Сияние: Ночь длиною в вечность

      Следующие несколько дней шли своим неспешным чередом. Мванг старался обходить стороной Шрама, хотя тот, казалось, ненавязчиво пытался заново выстроить с львёнком контакт. Куда уж там! Мванг не то что видеть – он не хотел даже чуять дядю поблизости. К слову, именно благодаря этому своему дару Мванг и умудрялся обходить стороной нового короля.       — Мне кажется, ты нарушаешь субординацию, — как-то обмолвилась при нём Умпари, когда половина ленно шатающегося вокруг да около прайда собиралась на ужин. Мванг получил личное приглашение от самого короля! И он как раз собирался пойти. Только совсем в другом направлении, — тем более, он так благосклонен к тебе!       Наверное, именно тогда Мванг впервые услышал нотки ревности в её извечно радушном голосе. Но он не был разочарован: скорее, удивлён, ведь он догадывался о причине такого странного поведения львицы. Догадывался, но предпочитал молчать. Он уже привык молчать. Перед Сараби, заглядывая в её бездонные печальные глаза. Перед Налой, чей неутомимый авантюризм постепенно заменялся смирением. Перед всем прайдом о своих догадках. Он был неосмотрительным, ретивым и дерзким, но никак не глупым. Он прекрасно понимал последствия развязанного языка. И пока все хотя бы отчасти довольны, то доволен был и Мванг. По крайней мере, он очень часто и долго себя в этом убеждал.       Сезон засухи был не за горами, и это чувствовалось в самом воздухе: разряженном, горячем, сухом. Накануне прошёл мелкий дождь, лишь по верхам стерев пыль с камней. Наверное, последний за долгие месяцы без влаги. Ряды антилоп редели на глазах: ещё вчерашнее поле, усеянное следами от копыт, следующие дни после дождя едва было притоптано со стороны леса. Видимо, страх быть загнанными в угол всё же превозобладал над голодом. Тот ужин, на который звал львёнка Шрам – думается, это был настоящий пир? Нет. Одна тощая заплутавшая газель. Её даже не составило труда отловить. Как позже рассказывала Умпари, она была изодрана с головы до копыт шелудивыми преследователями. Какая печальная, меланхоличная участь: убежать от верной смерти, чтобы попасть в цепкие когти таких же потрошителей… Мванг не знал, какая она – засуха. Но, вслушиваясь в тревожные рассказы соплеменников, не спешил строить догадки. Кто-то говорил о хорошем, кто-то пророчил беду. Так или иначе, всё покажет только время.       На что время точно не сможет дать ответ, так это на то, чем питаться Мвангу, если не мясом? Конечно, полностью изолировать себя от употребления мёртвой плоти не получится: всё же он лев, а не боров! Но самому охотиться, отнимать чью-то разумную жизнь он не мог. Двоякое чувство: пожирать останки, но не быть убийцей? Чем же он лучше самих убийц? Наверное, он мог как-то откреститься от таких мыслей, внушая себе, что поступать так всяко правильнее, чем своими лапами забирать то, что было даровано не самим Мвангом. Ведь он хотел помогать зверям, давать им жизнь, а не отнимать её!       Мванг долго голодал, отказываясь от завтраков и обедов, но иногда соглашаясь на ужин: сил не оставалось ни на что. Тем более, слухи о его увлечении действительно стали расползаться. Всё чаще и чаще в его обитель уединённых дум заглядывали львы и львицы, обращаясь со своими проблемами. У кого-то болел живот, у кого-то глаза, у кого-то вырван коготь во время охоты – и всех их приходилось лечить. Нет, Мванг был доволен, но после таких вечеров – а именно тогда бедствующие и обращались за помощью – он истощался до неузнаваемости. Ему уже давно не снились сны. Оно и к лучшему, наверное. Если такие, как в ту ночь, то он прекрасно смог бы прожить и без них.       В один жаркий день, когда душевных сил оставалось особенно мало, Мванг, накинув на себя сумку для трав, решил пройтись до дома Рафики и хоть немного развеяться – в конце концов, ему наверняка вскоре потребуется пополнить запасы. Нала и пара других неугомонных львят из прайда Зиры пытались навязать свою компанию, но им не удалось это сделать ни молящими глазами, ни с просьб Сараби. Мвангу было неуютно чувствовать, что он постепенно отдаляется от тоскующей по былым временам Налы – он тоже тосковал, но предпочитал мириться со своей грустью по-своему.       — Твои вопросы вгоняют меня в ступор, маленький принц, — уже было начал Рафики, когда Мванг уютно расположился на специально для него приготовленной подстилке из листьев, но тот тут же вспыхнул необоснованным гневом:       — Хватит! Хватит, хватит, хватит меня так называть! — взбеленился он, грозно глядя на Рафики, но даже его пробудившийся гонор был не способен унять задорный огонёк во взоре шамана.       — Нервный ты стал, Мванг, а?       — Это какой-то кошмар! — не утихая, воскликнул тот, вскинув лапки вверх, будто пытался дотянуться до безбрежного закатного неба. — Я просто не знаю, что мне дальше делать!       — Тебе не кажется, что ты сам выдумываешь себе проблемы? — сказав это, Рафики зачем-то полез наверх. Мванг безразлично выдохнул.       — Нет, не кажется.       — Где это слыхано, что лев не ест мясо!       — Я не сказал, что я не буду его есть! Я не хочу убивать ради этого!       — Но ведь, чтобы намочить шерсть, ты должен сначала зайти в воду, так?       — Нет, не так, и этот пример совсем не подходит мне! — грустно протянул малец, ёжась от порывов прохладного ветра. — Пару дней назад Шрам убил при мне буйвола. Я видел его глаза, я видел его боль! Он же такое же живое существо, как и я!       — Ну-у-у, а что ты предлагаешь тогда? — Рафики свесился с ветви и подпёр руками голову, покачивая из стороны в сторону хвостом.       — Я не знаю… Жуков есть? Может, травку какую-нибудь? Листья? Деревья же не чувствуют боли, так ведь?       — Если ты не слышишь их голоса, это ещё не значит, что они не чувствуют боли, — убедившись в ветхости доводов Мванга, Рафики вернулся к привычному занятию.       — Но что тогда мне делать? Что?!       Шаман медленно спустился вниз, держа в руках две половинки какого-то большого плода, похожего на помесь кокоса и авакадо. К удивлению Мванга этот плод уже был расколот на две части вполне естественным путём. Львёнок перевернулся со спины на грудь и притаился, наблюдая за тем, как Рафики крошит туда какие-то широкие жёсткие листья.       — Что делать? Например, поесть, — нараспев выдал бабуин, заканчивая приготовление и пододвигая обе половины к Мвангу. — Не мясо, да и по вкусу совсем другое, но… глядя на тебя, уже подумываю тебе просто так все мои травы скормить.       Мванг присмотрелся повнимательнее. Белая, слегка золотистая мякоть по краям граничила с душистой серединой: коричневой, вязкой, где маленькие косточки, похожие на бобы, кутались в нечто склизкое и терпкое. Пахло свежестью, чем-то сладким, как будто свежесобранный цветок. Мванг наклонил голову и втянул носом странный аромат, скептически раздувая ноздри.       — Ешь-ешь, не умрёшь! А я пока соберу тебя в дорогу, — с этими словами Рафики, похлопав малыша по голове, снова вскарабкался на несколько ветвей выше. От его непрекращающейся возни в хранилище по воздуху стали распространяться различные благовония.       — Уже собрался прогонять меня? — съязвил Мванг, всё ещё обиженный на что-то.       — Не-е-ет, — таинственно вторил ему бабуин, будто увиливая от ответа. — Но, думаю, ты сам не откажешься побыть наедине после такого ужина.       — Так что это?       — Плод ваоканги и листья паркетины, — ответил Рафики, и по его голосу уже было понятно, что от скромности он точно не умрёт. Наверное, сложно было достать всё это. — Ты попробуй!       Мванг скрепя сердце лизнул мякоть ореха и уже приготовился морщиться, но не тут-то было. Что-то кислое, сладкое, по вкусу, как земля или только что сорванная трава. Львёнок осторожно приоткрыл рот и языком зачерпнул часть склизких неуловимых косточек. Почти не жевались, но в них чувствовалась какая-то летняя свежесть, как будто он впервые выпил воды за весь жаркий день. Мванг откусил немного белой мякоти по краям и с удивлением обнаружил, что это вполне можно есть. Более того, ему это даже… нравилось! Он с упоением принялся грызть своеобразный фрукт, неприлично чавкая от удовольствия.       — Ну, что, вкусно, принц? — играючи проворковал Рафики, закидывая ствол у лап котёнка различными травами, семенами и корой.       — Очень! — пробубнил довольный Мванг с набитым ртом. Он слышал, что Рафики снова назвал его “принцем”, но даже не попытался возразить. Ему было хорошо. По-настоящему хорошо. Почему? Да кто ж его знает. Может, и правда действует эта волшебная трын-трава.       