостижимыми. Но она нашла в себе силы ровно произнести: - Спасибо. Мы это всё ещё обсудим. Что ж, хотя бы понятно, куда бежать. - Ото ж, - поддакнул дедушка и прибавил полушутливо: - Ну, ты заходи, если что. - Это непременно. Боюсь, как бы я тебе ещё и не надоела! В ответ ей прозвучало дружелюбное, деланно-возмущённое фырканье. Карина положила трубку со странной смесью волнения и успокоенности. Она б не назвала это «помирились» - ведь они с Александром Ивановичем не ссорились. Ещё меньше это напоминало выполнение светской формальности и удовлетворённый росчерк жирной галочки после «нужного» разговора или встречи. Как там у Толстого? «Надо кюльтивировать это знакомство». Нет, опять не то... Карине показалось, что встала на место какая-то часть мозаики. Мозаики, составляющей её собственную личность – и довольно крупная, и считавшаяся давно утерянной. Так, будто на повреждённом панно снова вставили на место кусочки, изображающие небо. Телефон мягко вздрогнул в руке – это пришла ссылка: Александр Иванович не имел обыкновения тянуть, он всё всегда прояснял сразу. Карина открыла, впилась глазами в очередной текст – и наконец-то чувствовала, что есть уже хотя бы ориентир, пускай остальных задач ещё по горло. Она обнаружила Германа в кухне: кроме зала, только там можно было худо-бедно разложиться с учебными материалами. Казалось бы, ещё и чайник и съестное близко, но какие там людские слабости в виде чая; хотелось вбежать и взахлёб обо всём рассказать, но Карина невольно застыла и засмотрелась на Фалька: в ушах наушники, в руках тетрадка и карандаш, вид напряжённый. Пожалуй, вместо прозаического ноутбука вполне можно было представить тёмный экран радара. Очевидно, он решил вышибать клин клином: раз уж так раздражает аудирование, на него-то и напирать. И всё-таки смутное движение в полутьме коридора от него не укрылось. Герман нажал на паузу, вынул наушники и с вопросительным кивком глянул на Карину. Она оттаяла и шагнула через порог, и сам собой вырвался глубокий вздох, а рука легла на плечо Фалька: - Герман, прости, пожалуйста, я так нелепо психовала... я сейчас всё объясню... Он без лишних слов выдвинул табуретку. Сидя рядом, Карина рассказала всё, как на духу. Её дорогой офицер не злился, а недоумевал, и потому вдвое внимательнее слушал. А потом лишь покачал головой и ободряюще приобнял. Ему не казались нелепыми переживаниями, только горчила их острота, ведь за ними стояла не юношеская самонадеянность, а усталость и очерствение почти фронтовое, притом не лётное, а пехотное, слякотное, окопное. Быт. Выживание. Запрет на чувства и слабости. Как отчаянно хотелось стать для неё штурмовиком, сметающим вражеские ряды и освобождающим путь. А лучше всего – и её забрать с собой под облака. Пусть нескоро, но это должно было случиться. Рано или поздно. Вот только как? Оказалось, именно это и пришла рассказать Карина. Фальк выслушал и без тени иронии заявил: - Я почёл бы за честь быть представленным твоему деду. Если б он стоял, мог бы прищёлкнуть каблуками. Она смутилась. Оба понимали, что ещё нескоро он сможет обрести прежнее достоинство и «что-то из себя представлять». Карина предпочла перейти к делу и радовалась тому, как светлело лицо Германа по мере узнавания подробностей. - Смотри, вот на чём тебе нужно будет учиться. Фальк любовно разглядывал изящный обтекаемый моноплан. Он сверкал белизной, хотя его острый длинный нос напоминал клюв чёрного ворона. Остекление кабины своими очертаниями навевало чувство строгой сосредоточенности, как и вид сложных, незнакомых приборов. А вот дерзко задранные винглеты и хвостовое оперение навевали сравнение с танцовщицей испанских танцев. Хотя «красотка» сия была родом из Австрии, и ей бы больше приличествовал вальс. Да, этот самолёт и не был рассчитан на смелый спортивный пилотаж. Но мечтательность и пытливость просматривались во всём его облике. - Прекрасная машина, - почтительно сказал Герман. В эти мгновения он донельзя напоминал небогатого честолюбивого юношу, что готовится к знакомству с барышней из высшего общества – и Каринина