Джин поверить не мог в то, что его бросили. Выкинули на улицу, как домашнее животное, которое надоело. Омега вздохнул и ещё раз обернулся: многоэтажка, которая некогда была его домом, убежищем, казалась сейчас невероятно далёкой и чужой. Ким Сокджин грустно улыбнулся — между ними любви-то и не было. Омега только об одном жалел — что позволил альфе записать его на аборт. Джин всю свою неразделённую любовь бы малышу отдал, возился бы с ним день и ночь. А сейчас у него в руках только телефон, который являлся подарком от Намджуна. Ким вообще не знает, зачем он его взял — может быть, чтобы хоть как-то зацепиться за прошлое, которое омегу изнутри убивало.
Он побрёл по дороге. Ему страшно — детские страшилки вспомнились, про то, как омег, гуляющих ночью, альфы плохие ловят. Джин-то даже не меченый, а значит приманка, которая сама в руки идёт. Благо, что Джун жил в безопасном районе. Джина всё равно охватывал страх, если позади он слышал какой-либо звук.
В руках зазвонил телефон, и Джин по привычке поднял трубку.
— Ты совсем с ума сошёл? Я не говорил уходить прямо сейчас. — с того конца омега услышал злой голос Джуна. — Вернись.
Джин только горько усмехнулся. Он и сам понимал, что когда-нибудь он уедет из этой роскошной квартиры, ведь альфе он не интересен. Но сейчас Джун звонит ему и говорит вернуться. Хотя нет, альфа никогда не говорил —
он приказывал. И Джин слушался. Но сейчас правила поменялись, и Джин больше не хочет быть марионеткой, которой можно легко управлять.
— А зачем? — шепчет омега
— А что, если я скажу, что приказываю?
— А что, если я ослушаюсь? Пригрозишь тем, что бросишь меня? Нас больше ничего не связывает.
— Блять. — шипит Джун. — Только потом не ной, что тебя выкинули на улицу, шавка.
Джин сбрасывает звонок. Он опять получил дозу боли. Омега устал — когда они познакомились, Джун был обходителен и мил, чем сразу же покорил сердце глупого Кима. Когда они переспали, альфа заявил, что не планирует семью. Джин расстроился, но сдавать позиции не собирался — он везде искал встреч с Джуном, затем сам приглашал на свидания. Даже блять на колено сам встал, сам у него попросил руки и сердца. Омега часто сомневался в том, что именно Ким Намджун — альфа в их отношениях.
Затем всё поменялось — вместо солнечного и милого альфы, после свадьбы Джин обрёл лишь садиста, который не знал слово «человечность». Затем Джун принялся водить омег прямо к ним в постель. Не совсем их — там спал Джун, но омега предполагал, что они будут спать вместе.
Отвлёк его от воспоминаний дождь из ниоткуда, который сразу же перешёл в ливень. Джин, ругнувшись, забежал в какое-то кафе, где сразу же на него все уставились. Ещё бы — весь мокрый, зарёванный. Он, извинившись, сел за столик и начал обдумывать план действий — на улице ночевать не хотелось. Уставившись в окно, омега вздохнул. Всё-таки любил он себя жалеть. Нарыв у себя в кармане какую-то мелочь, он заказал чай, чтобы согреться, вот только омега понимал, что дрожит не от холода — на душе глубокие раны, которые будут заживать очень и очень долго. Джину бы сейчас на диванчике лежать, да стоны очередной омеги слушать — а он в кафе сидит, руками горячую чашку обхватывает, согреться пытается. Вот только не поможет чай залечить и забыть всё.
За окном суетились люди, каждый бежал куда-то, спешил. И только одному Джину спешить некуда — никто нигде не ждёт, спешить ему тоже некуда. Люди в кафе тоже смотрели в окно и обсуждали планы на ночь. Куда не посмотри, везде сидели парочки, которые казались друг от друга без ума. Омега фыркнул. У каждой пары в этом заведении на носу розовые очки нацеплены, у него же они давно разбились. Или же их Джун снял и растоптал.
