***
Гриффин пересёкся взглядом с напарницей всего один раз — когда они оба проходили мимо ряда станков. От его внимания не ускользнуло отсутствие рубашки Джу — и пусть остальным жителям этого убогого помещения было плевать, ведь каждый из них был занят более важным делом, надзиратели не упускали возможности бросить в её сторону животные взгляды. — Эй, а она ничего так, да? — услышал юноша обращение одного из солдат к своему товарищу. — Завали, — раздражённо выплюнул Дэниэл, исподлобья сверля надсмотрщика угрожающим взглядом. — К... Капитан Гриффин?! — шокировано произнесли оба, и на их лицах отпечаталось выражение ужаса. Ведущий юношу мужчина непонимающе нахмурился. Единственное, что было очевидно — он влип. Ему не оставалось ничего, кроме как ускорить шаг и без стука ворваться в кабинет босса. Лидер метнул в сторону подчинённого недовольный взгляд, однако тот казался настолько взволнованным, что даже не обратил на это внимания. — Кажется, у нас проблемы, босс... — прошептал тот, а его голос тут же утонул в раскатистом басе главаря. — Какие ещё проблемы? Обыщи его! — Но... — Быстро! «Шестёрка» тут же принялся выуживать из карманов юноши находившиеся там предметы, пока Гриффин со скучающим спокойствием наблюдал за его действиями. Дэн унылым взглядом проводил упавший на стол лидера револьвер, зажигалку и пачку сигарет, пока главарь мысленно отметил поразительный контраст между реакцией юноши и реакцией его напарницы. Подчинённый разинул рот от удивления, обалдело удерживая между пальцами военное удостоверение. Босс изумлённо вскинул брови, и сигарета выпала у него изо рта. Дэниэл поднял взгляд и вызывающе ухмыльнулся. — Вот так сюрприз, да? — поинтересовался он, откровенно забавляясь происходящим. — Ты... Ты кого привёл? — ошарашенно пробормотал лидер, уставившись на лицо Гриффина. — Я и понятия не имел, босс, клянусь! — Ну-ну, не стоит так волноваться, самое интересное ещё впереди, — снисходительно усмехнулся юноша. — Позволите? Неприкрытое превосходство на лице Дэна скорее пугало, чем раздражало хозяина этого места, и это не укрылось от его подчинённого. Он дрожал, бледный, как лист бумаги, и Гриффин едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. — Развяжи его немедленно, — дрожащим голосом произнёс лидер. «Шестёрка» тут же кивнул головой, дрожащими руками перерезая сковывающие Дэниэла верёвки. Стоило юноше получить свободу, как он тут же вскинул руки вверх и прикрыл глаза, ослепительно улыбаясь. Под непонимающим взгляды своих похитителей юноша выудил из потайного кармана пластиковую карточку и протянул её боссу. — Вы вообще знаете, что это такое? — торжествующе поинтересовался он. —Это военный пропуск второго уровня, который даёт доступ к секретным архивам и исследованиям. У меня есть информация о всех действующих в мире системах, и одного моего слова о вашей непомерной тупости будет достаточно, чтобы прихлопнуть вашу чёртову контору! — заявил Гриффин, и поначалу любезный тон разрезал воздух неприкрытой угрозой. — Это ошибка... Недоразумение... — поспешно оправдался лидер, вжавшись в кресло. Дэниэл, казалось, вовсе его не слушал. — Не думаю, что руководство останется довольным тем приёмом, который вы оказали мне и моей спутнице, — рассуждал капитан, по-хозяйски налив из стоящего на столе графина виски в стакан и расхаживая с ним по комнате. — К слову, о спутнице. Эта милая девушка состоит в международной военно-исследовательской организации, настолько опасной, что вы, сами того не подозревая, находитесь под её влиянием. Я думаю, вы понимаете, чем именно вам грозит сложившаяся ситуация? Гриффин