По ту сторону небес. Воскресение

Улочка была почти не освещена. Неприметный автомобиль подрулил к обшарпанной трехэтажке. На стене, что днём имела чахоточный оттенок, мощными мазками вздымались следы свежего пожара; до задов этих предместий городские власти и реставраторы добираются не сразу. Над единственным освещённым подъездом светилась гнилушка фонаря. Синий оттенок ламп и гирлянд навевал Алесе мысли о болотном гниении и мигалках конкурирующего ведомства. Не самые приятные ассоциации. Она усмехнулась. Между тем, машина двинулась дальше по щербатой брусчатке. «Лежачий полицейский» - и в багажнике глухо звякнул инвентарь. Они встали на полупустой стоянке под корявым дубом. Водитель заглушил мотор. - Не возражаете, я покурю? Стамбровская пожала плечами. Двое других сотрудников, дюжие, крестьянского вида, хлопцы, отозвались молчанием. Кто они такие, чтобы что-то разрешать или запрещать полковнику. Во тьме салона медленно вспыхнула точка тонкой сигаретки. - Волнуетесь? – участливо осведомился Курлович. Алеся еле удержалась от фырканья. - Нисколько. За кого он её принимает? День пролетел незаметно, был получен необходимый инструктаж. Алеся механически выполняла рутинные задачи и считала часы до выезда. Накануне ей стало чуть получше, когда она доверилась Карине и поделилась смятением от внезапного визита и предупреждения. Теперь оставалось лишь грамотно войти в глубокое пике – в омут головой – и делать то, что полагалось. После звонка того дрожь унялась. Нет, иногда чертовски важно выговориться. Даже так коряво и стыдливо. Карина позвонила сразу после разговора с Андроповым. Алеся догадалась, что синхронизация нарушена. Иногда между мирами параллельность нарушалась, и создавалась иллюзия разных часовых поясов. Алеся была вымотана и мечтала только о подушке и свежих простынях, а у Карины было часов семь от силы. Такое было не совсем диковинно, но и не в порядке вещей. Это обычно говорило о некоем нарушении баланса, расшатанности мироздания. Опять же, не роковое предвестие, но что-то вроде испортившейся погоды, знак того, что нужно быть осторожнее. Но Алеся усердно отметала мысль о том, что может «волноваться». А ещё, это ведь не она испытала необходимость покурить перед заданием. Впрочем, она и не имела такой привычки и потребности. Тем более, там, куда они направлялись, курить было моветоном из любых соображений. Пара отпущенных минут подходила к концу. В покалеченном доме ещё светилась пара окон. Но кто б оттуда ни выглянул случайно, плевать. Алесю воодушевляла неуязвимость: кто б ни попался сейчас на их пути, даже сторож – вопросы тут задают они. Прищёлкнув крышкой пепельницы, Курлович скомандовал туманной репликой: «Ну что ж...» - и почти бесшумно распахнул дверь со своей стороны. За ним последовали Стась и Михась – Алеся, да и все, их путали – «первый пошёл, второй пошёл». Она вышла последней. Под негромкое шуршанье у багажника она остановилась и огляделась: хорошая ночь. И не только здесь. Прогноз благоприятный, ясно и без осадков. Забор вздымал к пасмурному ночному небу грубые пики в хлопьях краски. Задняя калитка, ожидаемо, была закрыта. На помощь, как обычно, пришла карточка с разрыв-травой – массивный замок обморочно обвис, и все четверо вступили на территорию: впереди полковник, за ним Алеся, затем их помощники с лопатами и мешками наперевес. «Ей-богу, на кладбища – как на работу». Впрочем, в самом этом замечании была тавтология: не такова ли твоя специальность, Леся? Они сосредоточенно петляли между могилами, пробираясь к мемориалу, где покоились солдаты Великой войны, к назначенной точке входа. - Чуть дальше, вон к тому памятнику, - тихо велел Курлович. Энергетический фон был тут почти везде ровен, так что привязка к памятнику казалась романтическим жестом. Но в широком смысле выбор места был неслучаен: похожие локации разных миров были теснее связаны. Вспоминался знакомый портал между одним книжным магазином и другим таким же, даже внешне похожим, в родном мире. Он потому и был так популярен: перемещения проходили легче и безопаснее. Вообще-то, все четверо инквизиторов, даже двое сотрудников