Подождав, пока дождь успокоится, омега вышел из здания. Идти было некуда, друзей как таковых тоже не имелось. Остановившись около входа в кафе, омега прислушался. Пока он сидел внутри, он не замечал что там играет незамысловатая мелодия из детства, которая утягивает назад.
«Простудился.» — подумал Джин, шмыгнув носом.
В его глазах читалось такое разочарование. Омега успел разочароваться в этом мире, в альфах, в самом себе. Хотелось просто исчезнуть, чтобы его навсегда забыли, словно и не было омеги по имени Ким Сокджин.
Джин не любил драматизировать, однако сейчас хотелось больше всего уткнуться кому-нибудь в жилетку и долго-долго плакать, проклиная свою жизнь. В голове звенящая пустота, а в груди что-то с треском ломается, омеге кажется, что так ломаются чувства. Перед глазами мелькают картинки их с Джуном прошлого. А было ли оно вообще? Все изображения были с одним лишь Джином, который пил в одиночестве, ведь Джун как всегда был в клубе. А вот снова омега, который ложится в такую холодную, но чуточку родную кровать. И сразу же перед глазами возникает единственное слово —
один. Так и не заметив, куда он зашёл, омега продолжал всхлипывать. Никто его не пожалеет, он один, без друзей — ведь Джин бережно охранял, казавшийся ему семейным, очаг, поэтому он днями сидел дома и ждал альфу, который тащил каждый день новую омегу.
Он бы так и продолжал идти, пока чья-то рука не остановила его. Подняв взгляд, омега уткнулся взглядом в лицо какого-то альфы, который пошло облизывался.
— Посмотрите какая куколка пришла, — прокричал альфа остальным дружкам, которые, присвистывая, уже вовсю раздевали омегу глазами.
У Джина внутри всё замерло. Это конец, финиш — догулялся омега. Альфы с такой улыбкой явно не собираются его пригласить на чашечку кофе.
— Отпустите, прошу, — дрожащим голосом прошептал омега, чем вызвал сильнейший хохот среди альф.
— Ну зачем ты так, куколка. Мы ведь просто поиграем с тобой, а если ты расслабишься, то, может быть, тебе это и понравится, — прохрипел один из альф прямо в ухо омеге, который ну никак расслабиться не сможет. — Ты разве не любил играть в куклы? Мы вот ещё не наигрались.
Джин попытался отпихнуть громилу, но тот только сильнее сжал хрупкие плечи омеги. Когда альфа наклонился к омеге и втянул в поцелуй, остальные радостно начали покрикивать, попутно расстёгивая рубашку Джина, но альфа, который целовал его, что-то рыкнул, и остальные отступили.
— Такую куколку я хочу сам раздеть, — оскалился альфа, стягивая с омеги штаны, на что тот простонал в знак протеста, но было слишком поздно — у него началась течка, которая спровоцировала гон у альф. Это было очень плохо, ведь теперь они могли запросто порвать его — крыша у альф от течного омеги съезжает просто на нет.
Пока омегу растягивали, прижимая свободной рукой к холодной стене в переулке, в который он ненароком забрёл, Джин изо всех сил пытался противостоять своим инстинктам. Мозг просил остановить это безумие, но разум и сердце твердили о том, что ему всё равно не избежать этой участи, так почему же ему просто не расслабиться и не получить кайф?
Из его внутренней борьбы его вытащили резком толчком. Альфа, вошедший в него, вошёл сразу на всю длину, вырывая вздохи омеги, который уже сдался сердцу.
— Джун-и… — прошептал омега. — Пожалуйста, Джун…
Он сам себе задавал вопрос — какого чёрта? Но было гораздо приятнее, если он представлял Намджуна, который коснулся его лишь раз. Джин восполнит то чувство, которого ему не хватало всю эту жизнь — эта эйфория, от которой окончательно сносило голову.
