Злое колдовство

      Встреча случилась и оставила странное ощущение обмана — как будто просишь на день рождения подарить книжек, имея в виду какую-нибудь фантастику, а тебе вручают стопку отличных новых учебников. А что? Книжки ведь…       И вот, сидел я теплым майским вечером в саду под розовым кустом, и по сложившейся за зиму привычке рисовал лебедей в пруду. В отдалении по дорожке прогуливались дамы с кавалерами, что-то щебетали дети, и я, отстранившись от окружающего, не сразу заметил, как ко мне кто-то приближается, фоня раздражением и досадой. Плохо… надо учиться контролировать пространство вокруг себя!       Незнакомец остановился в десяти шагах — из-под ресниц я бросил на него незаметный взгляд. Мальчик, на вид лет десяти, красивый и светловолосый, судя по одежде и простому серебряному перстню на пальце — благородного, но молодого и небогатого рода. Изучает меня, засоряя ментал негативом — видимо, ему, как и многим другим, родители приказали подружиться с принцем, а он этим не очень доволен. О вот и презрение добавилось… интересно, чем это я ему так не понравился?       — Ваше высочество… — почтительным голосом обратился ко мне этот тип.       — Хмм?       Подняв глаза, я окинул его рассеянным взглядом. Да, пожалуй, он действительно не младше десяти, и действительно очень красив: ангельское лицо и нежная улыбка… хорошо, что я умею считывать настроение и отношение, особенно у тех, кто обращается непосредственно ко мне. Не то, пожалуй, мог бы обмануться.       — Позвольте представиться: Седрик ле Мар, — представился мальчишка, изящно кланяясь. Как полагалось по этикету, я кивнул и повел рукой, без слов предлагая варианты действий — либо усаживаться на траву рядом, либо откланяться и свалить. Слава забытым богам, каких иногда поминает Гела, мне не нужно было ему отвечать — я был принц.       Я не знал, что сказать.       Седрик. Тот самый?       Я много думал о нем — почему-то именно этот полузмей запал мне в память. Конечно, фигура он колоритная и запоминающаяся, но все равно уж очень меня волновал мой будущий помощник. Я ждал встречи, и ждал от нее неведомо чего — вопреки всякой логике. То ли верной дружбы с первого взгляда, то ли любви вопреки всему, то ли какой-то скрытой истины.       Мальчик улыбнулся и аккуратно устроился напротив. Я поймал его взгляд, привычно настраиваясь на волну — в чужих мыслях повеяло злостью на то, что приходится садиться в грязь, пачкая новую одежду, потому, что отец велел, потому, что этот принц-малолетка может быть полезен…       — Что вы рисуете? — спросил он все так же почтительно. — Я слышал, вы делаете большие успехи. Могу я… взглянуть?       Несмотря на неприязнь в мыслях, последнюю фразу он почти выдохнул в смеси робости, интереса и благоговения. Вот артист. Я пожал плечами и развернул к нему свой блокнот с наброском расправившего крылья лебедя. Мальчик приоткрыл рот, округлив глаза, как будто в восторге — будто я показал ему невесть какой шедевр. Нет, объективно набросок был неплох — но именно как ученический набросок, и я видел в нем десяток ошибок — а мой учитель мог бы найти еще пару десятков.       — Очень красиво, — прошептал мальчик. Правда, в эмоциях у него царило полнейшее равнодушие — думаю, он сказал бы то же самое, если бы я показал ему набор разноцветных клякс. — Ваше высочество очень талантливы… а мне рисование не дается.       …да и зачем мне это, только время терять…       Несбывшиеся надежды осыпались с тихим звоном. Знакомое имя и ангельское лицо оказались натянуты на личность, с которой мне не хотелось иметь никаких дел — нет, конечно, дело было не в равнодушии к рисованию. А в промелькнувших в чужом сознании расчетах — чтобы понравиться, надо похвалить, полезно так же принизить себя — это сразу возвысит «художника» в собственных глазах…       Но в эту игру можно играть вдвоем.       — Благодарю, — сдержанно сказал я, возвращаясь к рисованию. Набросок быстро покрывался новыми подробностями — изогнувшееся над берегом дерево, птица на ветке, еще один лебедь чуть дальше, стебли осоки, стрекоза… а мальчик сидел и смотрел. И ждал — терпеливо, как ждут в засаде.       Что ж, если ему от меня что-то надо — пусть подождет.       Я же тем временем вспоминал все, что знал про род ле Мар. Выходило не так уж и много на фоне остальных придворных — стандартная аристократическая семья. Трону лояльны, к Кондракару относятся ровно, в сравнении со многими фамилиями относительно молоды — всего-то девять поколений благородных предков, пошедших от неродовитого гвардейца, пожалованного рыцарством за… так сказать, особые заслуги перед королевством. Официально — юный гвардеец отличился в войне с северными варварами, неофициально — развлекал в постели королеву Лейру, и даже (по слухам) помог продолжить род Эсканоров. Большим богатством и влиянием похвастаться не могут, имеют в северном приграничье небольшой земельный надел (из тех, что вынуждают младших сыновей либо служить, либо выгодно жениться).       