хищно улыбнулся, наблюдая за тем, как мечутся со стороны в сторону глаза лидера, несколько минут назад смакующего собственную власть, и почти ощущая его пересохший язык. — Но вам не о чем беспокоиться, — заверил юноша, падая на диван. С широкой улыбкой отсалютовав стаканом в сторону главаря, Дэн продолжил: — Я попытаюсь уговорить мою спутницу не сообщать об этом недоразумении своим покровителям. Однако, она очень возмущена неподобающим обращением с вашей стороны... — Мы просим прощения за сложившиеся неприятности, — наконец собравшись с духом и придав своему виду твёрдости, произнёс лидер. — Мы немедленно отпустим вас и вашу напарницу и принесём свои глубочайшие извинения, а также предоставим компенсацию за предоставленные вам неудобства. Мы разделим с вами прибыль за последние три месяца. Гриффин довольно улыбнулся, делая глоток виски. — Не стоит. Я думаю, мы сможем уладить всё гораздо более простым способом. Полковник Димирест давно упоминал о том, что стоит проверить, с какой тщательностью ваш цех выполняет условия обоюдной договорённости, — юноша схватил со стола пачку сигарет и зажигалку, а затем закурил. Босса передёрнуло от подобной наглости, ведь Гриффин, который был вдважды младше него, использовал принадлежащие лидеру вещи без тени смущения! Однако ему приходилось молчать, давясь остатками униженной гордости. — Мне всего лишь нужно уведомить его о своём решении, не упоминая подробностей, и всё будет в порядке. Могу я воспользоваться вашей рацией? — Конечно, сэр! — Благодарю, — снисходительно улыбнулся Дэниэл, оикидываясь на спинку дивана. — Давайте выпьем?***
Джулия неспеша шла по длинному коридору, потирая онемевшие запястья. Только сейчас девушке выпала возможность осмотреть место, в которое она попала, и она мысленно отмечала всё новые и новые детали. Перед глазами постоянно мелькали нескончаемые серые стены, и временами Каммади думала, что она заблудилась. Она настороженно осматривала продолговатые столы, за которыми стояли люди — вялые, отупевшие, пустым стеклянным взглядом смотрящие куда-то между своих пальцев. Все они, словно роботы, выверенными механическими движениями перемещали ткань под иголку швейной машинки. Некоторые из них попадали себе по пальцам, однако совершенно не обращали на это внимания, из-за чего художнице всё сильнее казалось, что пленные здесь — марионетки. Издевательское щёлканье иголки щекотало подсознание, лопало нервные клетки, как воздушный шарик, и Джулии казалось, что у неё начинает дёргаться глаз. Чернорабочие были одеты самым странным образом — многие изнемогали от жары, однако отказывались снимать тёплые меховые куртки, ведь знали: стоило им избавиться от них, как их вещи тут же отберут надзиратели. Другие же носили такие лохмотья, которые невозможно было даже назвать одеждой — ни на что не годное дырявое тряпьё. Омертвевшие выражения на лицах каждого из них не оставляли сомнений: все люди здесь несчастны. Джу почувствовала, как волна негодования поднимается внутри неё, заставляя зубы сжаться, а пальцы впиться в ладони. — Чего стоишь?! — услышала она грубый возглас позади себя. — Становись и работай! Девушка обернулась, глядя на приближающегося к ней мужчину в шапке, которого про себя она окрестила Бригадиром. — Я понятия не имею, как пользоваться этой хернёй, — призналась Каммади, указывая пальцем на швейную машинку. — Меня не ебёт, — вполне спокойно ответил мужчина. — Сегодня поработаешь здесь, а завтра я уже решу, куда тебя пристроить. Джули насмешливо фыркнула и перевела взгляд на работников. Девушка несколько секунд пристальным взглядом сверлила