низшего ранга, могли бы переместиться откуда угодно, для этого хватало квалификации. Но создание портала между различающимися локациями требовало больше усилий, а им нужно было обойтись малой кровью. Кровью ли, в самом деле? Они не знали, с чем столкнутся. - Сюда. Они сгрудились в тени массивного постамента со вздыбленным скакуном и воином, заносящим меч, как на государственном гербе – разве что вместо доспехов униформа пятидесятилетней давности. - Вон тот стык плит – порог, - тихо скомандовал полковник. Алеся заняла своё место, как в конце ВПП. Безропотно, потому что действия Курловича были правильны – не время для возражений. Она оглянулась через плечо: парни из вспомогательной бригады сейчас и сами напоминали призраки солдат с винтовками. Без лишних слов Курлович пошёл, ускоряясь до трусцы, а перемахнув черту, истаял в воздухе. - Теперь вы?.. Уступаю. Стась и Михась сумрачно пожали плечами. Они послушно разбежались и сиганули вслед за высоким начальством. За ними размеренным шагом последовала она. Когда Стамбровская вынырнула в точке выхода, лишь изменившийся ландшафт с незнакомыми очертаниями могил выдавал перемещение. Да ещё луна – временами через несущиеся массы облаков проглядывал её диск с обглоданным боком. Профиль начальника уже подсвечивался телефоном. - Нас довольно далеко отнесло, - с неудовольствием отметил он, - в противоположную сторону. Мы в секторе А, придётся двигаться к десятому, на северо-восток. Алесе не сделали упрёка за опоздание – значит, разницы всего минута, но даже это несовпадение настораживало. Она не произнесла ни слова, за неё это сделал полковник, пробормотав: - Вы несколько задержались, интересно, случайно ли... - Погрешности бывают частенько, - осторожно проронила она. Полковник досадливо дёрнул плечом: они могли бы очутиться прямо на месте действия, но не тут-то было. Вероятно, сработал первый уровень защиты: он условно именовался «Леший» - недоброжелатель будет петлять кругами по погосту, но ему ни за что не найти места погребения. Полковник демонстративно развёл руками. Он и сам всё понимал. Могилы знаменитостей часто ограждались заговором от вандализма или недобросовестных магических экспериментов. - Как думаете, это самое большее, что нам грозит? – будто бы рассеянно проронил полковник. - Почему вы спрашиваете меня? - Вы в более близких отношениях с испытуемым. Алеся кисло усмехнулась и чужим голосом пробормотала: - Он не более, чем испытуемый. Хорошо, что в темноте не было видно румянца. - Ладно, допустим. Пойдёмте. Поспешно применив формулу незаметности, они двигались по аккуратным гравийным дорожкам курсом, что указывал командир. - То, что с нами произошло, указывает на именно защиту, а не проклятие, - задумчиво проронил он. Второй метод был самым известным, древним, но и самым примитивным, хотя действенным. - Но нам нужно быть готовыми к комбинированному препятствию. Как считаете? - Считаю, что препятствие полностью однородно. Даю девяносто процентов навскидку. Проклятие относилось к магии реактивной, а защита к упредительной. Первое работало как мина или сигнализация, активировалось лишь после совершения действия и направлялось на наказание, второе – на исключение злонамеренных действий. В первом случае закалённые инквизиторы до самого приближения вплотную могли не почуять никакого сопротивления, а тут – на тебе, и даже карты могли привирать, а интернет предательски зависал. - Девяносто процентов? Откуда такая уверенность? - Знание истории, - процедила она. Полковник, видно, даже не потрудился вникнуть в неё и применить маломальские знания психологии. После окончания Великой войны в Германии сгустились тучи. Кайзер отрёкся от престола и передал бразды правления наследнику, но это немцев не успокоило, сильны были республиканские настроения марксистского толка – немецкий народ возненавидел царствующую династию, что ввергла его в такие бедствия и опозорила перед другими нациями, так что впредь по всей Европе их обзывали «гуннами». Страну потрясали общественные беспорядки, подвергались сомнениям все авторитеты, что были связаны с монархией. В их числе оказался и Герман