***
Хосок медленно перебирает волосы Тэмина. Такой солнечный мальчик, но не его. Чон горько ухмыляется — встреть он этого омегу раньше, он бы всё поменял: он бы сказал родителям, что Рем ему не пара, он бы этого омегу на руках носил, заставил бы себя любить. Сейчас уже всё решено, но Тэмин появился внезапно. И Хосок понимает — он так же внезапно исчезнет. Бросив последний взгляд на омежку, Хосок вышел из комнаты. В животе урчало, а когда Тэмин проснётся, ему тоже наверняка понравится яичница. Как только Хосок вышел, Тэмин соскочил с кровати. В голове засел великолепный сон про них. Где Хосок останется с Тэмином, и всё будет хорошо. Но сны, как правило, имеют свойство забываться. Вот и Тэмину лучше забыться где-нибудь и потеряться. Быстро натянув еле как найденную одежду, омега быстро юркнул за дверь и маленькими неслышными шагами направился в сторону выхода, как его схватили за руку и настойчиво потянули назад. — Уходишь даже не попрощавшись? Мне, как хозяину, очень обидно. — шутливо тянет Хосок. — Может, останешься? Омега виновато смотрел в пол. Может, это было и некрасиво, но зачем альфа его держит? — Я приготовил завтрак, не хочу есть в одиночестве. — Альфа продолжает и тянет Тэмина в сторону кухни. Омега отбиваться пытается, но всё тщетно. Вздыхая, он плетётся за альфой. Хосок довольно урчит — Тэмин остался. Завтрак проходит в тишине. Омега уставился в свою тарелку, но к еде даже не притронулся. Когда альфа сказал, что его ребёнку нужно хорошее питание, то омега просто поковырялся вилкой в тарелке и сказал, что не голоден. Хосок же всё утро взгляда не отводил от омеги. Тэмин притягивал его, и эту связь ничем не разрубить — все те скелеты, которые альфа так отчаянно прятал ото всех, вывалились прямо перед омегой, показывая, куда и как бить надо, чтобы Хосока надвое разломить. И омега не промах — всё на лету схватил, вырваться пытается от него, боль причиняет, какую Хосок даже своим заклятым врагам не пожелает. А омега ломает так беспощадно, что даже мысли все уходят, а Тэмин их место занимает. Хосок его выкинуть старается, каждую минуту в своём сердце хоронит — но стоит только взгляд на омегу кинуть, и Хосок в его ногах валяться готов, просить подождать с решением. Первый раз альфа так унижаться собирается — никто его никогда и заставить не мог ради омеги и бизнес бросать, и грядущую свадьбу отменять. Но Хосок не может этого не сделать тупо из-за гордости. Вот расскажите альфе, как он в глаза Рему смотреть будет? Что он ему скажет? А бизнес? Отец корячится над ним, лелеет так, как будто и сына-то у него нету, а Хосок подставить его собирается, мол, извини отец, не сейчас и никогда в этой жизни. Внутри всё рвётся. Хотелось бы удержать омегу, да вот только не будет альфа счастлив — неразделённая любовь полосует по сердцу больнее, чем виноватый взгляд омеги. Этим взглядом Тэмин мог разные узоры на стекле вырезать — Хосок чувствует, как весь этими узорами покрыт, они даже душу разукрасили, а затем разбили об стенку, ещё и потоптали как следует. А Тэмину всё тяжелее дышать. Один только раз поднимет голову, на Хосока наткнётся, и снова в тарелку уставится. Жизнь ведь сука такая — попробовать дала, показала, какого это — идеальный альфа. А затем с заливистым смехом отобрала, и теперь перед носом крутит, Тэмину не достать. Внутри омеги всё рвется с треском, сам Хосок в душу пробрался, все чувства через мясорубку провернул, и теперь смотрит на него. Тэмину бы бежать отсюда, да вот всё тело как пластилин — не соглашается, прилипает к стулу, на котором омега уже в лужу превратиться готов. Тишина