Продолжалось это представление на улице недолго — альфа кончил быстро, и, выйдя из Джина, попутно натягивая свои джинсы, скрылся где-то во дворах. Омега скатился по стене и простонал — опять использованный.
— Вставай, — громкий и властный голос послышался сверху.
Джину даже голову поднимать не пришлось — он этот голос из тысячи узнает, голос своего альфы. Омега натянул безразличную маску и максимально свободно поднялся и отряхнул брюки.
— Что ты тут делаешь? — опять спрашивает Джун, на что получает лишь кривую улыбку. Омега никогда не умел играть.
— А ты не видел? Прекрасно проводил время с другими альфами, вот что я делаю, — голос звучал более менее уверенно, но внутри Джин трясся от страха.
— Как мило, а я думал, что тебя изнасиловали. А тебе, шлюхе, это понравилось, — сквозь зубы шипит Джун. Запах омеги сводит с ума, но больнее всего от того, что его запах смешан с противным запахом того альфы.
— Зачем ты пришёл? — хмурит брови омега. — Захотел увидеть, как я страдаю? Смотри, вот только из-за тебя я не сломаюсь.
— Насмотрелся. Пошли ко мне, — говорит Джун, мягко поглаживая омегу по волосам.
— Нет, — Джин стряхивает руку со своей головы. — Хватит, я настрадался от тебя. Нас больше ничего не связывает, понимаешь? Я дам тебе развод, но что ты хочешь сейчас? Я не вернусь к тебе.
— Мы ещё не разведены, мы всё ещё пара, — говорит мягко альфа, но в голосе слышатся нотки стали. — Так что будь добр, вернись…
— Послушай теперь ты меня, — кидает на него злой взгляд омега. — В жизни я пожалел только о двух вещах: первая это то, что я умудрился влюбиться в тебя, что равносильно влюбиться в бездушного монстра, а вторая — аборт, на который я пошёл ради тебя. Я уже смог стереть эту тонкую нить между нами, значит и ты должен.
Джин говорит твёрдо и уверенно, но это ложь, которой он кормит сам себя — он никогда не сможет забыть то, что их связывало, сколько бы омег не трахал Джун — Джин свято верил в то, что тот вернётся. Но последний разговор в квартире альфы заставили омегу забыть о том, что это возможно. Забыть о том, что Джун любить может, просто он не тот, кого альфа полюбит.
Джун вздыхает, зубами скрипит, но понимает, что омега прав — их, кроме той ничтожной бумажки, которая свидетельствовала об регистрации брака, не связывает. Омега бьёт по больному — напоминает альфе про то, что они фактически друг другу никто, а завтра они просто перейдут на новый уровень отношений — разведённая пара. Он ещё раз смотрит в глаза омеги, и понимает, что недооценивал их. Пока он приводил омег на ночь, эти глаза смотрели на него с преданностью и с толикой грусти. Альфа только сейчас понимает, что вернул бы время назад, глянул бы тогда в эти глаза, и утонул. Навсегда и безвозвратно. Сейчас же, когда Джун тонет, уже слишком поздно признавать то, что этот омега тот, которого бы альфа хотел видеть по утрам, тот, от которого каждое сообщение было бы приятным и долгожданным, а не нудным и надоедающим. Этот омега, от которого Джун хотел бы детей, вот только в прошлом он пожелал вычеркнуть их из своей жизни.
Омега лишь смотрит на альфу и понимает, что за ним останется последнее слово — Джун просто не знает, что говорить, омега поставил его перед фактами, из-за которых альфе в аду гореть. За измены, за каждодневное предательство, за то, что заставил его сделать аборт, ведь знал — омега на всё пойдет, лишь бы он его не бросил.
— Просто больше не подходи ко мне, — облизывает омега засохшие губы. — Продолжай то, что делал всегда — топи все воспоминания в алкоголе и в шлюхах. Если, конечно, у нас были совместные воспоминания. Завтра в двенадцать в твоём офисе. Подготовь все бумаги для развода.
