Злое колдовство

      Сегодня мне исполнилось семь лет.       В обычных знатных семьях — значимая дата, именно в этот день, когда даже самый тупой ребёнок (если не клинический дебил) уже усвоил начальный этикет и способен внятно общаться, родители устраивают первый официальный приём, выводят наследника в свет — правда, меня никуда выводить не нужно, я этот свет с рождения не покидаю. Но разумеется, никаких приёмов в честь меня устраивать не собирались. Конечно, за пару месяцев до моего дня рождения несколько придворных заикнулись было о том, что Фобос — пусть не наследник, но все же принц, надо бы организовать хоть скромный праздник… но как раз неделю назад мой папаша на охоте изволили ножку ушибить, и неуверенные приготовления быстро свернули. Какой же праздник без танцев, и какие же танцы без принца Зейдена?       Так что, в свой день рождения я сидел у окна в своих покоях, меланхолично глядел на ползущие по небу тучи и подводил итоги семи прожитых лет.       Что у меня есть?       Во-первых — магия. Это главный мой вклад в будущее, со времени моего рождения изрядно выросший. Я сумел освоить телекинез лёгких предметов, научился зажигать и гасить огонь, кипятить воду, на высоком уровне освоил внушение и отвод глаз — теперь у меня не бывает осечек, правда, для долговременного эффекта нужен длительный контакт и другой подход, не тот, что подойдет для краткого момента, вроде, «меня здесь нет» или «забудь это». Ещё каким-то образом я могу влиять на растения — прообраз шептуна сидит в горшке, прикидываясь увядшей розой.       Минус — магических книг я в нашей библиотеке так и не нашел. Или они были где-то еще, или круто спрятаны.       Во-вторых, у меня завелись приятели из тех детей, что мне притаскивали придворные — в некотором смысле, благодаря магии. Я давно заметил: дети хреновые интриганы, и тех, кто был настроен — родителями или сам по себе — что-то с меня получить, отличить было несложно. Вот на них я и оттачивал навыки внушения, так что, заготовки под «партию принца», считающие, что Фобос — умник и неплохой парень, у меня имелись в количестве около десятка… среди которых, как ни странно, затесалась пара тех, кто начал искренне считать меня другом.       В-третьих, я освоил начальный курс местной «домашней школы», чтение, письмо и счет, немного астрономии, немного истории с географией, плюс к тому — езда на лошади (реальной лошади, никаких пони для меня не предусмотрено), то есть, умение не сваливаться с седла, пока она идет шагом. Еще немного фехтования в основах — то есть, берешь меч за рукоять и машешь острым концом в сторону противника. Курс молодого аристократа не был обязателен, как я узнал, «школили» детей в основном в семьях среднего и мелкого дворянства, где родители не могут позволить своему ребенку, особенно, младшему, просто жить, как хомячок, с доходов от фамильной земли. Интересно еще, почему маменька приняла такое решение? Велеть учить, тем не менее, явно выказывая пренебрежение и к сыну, и к его успехам? Впору было заподозрить хитрый план…       Ну, а в-четвертых, меня недавно попытались отравить.       Любопытно получилось. Не обладай я магией или не будь внимателен, не заметил бы и мог бы съесть. Что уж там со мной было бы, сказать не берусь, а выяснять, насколько сильна моя магия и спасла бы она меня или нет, меня не тянет.       Вечером мне, как обычно, принесли ужин. Принес тот же слуга что и всегда, впрочем, будь иначе, я бы и не забеспокоился — текучка мелкой прислуги в замке была довольно частая. Кто-то оставался при господах надолго, кто-то из принеси-подай менялся каждый сезон. Я видел их не так уж и много. Как говорится, хороший слуга незаменим, но незаметен…       Так вот. Принесли мне ужин. И я, несмотря на то, что еще минуту назад чувствовал голод, при первом же взгляде на поднос понял, что не хочу это есть. Примерно так, как не вызывает аппетита забытый в холодильнике и протухший кусок колбасы. В чем дело?       Сперва я задумался, не во мне ли дело — пусть за все время пребывания здесь единственной моей проблемой была легкая простуда, но все когда-то бывает в первый раз — как и расстройство желудка. Но стоило мне отвернуться, как голод вернулся, а опыт прежней жизни подсказал — если бы непорядок возник в моем организме, мне точно не захотелось бы есть вообще.       