улыбка как зажглась, так и погасла от такой щекотливой ассоциации. Но пока что Фальк увлечённо изучал программу. - Так, воздушное право – что ж, солидно, в моё время, считай, никакого не было... «Возможности человека: основные понятия о человеческом факторе в авиации» - хм, интересно... Он задумчиво помедлил, глядя куда-то вверх: явно вспоминал о сослуживцах, о характерах и происшествиях, о том, каков был сам в начале пути и впоследствии, о том, как, в конце концов, отбирал бойцов, заняв командную должность. За ним было интересно наблюдать. - Авиационная метеорология – о да, нужное дело... воздушная навигация... радиотелеграфная связь... О, Карин, а телеграф – он до сих пор используется? - Ой. Даже не знаю. Она вдруг растерялась. Такая штука, как телеграмма, была привычной, но лишь по книжным текстам. В чём-то Карина понимала суть, она ещё помнила дороговизну и вынужденную сжатость телефонных СМС-ок, но не была уверена в том, что даже её родители хоть раз в жизни пользовались таким старинным видом связи. - Ладно, далее. «Эксплуатационные процедуры. Руководство по лётной эксплуатации воздушного судна». Чёрт подери, её всё-таки умиляло, с каким сдержанным удовольствием он озвучивал каждый пункт – ни дать ни взять, младшеклассник на уроке чтения. Она снова заулыбалась и застенчиво подпёрла щёку рукой, скрывая веселье. - «Конструкция и лётная эксплуатация воздушного судна»... и то же самое отдельно для двигателя, что ж, солидно... а, и для приборов отдельный раздел, здорово... Основы аэродинамики, о, вот это я понимаю. Нам это безобразно сжато преподносили, я даже разочаровался – в кои-то веки решил приблизиться к точным и естественным наукам в урон занятиям по верховой езде, и что ж потом? Не хочу брюзжать... однако! Он комично нахмурился и вздохнул, покачав головой. - Правила технической эксплуатации. Венец, так сказать. Ну что ж... Это вам не галапагосские черепахи, - добродушно проворчал он. - Доволен? - Вполне, не вижу поводов для иного. - Мне кажется, всё у тебя получится. Просто не может не получиться. С твоим-то отношением! - Каким? - Да основательным! Я на тебя просто залюбовалась тут, в коридоре. Вот скажи, ты нарочно решил заняться аудированием, потому что оно тебя бесит? - Конечно, - бесстрастно заявил Фальк. – У меня правило: наброситься на проблему, пока она не набросилась на тебя. Либо оказать ожесточённое сопротивление, чтоб условному врагу не поздоровилось. Обычно вроде как помогало. Конечно, бывали ситуации, когда от тебя мало что зависит, например, план общего наступления на Западном фронте, - криво усмехнулся он. - Но лучше умереть с честью, чем запомниться бездействием. Её порой ужасно коробили его заявления. Они могли показаться излишне драматичными, если бы не тон, бесцветный и сухой, как гербовая бумага. - Вот и здесь вроде помогло. Я набрал на десять баллов больше, чем ещё час назад. Теперь поддразнивала серьёзность. Карина не выдержала: - Я всё смотрела и пыталась понять, на кого ты сейчас похож. - И? - Да то ли сотрудник спецслужб, занимающийся прослушкой, то ли... – Она прыснула: – Грешник во время Страшного суда, что слушает синхронный перевод обвинительной речи с арамейского! Она мысленно захихикала, когда он шумно вздохнул и ещё секунд пять боролся с собой, чтоб не пуститься в объяснения о том, как работает синхрон за Чертой, без всяких технических ухищрений, стоит лишь подумать или произнести что-то на своём родном языке, как оно транслируется противоположной душе на том, что для неё естествен – а иначе как бы они во время встреч во Франкфурте разговаривали в минуты наибольшего волнения, когда не хотелось и не моглось подбирать словесные формы? - Забавно. Но тут меня никто, я надеюсь, не достанет, но и церемониться с переводом не будет, так что... Он выразительно развёл руками. - Вот касательно расплаты, кхм, точнее, оплаты, как обстоит дело? Тебе удалось узнать? Карина сникла. Но и скрывать ничего не могла. Фальк и так был напряжён, даже в секунды почти детской восторженности, а теперь на лицо его стремительно набежала