давит на обоих. А они сидят и друг друга глазами пожирают. Точнее, Хосок уже добивает омегу, а тот упорно старается не смотреть на эти приятные черты лица. Слишком манят эти глаза, эти губы, которые к тебе никогда не прикоснутся. А потом омега вспоминает о человеке, которого жаль больше всех — его ребёнке. Не родившись, его уже обрекают на издевательства. Где не дожали на Тэмине, обязательно отдадут его ребёнку. Однако как бы жаль не было, омега руку поднять не может на аборт записаться. Слишком пугает то, что он оборвёт жизнь своего ребёнка. Он вырастит его — без альфы, без будущего, но вырастит. — Тэмин, давай поговорим. — альфа пытается завязать разговор, но даже сам пока не может придумать, о чём поговорить можно. — И о чём же? — сухо отвечает омега. Желания говорить нету, особенно с Хосоком. Альфа проглатывает ком, который застрял в его горле. Надо бы что-то сказать, но слова на ум не идут. — Мне жаль. — давит тихие два слова Хосок. — Это всё, что ты хотел мне сказать? — вспыхивает Тэмин. — Всё, что ты можешь мне сказать, это принести свои сожаления, мол, ты конечно очень жалкий, но мне искренне тебя жаль. Тогда с меня хватит. Омега, хлопнув руками по столу, собрался встать, но услышав рык Хосока, вжался в стул обратно. Альфа может быть притягательным, однако если вдруг ему что-то не понравится, то это конец. — Я не хочу, чтобы ты уходил. Почему ты так тщательно меня избегаешь даже взглядом? — Хосок поднял правую бровь и вопросительно посмотрел на Тэмина. Тэмин не находит, что ответить. Первый раз страх сковал его, а язык превратился в кашу, которая без нужды болтается во рту. Попытаться ответить? А стоит ли? — Я… Почему ты не хочешь? Я никто, не стоит меня просить остаться. Избегаю, потому что боюсь влюбиться. Один раз уже пробовал, не понравилось. Не хочу падать опять в ту же самую яму. — Тогда получается, что я уже пошёл ко дну. Омега смотрит на альфу, который стоит запредельно близко. Каждое слово вызывает в Тэмине новую порцию эмоций, которых он не испытывал до этого, каждая улыбка Хосока разливается по всему телу волной приятных мурашек, от которых хочется застонать. — Ты слишком горячий. — шепчет альфа и губами оттягивает мочку уха. — Как бы не обжечься. — Обжигайся, я не против. — тянет омега, а короткими ноготками проходит по ключицам альфы, отчего срывает с его губ протяжный стон. Слишком голову дурманит. Хосок не пугает — к себе тянет, пальчиком манит. А Тэмин идёт. Больше Хосок не пахнет страхом — Тэмин учуял в нём запах дома, которого так не хватало. Слишком поздно думать — омега по венам пустил альфу, сердце открыл и пригласил туда. — Давай прекратим. Ты беременный. Остановись, прекрати сводить меня с ума. — говорит Хосок без злости. — Слишком поздно. Это как зелёный свет Хосоку. Рыча, он подхватывает омегу на руки и несёт в сторону спальни, попутно мажет по губам и нежности шепчет. Тэмин в ней раствориться готов — она полностью окупает года издевательств. Внутри Хосока зверь рычит, требует действия побыстрее. Но альфа привязывает его на цепь, «фу» говорит. Как можно нежнее пытается снять футболку с омеги, но в конце просто разрывает её, затыкая недовольство Тэмина поцелуем. Мокро и жарко, но Хосок только омегу видит — и уже готов. Медленно штаны стягивает с него, пальцем по соскам проводит, наслаждаясь стонами Тэмина. — Нечестно. Я без одежды, а ты даже рубашку не снял. — шепчет омега и завороженно смотрит на Хосока, который медленно, по одной пуговице, рубашку расстёгивает. Хосок уже давно в аду горит, но омегу за собой тянет. И тот за ним срывается. Теперь вместе им