уставшую женщину, складывающую рубашку в корзину, а затем, недолго думая, уверенным движением выхватила её и надела на себя. Женщина подняла на художницу испуганный взгляд, пока та как ни в чём не бывало застёгивала пуговицы. Бригадир недовольно блеснул глазами в сторону девушки, а затем схватил её за волосы и притянул ближе к себе. — Не наглей, сучка. Тебя здесь быстро приструнят. Джулия смотрела ему прямо в глаза и не скрывала враждебного выражения лица, стойко выдерживая борьбу взглядов. Другие работники цеха с интересом и страхом наблюдали за происходящим. — Убери руку, придурок, — твёрдо потребовала Каммади. — Иначе я переломаю её надвое. Зловещее столкновение взглядов разрушил встревоженный крик, заставляя оппонентов обернуться в сторону его источника. — Отпусти её, командир! — уже знакомый девушке похититель стремительно приближался к ним. — Не делай глупостей! — Чё? — возмутился мужчина, переводя взгляд на подчинённого. — Ты не прихуел? «Шестёрка» схватил Бригадира за рукав и начал быстро шептать ему что-то на ухо. Джу, получившая свободу действий, с недоумением наблюдала за тем, как меняется лицо Бригадира в гримасе удивления. Он смотрел на Джулию, как замороженный, пока та выгнула бровь в немом вопросе. Переварив информацию, он добавил уже спокойнее: — Работай. Каммади хмыкнула, несколько секунд глядя удаляющемуся надзирателю вслед, а затем завязала волосы в низкий хвост, оставив по бокам несколько прядей. Внезапно сорвавшийся порыв ветра мурашками пробежался по коже девушки, заставляя поёжиться. Художница скептически осмотрела свою рубашку: тонкая ткань не спасала от холода, заплатка на локте и ещё две в разных местах буквально кричали о ненадёжности материала. Светло-зелёная ткань утратила свой цвет из-за грязи. Джулия беглым взглядом осмотрела свёртки ткани в руках других работников — они были такого же отвратного качества, как и её рубашка. Люди сшивали абсолютно разные фрагменты в попытках создать что-то, что сошло бы за штаны или рубашку. "— Зачем они шьют из этого дерьма одежду, если она всё равно ни на что не годится?" — подумала Джу, схватив кусок ткани и приблизившись к швейной машинке. Закусив губу, Джулия пыталась совладать со швейной машинкой, пока не уловила среди постоянно трещащих приборов размеренный звук шагов. Гриффин уверенно шёл вдоль продолговатых столов, потирая запястья, а в расстоянии тридцати шагов за ним следовали двое надзирателей. Он передвигался свободно, почти никем не контролируемый, однако никто кроме Джу не обратил на это внимания — все вокруг были словно загипнотизированы. Дэн пересёкся с девушкой взглядом всего на несколько секунд, игнорируя немой вопрос в её глазах, а затем покинул помещение. "— А он выглядит вполне довольным ситуацией", — подумала Каммади, чувствуя, как подозрения в её голове пускают корни всё глубже и глубже.***
— Кто бы мог подумать, что шитьё на машинке — такое сложное занятие... — бормочет себе под нос Джу, стоя в очереди за ужином и глядя на свои израненные ладони. Внезапно на её плечо ложится тёплая мужская рука, а появившийся за её спиной Дэн шепчет ей на ухо: — Не переживай. Завтра мы будем работать вместе. Каммади поднимает голову и встречается с глазами товарища. — Куда тебя послали? — На лесопилку, — отвечает юноша, испуская тяжёлый вздох. — Весь день таскал стволы и пилил их на части. — Знаешь, о чём я подумала, Гриффин? — неожиданно спрашивает Джулия, а затем, не дожидаясь ответа, приближается к лицу приятеля и выдыхает прямо в губы: — Глядя на тебя, создаётся впечатление, что ты очень уж хорошо знаком с этим местом. Дэниэл