Джин разворачивается и уходит. Как бы внутри сердце не металось, как бы все могилки, в которых омега хоронил Джуна, не разверзались, он просто уходит. Слишком сложно, ведь хочется обернуться, хочется подбежать, обнять и не отпускать — никогда. Но Джина в реальность забрасывают слишком быстро, он даже опомниться не успевает, как уже стоит один посередине дороги. Всё же не может терпеть — оборачивается.
— Если тебе вдруг понадобиться поддержка, вдруг там какой-нибудь омега залетит, ты мне позвони, я помогу. Хотя ты и сам знаешь, что сделаешь — отправишь на аборт.
— Таких «если» не будет. Если вдруг кто-то и залетит — я женюсь на нём. Он — не ты, не такой надоедливый, не такой ненужный.
На минуту на лице Джина отражается бесконечная боль, в которой альфа топит себя, мысленно прося прощения у омеги за эти слова, которые он выдал только для того, чтобы задеть его за живое. Но через несколько секунд омега улыбается едва грустной улыбкой.
— Вот и правильно. Он — не я, и ты когда-нибудь это поймёшь.
После чего Джин быстро уходит, а альфа остаётся наедине со своими мыслями.
Джун уже понимает, что никто другой не станет Ким Сокджином, который так сильно засел в сердце альфы.
***
Чонгук утопает в бумагах. Кажется, они заняли всю значительную часть его жизни, вытесняя оттуда всё остальное. В компании проблемы, отец Чона растерял половину спонсоров и акционеров. Когда ко власти пришёл Чонгук, всё стало налаживаться, однако на это требовалось время. Много времени. Поэтому альфа просыпался и вставал в офисе. Юнги часто жаловался на то, что Чонгук бросил его совсем одного в такой трудный для него период, и альфа понимал, что его омеге очень обидно, но ничего не мог сделать.
Просматривая в сотый раз договоры, подписанные его компанией, он не заметил, как в кабинет кто-то вошёл. Чонгук поднял глаза и сразу же пообещал себе линейкой вены перерезать — перед ним стоял Юнги. В блядских обтягивающих штанах и в не менее блядском чокере. Альфа сглотнул— зрелище было намного увлекательнее его бумажек, которые в один момент стали ненужными, ведь в штанах был бунт.
— Ну как, нравится? — Чонгук был уверен, что Юнги это промурлыкал, ведь иначе быть не могло. — Я старался. Для тебя.
Альфа шумно выдохнул и похлопал по столу, куда Юнги сразу же запрыгнул, довольно урча. Чонгук бы сорвался, вот только наблюдающий за омегой доктор предупредил о том, что плод слаб, и от занятий сексом стоит воздержаться.
— На колени, — альфа треплет омегу по голове, приказывая залезть ему под стол. Он трахнет этого мальчишку, и это точно.
Юнги медленно опускается, закусывая губу в предвкушении. Чонгук глазами показывает на ширинку, и омегу несёт. Он расстёгивает штаны, стягивая их с бельём. Медленно, словно мучая альфу, проводит языком по всей длине и резко вбирает весь член в себя, слушая сдавленный стон откуда-то сверху. Альфа позволяет руководить омеге процессом, но в итоге тянет его за волосы, толкаясь как можно глубже. Юнги, кажется, тоже получал от этого удовольствие, поэтому просто расслабил горло и продолжил помогать альфе языком.
Закончив, омега вылез из-под стола и посмотрел на альфу, который старался отвлечься на бумаги, но всё равно посматривал на омегу.
— Чего? — наконец спросил Чонгук, смотря прямо в глаза Юнги.
— Просто, — улыбнулся омега. — Ты такой красивый.
Альфа еле заметно улыбается. Он часто это слышал, но такая простая фраза, которую произнёс Юнги, стала какой-то особенной. Чонгук уже и не заметил, как перестал замечать в омеге недостатки, которые раньше бросались ему в глаза. Глаза, которые раньше казались ему слишком надоедливыми, резко стали самыми родными, самыми желанными, они стали такими притягательными — альфа бы смотрел в них день и ночь.
