— Бежать…
Мгновение, и из горла львы вырвался душераздирающий крик боли. Последняя мольба о помощи, утопающая в гнетущем полумраке и тяжёлой, тягучей, осязаемой тишине. В одну секунду тьма полностью поглотила весь силуэт Ахади, скрыв последнюю прядь его гривы от взора. Вся эта тьма и гниль начали медленно закручиваться в воронку с центром в самом сердце великого короля. Контуры его фигуры смазались, расплылись, и вот уже не было льва – а только гигантский вертикальный водоворот из самой эссенции сумрака и чернильной субстанции. Мванг попятился назад, но вдруг из центра теневого урагана в близлежащее дерево метнулась ослепительно-яркая молния, но не подожгла и не раскрошила ствол в щепки. Непроницаемая стена из фиолетово-красной энергии бездны с проскальзывающей на её полотне сгустками, что были подобны глазным яблокам, заслонила собой всю поляну, распространяясь стремительнее ветра. Мванг метнулся в сторону в надежде ускользнуть от холодной хватки близкой смерти, но ему не удалось: тьма взяла его в плотное кольцо, не оставляя возможности ускользнуть. Сначала маленький огонёк, а затем настоящий вихрь красного, как рубины, пламени зародился в эпицентре кошмара, и из неопределённого, вечного меняющего форму нечто появился… гигантский кровоточащий глаз. Он парил в воздухе, бегло оглядывая все прилегающие территории, как вдруг его взгляд пал на Мванга – львёнок вжался в землю и вцепился когтями в сплетение корней под лапами. — Мва-анг… — зычный, гулкий, влекущий разум в омут, что чернее мазута, голос раскатом грома раздался в голове львёнка. Все мысли смешались в кучу: раздробленные, разбитые, треснувшие тонкой паутиной разломов – он не мог собрать их воедино, как бы ни пытался. — И-или, сто-оит сказа-ать – Ад-да-ралл? — голос звучал медленно, будто нараспев, мусоля каждую гласную и растягивая её. Он произнёс незнакомое имя по слогам, смакуя животный, неконтролируемый страх львёнка. — Твои-и сны-ы… таки-ие… со-очные… не-ежные… ап-пети-итные-е!.. Мванг не мог пошелохнуться. Он буквально прирос к земле, не способный сдвинуться с места ни на йоту. Вокруг глаза вскипела новая волна тени, смешиваясь с дрожащим воздухом, точно кровь в воде. Гигантские шипы, пробивая твердь скалы, проросли сквозь серый камень, окружая глаз в кольцо. Они двигались, трепетали и подрагивали, словно живые. Око начало медленно пульсировать и вздыматься, как будто оно дышало… — Приди-и… ко мне-е… приди-и-и, — то грохоча, как торнадо, то переходя на шёпот, звал голос в голове Мванга. Сам того не понимая, одурманенный Мванг сделал шаг в сторону глаза. Затем ещё шаг, и ещё – лапы не слушались своего хозяина. Объятый ужасом, он уже не понимал, что происходит, не мог контролировать обезумевший разум. — Приди-и… И я-я вы-ыпью твою-ю кровь! Перед глазами Мванга встала непроницаемая пелена. Он не видел. Не слышал. Не отдавал себе отчёт. Был только этот… голос. Его лапы утопали в чёрной пелене тьмы. Гнилостные отростки, похожие на щупальца, начали степенно тянуться к Мвангу со всех концов поляны… — Nguvu: moto, ardhi, moto! — сквозь завесу забвения краем уха услышал Мванг – голос в его голове взвыл, завизжал, словно ужаленный пчелой ребёнок. Путы гипноза начали отступать, и Мванг впервые смог вздохнуть полной грудью – какой же желанный был этот вдох! Как будто он вечность провёл под водой. — Udongo moto, matetemeko ya ardhi yenye uchafu! — продолжал реветь незнакомый глас всё громче и яростнее. Глаз начал дёргаться, непонимающе оглядываясь по сторонам. По земле распространялась волна пламени, как облака напалма, поджигающая ворох опавших еловых иголок и затравливающая сумрак обратно к всевидящему оку. Покрывало бездны спало с окрестных деревьев, растворившись в насыщенных зелёных красках. Мванг уже слышал этот скрежещущий бас… В один прыжок фигура незнакомца появилась перед Мвангом. Глаз, отвлечённый на подступающий к нему огонь, вновь обратил внимание на львёнка, и в нём было столько клокочущей ненависти, столько ярости и безумия, что будь они материальны, они бы покрыли облаками серы весь необъятный мир! Мванг поднял взгляд: перед ним, мокрая от пота, стояла Мсатакаш. Львёнок открыл рот, чтобы что-то сказать, но старуха не дала ему это сделать: она в одно резкое касание прислонила палец лапы к его лбу, больно надавливая прям по центру. Изображение расплылось, развалилось на мелкие кусочки мозаики, и Мванг провалился в безжизненную пустоту и холод…***
