You're so cute when you cry.

Внутри Юнги сплошная пустота, которая разъедает остатки разума. Омега все дни проводит в палате не выходя, боится увидеть в больных те знакомые карие и глубокие глаза, которые будут осуждающе смотреть, а губы шептать тихое «убийца». Мин не выдержит, он сломается пополам, сердце прямо так на пол кинет. Но поздно что-то менять и о чём-то жалеть. Юнги бы забыться. Каждый его сон переносит его к родителям, которые счастливы вместе. Он тянет к ним руки, и они растворяются, рассыпаются на мелкие кусочки воспоминаний, которые омега пытается собрать, склеить снова. Но какой бы красивой ваза не была, если она разбилась — её не склеить. Омега дышит отрывисто и тяжело, мучает себя сомнениями, никого не впускает. Если приходит Джин, то он может часами слушать то, что он говорит, но так и ничего не ответить. Доктор рассказывает о том, сколько анализов осталось, чтобы абортировать Мина, и выходит. Теперь никто не узнает о том, что из глаз Юнги скатилась кристально прозрачная слеза. Каждую ночь перед ним стоит Чонгук, и Юнги снова плачет. Как только приходит Джин и пытается распахнуть шторы, Мин качает головой. Чон с ним только по ночам, а значит для омеги наступила она навсегда. — Ты долго будешь себя мучать? Ты не виноват в том, что у тебя нету выбора. — в какой уже раз Джин пытается его образумить, но Юнги словно стеной отгородился, вокруг рвы вырыл — никто не пройдёт. — Ты вообще помнишь, что он с тобой делал? Ты хочешь для своего ребёнка такое же будущее, ты хочешь, чтобы он страдал? — продолжает давить Джин. — Ты ведь даже родить без последствий не сможешь. Семнадцать лет — слишком мало. Я бы сказал, что всё будет хорошо, но ты, видимо, родился под знаком неудачи. Прости. Джин выходить из палаты, оставляя позади все те слова, что он сказал и так сломанному Юнги. Добить его было самым рациональным решением. Мальчишка не должен мучиться от того, что убьёт кого-то. У Джина свои переживания, которые он никому не показывает. Все свои синяки омега слоями тонального крема замазывает, слабину не показывает. А когда домой приходит, опять та же картина — его горячо любимый Джун в окружении омег. Сколько бы Джин не кричал о том, что альфа оскверняет их спальню, кровать, отношения — альфа лишь усмехался и гадости говорил. А затем опять та тупая боль — и снова куча тоналки, она забила все тумбочки в их квартире. Омега знал, что Джун это не эталон любви, что он изменять будет, но всё равно искал с ним встречи, продолжал своего добиваться. И что же — вот он брак, его фамилия, и дыра вместо сердца. Джин и сам аборт перенёс. Альфа ребёнка не хотел — омега поревел, попсиховал, но смирился. Вот уже как полгода у омеги не жизнь, а каторга. Сын, который даже не родился, ему уже не только снится, а наяву приходит. Он в Юнги себя нашёл, такого молодого, который уже познал горечь от этой жизни. Оба не живут — существуют. Джин бы отговорил омегу от аборта, но толку-то — Чонгук узнает, и своими же руками обратно его сюда отправит, только это больнее в два раза будет. Юнги поздно предупреждать о том, что Чонгук не человек, а демон — Мин влюбился в него, и сейчас свою душу надвое ломает, сердце по стенам палаты размазывает. Мин Юнги больше не существует. Он вместе со своим малышом умрёт этим вечером, и пускай, что ему семнадцать, что вся жизнь впереди. Омега шумно вздыхает: не это он хотел, когда только родился. — Его бы звали Мин Лин, — шепчет Юнги в пустоту. Он уже себя не пытается отговорить, когда-нибудь люди привыкают ко всему, вот и Мин привык к этой мысли. Сердце уже не бьётся. — Прости малыш, — тихо шепчет Юнги, поглаживая всё ещё плоский живот. — Моей любви и заботы на нас двоих не хватит. Нам в этом мире места нет. Я сожалею. Внутри всё резко стеклянным становится и к ногам Юнги летит, вдребезги разбивают. Мысли прозрачные, взгляд тусклый и померкший — Юнги состоит из острых осколков, сам на них натыкается. Он изнутри сгнил в тот день, когда Джин сказал о его пятой неделе беременности.