гореть. Альфа отчаянно ищет смазку в прикроватной тумбочке. Как только нужный предмет был найден, выдавливает на палец и размазывает около дырки Тэмина. Омега уже в стонах задыхается, как только чувствует в себе один палец. Сам насаживается, большего просит. Однако альфа не даёт, слишком нежным становится, только спустя пару минут второй добавляет. Омегу уже лихорадит: слишком долго и томительно, хочется самому уже себя выебать. Спустя минуты, Хосок смазывает себя и входит. Тепло окутывает их обоих, и только затем превращается в фееричный быстроватый темп — Хосок терпит, однако слишком узко и горячо. Тэмин осмелел. Больше он не прячет свой взгляд, а открыто смотрит на альфу, прося большего. И тот даёт. Омега чувствует, как оргазм неожиданно подкрадывается, заставляя его выгнуться в спине. Следом за ним кончает и Хосок, который валится на него. Отдышаться пытается. — С тобой хорошо до невозможности. — шепчет Тэмин, и пальчиком ведёт по ключицам и груди Хосока. Слишком хорошо, чтобы каждый из них позволил себе отпустить другого. Они и не могут — прибиты друг к другу ножами, только вытащить захотят, умрут от потери крови. Нельзя им по разным берегам разойтись и пропасть между ними образовать. Не смогут нести такую ответственность одни. Вдвоём легче. Хосок тянет одеяло, уволакивая в него омегу. Его не любили, однако альфа вознесёт его к небесам, боготворить до конца своих дней будет, чтобы все обиды, каждую слезу омеги восполнить заботой. — Я хочу, чтобы ты взял мою фамилию. — в каком-то тумане шепчет Хосок. Омега вздрагивает. С альфой хорошо, но слишком рано принимать такие решения. — Мы должны подождать. Не стоит спешить. Хосок только вздыхает, но признаёт, что омега прав. Слишком быстро. Но с ним хорошо до безумия, и если Тэмин это болезнь, то только шизофрения или зависимость. И Хосок сдался ему сам в руки, сердце в них вложил. Тэмин же своё альфе протянул. Засыпает Хосок только после того, как спящий омега утыкается ему в шею своим носом и сопит. Глупо бы было сказать, что Хосок терпит — он хочет всего омегу на себя положить, его запах вдыхать. Альфе всегда будет мало — все лёгкие заполнились Тэмином, и если тот уйдёт, то Хосок не выживет. Поэтому он крепко держит его.***
Юнги колотит дверь, но все попытки тщетны. Чонгук вокруг себя стену возвёл, лишь бы слова, которые омега бросает, не слушать. А они всё равно задевают, достают до всего того, что Чонгук прячет в себе, заливая это алкоголем и напоминая самому себе своего папу, чтобы окончательно слиться с болью, забыться в ней. Но чёртов Юнги продолжает кричать, всем своим характером показывает, что не сдастся. Альфа уши затыкает, головой как ребёнок мотает — Юнги залез в мысли и не вылазит, а его крики только больнее делают. И если омега персональный круг ада для Чонгука, тогда альфа был явным грешником. На минуту крики смолкают. Чонгук даже прислушивается, не случилось ли ничего. Но как только слышит глухой удар маленьких кулачков Юнги об дверь, успокаивается. И зверя внутри тоже подкармливает мыслью о том, что это лишь для того, чтобы Юнги сломался. Но сам Чонгук в это не верит. Неубедительно — Юнги играл послушного мальчика гораздо лучше. Мальчишке бы оскар, который Чонгук ему самолично вручит. Но не сейчас, а когда готов будет. У таких как Чонгук отношений не может быть. Они их не заслужили. Им только унижать и подчинять нравится — что такое любовь они и не знают. И знать не желают, топят её сразу же в клубах, в дорогом алкоголе топят. Стоит встретить омегу, то в глазах неоновая вывеска — сломать. И они ломают, кости крошат, их