облачная тень. Он секунду помолчал. - Я так понимаю, кроме могущественного ведомства, нам надеяться не на что. - Выходит, так. Пока так. Карина могла лишь развести руками. Фальк даже головой не качнул, не вздёрнул брови, но глянул на неё так красноречиво, что и без слов читалось: «Ну, это же глупость. Какое «пока»? На какое чудо ты надеешься?» - и оставалось лишь потупиться, признавая поражение. Хотя, уж скорее, принимая неизвестность. Которую развеять тоже предстояло, как бы ни было неприятно, как бы ни взыгрывали гордость и стеснение. Она припомнила свои давние мотивационные письма Шведскому институту с просьбами о гранте, и передёрнулась. Мучительно приходилось подбирать слова, балансируя на тонкой грани подобострастия и деланно скромной, но неизбежно нагловатой саморекламы. Правительство Швеции почему-то должно было быть заинтересовано в том, чтобы на полгода отправить какую-то девчонку с постсоветского пространства – да нет, не какую-то, а именно эту – на полугодичную учёбу по обмену за свой счёт. Точно так же, и правительство Княжества по неким соображениям дало добро на воскрешение германского аса и «болело душой» за то, чтобы он адаптировался в новой жизни. Логично? Логично. Любимое Алесино слово... Да куда там, Фальк просто «удачно подвернулся», и к тому Карина была причастна напрямую. Реклама, говорите? А ведь она-то её и сделала. Или не вполне. Всё-таки без Алесиного сочувствия они б не были вместе. Стамбровская последнее время похвалялась, что «презренные» чувства выбросила на помойку и эмоции заменила сугубо мыслями, интеллектуальными выводами. Но ведь что-то действительно не объяснимое чистым рассудком заставило её помогать им. И, возможно, именно на это была надежда. Карина понимала, что звонок на сегодня не последний. Как оказалось – далеко нет, Алеся не отвечала, хотя на мгновенную реакцию и не было расчёта. Герман ещё часа полтора упорствовал в занятиях. Но в итоге он с чувством исполненного долга сорвал с себя наушники, как сбрую, и попросил Карину вместе приготовить обед: он даже здесь рвался к овладению новыми навыками. Её позабавило простодушное признание, что есть хочется довольно часто, но ему неловко постоянно её тревожить. О вредных перекусах и фастфуде она пока благоразумно предпочитала умолчать, уж лучше пускай учится варить супы и строгать свежие салаты, и то подспорье. В студенчестве она так и рвалась постоянно обеспечивать себе, да и другим, домашнюю еду, но последний год эти кулинарные упражнения по непонятно кем написанному регламенту просто выматывали. А Фальк ведь изо всех сил стремился хоть в чём-то быть полезным – так, казалось бы, пользуйся на здоровье, пока у него есть пыл. Все эти упражнения были хороши, но лишь отвлекали от главного. Герман, заметно подобрев и расслабившись после обеда, снова принялся за изучение небольшой домашней библиотеки (очевидно было, что к электронным книгам он привыкнет не сразу), и всё же Карина то и дело ловила на себе даже не вопросительный взгляд, а всего лишь его тень – и можно было посетовать на издёрганность нервов и возросшую чувствительность, но разве не справедлива была его пытливость? Поэтому она раз сто прокляла проблемы со связью, а они всё равно возникали, хотя Алеся уверяла, что чудо-симка позволит с ней связаться в любое время, в каком из миров она б ни находилась. Какое же облегчение захлестнуло волной, когда на том конце провода послышался знакомый голос: - Да-да. Привет, Карин. Она не заметила прохладцы и приписала это личному стилю, ведь для Стамбровской бесстрастность и официоз служили уютным коконом. Говорить пришлось много: Каринины переживания умещались в одни лишь сутки, но казалось, что прошло пару месяцев со времени последнего разговора и происшествия – она всё никак не могла привыкнуть к такому режиму. Алесино терпеливое молчание и односложные уточнения казались вполне милыми и вежливыми. И всё-таки со временем Карина заподозрила неладное во время затянувшейся паузы. - Леся? - Что. Казалось, у Стамбровской сели батарейки, так, что не хватало сил даже на правильную