***

Чонгук не переживает — всего лишь отравление, Юнги помогут. Он занят своими делами, пытается решить дела с компанией, которая скоро перейдёт к нему. Чон смотрит на разные договоры, счета, но в мыслях только мятноволосый омега. Мысли прерывает звонок. Чонгук берёт трубку и слышит Чимина, который пытается успокоиться, но продолжает срываться. — Чонгук, ты только успокойся, — омеге бы самому спокойствие обрести, но альфу подготовить важнее. — Юнги в больнице. — Я знаю. У него отравление. — невозмутимо говорит альфа. — Всё? Чимин, у меня много дел… — Он беременный, — выпаливает омега. Сглатывает и продолжает. — он собирается абортироваться. Юнги не хотел тебе говорить. У Чонгука мир вокруг рушится. Юнги не мог. Они предохранялись. Но Чимин не может врать. — Он звонил мне, рассказывал о том, что ему страшно. Хотел уехать в другую страну. Я не мог не позвонить тебе. Мне страшно ровно столько, сколько и ему. — Адрес. — хрипит Чонгук. — Скажи мне адрес.

***

Всё время, что едет Чонгук, кажется альфе невыносимо долгим. Ему хочется побыстрее оказаться в больнице, посмотреть прямо в глаза своему омеге, спросить — зачем? У Чонгука-то и семьи как таковой не было. Отец весь в семейном бизнесе, а папа сначала шарахался от маленького Чона. Затем альфа видел, как отец избивал папу. Поэтому мечта о создании своего маленького мира была перекрыта детской травмой. Подержать маленького сына на руках казалось Чонгуку чем-то запредельным, недосягаемым. Врываясь в больницу, он встретил Джина, который перекрыл ему дорогу. Чонгук оскалился, попытался омегу отодвинуть, но тот словно прирос к месту. — Где. Мой. Омега? — по словам выговорил Чонгук, сжимая кулаки до побеления костяшек. — Готовится к операции, а что? — усмехнулся Джин. — Тогда расскажи мне, жалкий доктор Ким, — Чонгук схватил его за горло и прижал к стене, перекрывая доступ к кислороду. — Какого хуя при отравлении нужна операция? Я ведь не на медицинском учился, вдруг что-то недопонимаю. Не объяснишь? Чонгук со всей силы ударяет Джина спиной об стену. Омега стонет, но виду не подаёт. — Ты ведь знаешь, что ему семнадцать. Он родить не сможет. Ты его на смерть обрекаешь. — хрипит Джин, пытаясь отделаться от сильной хватки альфы. — Отпусти его. Голос другого альфы раздаётся из-за спины Чонгука. Чон хмурится, но поворачивается, а у Джина челюсть ковровой дорожкой стелется. — Это мой омега, не смей его трогать. — Ах, вот чья эта шмара. Забирай. — пинает Чонгук Джина по коленям. — Не смей его бить. — А то что? — Ты знаешь, что он аборт пережил? Чонгук смеётся. Теперь в его рукаве козырь появился — он знает, каким предложением этого альфу на место поставить. — Не мои проблемы, что ты за своей сукой не уследил. — Чонгук сипло смеётся, а другой альфа недовольно смотрит. — Теперь понятно, почему он так моего омегу защищает. Сам не родил, так ещё и другого к аборту приговаривает. Джин испуганно смотрит на своего альфу. Джун пришёл и защитил его. Больше омега не собирается вмешиваться. Он аккуратно попытался проползти в сторону палаты с Юнги, но дорогу ему перекрывает Чонгук. — Не так быстро. — улыбается альфа. — Ты ведь будешь хорошим мальчиком — покажешь, где палата Юнги. Джин в себе силы находит и хрипит тихое: " Десять. Палата номер десять». Больше он ничего не помнит — сознание отключается, и в глазах темно. Чонгук несётся со всех ног к палате, врывается и видит напуганного Юнги. Тот жмётся на своей кровати, уголок одеяла мнёт в руках. Чонгук сглатывает. — Пожалуйста, скажи что ты настоящий. — шепчет альфа и омега кивает. Всё в мире отходит на второй план, когда Юнги приподнимается на локтях, а Чонгук на коленях ползёт — по-другому извиняться перед омегой не получится. — Прости меня. За каждый синяк прости, за каждое слово. Я исправлюсь. Только ты рядом обещай быть, хорошо? — Ничего не обещаю. — сквозь слёзы улыбается Юнги.— Мне семнадцать, могу и не родить. Омега ладонями слёзы утирает, но улыбается, руки тянет, хочет, чтобы обняли. И Чонгук обнимает, в волосы зарывается. Запах шоколада с мятой, однако чувствуются нотки другого запаха. — Ты уже решил, как назовёшь его? — спрашивает Чонгук. — Я подумал, что мне нравится имя Мин Лин. — Юнги смотрит прямо в глаза. — Мне оно не нравится. — хмурится Чонгук. На лице Юнги проскакивает нотка обиды, но он виду не подаёт. — Почему? — Чон Лин звучит намного лучше. — Чонгук ухмыляется и утыкается носом в шею Юнги. — Нам пора домой, малыш.