Мванг открыл глаза и тут же подался вперёд, инстинктивно прижимая уши и хватаясь за голову. Он тяжело и протяжно дышал: воздуха в груди катастрофически не хватало. Холодный пот градом катился по его коже, теряясь во взъерошенной шерсти. Он был в своей пещере. Один. Как и всегда. Снаружи небо было затянуто непроницаемыми серыми тучами, низкими и, казалось, неподвижными, хотя дождя всё равно не ожидалось – слишком сухой разряжённый воздух. Пахло травами, но нос парня не сразу привык к старым, уже знакомым ароматам. Его мысли снова были его. Далёкие, лишь начинающие возвращаться обратно в голову – но его. О, короли, а так всё хорошо начиналось… Мванг поднялся, всё ещё не до конца веря в то, что он видел. Он каждым нейроном в своей голове, каждым кровеносным сосудом чувствовал ту боль, тот ужас, тот липкий оживший сумрак, что заполонил собой всё его естество. И этот… глаз! Ничего ужаснее и омерзительнее львёнок не видел в своей жизни! Он отдал бы всё, лишь бы больше никогда не встречаться с этим оком вновь! Сон. Просто страшный сон. Но в глубине души он прекрасно осознавал, что это был не просто сон. Мсатакаш вновь является ему во сне, а он так и не спросил её об этом… Мванг вышел наружу, вдыхая полной грудью предрассветный прохладный воздух. По его коже пробежались мурашки, высыхающий пот нагонял неуютный холодок. Что-то затевалось. Очень нехорошее, очень таинственное и коварное. Будто из каждой смазанной призмой облаков тени на него смотрели тысячи, тысячи маленьких озлобленных глаз… — Мванг! Львёнок обернулся, а внутри всё моментом сжалось в ржавые тиски. К нему со стороны скалы со всех лап нёсся Чунгу, тот самый лев, что приходил к нему буквально вчера со своей подругой. Упитанный здоровяк резко затормозил перед целителем, смотря на него с таким трепещущим ужасом и надеждой, что у Мванга чуть самого не навернулись слёзы на глаза. Он прерывисто дышал и заикался. — Мванг! П-пожалуйста, помоги! Мапензи! Она… Его прервал выпущенный сквозь стиснутые зубы утробный вопль со стороны скалы. Мванг заглянул за плечо льва: там, облокотившись на валун у подножья, стояла Мапензи. Беременная львица едва дышала, закатывая глаза. За ней с самой вершины скалы тянулась дорожка из капель свежей крови. Мванг среагировал моментально, сию секунду бросившись к страдающей львице. — Мапензи! Что случилось?! — воскликнул тот, лишь достигнув светло-серой львицы. Она стонала пронзительно – так, что сердце разрывалось на части. Её задние лапы и хвост были густо измазаны бордовой жижей. Но только она раскрыла рот, как тут же закашлялась: с её губ заструился ручеёк крови вперемешку с вязкой слюной. Белки глаз приобрели зеленовато-гнойный оттенок. Мванг в смятении перевёл взгляд на подоспевшего льва. — Чунгу, как это произошло?! — Я-я… я… я не знаю! Вчера вечером всё было в порядке! На крики следом за Мапензи стали просыпаться и другие львы: сверху, с уступа, свесили свои головы Нала и её подруги, но следом подоспевшая Сарафина, увидев разверзнувшийся внизу ужас, быстро оттащила их от края, встав на их месте и наблюдая за происходящим. Вскоре к ней подключилась застывшая в немом отвращении Сараби. Мапензи снова начала кашлять, и от усилий кровь под хвостом начала растекаться с ещё большим напором. Следуя за багровой дорожкой, вниз спикировали взъерошенные заспанные Зира и Матанги: львицы-аутсайдеры застыли, как каменные изваяния, выпучив глаза. Затем Зира перевела взгляд на Мванга. Её верхняя губа поползла вверх, обнажая острые клыки. — Это всё ты виноват со своими травами! — прорычала она, вставая в оборонительную стойку и ощетиниваясь. — Видишь, что ты наделал?! — Нет. Здесь что-то другое, травы не могли сделать ничего подобного, — с холодной уверенностью парировал Мванг, в упор глядя на разъярённую жену Шрама. Он судорожно перебирал в голове любые причины, любые нюансы, любые травы, что