теряется лишь на секунду. — Опыт выживания, дорогуша, — обезоруживающе улыбается он, поднимая руки вверх в доверительном жесте. Джу сверлит его недоверчивым взглядом, скрестив руки на груди и думая, что следует быть осторожнее в высказывании своих подозрений. Они не боятся быть услышанными: никому вокруг нет до них дела, ведь каждый заботится лишь о том, как бы прожить ещё один день. Их прерывает лишь треск старой, едва работающей лампочки над головой и эта лампочка — их единственное солнце в этом гиблом месте. Тусклый свет выхватывает из тени лица выживших, позволяя увидеть отражающиеся на них эмоции. Джули смотрит внимательно и видит: Гриффин по-прежнему сосредоточен и напряжён. Взяв из рук повара тарелку, художница не удержалась от гримасы отвращения. Небрежно перемешанную серую субстанцию невозможно было назвать кашей: вид и запах непроизвольно вызывали ассоциации с помоями, и Каммади, уже сидя за столом, несколько минут ковыряет свой ужин ложкой, так и не решаясь даже притронуться к еде. Каша в её тарелке тягучая и вязкая, как и рассудок заточенных здесь людей, отчего девушка лишь хмурится и мотает головой, пытаясь вышвырнуть неугодные мысли из головы. Джу отрывает взгляд от своей тарелки и обводит им сидящих за столами людей. Те едят смиренно, не выражая отвращения или недовольства, без единой эмоции на лице, словно роботы, и от этого становится не по себе. Джулии кажется, что она находится среди толпы зомби, ничего не понимающих и ни о чём не мыслящих. Её взгляд находит Дэна, сидящего на несколько столов дальше от неё. Он тоже ничего не ест, сидит отстранённо, прислонившись к стене, и сосредоточенно хмурится. Лязг от соприкосновения ложек и тарелок вбивается в голову, переплетаясь с ходом мыслей, и Джулии кажется, что долго она здесь не продержится. За сегодняшний день шум стал постоянным её спутником, а из-за непрекращающегося давления на подсознание голова грозилась не выдержать и взорваться, словно вулкан.***
Местом для сна оказалась просторная комната. В ней не было ничего, кроме нескольких матрасов. В пустые оконные рамы нещадно задувал ветер, а тонкая рубашка вовсе не спасала от холода. Глаза постепенно привыкали к темноте и научились выхватывать силуэты товарищей по несчастью. Подготовка ко сну проходила в полной тишине. Люди ложились на матрасы со всех сторон, облепляя их, словно насекомые. Те же, кому не досталось места, обречённо снимали с себя куртки и клали на пол, а затем укладывались на них, хотя от холода это вовсе не спасало. Джу поджала губы и села на пол, опираясь спиной на холодную кирпичную стену. Она смотрела в никуда, вовсе не испытывая желания засыпать в подобном месте. Приближающиеся шаги она уловила где-то на задворках подсознания и даже не подняла головы, потому что и так знала, кто к ней идёт. Гриффин молча сел рядом, не решаясь смотреть художнице в глаза. Ему спать тоже не хотелось. Они сидели, не говоря ни слова и просто наслаждаясь тишиной, которой сегодня было катастрофически мало. Когда через несколько часов голова художницы упала юноше на плечо, губы сами непроизвольно дрогнули в улыбке. Он поднял голову вверх, тяжело вздохнув и долгую минуту глядя в потолок, а затем прикрыл глаза.***