Фальк. И красных не заботили его постоянные конфликты с начальством во имя авиации, потому что о них никто особо и не знал, так же, как и о душевных терзаниях и слабостях главы государства. Они были попросту неинтересны протестующим. Сусальная позолота авторитетов разом обратилась в грязь. А ведь майор Фальк забронзовел и стал персонажем мифов ещё при жизни. В худшем случае его считали кровожадной хищной птицей на службе Империи. В лучшем, у него была двойственная слава кокетливого бунтаря, а на самом деле, верноподданного: «милые бранятся, только тешатся». Неизвестно, что было условно хуже или лучше. Но в один прекрасный день, тогда, когда полыхали алые флаги на улицах, и брызги разбитых витрин заливали тротуары вместе с кровью, и вышибленные мозги красовались на бетонных стенах желтовато-серой жижей вместе с размашистыми лозунгами, ярость толпы добралась и до него, орденоносного героя. Который запомнился отнюдь не мечтой о Небе, а тем, что война ему была «мать родна» и все его идеи служили истреблению. Протестующие прокатились волной саранчи по Главному кладбищу Франкфурта и отыгрались на мёртвых реакционерах, как могли. Памятник Фалька был залит багровой краской, венки и цветы растерзаны и размётаны, и казалось, что на могиле порылись и испражнились с полсотни псов. Ни его семья, ни офицерское сообщество, ни те простые немцы, что видели Германа героем, а не убийцей, не могли допустить повторения. Ни в коем виде и ни в коей степени. И когда некто обращался к магу за помощью, очевиден был выбор в пользу защиты, а не проклятия. Но лекции на кладбище были ещё более неуместны, чем курение, так что Алеся ограничилась лишь самым кратким экскурсом. В темноте мелькали стволы пожилых деревьев и вычурные надгробия. Спина Курловича, обтянутая щегольским пальто, оставалась такой же ровной и напряжённой. Наконец, полковник снисходительно пробормотал через плечо: - Пожалуй, верю. Даю вам некоторую фору как одарённому сотруднику. Стамбровская со старательной учтивостью проговорила: - Вам виднее, пан полковник. Опыт ваш несравнимо больше. «Опыт бесплодных попыток, ну да». Хотя Алеся понимала, что ей самой, по-хорошему, ещё лет пять, а то и десять, надо было бы расти до участия в подобном проекте. - Хотя стоит отдать должное грамотной конспирации, - продолжала она, - вы не очень-то похожи на некроманта. - Ну, а что ж вы думали, панна Стамбровская? - парировал тот, опуская воинское звание изящно и вскользь. - Типичный некромант – это мрачный отшельник в одеянии с капюшоном? Бледный и с взором горящим, всем своим видом свидетельствующий об отчуждении от мира живых? Кажется, он сейчас почти бравировал тем, что не собирался делать грязную работу: не очень-то хотя бы дёрн потаскаешь в таком пальтишке и лаковых туфлях. Парней он как бы и в расчёт не брал, а Алесе в кроссовках и мятых джинсах предполагалось лишь испытывать неловкость. - А вы, – произнёс Курлович, - вы разве подпадаете под этот образец? - Никак нет, - ровно отозвалась та. Да, её фишкой как раз и был образ интеллигента и научного сотрудника, что в жакете, что в свитере, и даже сейчас в неказистом прикиде, будто она археолог, приехавший на раскопки. Пикировка захлебнулась. Алеся сама прикрутила фитиль. Они приближались к десятому сектору. Иногда возникало странное и внезапное, как судорога, желание вильнуть другой тропинкой. Борясь с ним, они в муторном напряжении шагали дальше. К чести парней, они держались достойно: хоть и натасканные на очень узкие задачи, справлялись на совесть. А от них сейчас напрямую зависел успех задания: увериться, что в виде восстановленной органической системы - так мудрёно сейчас именовался Фальк – был воскрешён именно тот, конкретный человек. Новейшие исследования гласили, что в процессе транслокации возможны побочные эффекты. Некоторые из них уже проявились и у Германа, но шрамы, то есть, изменения в строении кожного покрова, казались меньшими из зол. Хуже получалось, если внешность человек наследовал от одного прототипа, а личность от другого. Чем ближе к месту, тем сильней в горле усиливалось тошнотное биение. Алеся отгоняла дурные