интонацию. - Придётся тебя расстроить, надо подождать. Мы должны быть уверены, что оживили нужного человека. Необходима проверка. - То есть, «нужного»? Ты же говорила, что начальство дало добро? И то, что лётчик – это как раз на руку? Надо воскресить кого-то талантливого и способного к управлению! В идеале, государством, но хотя бы самолётом? Её сбивчивые речи прервал шумный вздох. Карина почти видела, как Стамбровская стаскивает с носа очки и впивается пальцами в переносицу – жест, навевающий предположения о лютой головной боли. - Всё так. Но мы должны быть уверены, что теперешний Герман Фальк – это действительно «тот самый» Герман Фальк. Что мы не протащили в мир людей какую-то хтонь, что скрывается за его обличьем. - Да как ты можешь... - Увы, довольно просто. Вспомни диагностику ауры – мы ведь не можем назвать нашего героя лучезарным и святым? Карина не могла этого сделать при всём желании, притом что таких парней она никогда не встречала в жизни и всем подряд так и хотела кричать об идеальности Германа, и по той же причине отчаянно желала ему помочь. - Ты же помнишь, Карин, аура просто аховая, я лично такой никогда не видела. - А у жившего сто лет назад была прекрасная, ну-ну. Алеся снова вздохнула – как-то очень сдавленно, будто под дулом пистолета. Помедлив, она процедила: - Это не телефонный разговор, и всё-таки я скажу. В общем, вкратце... есть подозрение, что он протащил за собой другого нарушителя Границы. - Ч-что? Как?!.. Карина похолодела. - Вот это-то и предстоит определить. Ох, чёрт. Прости, но ты б знала, в каком я шоке. Я... ладно, сказала «а», говорю «б»! Короче. Мне сообщили, что ещё один одиозный лётчик сбежал из мест... кхм, весьма отдалённых. Нам нужно знать... да ладно уж, иметь надежду, что Фальк – это Фальк, и никто иной, и никого не подцепил на хвост, и никто не вселился параллельно в его тело. - А кого он мог подцепить? Реально того англичанина? - Мэннока? Вполне. Диагностикой души я ещё займусь дополнительно. Но надо знать, что тело то самое и психика тоже. Сейчас необходим анализ ДНК и личное собеседование. У Карины зябко закололо в подушечках пальцев. - И когда? - Сначала биометрия, сегодня-завтра. А после – встреча с моими начальниками. По идее, они должны принять решение о том, чтобы помочь с учёбой. - Хорошо бы... - Будем держать кулачки. А потом уже всё остальное. Я позвоню. Выбор места за тобой. Перед глазами закружились и рассыпались нелепыми конфетти фотографии излюбленных кофеен. - Я поняла. Слушай, надо как-то рассказать обо всём Герману. - Конечно. Но это только лично, умоляю, я сейчас не могу распространяться. Да и стоит подумать, как эту инфу подать ещё, у меня у самой голова пухнет. Мне бы к вам вырваться перед этим «собесом», но я вообще не знаю, смогу ли. Голос у Алеси угасал и звучал всё несчастнее. - Лесь? - Ну? - У тебя всё нормально? Просто ощущение, что тебя держат в заложниках. - Да нормально, всё под контролем. Хотя ты недалеко от истины, я заложница своей профессии, - кисло отшутилась Стамбровская. Карина не выдержала и проговорила: - Нет, реально, ты меня пугаешь. Точнее, кажется, что тебя кто-то пугает, - красноречиво кашлянула она. - Пока нет. Напрямую нет. Спасибо, что переживаешь, но... я справлюсь. Я же боевой маг, как-никак. Расслабься. Карина лишь покачала головой, прощаясь и кладя трубку – выполнить эту последнюю просьбу было очень сложно. Она привыкла считать Алесю несгибаемой, да та и сама обожала строить из себя этакого «железного Феликса». Вот только теперь металл разъедала кислота растерянности и... пожалуй, самого настоящего страха. Вряд ли стоило злиться на недомолвки, уж тем более, за тревожность, но приходилось признать: сегодня Карине показалось, что горизонт наконец-то очистился, однако теперь его снова заволакивали тучи. ____ 1) Боже мой. (шв.) 2) Что? (нем.) 3) Цитата из поэмы Якуба Коласа «Новая зямля», буквально: «Какой ты, малец, нетерпеливый, да чтоб тебя утка затоптала!» (прим. авт.) 4) Хорошо (нем.) 5) Вот как (нем.) 6) Бортовое радиоэлектронное оборудование (прим. авт.)