И… все.       То есть, все остальное не выходило за рамки стандартного поведения меридианских дворян — ле Мары не отличались ни особой благопристойностью, ни заметной разнузданностью, ни известными талантами, ни примечательными пороками. Все в рамках обычных для дворян развлечений — юнцы пьянствовали, дрались на дуэлях и задирали подолы служанкам, девицы крутились, пытаясь повыгоднее пристроиться замуж, мужчины играли в карты и обсуждали политику, женщины интриговали по мелочи против женщин других семей…       Эх. А я-то успел себе навоображать что-то необычное типа скрывающихся оборотней, о которых рассказывала Гела. Мол, прячутся такие среди людей, оборачиваются тварями диковинными… но этот мальчик — обычный человек, странного в нем — ни капли. Меньше даже, чем у иных дворян. И семья у него совершенно обыкновенная — при дворе таких десять на дюжину. Никаких скандалов — я имею в виду действительно громкие скандалы, а не обычные свары по пьяному делу или тяжбу с соседом за приграничный лужок. Никаких подозрительных слухов, непонятных смертей и загадочных исчезновений — единственное, что я припомнил, так это то, что старый князь Аррон ле Мар, отчаявшись обзавестись наследником, передал право на фамилию и землю внучатому племяннику, женившемуся на дочке какого-то мелкого чиновника, никогда не рассчитывавшему на дворянские привилегии, а потому не изучавшему высокий этикет.       Образы, мелькавшие в удивительно развитом разуме Седрика, подтвердили мои воспоминания. Дело было как раз в прошлом году — и, если серьезно, то семейство наследника, как там его… Хендрик? Должно было предстать перед королевой еще на Осеннем Балу. Но новоиспеченные ле Мары, нижайше умоляя о прощении, испросили отсрочки «дабы предстать в образе, подобающем благородным дворянам». Умилившись такой незамутненной искренности — ведь не стали сочинять себе внезапную хворь! — королева изволила лично отписать, что ждет через полгода.       И вот — полгода, в течение которых семейство по сути мелкого чиновника (служившего секретарем в управе приграничного городка) должно было из мещан трансформироваться обратно в дворян, прошли. Затвердив этикет и обзаведясь приличным гардеробом, Хендрик ле Мар с женой и старшим сыном отправился в столицу — представиться королеве, принести присягу и заодно попробовать пропихнуть ребенка в чью-нибудь свиту. Вдруг выбьется в советники, придворные чиновники, или хотя бы сумеет найти богатого покровителя?       Всю эту историю я наполовину вспомнил из подслушанных обрывков разговоров, наполовину прочел в сознании Седрика — и его злость на то, что приходится лезть на новое место и там пробиваться и всем доказывать, когда по логике это место должно ему с рождения принадлежать, и обиду на деда-осла, который вместо того, чтоб подстроить старшему братцу падение с лестницы, послушно уехал из дома. И зависть к тем, кого не дразнили чернильницей, кто был богаче и знатнее, и к этому сопляку, который сидит тут, рисует картинки, а он должен перед ним увиваться…       Я прикрыл глаза, отстраняясь от чужого сознания.       На самом деле парню можно было посочувствовать — он попал ко двору в том возрасте, когда все сверстники уже давно поделились на группы по интересам и вписаться к кому-нибудь можно только шестеркой. К тому же рокировка в семье усугубляла дело, да и денег у них было негусто — что предвещало не слишком радужное будущее тому, кто все же решит при таких условиях пытаться сделать придворную карьеру…       И вот тут как раз находились вилы — расхождение между покровителями, к которым мог бы прибиться Седрик. Разница, заключенная в формальном положении и реальном влиянии — к примеру…       Вот я — принц, и пока у меня нет сестры, технически я — следующая ступенька после родителей. Поскольку не просто сын нынешней королевы, а вероятный отец будущей. Я не имею в виду свое реальное влияние — его нет и не будет, мне это уже объяснили. Я имею в виду этикетные реверансы. И то, что Седрик сейчас сидит рядом — он сидит, потому, что я его не послал. И если сюда подойдет, к примеру, сын князя ле Шейна, одного из богатейших и знатнейших людей страны, он будет обязан приветствовать меня по всем правилам — другое дело, с какой интонацией он это приветствие произнесет… и я конечно буду иметь право напомнить ему о почтительности к династии, но на этом все закончится — он ведь меня не оскорблял формально, да? Он произнес правильные слова. А значит, даже пожурить его не за что — наоборот, скажут, что это принц надменен и обидчив не по делу.       