предчувствия, но помнила о прошлых неудачах. Однажды во время средневековой войны по свежим следам попытались воскресить одного полководца, но во внешне идентичном теле оказалась душа его приближённого, верного, преданного, но в военном смысле бездарного. Также имелись примеры одержимости, и от такого воскрешённого приходилось довольно быстро избавиться, объявив его самозванцем, бесноватым и юродивым. Как бы и Герман не попал под раздачу. Тем более, пришлось честно доложить о странностях ауры. - Вот оно... – со сжатыми челюстями выдохнул Курлович. – Мы приближаемся. Его сковал страх. Это ощущалось и в голосе, и в замедлении шагов. - Алеся, вы чувствуете? Он впервые за долгое время назвал её по имени. - Так точно, пан полковник. Станислав? Михаил? Всё нормально? – повернулась к парням Стамбровская. Уже зная, что нет. Но она услышала лишь смиренное: - В рабочем порядке, майор. Под ногами их спутников гравий также стал похрустывать тише и более тягуче. Они были всего лишь безмолвными рядовыми, но именно в такие моменты и говорят, что упал боевой дух в войсках. Алеся не вглядывалась, но почти видела, что костяшки их должны были побелеть, дыхание заняться, колени ватно ослабеть. И притом они не смели озвучить эти ощущения. Не смеют в страхе перед командованием, а при случае – побегут. Она прекрасно понимала, что чувствуют другие, потому что всех накрыло синхронно. Тоска, смертная тоска. Противная телесная дрожь. И – ледяные кончики пальцев, это в тёплую-то майскую ночь. Казалось, сделает ещё шаг – и упадёт. И, может, не умрёт, но будет мучиться до утра, не помня себя, а потом её найдёт сторож, колотящуюся, как в лихорадке, лепечущую какой-то бред. Наверное, это как когда Карина упала в обморок на Старом мосту или на Военном кладбище, только хуже. Наверняка, хуже. - Держитесь, хлопцы. Уже близко. Она с трудом разлепляла губы, как пьяная, произнося эту фразу. Все сосредоточенно закусили удила и шагали, будто продираясь через вязкую паутину. Алесе уже случалось с таким сталкиваться, но раньше она отгоняла жуть устоявшимися формулами, взламывая защиты, как хакер. А сейчас что-то подозрительно и до омерзения личное вкладывалось в душу. Её хотели оттолкнуть от Германа любой ценой. Оставалось гадать, это базовые свойства заградительной магии либо они просчитались со временем, и в какое-то время суток силовое поле обретало особенную мощь воздействия. А ещё – кто это сделал, кто? - Мы близко, - просипел полковник, уткнувшись в телефон. - Идите быстрее, не останавливайтесь! - скомандовала Алеся, нарушая субординацию. Их брали на «слабо». Здесь не помогал рассудок, только мышечные усилия в подкашивающихся ногах. И вот они уже почти бежали трусцой. При свете дня всё здесь могло выглядеть чуть не пряничным, умиротворённым, но сейчас тьма кусала за лицо, ветви чёрных немецких елей будто силились тяжело подняться и протянуться к ним, заградить путь, исколоть и задушить. Гравий гремел под ногами непозволительно громко. Одно угадывалось: окажись тут даже сторож, он испытал бы то же самое. Не страх, но даже мечту задохнуться, лишь бы избавиться от этого вязкого ужаса. - Алеся... – проговорил Курлович. Она хотела обратиться к нему по имени, но оно вылетело из головы. Станислав Андреевич? Ростислав Александрович? А чёрт бы его подрал, пижона... - Да, полковник. Стамбровская еле-еле переводила дух. Майка под пуловером гадко набрякла липкой сыростью. - Мне кажется, кончилось. - Да вроде бы. Ночь внезапно прояснилась. Снова обрели красоту скупые очертания могил. Чистый воздух щекотал ноздри. Но от схлынувшего напряжения хотелось просто упасть, прилечь на ближайшем участке и забыться дрёмой до утра. Она оглянулась на парней. Глаза их были всё так же сосредоточенны, но лбы смутно блестели. Одно пульсировало в мозгу: «Что ты такое?». Алесе хотелось одновременно пожать руку магу, что поставил на могилу Фалька такую мощную защиту, и от души врезать ему по морде. Вот вражина. Она ненавидела чувство уязвимости. Конечно, этот человек был давно уже мёртв. Но, казалось, она не постеснялась бы и сигануть во снах за Черту, чтобы найти его. Кто-то