Следующие пять дней проходят одинаково, с точностью до секунды, и Джулии даже кажется, что всё происходящее — затянувшийся идиотский сон. Она закусывает губу, впивается ногтями в ладони и щипает себя за запястье, дабы убедиться, что всё вокруг и правда ей мерещится, вот только картина перед глазами не меняется, и художница понимает, что это реальность. Унизительная, сводящая с ума и разрывающая изнутри от гнева. Джу раздражённо рычит, взваливая на плечи свежесрубленный ствол сосны и чувствует, как от его тяжести сгибаются ноги. Она знает, что обессилела и думает, что скоро не выдержит и съест даже те помои, которыми здесь кормят. В этом гниющем заживо месте всё делается по расписанию и молча, и это медленно сводит с ума. Немой крик в глазах несчастных работников почти разрывает сердце — «почти», потому что Джулия им в глаза не смотрит. Их тишину постоянно нарушают звуки: удары дубинкой, крики надзирателей и чужие слёзы, режущий уши звук пилы и треск швейных машинок где-то вдалеке. Джу и Дэн работают на одной территории, но успевают лишь несколько раз в день пересечься взглядами, зарывая внутри все невысказанные слова и фразы. — Пошевеливайтесь! — слышит Каммади где-то недалеко от себя и, обернувшись, видит, как Бригадир бьёт дубинкой одному из работников между лопаток, заставляя того повалиться наземь. Другие рабочие испуганно вздрагивают и стараются передвигаться как можно быстрее, не обращая внимания на дрожащие конечности, а Джулия чувствует, как глубоко внутри поднимается ярость. "— Чувствую себя, как среди скота", — с раздражением думает она, укладывая ствол рядом с остальными. Девушка знает, что с каждым разом становится всё ближе к тому, чтобы не выдержать и выбить всё дерьмо из этих чёртовых сатрапов с комплексом Бога, но лишь усилием воли сдерживает очередной порыв и цепляется за слова Гриффина. «Импульсивность в нашем положении — непозволительная роскошь, которая может стоить нам жизни. Мы должны трижды обдумать каждый шаг, прежде чем сбежать отсюда. Держи себя в руках и не поддавайся эмоциям». "— Сколько ещё ждать?" — почти отчаявшись думает девушка, со вздохом утирая пот со лба.***
Выхватив несколько минут для перерыва, Джу присаживается на сложенные пирамидой стволы деревьев и ясно ощущает на себе недовольный взгляд Бригадира. Он закуривает сигарету и медленно проходит мимо рабочих, придирчиво осматривая каждого из них. Запах сигаретного дыма дразняще щекочет ноздри и художница недовольно закатывает глаза. — Хоть бы отошёл, ублюдок, — сквозь зубы произносит она, а Гриффин, присаживаясь рядом, заливается смехом. — Теперь ты знаешь, как выглядит жизнь, полная лишений, — с наигранным драматизмом отвечает юноша, но ироничная усмешка выдаёт его с головой. — Не язви, — недовольно бросает ему в ответ Джу, хмуря брови. — Мы с тобой, между прочим, в одной лодке. — Знаешь ли, нам ещё повезло, — Дэниэл закидывает руки за голову и откидывается назад, опираясь на стволы деревьев и, замечая вопросительный взгляд художницы, продолжает: — Попади мы на шахту, уже давно загнулись бы. Там условия в два раза хуже. — Здесь что, ещё и шахта есть? — удивлённо спрашивает Каммади. — Настоящая трудовая империя. Когда Джу возвращается к работе, Бригадир подходит к ней почти сразу же. — Это тебе не курорт, — он держит свой голос в узде, пытаясь заставить его звучать сдержанно и спокойно. — И ты не особенная. Ты можешь больше, чем делаешь. Я заставлю тебя работать на все 200%. — Пошёл нахуй, — бросает в ответ художница. Злость на своё рабоподобное положение и мутнеющий от голода рассудок стирают границы дозволенного и выкидывают здравый смысл куда подальше, позволяя наконец выпустить недовольство и почувствовать облегчение. Бригадир сходит с ума в одно мгновение, замахивается на девушку, охваченный яростью, а та уверенно и с вызовом смотрит ему в глаза, готовая защищаться. Появившиеся из ниоткуда двое парней в военной форме с трудом удерживают его и пресекают попытки вырваться. — Что ты себе