***

— Ким Тэмин, посмотрите в зеркало! Шарик на ножках, и это не потому, что ты беременный. — Хосок притворно возмущается когда омега запихивает в себя третье пирожное. Омега недовольно морщится, всем своим видом показывает, что больше не хочет продолжать этот разговор. В последние дни Тэмин и правда «вырос», но он был уверен — Хосок любит его любым. Поэтому спокойно налегал на еду. Настроение же колебалось от «Хочу разгромить весь Сеул» до «Люблю и хочу обнимашек». Хосок порядком вымотался, ведь слишком много поступало просьб от омеги. То он хочет рамен, но в следующую секунду тарелка с ним летит на пол, и сопровождается это всё криками Тэмина о том, что никто в этом мире не воспринимает его желания. Но в следующую секунду он льнёт к альфе, принося извинения за свой характер. Доктор, у которого они наблюдаются, каждый приём говорит о том, что беременность проходит хорошо, малыш через пару месяцев появится на свет. И Хосок и Тэмин льют слёзы счастья. Всю дорогу домой они обсуждают, какой должна быть спальня у ребёнка. У них появился свой маленький, но такой родной мир. Своя вселенная, где они были бесконечно счастливы. И пускай Хосок чуть ли не ночи проводит в своём кабинете, Тэмин знает — альфу лучше не беспокоить, в компании трудные времена. Пару раз омеге звонили родители. Он нехотя отвечал на их вопросы, в конце рассказав им про свою беременность. Отец промолчал, а папа пожелал всего хорошего. Но всё это казалось ненастоящим — а может, Тэмин просто стал нервным из-за беременности, которая из него последние силы высасывала. Убедившись в том, что Хосок опять в кабинете, омега, вздохнув, отправился в спальню. Он привык к пустому месту около него, но иногда сильно не хватало альфы рядом. Раньше они много лежали вместе и разговаривали ни о чём. Хосок говорил о звёздах, которые так ярко светятся, но такие далёкие и холодные. Тэмин завороженно слушал его, изредка поглядывая на небо, которое было усыпано ими. Внезапно омега ощутил резкий толчок в животе — его ребёнок был явным непоседой, потому что не очень-то и жалел папу, толкаясь ежеминутно. — Айщ, совсем меня довести хочешь? — мягко спросил Тэмин, поглаживая свой живот. Затем он перевёл взгляд на дверь, где стоял Хосок. Омега улыбнулся, но Хосок остался стоять там, около двери. — Ложись. — лучезарно протянул Тэмин, жестом приглашая лечь альфу рядом. — Я посплю в другой комнате. — буркнул альфа, и вышел из комнаты. Омега лишь вздохнул. Он понимает, что Хосок испытывает стресс на работе. Но у Тэмина тоже были проблемы — тепла, которое так часто давал ему Хосок, катастрофически не хватало. Повалявшись чуть-чуть, омега наконец уснул с глубокой болью внутри, которая разъедала его по частям. Внутрь закрадывались сомнения, но Тэмин умело отбивал их — когда Хосоку изменять ему, если он весь день сидит в своём кабинете. На следующий день Хосок обнимает омегу, прикладывает руку к животу, и опять уходит в кабинет. Тэмин заглядывает туда, предлагает ему кофе, но альфа отмахивается — некогда ему тратить время, и Ким уходит. Внутри какая-то пустота. Тэмин болен Чон Хосоком, которого так не хватает, что омега уже выть готов. Но сейчас нельзя поддаваться стрессу — хотя бы из-за ребёнка. Вечером того же дня Хосок куда-то уходит. Тэмин напрягается, но ничего не говорит. Зато когда альфа встаёт перед ним на колени, и просит его руки и сердца, он заливается слезами и судорожно кивает. — Я люблю тебя. — шепчет Хосок и подхватывает омегу на руки, как будто тот совсем ничего не весит. — Навсегда? — Навсегда.