неизвестный порочил её замыслы и считал, что она не может испытывать симпатию к Герману и заботиться о нём, а все её действия, сколь угодно специфические, она считала именно заботой. - Вон туда. Во мраке замаячила ажурная ограда, справа за ней массивное сооружение, а слева – крестообразный силуэт памятника, более позднего, чем тот, что когда-то был осквернён. Алеся заранее тщательно изучила обстановку. Герман озвучил последнюю волю ещё в 1919 году и был похоронен не в семейном склепе, а в земле. Стамбровская помнила кислую ухмылку полковника – так, будто трудиться предстояло ему самому: - Со склепом было бы проще. - Не факт, - возразила она. – Представьте, если бы гроб не стоял рядом с другими, а был заложен плитами. Правда, тогда, пожалуй, сюжет их задания стал бы другим – пришлось бы избрать целью Музей авиации в Берлине, где хранились личные вещи майора Фалька. Нет, лучше и вернее – так. ...Он хотел, чтоб на его могиле росла трава, как на лётном поле. Возможно, полевые цветы. Не розы, а маки или васильки. Он не знал ещё, что алые лепестки станут символом войны, которой и он отдал свою кровь и душу, а за синие звёздочки с белёсой россыпью тычинок станут спорить Германия и Княжество Литовское, желая официально утвердить символом страны. Он, наверняка, втайне надеялся, что на его могилу станут приходить курсанты авиационных училищ – посидят, скрестив ноги по-турецки, загадают себе удачную сдачу зачёта или экзамена. А может, заявятся те романтики, что услышат о нём в песнях. Но кто-то, для кого его имя станет дорого. Алеся не помнила, чтоб она где-то читала об этом, эти мысли будто бы пришли сами собой – и она обрадовалась: поймала волну. И тут ударила другая волна. Точнее... «Третья!» Последний уровень. Нечто будто пронизало её и сотрясло, как током. По составу энергии это напоминало прожектор – несомненно, это был Свет, а по мерзости ощущений – будто гибкое тугое щупальце. Стамбровская запнулась и нервно сглотнула – потому что прощупывали и сканировали её душу. «С чем ты пришла сюда?». Она даже словесно не могла сформулировать вопрос, но до противной дрожи ощутила его всем своим нутром. Эмоциональный тест, ну что могло быть хуже?!.. Ещё не хватало, чтобы Нечто спросило, кто все эти люди или начало сканировать каждого по отдельности – тогда провал неминуем, всё посыплется. Она дёрнулась и с разворота вцепилась в руку полковника: - Держитесь за меня! Парни, вы тоже! - бросила она через плечо. Курлович безропотно поймал её ладонь, а за его руку уцепились Стась и Михась – Алеся замкнула контур. Теперь они должны были восприниматься единым целым, а сила их объединялась в крупный сгусток. И всё же единство грозило распасться в любую секунду; надо было что-то решать. Кто-то должен был отвечать за единую линию. Выбор был очевиден. Точней, его не было. Алеся должна была вытянуть всех и за всех держать ответ. Это не напоминало рентген или проход через рамку металлоискателя. Потому что чуть ли не физически Стамбровская ощущала давление. Казалось, каждую клетку её тела трогают ледяными пальцами, вертят, как кусочек паззла и водружают на место, и всё в считанные доли секунды. Одежду точно придётся стирать. По хребту струился липкий ручеёк пота. «Спалились». Ясно было, что в такое время они не могли прийти просто так. «Что ты такое». Теперь этот вопрос задавали ей. «Что тебе нужно». В эфир врывались помехи в виде страха и напряжения сотрудников. «Кто ты для Германа». Алеся расцепила зубы и почти беззвучно прохрипела: - Я – друг. Беспомощно, самонадеянно, нагло. Она не знала, какие чувства на самом деле испытывает к Фальку. Что должно пересилить помехи. Что должно стать ключом. Её утверждение было умственным решением и волей пересилить сопротивление. Но требовалось большее. Она ненавидела в этот момент и себя, и коллег, и саму ситуацию. Но также было ясно, если она не вытащит на свет божий пресловутые чувства, стоит пенять на себя. Перед её глазами, расплываясь во тьме, щерилась ограда с пиками. А стоило оживить перед собою лицо Германа. Когда она только хваталась за это дело, ей владело лишь научное любопытство, а дальше – «стерпится, слюбится», она надеялась узнать Фалька ближе и проникнуться симпатией, без которой любая работа невозможна; она не понимала Карину, нет, хотя бы потому, что ей нравились мужчины совсем другого возраста и статуса; потом она отмечала его чисто эстетическую привлекательность; а потом... Нечто в нём было. Нечто, что заставляло болеть душой. Фальк казался крупной грозной птицей, но в то же время сквозила в нём некая наивность, уязвимость. Чистота. Тьма тоже бывает чистой и звенящей. Карина когда-то рассказывала, что в художественной школе их натаскивали, убеждая, что нет в природе чистого чёрного цвета, и стоит забыть, что он существует в наборе красок. Нет, забыть стоило о наставлениях. Герман был тёмен, прекрасен и чист. Алеся сама хотела бы постигнуть такую степень. Она за каких-то жалких полмесяца начала волноваться о нём и почти полюбила, как брата. Она хотела защитить его. Ничто не должно было примешаться к его душе и внести муть. А для этого ей надо было приблизиться и разузнать, в чём дело и всё ли в порядке. Она действительно готова была драться. Пожалуй, что ей сейчас владело нечто вроде ревности. Наверное, до сих пор она была слишком равнодушна для этого чувства. А теперь стремилась доказать некой сущности или системе, что – достойна. Достойна быть приближена к телу, как это извращённо ни звучало. Её ослепило мимолётное видение. Ручейные, по-мартовски серые глаза Карины в кафе «Майнгольд». Тогда она почти требовала от Алеси любви и сочувствия к Герману, заглядывала в лицо и комкала салфетку, болезненно ёжась и всё-таки готовясь напасть. Алеся пошатнулась, как от пощёчины. В структуре защиты явно ощутился её дух. Если Карин Хаммаршёльд была причастна к созданию этого магического оборонительного сооружения... Вот тебе и жалобы на бездарность. Вот тебе и трепетная лань. Неизвестно, с кем она могла скооперироваться. Но Карина была не так проста и невинна. «Я хочу помочь. И ты мне помоги». Снова от накатившей дурноты захотелось упасть на колени. Силовое поле отключилось – за три мучительно долгих секунды. Замок на ограде оказался открыт. Не понадобилась ни разрыв-трава, ни более мудрёные формулы. - Пошли. Стамбровская продолжала вести. Её догнала боль в запястье. Наверное, не обойдётся без синяка: Курлович вцепился в неё, как в карниз, вися над пропастью. «Надеюсь, и хлопцы тебе руки помяли», - мстительно подумалось ей. Контур был с чувством явственного физического облегчения разомкнут – все четверо судорожно вздохнули и ещё с полминуты они все выхватывали фигуры друг друга из черноты и чуть не хрипели, как после убийственного кросса. - Поздравляю, - выдохнул полковник. – Я и не думал, что этот немец такой... особенный. Здесь пахнет даже не правительственным заказом. Нечто очень личное. Алеся проговорила: - С этим надеюсь разобраться. А пока нужно приступать. Курлович нервно кивнул. Напряжение оборонительного рубежа спало, хотя грыз изнутри червячок: как в той избитой шутке, вход – рубль, выход – два. Неизвестно, как придётся вырываться с участка. Но наконец-то ровнее дышалось. Теперь они находились будто бы в оке бури. Сначала была повторена формула незаметности, аккуратными квадратиками вырезан дёрн и отнесён в сторону. В глухой темени послышалось, как лопаты вонзаются в землю, а сухая супесь резво шлёпается комами. Алеся читала укрепляющие формулы: хотелось бы верить, что парни справятся часа за два с половиной. И ещё столько же уйдёт на устранение следов. Она отошла и оперлась спиной о железные прутья. Жаль, что не взяла хотя бы жестянку энергетика. Слишком самонадеянно. А сейчас так и хотелось сползти и усесться по-турецки или просто вытянуть ноги. «Ну, Карина. Если это реально ты – подкинула задачку». Она терялась в догадках. Рядом с ней к ограде прислонился полковник. Ворот пальто неряшливо распахнулся, руки подрагивали. - Вы ведь тоже оценивали уровень защиты несколько иначе? - Возможно. Теперь без разницы. Нам бы отсюда просто выбраться. А пока насладимся эстетикой. Она дёрнула подбородком в направлении памятника. Луна как раз вышла из-за туч. Вид портили две сосредоточенных угрюмых