позволяешь, идиот?! Забыл, кто она такая? — шепчет один из них, сжимая запястье мужчины. — Да мне плевать! — возражает Бригадир, пытаясь освободиться из хватки солдат. — Я не позволю этой зажравшейся сучке наслаждаться жизнью лишь потому, что она легла под уродца в форме! — Уймись же ты наконец, придурок! — потеряв терпение, бросает один из парней и выкручивает мужчине руку. — Здорово быть пассией капитана, да? — обращается Бригадир уже к Джулии, корчась от боли и не скрывая ненависти во взгляде. Каммади стоит, не скрывая непонимания на лице, едва функционирующий от истощения мозг с трудом обрабатывает услышанное. Один из парней уводит Бригадира в сторону, а второй мнётся, в нерешительности поднимая взгляд. — Извините, — коротко бросает он, оставляя в голове девушки всё больше вопросов.***
"— Пассия капитана?" — думала Каммади, затерявшись среди коридоров здания. — "Так значит, Гриффин и правда знаком с этим местом ближе, чем я думала! Капитан... Все солдаты здесь дрожат при одном взгляде на него. Получается, скорее всего, он... Военный? Чёрт подери!" Художница расхаживала по тёмному коридору, лихорадочно пытаясь собрать в единое целое остатки рассудка. Мысли неуловимо пролетали мимо, издевательски путаясь друг с другом и исчезая, не позволяя девушке даже ухватиться за них. Все попытки связать логическую цепочку с треском разбивались о выжженную голодом бездну в голове. Желание есть опутывало каждое нервное окончание, текло по венам и посылало сигналы в мозг, заглушая все остальные мысли. Руки начинали трястить, глаза закрывались, а ноги налились свинцом. "— Если это правда, и Дэн связан с этими трущобами, то единственная причина, по которой меня ещё не сослали в шахту — его покровительство. Это значит, что мне ни в коем случае нельзя разрывать с ним связь сейчас! Вместе с тем нужно держать свои подозрения втайне от Гриффина. Я должна вести себя естественно. Чёрт, сколько ещё будет продолжаться этот кошмар?!"***
Дэниэл вошёл в кабинет босса, даже не постучавшись. — О, это вы, — лидеру так и не удалось скрыть панику во взгляде. — Как проходит ваша проверка? — Замечательно, — небрежно бросил юноша, присаживаясь в кресло перед боссом. — Вы всем довольны? — поспешил осведомиться тот. — Есть одна ма-аленькая деталь, — лукаво заявил Гриффин. — Не найдётся ли у вас сигарет? —А? Д-да, конечно... Мужчина выхватил из кармана пачку и, раскрыв её, протянул юноше. Тот обольстительно улыбнулся и выхватил из рук лидера прямо всю, а затем, засунув руки в карманы, направился к выходу. Босс озадаченно пялился ему вслед. — А, чуть не забыл, — вдруг добавил Дэн и развернулся, а затем прошёлся взглядом по комнате. Заметив нужный ему предмет, Гриффин удовлетворённо улыбнулся и подошёл обратно к столу. Юноша взял со стола зажигалку и поиграл ею в руке, после чего направился к выходу, напоследок одарив лидера дружелюбной улыбкой.***
Ночь медленно опускалась на стены протухшего здания, укрывая чужие секреты и тайны под слоем темноты. Дэн стоял, оперевшись на стену и задумчиво вертя между пальцами зажигалку. Короткая вспышка света на мгновение выхватила его лицо из полумрака, а затем утонула во тьме, словно бы и не появлялась. Слева послышались приглушённые шаги. Гриффин даже не повернул головы. Спустившись по лестнице, Джу одарила товарища недоверчивым взглядом и скрестила руки на груди. — Откуда у тебя сигареты? — поинтересовалась она, пытаясь скрыть настороженность в голосе. Юноша оставил её вопрос без ответа. — Иди сюда, — приглашающе подозвал он, приветливо улыбаясь. Поборов сомнение, художница сделала несколько шагов в сторону приятеля. Тот протянул ей сигарету, и когда Джули приняла её, поджёг её зажигалкой. Вопрос девушки завис в воздухе, оседая на плечи выживших давящим грузом. Они молча курили, глядя куда-то вдаль и даже не пересекаясь взглядами. — Нашёл чью-то заначку, — наконец ответил Дэн, вцепившись глазами в кирпичную стену. Он выглядел задумчивым и отстранённым, и Джулии казалось, что сейчас перед ней стоял незнакомец. Они оба знали, что Гриффин соврал.***