Хорошо еще, что в момент нашей первой встречи я сосредоточенно пытался изобразить натюрморт с тыквами и просто не обратил внимания на завуалированные подколы. Удачно получилось — так с тех пор я и длил впечатление «а здесь был наследник Шейнов? что-то говорил? ох, а я и не заметил, я такой рассеянный…»       Это лучше, чем вступать в спор, из которого все равно не выйду победителем.       Так вот. Седрику, для того, чтобы остаться при дворе, технически было без разницы, в чью свиту вступить, за кого зацепиться — это без особых проблем могли бы делать мы оба. Но если я просто позволяю ему присутствовать рядом, то Фимель ле Шейн будет его гонять, как нерадивого лакея — ведь сам пришел. Причем — с полным на то основанием, поскольку это Седрику что-то надо от Шейна, а значит — должен отслужить. Вплоть до чесания пяток. И согревания постели. Да-да, была тут и такая традиция, древняя и почтенная. Ну, а что? Дамы и господа при дворе в своих развлечениях не очень-то скрывались. А Седрик по местным меркам очень красив — светлые волосы и глаза, белая кожа и никаких признаков привнесённых примесей черни, стопроцентный человек. Когда он вырастет, то приглянется многим, и женщинам и мужчинам…       И нет, несмотря на явное «средневековье», мужеложство в Меридиане не порицалось. То есть, за него не вешали, не кастрировали и не сжигали на костре. Так — не особо распространенное увлечение, такой себе грязный слушок или анекдот, рассказываемый с противным хихиканьем.       И Седрик это, несомненно, понимал и от того злился ещё сильнее. Быть прислугой или игрушкой для развлечений он не хотел совершенно. Фимель и компания ему подобных богатых и знатных юнцов конечно могут многое дать — богатые подарки и устройство на теплые местечки любовников и любовниц тут в порядке вещей. Но и репутация соответствующая. А парню хотелось, чтобы к нему относились не как к красивой куколке. Чтоб его воспринимали серьезно. Чтоб боялись и уважали — а какое уважение может быть к тому, кто фактически — куртизанка?       Я же, хоть и принц, но реально ничем не владею и владеть не буду — единственная польза, которую Седрик может от меня получить, это само нахождение при дворе, при условии, что я соглашусь принять его в свиту. Зато я сильно младше его, а значит, в постель могу позвать именно что в качестве грелки. К тому же, у меня достаточно тихий и спокойный характер, что наверняка позволит старшему на меня влиять.       Ну, и что мне с ним таким делать?       Прогнать? Так вроде не за что. Оставить? Разочарование в ожидаемом подарке скреблось в душе и портило настроение, как и послезнание, нашептывающее, что может быть и… и. До «и» надо было ещё дожить.       Я задумчиво вгляделся в свой рисунок, прикидывая возможности. Нужно поставить вопрос по-другому. Так, как ставят обычно при дворе. Какая мне будет польза от присутствия наследника ле Мара рядом со мной, кроме гипотетического будущего союзника и разведчика, умеющего превращаться в полузмею, что, конечно, очень эффектно выглядело, но реальной пользы не принесло?       Я бросил короткий взгляд на терпеливо сидящего рядом мальчишку. Человек как человек — ни капли привкуса той странности, что я ощущал от Гелы. И, более того, в нем даже магической силы нет.       Но ведь должна же она откуда-то взяться?       Или все проще и этот Седрик вообще не тот, кого я ждал? Похож, конечно, но имя не такое уж и редкое… да и внешность хоть и красивая, но не уникальная, миловидных блондинов при дворе полно, а по стране их и того больше.       Но если это все же тот самый… жаль.       Конечно, был шанс, что мы ещё найдем общие интересы, сможем договориться и стать друзьями, мало ли, как изменится со временем человек. Может случится ещё что-то, что впечатлит парня, внушив ему уважение и искреннюю приязнь ко мне, но будем откровенны — шансы эти невелики. Все же симпатии или неприязнь — это наносное, а стержень в сердце останется один. И мне этот стержень в Седрике не нравится — пусть и не назвать его особо подлым на фоне всех прочих людей. Он обычный — ищет свою пользу и выгоду, как и многие при дворе. И если бы не имя, он бы ничем не выделился из той стайки, что меня периодически окружает.       Но может быть, когда-нибудь потом…       «Что ж, ладно. Пусть сидит».