фигуры, машущих лопатами, но изваяние всё равно впечатляло. Мощная, но стройная фигура майора Фалька с раскинутыми руками была пригвождена к кресту стилизованного аэроплана. Голова его склонялась страдальчески на плечо – лицо вдохновенно обращено к небесам, а глаза открыты, и всё равно вспоминались слова из песни, которой недавно поделилась Карина: Но если верить не по понятьям, Кусок металла – моё распятье... «Кусок фанеры», - мысленно поправила себя Алеся с поправкой на исторические факты, но устыдилась собственного педантизма. - Как думаете, кто поставил такую мудрёную защиту?.. Полковник, забывшись, шарил по карманам, будто всерьёз задумываясь совершить кощунство и воскурить на могиле героя не фимиам, но папиросу. - Это важно? - Хотя бы для того, чтобы отсюда выбраться, возможно. - Пожалуй, что. Они помолчали. - Это мог быть кто-то, кто восторгался им при жизни. Вероятно, преданно любил... - Очевидно. - Даже не знаю, мог бы это быть кто-то из лётчиков? Я тут прочитал, что они не такие простые ребята, среди них случались и практикующие оккультисты. - Несомненно. - А ещё будто бы у некоторых случались симпатии, что не совсем вписываются в строгие нравы того времени. - Всегда такие были. - Алеся, ну какая же вы сухая. - Мокрая, - огрызнулась она, брезгливо поёжившись. Одежду точно придётся стирать. – Причём держу пари, что вы тоже. - Да уж, а что поделать... И всё-таки вы как-то злы сегодня. Она закатила глаза. «Я и вообще зла, а для вас как будто новость». - Просто странновато слышать от вас в такой обстановке рассуждения о любви. Конечно, стресс и всё такое, но ведь не самое лучшее место и время. - Согласен, но просто признаюсь, не молчать же всё время, как парни трудятся? «А был бы неплохой вариант». - Вам не кажется, что это его жена? Говорят, она была тем ещё мистиком и просто скрывала от всех свои способности. «А не так ты погано подкован». - Полноте, пан полковник. Она умерла раньше, чем он. - И всё-таки есть заклятия с отложенным эффектом. - А ещё... Он издал кудахчущий смешок. - Почему бы не считать это своеобразным свиданием? Вы мне нравитесь. «Опять двадцать пять. Да все знают, какой ты козлик, думаешь, чистосердечное признание меня смягчит?» - Очень вам сочувствую, пан полковник. Не самый удачный выбор симпатий. Уж поверьте мне, человеку, знающему меня лучше всего. - А жаль. Мне давно хотелось как-нибудь оказаться с вами в полевой обстановке. - К чему? - Просто вы весьма интересная. - Что? - Интригуете. Вам вроде как ближе не эрос, а танатос. «Ну, начались подгоны по Фрейду. Когда он уже и здесь устареет?». - И? - И всё-таки это не совсем верно. - Закуривайте уже. Потом уберёте. - Зря вы так. Когда вы держали контур, я видел, что в вас будто нечто вспыхнуло. - Служебный долг во мне вспыхнул. Флориан Казимирович, я бы и вам советовала настроиться на эту волну. Извините. Она понимала, чем грозит такая дерзость, а всё-таки не сдержалась. Но Курлович только мотнул головой: «Ну, даёшь», - с мутной тенью ошалелого восхищения, и всё-таки покорно закурил. Но пальцы пока ещё плоховато слушались. Пепел падал на траву. Полковник тщательно его размазывал носком ботинка, видимо, надеясь на дожди по прогнозу, буквально через день. Он заметно сник и проговорил: - А вы правы. Это я от нервов ерунду болтаю. Ну, каждому своё... На самом деле, меня больше другое интересует. Не связана ли защита с неким артефактом? - Вполне возможно. А даже если так, что предлагаете? - Пока не знаю. – Он затянулся. – Просто прикидываю, хватит ли сил справиться ещё и с такой задачкой. «Поживём – увидим». Нет, она отбраковала этот ответ. И сказала: - Если что, по тому же методу, очевидно. Вместе должны справиться. Послышался приглушённый стук, и они оба напряглись. Оставалось поднять гроб, вскрыть его и сделать дело. Они отлепили спины от ограды и подошли к краю ямы. Пришлось помогать. Курлович послушно тянул трос, Алеся тоже. Она нахмурилась, когда гроб встал у края могилы. У Стамбровской почему-то возникла ассоциация со спелёнатым больным ребёнком, совершенно неуместная. Можно подумать, она обнаружит внутри живого и страдающего