Джулия быстрым шагом пересекала коридоры, направляясь в столовую с твёрдым намерением поесть. Голод стал настолько невыносимым, что девушка не могла даже спать: в желудок будто бы впивалась колючая проволока, разрывая стенки, его словно сжимали в кулаке до тех пор, пока он не лопнет. Внезапно Каммади почувствовала, как кто-то с силой схватил её за запястье. Художница немедленно развернулась и поморщилась от головокружения. — Запомни одну вещь, — без прелюдий начал Гриффин, чуть ослабив хватку. Однако полностью отпустить её руку он не решался: ему казалось, что в таком случае Джу потеряет равновесие и обессиленно рухнет на пол. — Ни за что не ешь то, чем нас кормят. — Ты издеваешься?! — прохрипела девушка, сжав зубы от негодования. — Я скоро сдохну с голода! — Не беспокойся. Я что-нибудь придумаю. Обещаю. Войдя в столовую, Каммади громко выругалась. Вся комната была буквально заполнена людьми: все они стояли в очереди за своей порцией, и невозможно было даже приблизительно подсчитать, сколько именно человек здесь находилось. Отстояв мучительно долгую очередь, Джу села за стол и в неуверенности закусила губу. Сомнения терзали её наравне с голодом, слова Дэна прокручивались в голове, словно заевшая пластинка, а девушка всё не могла решиться притронуться к еде. Джулия сжала кулаки и сцепила зубы, пытаясь бороться с внутренней слабостью. "— Последний раз. Я поверю тебе в последний раз", — решила она, вставая из-за стола.***
Ослабевшие руки едва передвигают рубанок по древесине. Художница всеми силами пытается заглушить мысли о еде, но они упрямо лезут в голову, не оставляя в ней ничего, кроме самих себя. Джу оглядывается вокруг, смотрит на едва передвигающих ноги людей с безжизненными и потухшими глазами и с ужасом понимает: она такая же. В её голове не осталось никаких мыслей и желаний, кроме чувства голода, ограниченное лишениями подсознание ставит её на один уровень с неразумными животными. Осознание бьёт дрожью по телу, сдавливает горло и заставляет мир переворачиваться с ног на голову. Поэтому когда Джулия слышит удар дубинкой, её плечи непроизвольно дёргаются, будто бы это ей врезали между лопаток. Она медленно переводит взгляд туда, откуда слышатся отчаянные мольбы и сталкивается взглядом с исхудавшим мужчиной, которого надзиратели уволакивают куда-то вглубь здания. Каммади ещё несколько секунд провожает его взглядом, а затем возвращается обратно к строганию досок.***
Джулия уже не надеется выбраться из мучительного плена собственного подсознания, когда Дэн жестом подзывает её к себе. Девушка следует за ним по коридорам здания подальше от чужих глаз, и когда они наконец останавливаются, ей кажется, что шли они целую вечность. Художница поднимает глаза и сталкивается со взглядом двух холодных океанов. Только теперь она замечает, что Гриффин истощён не меньше: побледневший, с синяками под глазами и растрёпанными волосами. У Дэна уставший взгляд и исхудавшие скулы. Он берёт руку девушки в свою и вкладывает ей в ладонь упаковку печенья, обессиленно улыбается и сжимает её руку. У Дэна тёплые руки и ободряющая улыбка. Джу возвращает ему слабую улыбку в ответ и