могли вызвать подобное при неряшливом обращении, любые… Мванг перевёл взгляд на Чунгу. — Что вы ели вчера? — То, что мы выловили на охоте! Старый буйвол, недалеко от Больших Ключей… Сердце Мванга упало в пятки, на время прекратив биться. — Вы пили из Ключей или ближайшей реки?! Отвечай! — Ну… мы… — замялся Чунгу. — Мапензи было тяжело идти до нашего водопоя, и мы-ы… — О, не-ет… — только и смог вымолвить Мванг, опав пятой точкой на холодный камень. Обычное замешательство превратилось в ураган неумолимого ужаса. К этому моменту проснулись уже все. Все львы и львицы стояли где-нибудь рядом, наблюдая за происходящим. Мванг обвёл всех собравшихся взглядом, полным тоски и немой мольбы: — Кто-нибудь, кто-либо ещё пил оттуда?! Молчание. Львы переглядывались, но не давали утвердительного ответа. Мванг выдохнул, но тут новый кашель лезвием бритвы разрезал тишину: Мапензи склонилась низко над землёй, отхаркивая неоднородные комки крови, как куски своих лёгких. Медлить больше нельзя. Скрепя сердце Мванг оторвал взгляд от страдалицы и посмотрел на Чунгу. — Я не могу ничем помочь вам, мои знания тут бессильны, — пролепетал Мванг. — Но я знаю того, кто может. Нам нужно выдвигаться. Немедленно. — Куда? Она не сможет долго идти! — беспомощно выкрикнул Чунга, прижимаясь к подруге. Его голос дрожал, как последний осенний лист на ветру. — Сможет, если хочет жить! — членораздельно процедил целитель. — Ты поможешь ей дойти. Умпари! Возьми как можно больше флюгеи и бегом за нами! Утончённая львица коротко кивнула и скрылась на тропе к пещере. Мванг снова посмотрел на Мапензи – их взгляды встретились, и на мгновение Мвангу показалось, что он видел в них странно-знакомый, устрашающий блеск… Скормив едва дышащей от боли львице несколько круглых белых ягодок, Мванг вместе с Чунгу отправились сопровождать умирающую девушку. Флюгея помогла, но ненадолго: вскоре кашли возобновились с новой силой, и бедняга едва передвигала ноги от усталости. Лапы становились вялыми, глаза то и дело закатывались. Она потеряла слишком много крови. Дорога была не самая далёкая, и благо Мванг знал её от и до, но медлить было нельзя! Постепенно в воздухе стал появляться смрад гиен – такой отвратительный, но такой желанный именно в этот момент. Чунгу тоже его заметил, но перечить не стал – страх за жизнь Мапензи брал вверх над неприязнью. Лишь выйдя на уже знакомую поляну, Мвангу тут же бросилась в глаза… кровь. Она была повсюду, и принадлежала она вовсе не убитым зверям. Он осмотрелся. Поредевшие группы гиен сидели, понурив головы, и даже не обращали внимания на прибывших львов. С противоположной стороны от ветвистой акации была вырыта яма, из которой, не прекращаясь, вылил густой серый дым, а внутри впадины, как можно понять по оранжевым всполохам, горело пламя. Неподалёку от акации сидела Мсатакаш, склонившись над какой-то гиеной – Мванг не сразу понял, что это была Шензи. Она выглядела изнеможённой, но вполне живой. Лишь завидев приближающихся львов, Мсатакаш оторвалась от внучки и быстрым шагом направилась к незваным гостям. — Мастакаш, мы… — уже начал Мванг, но гиена жестом прервала его. — Я уже знаю. Сюда. Быстро! Без излишней торжественности Мапензи уложили животом кверху посреди поляны. Гиены искоса поглядывали на львицу, но предпочитали вновь отвести взгляд, не задерживаясь на подобном действии. Они вели себя очень странно. В любой другой раз, возможно, кто-нибудь да высказался, но не теперь. Их молчание пугало больше, чем гомерический хохот. Будто они уже заведомо знали, что будут делать с молодой гостьей… Мсатакаш отодвинула в сторону плоды флюгеи, удалилась к акации, а затем принесла несколько широких древесных пластин, на которых лежали длинные узкие листья цвета тёмного нефрита. — Nguvu: moto. Moto mdogo! — выпалила Мсатакаш, глядя на древесную кору. В следующий момент слабая искра мелькнула с краю листа, поджигая и его, и кору. Тонкая струйка дыма взвилась в воздух, источая режущий нос аромат. Чунгу закрыл глаза: он не мог отойти от возлюбленной, но как же ему было в этот момент страшно… Мсатакаш повернула голову на Мапензи, что уже была в полуобморочном состоянии. —Дыши. Дыши