Фалька. Но, когда раздавался скрип вынимаемых гвоздей, у Алеси по коже бежали мурашки и возникало ощущение, будто кто-то пытается подковыривать ей ногти. Наконец, была откинута крышка. Алеся надела тонкие медицинские перчатки и вооружилась ножницами. В другой руке у неё мелькнул прозрачный стерильный зиплок. С ощущением смутной стыдливости она подошла и заглянула. Возможно, труп бальзамировали. Она ожидала увидеть лишь кости с мелкими фрагментами иссохших разложившихся тканей в неряшливой ветоши мундира. Но её неприятно поразило, что ещё угадывались черты – правда, уже неузнаваемые. Всё-таки спокойнее было бы увидеть голый череп с провалами, а не намёк на плёнку почерневшей маски. Конечно, это был не Герман. И всё-таки невольно всплывали в памяти последние снимки второй половины двадцать третьего года, когда майора в войсках уже называли конченым человеком и живым мертвецом. Он бросился в разрушительный образ жизни, как в бой, и вёл его до самого конца. Да, вот у живых скулы наподобие этих называют «кокаиновыми». Сама фигура казалась гораздо длиннее, почти до нелепого более долговязой, чем запечатлённая на памятнике. Алеся наклонилась, колеблясь, будто боясь сделать больно. «Ну же». - Михаил, попрошу вас – у вас силы в пальцах больше. Она протянула вынырнувшие из кармана кусачки. - Нам хватит и мелкого фрагмента. Давайте аккуратно, не отхватите лишнего. И не выроните. Кисти скелета были благочестиво сложены на груди. Алеся осторожно приподняла одну из них, и снова ворвалась нелепая ассоциация: будто приглашение на церемонный вальс. Тем временем, Михась сделал ровно то, что от него требовалось: отщипнул наискось кончик фаланги мизинца и, поймав осколок, протянул его Стамбровской. Та спрятала фрагмент в зиплок. Чисто рассудочно казалось ироничным, что ради этой малости они участвовали в таком рискованном и трудоёмком предприятии. - Всё? - Почти. - Что насчёт артефакта? Вы что-нибудь видите? – проблеял сзади Курлович. - Сейчас. Накатил приступ не то тошноты, как при болтанке, не то новой стыдливости. Но она филигранными движениями расстегнула верхние пуговицы мундира и рубашки, точнее, то, что от них осталось, точнее, частично не расстегнула, а отодвинула, смахнула. На потемневшей грудинной кости, чуть свесившись набок, виднелся крестик на тонкой цепочке. - Это он? - Подождите. Возможно. Она выхватила телефон, как кинжал, приготовилась к «атаке» правой рукой. Левой аккуратно поддела чернеющий крестик, так, что он очутился в ладони. При касании к металлу в подушечки пальцев словно отдался слабый электрический разряд. Впрочем, могло и показаться. Она сфотографировала со вспышкой. Фон потом может размыть. И сказать, что это вовсе и не её ладонь, а артефакт обнаружился на неких раскопках. Она уже настраивалась на неудобный вопрос. И проговорила: - Изымать мы ничего не будем. - Разумеется. Тут уже в голосе у Курловича проступил подспудный тон: «Что, за дурака считаете? Нам бы отсюда выбраться, а трогать нечто – боже упаси». Какая бы тишь ни воцарилась над местом совершения непотребства, а она была обманчивой. И это знали все. И снова вязко, медленно обливались испариной. Ещё часа два предстояло провести в ожидании. Иногда офицеры сменяли сотрудников низшего звена. Работа шла бойко: закапывать легче. Алеся всё-таки не выдержала и уселась на траву у ограды. Поистине, на три вещи можно смотреть вечно: на огонь, на воду и на чужую работу. - Вроде аккуратно. Невооружённый взгляд не мог заметить стыков между квадратиками дёрна. - Как будем уходить? Прорывать границу заново? Или прямо отсюда? Полковник покосился на двери ближайшего склепа. Она и сама уже прикидывала. - Да. Так лучше всего. Вот поставь её к стенке, она не могла бы сказать, что проявила неуважение. Но она не представляла, как будет снова биться о границу. Горло будто схватили костлявой ледяной рукой. И она с хрипами отсчитывала, как инструктор: - Один, два, три... пошёл... И совсем уже застило глаза, когда сама ринулась в каменный мешок, зная, веря, надеясь, что упадёт на порог лаборатории. Мир кружился и сжимался перед глазами, когда Алеся совершала прыжок.