слезами сочувствие запивают. Но стоило Чонгуку встретить Юнги, как травма начала отступать. Медленно, но верно шагает она, и им двоим счастья желает, вот только Чонгук не знает, какого это, счастье беречь. Альфе летать как птице хочется, вот только крылья он растерял. Юнги ему свои протягивает, а он их сжигает, срывает. Не может Чонгук без этого, но Юнги меняет. Юнги устал. От всего — от Чонгука, от этого мира. Почему просто нельзя было его отпустить? Ответ где-то внутри стучит, но омега не хочет принимать его. Не так просто. Но слишком больно — он Чонгуку всё отдаёт. Сердце, душа, жизнь — забирай. А альфа в глаза ему смотрит, в любви клянётся, а сердце по стене размазывает, в душе чёрным рисует, жизнь отнимает. А потом опять по новой — вечная любовь до гроба, свадьба. Но Юнги воет от этого: сколько бы он не говорил, что не хочет, Чонгук просто говорил, что ему это не интересно. Юнги на себе волосы рвёт, зубы вышибает — всё без толку. Чонгук не отпускает его, а значит всё ещё своего папу видит. Омега, хоть его никогда и не видел, сам бы убил его, глотку бы перегрыз, а руками сердце без анестезии вырвал. И наслаждался бы, видя как мучается папа Чонгука. Слишком тяжело, чтобы говорить, что всё нормально, когда этого «нормально» в Юнги ноль десятых. Юнги смотрит на дверь и в какой уже раз убеждается, что Чонгук не придёт, не откроет его, сколько бы криков не было. И пусть запирает его сколько хочет — Юнги больше ничего не нужно. Сколько не борись, Чонгук не принц на белом коне, а Юнги не принцесса, запертая в башне. — Хочу тебе напомнить, что уже конец недели, а это означает, что мы должны расписаться. Хочешь ты того или нет, я тебя потащу и заставлю зарегистрировать наш брак. Если ты такая упёртая блядь, то хорошо — свадьбу играть не будем. Ты хорошо играл послушного омегу, но мне надоело.— голос из-за двери принадлежал Чонгуку, и Юнги вздрогнул, как только услышал его. Сколько Юнги здесь? Он уже и не помнит. Если конец недели, то это значит, что пришла его смерть, в двери уже стучится. Юнги пускать её не хочет, но имя ей Чонгук, и омега сдаётся, руки опускает. — Как хочешь. Слова Юнги для Чонгука как выстрел в сердце, которое и так уже ничего не хочет, кроме омеги, чьи слова бьют сильнее, чем любой выстрел. Выставить его бы за двери этого дома, да вот только Чонгук первый же сломается, прибежит, вернуться умолять будет. А Юнги ребёнок — такого только нежно, только аккуратно, только игрушкой или конфетой обратно заманивать. Мысли прерывает звонок от Тэхёна, который вкратце объясняет ситуацию — Чимин купил блядские ушки и не менее блядские чулки, однако от Самуэля не отстаёт, а альфа волком воет. Чонгук понимающе угукает и соглашается на то, чтобы посидеть с маленьким омежкой, который в шесть лет прекрасно понимал, что Тэхён совсем не обнимает его папу. Чонгук вздохнул. Он надеялся потратить этот вечер на то, чтобы поговорить с Юнги, однако все планы прервал Тэхён. Чонгук бы хотел, чтобы его отношения были такими, чтобы Юнги его с ума сводил. А он только и умеет, что лишать его Чонгука. Подойдя к двери, альфа прислушался. Всхлипы прекратились, однако слышно было как Юнги что-то совсем тихо шепчет. Чонгук не сдержался — первый и последний раз он поддаётся этому омеге, самовольно на себя поводок надевает. Юнги сидит тихо, не шевелится. Смотрит куда-то в стену и даже Чонгука не замечает. Альфа только сглатывает ком из слов, которые он бы с такой радостью кинул в лицо омеге, посмотрел бы, как тот будет с этим справляться. Но не сейчас, когда шаткое перемирие вновь восстановилось в этом доме. — Юнги, ты