Значит, дело в другом.       Преодолевая тошноту, я внимательно изучил поднос. Блюда были… ну, вполне обычные для начала зимы — каша из местного пшена, кусок печеной курятины, отдельно — вяленые яблоки, я их любил. Так… а это еще что?       Одно время Гела ворчала, что принца кормят, как какого-нибудь крестьянина, но серьезно — я на это не обижался, зная, что такие блюда гораздо полезнее того, чем кормятся мои дорогие родители и прочие высокие дворяне. Все жирное, жареное, соленое, перченое… пироги, пирожные, кремы, всякая ерунда вроде засахаренных цветов… не то, чтобы я был резко против, но не каждый же день!       По этому поводу, наверное, я мог бы сказать спасибо мамочке, несколько лет назад распорядившейся не баловать «лишнего принца». Выяснив, в чем это заключалось, я посмеялся — за отсутствие толпы желающих услужить лизоблюдов можно было только благодарить, как и за нормальное питание. Они же кашу считают едой крестьян, на которую настоящему аристократу и смотреть невместно. Зато превратиться к тридцати, максимум, сорока годам в бочку жира или сушеную воблу от приема «утончающих» снадобий — это вполне нормально и прилично. Маменьке сейчас тридцать восемь, но ей магия помогает, так что, выглядит ее величество еще вполне прилично, а вот папенька уже пользуется пудрой, чтобы скрыть красные пятна на носу и щеках и мешки под глазами. При том, что ему двадцать пять.       Польза умеренности тут была, как говорится, налицо. Каши, похлебки, вяленые или свежие фрукты, яйца, простые лепешки, мясо вареное или печеное, но не жареное в жиру и обтыканное засахаренными розами. Словом, мне несли то, чем питались слуги и стражники — кстати, этим фактом я заслужил благодарность последних, ибо приказ «не баловать» не подразумевал «отравить». На черной кухне стали готовить лучше, продукты подвозили лучшего качества… и люди, прекрасно понимающие, в чем причина таких перемен, прониклись ко мне благодарностью, несмотря на религиозную муть Кондракара. Да, очевидно, что «заветы святых мудрецов» в простом народе понимания не находят… а то, что принца распорядились кормить по режиму прислуги, напротив, было воспринято положительно — я ведь не выказал по этому поводу ни малейшего возмущения, ел эту, типа, «оскорбительную» кашу, да еще хвалил. Моя репутация среди аристократов не изменилась, а вот среди простолюдинов в замке — поднялась.       Так вот. Сладостей мне не носили — разве что, по большим праздникам, вроде Дня Весны или дня рождения и начала царствования Королевы. Но уж точно не в мой день рождения — тот раз, когда я ел взбитые сливки, кажется, был последним. Теперь же на краю подноса пристроилось блюдце с кремовыми корзиночками, и вот когда я протянул к ним руку, мне стало уже откровенно дурно.       «Я не собираюсь это есть», — сказал я себе. Отдышался, убрал блюдо на подоконник за занавеску и вновь взглянул на поднос. Другое дело — принесенное вновь казалось мне вкусным. Но приниматься за еду я не спешил, задумавшись о том, что мне теперь делать.       Конечно, можно было бы позвать стражу. Но что я скажу? Что некий доброхот накануне дня рождения послал мне пирожных и это кажется подозрительным? К тому же, возможно, что никакого яда тут и нет, просто приготовлено скверно и у меня от них живот схватит. Но даже если яд и есть, не факт, что отравитель не следит за мной, в нынешнем средневековом бардаке улику запросто подменят или потеряют, а потом скажут, что ничего не было, и я просто буду очень глупо выглядеть.       Если же просто приказать выбросить пирожные, то отравитель так же поймет, что я догадался об отраве, и в следующий раз еще что-нибудь придумает. Не говоря уже о том, что кто-нибудь может их съесть. Надо бы как-то утилизировать самому, но как? Незаметно вынести и закопать в саду?       Я чуть по лбу себя не хлопнул. Остолоп! У меня же есть шептун — пока еще просто магически измененная роза, приученная жрать органику. Удовлетворенно улыбнувшись, я вытряхнул ядовитое угощение в горшок, отдал команду и пронаблюдал, как тонкие усики-корешки медленно выступают из-под земли, обвивая новое удобрение.       А когда под землей скрылись последние крошки, я с чувством выполненного долга принялся за кашу.