и расслабься. Вдыхай, давай, не медли! Мапензи слегка приподняла голову, морщась, но вдыхая дым от тлеющей коры. — Ты боишься боли? — После всего этого… уже нет, — впервые за всё утро лик львицы украсила измученная улыбка. — Хуже быть не может. — Прекрасно. Приготовься. Потому что будет ещё хуже. Никто не успел среагировать на слова Мсатакаш, лишь Мванг с раскрытыми от изумления глазами наблюдал за происходящим. Мсатакаш присела чуть сзади от хвоста львицы и вскинула лапы вверх. — Ninatoa wito kwa vikosi ambavyo viliunda ulimwengu huu! Iliyoweka nuru juu ya roho ya shahidi huyu! — слова на неизвестном языке слетали со скривившихся от напряжения губ Мсатакаш, лились водопадом незнакомых звуков, как тут рубины её глаз вспыхнули, а вокруг лап заплясали крохотные оранжевые огоньки. Полился целый поток неразборчивой речи, лапы Мсатакаш выписывали причудливые фигуры в воздухе, а пламя, что плясало вокруг них, оставляло за собой искрящийся след. Правую вверх, левую вниз и вбок – правой по кругу на девяносто градусов против часовой стрелки, левой наискосок до трети диаметра круга – правой лапой чуть влево и сразу вниз, левой лапой зигзагом вверх. Устрашающий знак, как рунический став, полыхал алым пламенем перед колдуньей, а она всё читала, читала, читала… Мсатакаш согнула третьи пальцы на обеих лапах, а затем с силой ударила в самый центр получившегося рисунка – раздался страшный гул, как лязганье цепей, и изображение сдвинулось аккурат по центру живота Мапензи. Гиена напряглась: её скулы дрожали, зубы сцепились друг с другом, а сквозь шерсть выступил горячий пот. Руна издала громкий треск и медленно перевернулась в горизонтальное положение, зависнув над львицей. Она была настолько тонкая, настолько филигранно выточенная, что её почти не было видно из положения сидя. — Мванг, помоги мне, — скомандовала Мсатакаш, не оглядываясь. Мванг растерялся, переглядываясь с Чунгу – молодой лев был настолько испуган, что чуть ли сам не падал в обморок – помощи от него ждать бесполезно. Но ждать было нельзя. Дурман тлеющей коры придал Мвангу немного уверенности: он сел у изголовья Мапензи и, глядя на гиену, принял ту же позицию, тихо прошептав уже известное заклинание. Его глаза вспыхнули голубыми искрами, а в лапах тут же появилось странное покалывание, сопротивление, будто со стороны Мапензи кто-то очень упорно боролся, не давая приблизиться. — Скажите, когда будет больно? — прошептала беременная львица, сплёвывая кровь. Ответ Мсатакаш был незамедлителен. — Сейчас. Kuanguka! —лишь прозвучал последний аккорд её голоса, как тут руна, начиная с самого первого витка, выгорела чёрным дымом, оставляя на своём месте лишь высеченные плазмой очертания, а затем рухнула прямо на Мапензи, пройдя сквозь неё. Крик – ужасный, душераздирающий хрип трепещущей агонии вырвался из её гортани. Кровь потоком хлынула из горла, струясь по щекам и шее. Внутри её круглого живота что-то… зашевелилось. Огромный ком стенался из стороны в сторону, как гигантский кулак, грозясь прорвать шкуру львицы. Бедняга подняла голову, но от увиденного лишь опрокинула её обратно, продолжая нестерпимо вопить. — Тужься! ТУЖЬСЯ, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ЖИТЬ! — взревела Мсатакаш. Мванг почувствовал, будто неимоверная сила с размаху впечаталась в невидимое стекло, которое Мванг держал лапами. Он всем весом навалился вперёд, стиснув зубы. Ком внутри живота Мапензи рвался и метался, но львица нашла в себе силы бороться с мучительными спазмами и начала тужиться так сильно, насколько позволяло её ослабшее тело. Ком двигался всё дальше и дальше вдоль матки. Лужа крови всё ближе подбиралась к лапам Мсатакаш, но она не обращала внимания – вся она была сконцентрирована только на ритуале. И тут изнутри Мапензи показалось нечто окровавленное, покрытое гигантским слоем слизи, пульсирующее. — Помоги ей, — снова отдала команду Мсатакаш, обращаясь на этот раз к Чунгу. Лев встрепенулся, отпустил лапу подруги, приблизился к её влагалищу и схватился лапами за склизкий ком, торчащий изнутри неё. Он слегка потянул его на себя, отчего Мапензи вжалась в землю, стуча зубами. Ещё секунда, и