***

Джин сидит дома и молчит. Перед ним стоит Джун, который зло смотрит на омегу, но не знает с чего начать. Между ними такое напряжение, что стоит только дёрнуться вперёд — и током шибанёт. Джин скучающе смотрит на часы и показушно зевает. Джун хмыкает и отводит взгляд. Им не о чём говорить со дня их свадьбы, однако сейчас пришло время расставить точки над «i». — Давай разведёмся. — говорит Джун и собирается уйти, как омега его окликает. — Чего? — Вот так просто? После всего того, что между нами было? — шепчет Джин. — А что у нас было, сладенький? Расскажи мне, может я чего пропустил. — язвит Джун и смотрит на омегу взглядом, полным презрения. — Ты же получил своего — вышел за меня, но искры не вспыхнуло, увы. Так зачем мне дальше тебя содержать, если ты даже не спишь со мной? Джин воздух ртом глотает, пытается ответ подобрать, но понимает, что альфа прав — они просто сожители, носящие одну фамилию. — Ты, конечно, красивый, но всё равно не мой статус. — тянет Джун. — Конечно, твой статус это те омеги, которых ты снимаешь каждую ночь, трахая их прямо на нашей кровати. Джун рычит. У омеги острый язычок, Джин за словом в карман не полезет. — Всё верно, но они хотя бы знают своё место. А ты полез за моей фамилией. Скажи, что именно во мне тебе приглянулось — деньги или известная фамилия? — Я же любил тебя, скотина. И даже сейчас люблю. — вспыхивает Джин. Джун лишь глаза закатывает. Альфа с самого детства не знал, что такое любовь, и как это — любить кого-то. Джин не смог заставить его полюбить его, так пускай катится нахуй. — Я всё сказал, можешь вещи начинать собирать. Завтра сообщишь мне адрес, я пришлю все необходимые документы для развода. Ты же умненький мальчик, поставишь подписи. — Джун тянет омегу на себя, вглядываясь в глаза, в которых застыл неподдельный ужас и страх. — Хоть какая-то гордость у тебя остаться должна была. Он выходит, оставляя позади себя ревущего Джина, который не знает, как он мог так согрешить, чтобы его вот так вот оставили. Однако Джуна такое не проймёт — его глазки давно перестали действовать на него. У Джина осталась гордость, поэтому он себя чуть ли не за шкирку поднял, в комнату потащил, в которой забрал только телефон. Все остальные вещи дал ему Намджун, и омега решил их не забирать — у Джина была гордость. Шмыгая носом, омега вышел в гостиную, ещё раз окинув взглядом квартиру, в которой он хотел найти семью, а нашел только побои и неверность. Ещё раз вздохнув, он повернул ключи в замке. Раз. Джин выходит за порог квартиры. Два. Хрипло смеётся, словно не верит в происходящее. Три. Омега захлопывает дверь и направляется к лифту. Теперь всё точно кончено — придётся учить себя жить заново. Джун сидел в кабинете, перебирая в мыслях произошедшие события, как услышал звук захлопнувшейся двери. Альфа поднял бровь — омега не мог так быстро собраться. Ведя внутреннюю борьбу, он вошёл в комнату омеги. Там ничего не изменилось — все вещи аккуратно лежали на своих местах. Джун взял одну из любимых кофточек омеги и полной грудью вдохнул запах. Сладко, совсем не для Намджуна, который пропах другими омегами. Альфа такого не заслужил, его оставшаяся жизнь пройдёт среди алкоголя и шлюх. Без Джина. Джун задумался — если это не было любовью, тогда почему вместо сердца растение, которое сдавил ядовитый плющ?