любишь детей? — начинает издалека разговор Чонгук. Как по-другому подойти к неприступному омеге не знает. — Да. — одними губами говорит омега. Сил не осталось, чтобы опять срываться на Чонгука, да и желания, как такового, тоже. — Мой знакомый попросил посидеть с его сыном. Чудесный и спокойный омежка, который проблем не доставит, вот только мне надо срочно отлучиться. — Чонгук врёт и не краснеет. — Не мог бы ты посидеть с ним? — Я обожаю детей. — повторяет Юнги. — Правда? — Чонгук недоверчиво смотрит на Юнги. — Да, особенно на завтрак, обед и ужин. — омега улыбнулся. Чонгука как к земле гвоздями прибили. Он первый раз увидел улыбку Юнги. Нет, до этого они тоже были, но омега натягивал их на себя через силу. А сейчас на лице Юнги цветёт самая милая и желанная улыбка, которая и Чонгука заставляет улыбнуться. — У тебя красивая улыбка, жаль что раньше она была неискренней. Я вижу, ты уже не хочешь разорвать меня на кусочки, даже шутишь. Так ведь? — Чонгук уже не стоит, а сидит на кровати около Юнги, поглаживая его по голове. — Ты первый, кто её увидел. Остальным она была просто не нужна. Я рад, спасибо. — заливаясь румянцем, шепчет Юнги. — За что ты благодаришь меня? — Это первый раз, когда я смогу с кем-то кроме тебя пообщаться. Тут никак не радоваться нельзя. Чонгук мгновенно расцветает. Мальчишка одними лишь словами и улыбкой способен поднять настроение до небес. Он медленно наклоняется и целует его в лоб, а затем по голове треплет, как ребёнка, потому что Юнги и есть ребёнок. — Так когда там ребёнок придёт? — Юнги быстренько поправил волосы и посмотрел на Чонгука. — Скоро. Мне надо идти, присматривай за ним хорошо. Я уверен, ты сможешь. Чонгук выходит из комнаты, а Юнги выдыхает. Слишком всё быстро меняется, омега решить не может — злиться ему на Чонгука или нет. Пока ему хочется наконец увидеть ребёнка. Приводят омегу, по всей видимости, его родители. Один из них окидывает Юнги вопросительным взглядом, и омега спешит объясниться: — Здравствуйте, я… — а как продолжать Юнги не знает. Омега Чонгука? Прислуга? — Я Юнги. — Юнги значит. А где Чонгук? — спрашивает мужчина в костюме. — Его куда-то вызвали и он попросил меня приглядеть за вашим ребёнком. Уверяю вас, я с него глаз не спущу, иначе потом могу попрощаться со всем, что у меня есть. — Юнги пытается шутить, но в глазах его собеседника нет даже намёка на шутку, и Юнги смолкает. Внезапно из-за спины мужчины выходит омега, который тоже одет в рубашку, однако гораздо ниже собеседника Юнги. — Тэхён~и, если он в доме Чонгука, то ему можно доверять. Вспомни, что сделал Чонгук со своей прошлой прислугой. Юнги только открыл рот возразить, что он совсем не прислуга, но наткнувшись на неодобрительный взгляд мужчины напротив, сразу же закрыл его, а в голове пометку сделал — перед ним Тэхён и его омега. — Каким бы ты милым не был, я отойду и позвоню Чонгуку. Пока альфа отошёл от двух омег, Юнги сразу же уставился в пол. Говорить с розововолосым не хотелось совсем. Омега был совсем чуть-чуть ниже ростом чем Юнги, красиво одетый и пахнущий розами. Запах прекрасно дополнял образ омеги. — Так и будешь молчать? Я Чимин. Ты слуга Чонгука? — звонкий голос вырвал Юнги из мыслей. — Я? В смысле. Я не знаю, кто я. — Юнги даже разговор завязать не пытается. О чём ему, омеге, который просидел в четырёх стенах хуй знает сколько времени, рассказывать? О том, как ему нравится, когда его Чонгук бьёт? Чимин наклонился к Юнги и внюхался. Потом с подозрением посмотрел на Юнги, снова внюхался и схватил того за плечи. — От тебя не пахнет Чонгуком. Если ты прислуга, то