Мапензи расслабилась, громко и часто дыша. Страшное нечто с громким чваклым звуком вывалилось наружу, и стоило Чунгу увидеть его, как он тут же отпрянул назад, мигом растеряв всю свою мнимую самоуверенность. В луже бордовой крови лежал огромный неоднородный комок мяса, усеянный мириадами выступающих костяных шипов. Оно ворочалось из стороны в сторону, издавая рвущий перепонки визг. Пульсирующие, вечно сокращающиеся мышцы и сухожилия, что торчали прямо наголо, втягивали в себя землю вперемешку с маленькими камнями. В воздухе запахло гниющей плотью. Обессиленный Мванг едва держался на лапах от усталости, но стоило ему увидеть монстра, что вылез из утроба его знакомой, он тут же пришёл в себя. Мсатакаш лапой пнула комок внутренностей, переворачивая его на спину. Пред всеми открылся ужасный круглый рот, испещрённый заострёнными зубами. Мапензи, отойдя от шока, всё же решилась посмотреть на то, что стало причиной такой реакции у всех остальных – она тут же потеряла сознание и с глухим стуком уронила голову на землю. Мванг подошёл и сел рядом с Мсатакаш. — Что это такое? — пролепетал он, изнеможённо прикрывая глаза. — То, что рано или поздно случается с каждым, кого коснулась эта порча, — Мсатакаш коротко подозвала двух гиен – те, пихая лапами склизкое порождение скверны, дотолкали его до горящей ямы и скинули в жерло. Огонь внутри кратера полыхнул, а затем густой мазутный дым столбом воспрянул к небу. — Это чудовище пожирало твою соплеменницу изнутри. Ты вовремя привёл её сюда. К вечеру она была бы уже мертва. — Тот… глаз… — протянул львёнок, содрогаясь всем телом при одном только воспоминании о той нечисти. — Что это было? —Я не знаю, — по голосу Мсатакаш становилось понятно, что она не лжёт – она была слишком уставшей и напуганной, чтобы так искусно лгать, — но это не первый раз, когда я встречаюсь с подобным проявлением тёмной магии. Это что-то за гранью моего понимания. — Он поглотил Ахади. Он стал Ахади… — Ваши боги мертвы, малыш, — отрешённо молвила гиена. По спине Мванга пробежал холодок. — Порча охватывает мир духов. Королей прошлого больше нет. Мванг уставился в одну точку. Мыслей больше не было. Лишь пустота. — Настали поистине тёмные времена, мальчик. Ночь, о которой я говорила, как никогда близка…***
Смеркалось. Все звери саванны, на один короткий вечер позабыв про дерзость и кровожадность хищников, сидели перед скалой – неисчислимое множество теперь превратилось в жалкую кучку бродяг, что лишь ждали своего судного часа. Последние лучи солнца кротко кутали в яркое покрывало самый верх каменных массивов, а по небу плыли редкие рваные тучи. Напряжение возрастало. На выступ Прайдрока взошла Мсатакаш. Позади неё встал Шрам во главе Львиной Гвардии. — Все мы за последние дни потеряли родных и близких, — начала она монотонно, угрюмо. Старуха говорила жалостливые слова, призванные проникнуть в душу тем, кто слушал её – но голос был её холоден и беспристрастен. Она просто констатировала факты суровой реальности. — Все мы в той или иной степени пострадали от незримого нечто, что отравляет наши земли, нашу воду и наши умы… Мванг вздрогнул, когда ему на плечо легла чья-то ладонь. Обернувшись, он увидел Рафики, печального и подавленного. Он уселся в позу лотоса рядом с львёнком, уставившись на скалу, и Мванг невольно пододвинулся ближе, прижался к нему боком. От него веяло теплом, но никакое тепло не было способно выдворить тот ужасный холод, что поселился в душе молодого целителя. — С этого дня я объявляю карантин на землях Прайдленда! — провозгласила она, делая шаг вперёд. Все звери благоговейно замолчали – наверняка все они в этот самый момент взвешивали на чашах весов свои шансы остаться в живых. — Любой, кто пересечёт границу этих территорий, подлежит смерти. Мы не можем допустить того, чтобы зараза распространилась дальше. Мванг переглянулся с сидящей неподалёку Сараби. В её блёклых глазах было больше ужаса и боли, чем может вынести смертное сердце. Казалось, она сейчас взвоет, но она с присущим ей героизмом отвернулась и продолжила гордо играть свою роль. Было бы перед кем её играть. — И да помилуют вас боги.“Боги, которых больше нет”.