— Ты уже давно в доме не появлялся, — дует губки Юнги. — Мне стало слишком скучно, и я решил прогуляться.
Чонгук таких «решил прогуляться» не одобрял. Каждый раз омега нарывался на разные неприятности, из-за которых альфе приходилось ехать и спасать Юнги. Однако сейчас его до глубины души тронуло то, что омега приехал именно к нему.
Потому что соскучился, и Чонгук, кажется, тоже.
***
Тэмин больше не был милым и беззащитным омегой — он превратился в вечно «не в настроении говорить, Хосок» нечто. Иногда случалось, что он сам приходил к альфе, чтобы поговорить, но все разговоры заканчивались постоянным обсуждением того, как ему страшно рожать.
Комната для сына уже трещала по швам от разных бутылочек, игрушек, пелёнок и всего остального, но стоило омеге заметить какую-нибудь милую вещицу, он сразу же доставал карту, которую ему любезно предоставил Хосок, и оплачивал эту покупку.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — альфа подошёл к Тэмину и посмотрел прямо в глаза.
Омега посмотрел на Хосока взглядом, полным непонимания. Альфа явно намекал на что-то, что сделал Тэмин, вот только он ничего не понимает, а по одному тону альфы понять не может, что именно.
— Долго ты будешь скупать все детские магазины? — наконец выдаёт Хосок, шумно вздыхая. Или альфа сейчас скажет Тэмину о том, что он поступает глупо, либо никогда.
Омега лишь укоризненно посмотрел на Хосока. Альфа никогда не поймёт то, что Тэмин просто хочет лучшего для ребёнка. Но он лишь качает головой, показывая, что разговаривать на эту тему он не хочет.
— Как день прошёл? — спрашивает омега.
Альфа лишь плечами жмёт и сам задумывается — а как же день-то прошёл. Все совещания, на которых он присутствовал, словно проходили без него— мыслями он витал где-то очень далёко, где-то около Ким Тэмина. Хосока будто и не было в этом мире — он где-то в таком маленьком, но таком родном мире, который они с омегой возвели и стеной огородили — чтобы никто помешать не мог. Омега, видимо, всё понимает, поэтому просто подходит и кладёт свою руку на плечо альфы. Для Хосока это лучше любого успокоительного, омега своим запахом окутывает, ослепляет. Хочется что-то ответить, но слова не идут на ум, поэтому он просто кивает и обнимает омегу. Внезапно на лице Ким Тэмина отображается боль, которую Хосок бы забрал себе, лишь бы омега не страдал.
— Хосок, я, кажется, рожаю.
— Совсем рожаешь? — у альфы была паника не меньше омеги.
Тэмин, сильнее сомкнув челюсть, быстро-быстро кивает. Хосок дрожащими руками заводит машину и тащит еле как соображающего омегу к выходу.
***
Опять больница. Хосок их не любит — сюда никогда не приезжают, чтобы сказать то, что всё хорошо. Но у альфы сейчас всё действительно хорошо — скоро в их маленьком мире появится ещё одна крохотная жизнь.
Альфу попросили ближайшие пару дней не беспокоить омегу, ведь роды были трудными, и Тэмину понадобится время, чтобы восстановиться. Хосок понервничал, побесился, и смирился — омегу не стоит беспокоить, как бы сильно не хотелось.
По дороге он звонит родителям и сообщает о том, что они стали дедушками, умалчивая про то, что ребёнок не его. Альфа его как своего примет, отцом для него станет. Да он, чёрт, для него станет любым человеком — отцом, который будет любить, другом, который будет поддерживать. Маленький омежка скажет — альфа Чон Хосок сделает. Малыш только родился, а уже одного из самых влиятельных людей себе подчинил.
У альфы только одна проблема осталась. Маленькая такая, незаметная — но от неё на душе больно, аж кричать хочется. Хосок быстро набирает одного из своих ребят и уставшим голосом говорит:
— Сон Мэн Хо, мне нужно уладить одно дело. Убей Чон Чонгука.