нет ничего постыдного в том, что… Речь ему не дал закончить вновь пришедший Тэхён, который уже улыбался Юнги во весь рот. Омега не понимал, что случилось с этим недоверчивым альфой, однако попытался натянуть улыбку, похожую на искреннюю. — Что же ты сразу не сказал, что ты омега Чонгука? Приятно познакомиться, я Ким Тэхён. А ты Мин Юнги, я узнал у твоего альфы. Оба омеги стояли, открыв рты. Юнги просто не мог поверить, что Чонгук назвал его своим омегой, а Чимин стоял в ступоре. — Вы с ним не спали? — Чимин был прямолинеен, и Юнги просто покачал головой. — Пожалуйста, смотри хорошо за Самуэлем. Мы обещаем забрать его как можно скорее. Но я не обещаю, посмотрим, насколько меня хватит. Закрыв дверь, Юнги отправился к мальчику, который спрятался за углом и осторожно оттуда выглядывал. Омега улыбнулся. Он любил детей, но своих заводить не хотел. С детства наслушавшись своего папу, который говорил, как же больно и трудно рожать, еще труднее восстанавливаться, отбило у Юнги желание когда-либо рожать. — Приветик, я Юнги. — протянул омега, улыбаясь мальчику. — Я Самуэль. Юнги посмотрел в его глаза. Слишком красивый для своих шести. В этих глазах была целая вселенная, сразу видно, что родители любят его. — Эй, может поделишься своей красотой? Не всё же тебе! — притворно возмутился Юнги, за что получил смешок и улыбку от мальчишки. Вечер пролетел незаметно. Сначала они говорили, обсуждали разные мультики, а затем Юнги предложил посмотреть что-нибудь на выбор мальчишки. Мультфильм был про супергероев — Юнги не вникал в смысл, он смотрел на мальчишку, который так завороженно вглядывался в экран, переживал за персонажей. Когда за ним пришли родители, они с Самуэлем уговаривали их обязательно отпустить маленького омежку к Юнги. Услышав согласие, они попрощались своим жестом, который так тщательно продумывал Самуэль. Юнги вымотался. Он не помнил, как давно его так выматывали его дни, проведённые в этом доме. Только омега опустился на диван, как дверь дома начала открываться и туда зашёл Чонгук, который направился к Юнги. — Как провели время? — Чонгук быстро, обняв его, уселся рядом. — Ничего такого. Мы поговорили, а затем посмотрели мультики. Он сказал, что мне повезло в том, что у меня есть ты. — начал рассказывать Юнги, но под конец он стал говорить тише. — Знал бы он только, что ты не мой и никогда им не будешь. А так вечер прошёл замечательно. Мы договорились с ним, чтобы он почаще приходил сюда. Я так вымотался и мне что-то нехорошо. Я пойду. Когда Юнги оказался на своей кровати, то сразу понял в чём дело. Течка. Он совсем про неё забыл, и даже в последнее время не пил таблеток. Голова начала ходить кругом, а температура тела быстро росла. Рассудок уже окончательно ушёл как можно дальше, и Юнги осталось только стонать. Хотелось сильно и прямо сейчас. Дрожащими руками он расстегнул штаны, а затем, подумав, вовсе скинул их на пол. Медленно проведя ладонью по члену, Юнги застонал. Боль граничит с желанием, но второе одерживает победу. Смазки в нём достаточно, и первый палец проходит достаточно легко, вырывая долгий стон Юнги. Разум где-то далеко, белым платочком машет. Юнги в себя готов все пальцы протолкнуть, однако что с них ему сделается. — Чонгук. — сдавленно хрипит Мин. — Эй, чем у тебя тут пахнет? — Чонгук заходит в комнату, и от открывшейся ему картины голову сносит. Юнги лежит на кровати и стонет, одной рукой дроча себе, другой проникая в себя сразу двумя пальцами. Чонгук рычит и срывается. На это просто невозможно смотреть и тупо стоять. Быстрым шагом подходя к кровати, Чонгук поочерёдно