Поужинавший и доверху нагруженный разными травами – которые на этот раз Рафики распихал по несколько разных пучков в один отсек, надеясь на память своего ученика – Мванг шёл сквозь дышащую неуловимой свободой саванну. Закатное небо расстилалось перед ним, как бескрайняя голубая гладь озера. Где-то там, в вышине, звёзды рисовали причудливые узоры, вечно меняющиеся, всегда подвижные. Манящие за собой в далёкий космос, будоражащие воображение… Мвангу было легко вдыхать этот чистый, свежий, едва прохладный воздух. Он расправлял лёгкие и дурманил голову. Теперь львёнок знал ответы на все нужные ему вопросы. Как? Ведь он ничего для этого не сделал!       Нет. Он сделал очень важную вещь – успокоился.       Из любой ситуации можно найти выход, если ты жаждешь его найти. Убивать ему всё так же не хотелось – но ведь ему и не нужно! Ещё очень долго ему не потребуется выпускать когти, чтобы убить. Видеться со Шрамом тоже не представлялось прекрасным занятием… но ведь Шрам не желал ему зла! Да, его философия коварна, она совершенно не вписывалась в понятия “правильности” малыша, но ведь Мсатакаш была отчасти права. И, пока его понятия "правильности" всё ещё работают, то к чему судить их бранью? Шраму ведь наплевать на всех, но только не на львов. Не на ближних. Возможно, Мвангу стоит больше времени проводить с ним. С Зирой… да, и с Зирой тоже. Да и Нука вызывал у Мванга не столь противоречивые чувства, как, к примеру, новые подруги Налы, которые вечно знали всё лучше всех. Чёртовы всезнайки! Зато Мванг знает о травах больше, чем они! И? Что они ему скажут, а?!       Поднимаясь вверх по холму, с которого открывался чудесный вид на саванну и Прайдрок, Мванг вдруг краем глаза заметил чью-то горбатую тень чуть поодаль. Сначала из-за высокой травы появился знакомый угловатый силуэт, а затем вернувшиеся в мир запахи поставили точку в гаданиях, кто же это мог быть.       — Мсатакаш была права не отчасти, — захихикала фигура, разворачиваясь лицом к Мвангу, сверкая глазами-рубинами. Мвангу стало необъяснимо тепло внутри от того, что он встретился именно с ней именно сейчас. — Что, хорошо тебе, маленький лев?       — Да, — с добродушной улыбкой ответил ей Мванг, медленным шагом направляясь к старухе и садясь рядом. Его взгляд застыл на величественных очертаниях скалы. С этого расстояния она казалась такой монументальной и недосягаемой… зачем её вообще досягать? — Очень хорошо.       — Вот и здорово, приятель, — Мсатакаш нагнулась и обнюхала светящуюся гриву малыша. — Ваоканга?       — Как вы догадались?       — От тебя пахнет гнилыми листьями, — буркнула она, поглядывая на походную сумку, а у самой голос дрожал потешными нотками. — Тем более, ты такой весёлый шёл, я чуть сама не запуталась в твоей логической цепочке. Лев-веган – это что-то новое.       — А нечего было подслушивать! — весело парировал ей Мванг, но Мсатакаш не спешила веселиться вслед за ним. На её губах всё ещё теплился оттенок улыбки, но радости в ней не было. Она была, скорее, печальной, горькой, как будто гиена так хотела сказать что-то важное, но не могла. Или, может…       — Это проклятие, мальчик, — полушёпотом проговорила она, понурив голову. Мудрость, вес и боль веков звучали эхом в её голосе, таком глубоком, терпком, уносящим сознания в ещё более таинственные и тёмные дали, чем усыпанный звёздами свод неба. — Я принимала его как дар. Но теперь не могу отречься от него.       — Вы о своих глазах? — спросил Мванг, но в ответ получил только тяжёлое молчание.       — Нет. Не глаза, — длинная выдержанная пауза. — Ты даже не догадываешься, сколько мне лет.       — Сколько? — не совсем понимая значение слова “лет”, промолвил ей в ответ львёнок. Мсатакаш угрюмо хмыкнула, отводя голову.       — Столько, что я ещё помню, что такое годы, месяцы, дни. Часы, минуты, секунды – всё смешалось воедино. Весь мир рухнул. Остались лишь названия. Остались лишь легенды…       — Рафики сказал, что ты сама создавала легенды. Что рушила их сама…       — Ха! — неожиданно дерзко рыкнула Мсатакаш, и Мвангу на мгновение показалось, что рубины её глаз вспыхнули алым в ночи. — Я единственная, кто ещё бережёт их. Было бы что ломать… Они ничего не знают обо мне.       — Но ты ведь можешь… просто забыть их, — уже не замечая, как сам перешёл на “ты”, ей отозвался златогривый львёнок. — Зачем помнить их, если можно жить новой жизнью?       — Мы – никто без нашей истории, Мванг, — Мсатакаш повернула к нему дряхлую морду. — Там, в поле, холодный и одинокий, ты был никем. Ты стал кем-то лишь тогда, когда тебе было что вспомнить. Да и… на самом деле... — Мсатакаш снова отвернулась, углубляясь в свои мысли, — Круг Жизни – я совсем не лучшего мнения о нём.       Складывалось впечатление – нет, Мванг был уверен, что Мсатакаш хотела сказать что-то другое. Но вытягивать из неё информацию ему совсем не хотелось. Да и не вытянешь из неё ничего.       — Шрам сказал, что это ложь.       — И он был прав. Прав, как никогда, — воцарилась гробовая тишина. Не было ни шелеста травы, ни щебетания птиц: казалось, Мванг мог слышать биение собственного сердца. — Но без этой лжи мы все обречены повторить судьбу наших создателей.       — Богов? Ты видела богов? — встрепенулся малыш, как заведённый. Но Мсатакаш не спешила давать ответ. Она сидела, будто ждала чего-то, а затем начала тихо посмеиваться, чем вызвала недоумение у своего собеседника.       — Если мои сны не лгут, скоро ты сам увидишься с ними. Но всему своё время.       Мсатакаш встала, сладко зевнула и потянулась.       — Пора идти спать. И мне, и тебе. Ночь обещает быть холодной.       Мвангу было нечего ей ответить – да и не хотелось. Она явно не располагала к дальнейшим расспросам. Они были лишними. Тем более, что-то подсказывало львёнку, что этот разговор повторится ещё не раз.       — Запомни, маленький лев, — напоследок обратилась к нему Мсатакаш, уже исчезая в густой высокой траве, — делай всё для своего выживания. Если тебе нужно бежать – беги. Если тебе нужно спасать – спасай. Если тебе нужно убивать – убивай... Но никогда не забывай, что у нас нет будущего без нашего прошлого. А прошлое показало, что мы все обречены на ночь длиною в вечность, если Круга Жизни не станет.       Мванг кивнул, но, лишь отвернув голову, тут же вспомнил главную дилемму всего дня.       — Так мне можно не есть… — он развернулся на траву, но никого там уже не было. Не было слышно и касаний лап о шуршащий тростник – звуки убаюканной негой саванны вернулись в мир, унося прочь весь остальной ненужный ропот, — мясо…       Мванг сделал шаг в сторону кустов, непонимающе озираясь по сторонам. Гиена будто испарилась, не оставив после себя ни следа.       — Мсатакаш?       Мванг сделал ещё один шаг, а затем остолбенело поднял голову вверх, чуть повысив голос:       — Мсатакаш!       — МОЖНО, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ДА! — раздался раздражённый рёв откуда-то из насаждений зелени, а затем шутливо-недовольная морда появилась между уже малость желтеющих колосков. — Но в чём твоя проблема? Мясо жрать не можешь? Сдохнуть охота пораньше?       — Нет... — Мванг стыдливо присел, дёрнув ушками.       — Понятия не имею, откуда в тебе столько желания самому стать едой, — как Шрам, процедила Мсатакаш. — Пользуйся благами Круга Жизни, пока у тебя есть такая возможность. А ты думал, для чего нужен Круг Жизни?       — Чтобы, ну-у-у, не знаю... весь мир находился в балансе?       — Чтобы ты мог жрать и не краснеть, дурень! И для баланса тоже, но ты на то и хищник, что ты должен хавать тех, кто слабее тебя!       — Но ведь я хочу соблюдать Круг Жизни, помогать другим!       — Ты будешь соблюдать этот сраный Круг, если будешь тем, кем тебя создала природа! — то ли смеясь, то ли рыча, ответила старуха. — Травоядные для того и живут, чтобы ты ими питался! Поживи с моё, и тебя не будут мучить сомнения относительно того, можно ли есть других разумных существ, или нет!       — Но ведь...       — Я тебя сейчас сама сожру, если ты не сгинешь с глаз моих, приятель! — рыкнула Мсатакаш, и самородки в её глазах начали угрожающе поблёскивать алыми огоньками. Мванг подпрыгнул от испуга и бросился наутёк, сверкая пятками и громко шурша соломенными авоськами.       — То-то же, — довольно буркнула гиена, глядя вслед удирающему львёнку. — Даже как-то жалко его...