***

Когда Юнги с Чонгуком приезжают домой, омега сразу требует «чего-нибудь вкусненького». Альфа глаза закатывает, однако идёт на кухню смотреть, что у него припасено. Кроме одинокой пачки печенья, покоившейся на самой дальней полке, он предложить ничего не может, и Юнги дуется, но от печенья не отказывается. Чонгук смотрит на него и понять не может — как это «нечто» могло вообще об аборте задуматься? Альфа бы не простил такого, своими бы руками удушил. Но не Юнги — Мин сам ещё ребёнок, ему бы в приставку играть, или с друзьями по клубам ходить — а у него уже своя жизнь в животе растёт. Для его срока живот небольшой, но уже видно, как шарик начинает надуваться. Чонгук по-детски в ладоши хлопает — он теперь перед омегой весь мир готов положить, лишь бы видеть, как его чудо улыбается. Однако как бы хорошо им не было, травма Чонгука всё ещё была с ними, и альфа ассоциировал омегу как своего папу. Юнги даже заявил, что перекрасится, но Чонгук, легонько щёлкнув его по носу, сказал, что только после родов. Омега и не возражал. Спать они легли вместе. Мин долго бурчал что-то о личном пространстве, однако Чонгук даже слушать его не стал — к себе пододвинул и прижал. Юнги ещё ворочался, из объятий вылезти пытался — бесполезно. Вздохнув, он устроился поудобней и заснул. На следующее утро Юнги разбудил Чонгук, который сообщил о том, что собирается в свой офис. Мин лишь легонько кивнул и провалился обратно в сон. Повторное пробуждение оказалось приятнее. Вернулся Чонгук и привёл с собой лучшего друга Юнги — Пак Чимина, который набросился на омегу с извинениями. — Прости меня, пожалуйста. — говорил Пак непонимающему Юнги. — За что? — омега всё еще не понимал, почему Чимин стоит на коленях и извиняется. — Это я в тот вечер позвонил Чонгуку и рассказал про то, что ты собираешься сделать аборт. — Я бы позлился на тебя, но, к сожалению, мне сейчас нельзя. — усмехнулся Мин. — Я даже рад, что ты смог меня отговорить от моей самой большой ошибки в жизни. Так что спасибо. Омеги ещё долго сидели на кухне, обсуждая то, как Юнги назовёт своего сына, какие вещи ему нужны, и как он хочет обустроить комнату для ребёнка. Чимин восторженно рассказывал про то, как Тэхён бегал, как собака, выполняя все просьбы омеги. Мин тихонько посмеивался, и дал обещание Чимину, что своего альфу он так же загоняет. Попрощавшись с Чимином, Юнги побежал в кабинет Чонгука. Альфа внимательно читал какой-то договор, и сначала даже внимания не обратил на омегу. Юнги театрально вздохнул, и Чонгук поднял голову. — Как работа? — спросил омега, смотря прямо на альфу. Чонгук посмотрел на него с вопросом и продолжил читать договор. Юнги это задело, но он продолжил. — Я тут подумал, было бы неплохо, если бы ты разложил меня прямо на этом столе. Чонгук покачал головой. Врач объяснил, что плод слаб, и от занятий сексом стоит воздержаться. Мин хмыкнул и гордо покинул кабинет. Альфа лишь вздохнул — омега и правда стал капризным, и Чонгуку это нравится.