опускает глаза. Покрытое шоколадом печенье в упаковке всего одно, и этого ничтожно мало на двоих, но девушке кажется, что она готова продать за него душу. — Где ты его достал? — интересуется Джули, и голос её звучит чуть бодрее, чем раньше. — Какая разница? — вместо ответа спрашивает юноша, а улыбка всё никак не спадает с его лица. Каммади из последних сил разрывает упаковку и разламывает печенье на две половинки. Несколько секунд она смотрит на неравные части в своих руках, а затем протягивает бо́льшую Дэну. Тот отрицательно мотает головой и осторожно выхватывает из пальцев девушки ту, которая поменьше. Выжившие снова обмениваются тёплыми улыбками и принимаются за еду. — Сегодня на моих глазах одного несчастного избили и куда-то поволокли. По выражению его лица можно было подумать, что его ведут на смертную казнь, — мрачно признаётся Джу, сверля взглядом носки своих ботинок. — Его потащили в карцер, — объясняет юноша. — Оттуда мало кто возвращается. Они стоят ещё некоторое время, сохраняя тишину, словно драгоценное сокровище. Когда Джули наконец разворачивается и отходит на приличное расстояние, её окликает Дэн. — Джулия? Девушка оборачивается, чтобы увидеть, как юноша одаривает её ободряющей улыбкой. — Всё будет хорошо. Я обещаю, — уверяет он, и художница чувствует, как внутри начинает теплиться слабый огонёк надежды.***
Последние несколько дней Каммади ловит себя на мысли, что уже приевшийся и звучащий отовсюду шум перестаёт сдавливать подсознание, и это подогревает в ней уверенность. Равно как и тщательно сохраняемый ею и Гриффином их личный секрет: на пересечении двух коридоров, в кабинке старого электрощитка, который уже давно перестал работать, выжившие оставляют запасы с трудом найденной ими нормальной еды и делят их надвое. Каждый раз, просовывая руку между перегоревших проводов, Джу и Дэн знают, что найдут там полагающуюся им половину. Чувство голода и безысходности медленно отступают, на их место возвращается способность здраво рассуждать, и художница замечает, как выражения на лицах товарищей по несчастью становятся всё тусклее и безжизненнее, как тлеющий уголёк мысли и разума в их глазах окончательно потухает и оставляет отупевший след, как кожа приобретает сероватый оттенок. Она списывает все тревожные звоночки на разыгравшееся воображение и эффект контраста, упорно их игнорируя. Однако была одна вещь, игнорировать которую никак не получалось, как бы Джулия ни старалась — мешающий спать уже третьи сутки непонятный шорох, доносящийся из глубины коридоров. Он грубо рушил все надежды отыскать спасение в ночной тишине, сговорившись с усиливающим его эхом, действовал на нервы своей издевательской бесконечностью. Даже сейчас Каммади лежит на холодном полу, подложив руки под голову, и считает ползающих на потолке тараканов, пытаясь нагнать на себя сон. Когда художница понимает, что это безрезультатно, то раздражённо вздыхает и окидывает взглядом товарищей по несчастью. Все они лежат неподвижно, забывшись в собственных снах, а Джу начинает всё сильнее терзаться вопросами. "— Крысы, что ли, завелись?" — спрашивает у себя она, недовольно поджимая губы. — "Если и правда они, то я с удовольствием зажарю их и сожру." С этими мыслями девушка уверенно поднимается на ноги и осторожным шагом выбирается из комнаты. Внимательно оглядываясь по сторонам, дабы не попасться на глаза караульным, Джули выглядывает из-за угла и прислушивается к источнику звука. Шорохи, скрипы и стуки слышатся всё отчётливее, и Каммади бесшумно движется в их направлении. Остановившись возле железной двери девушка понимает, что звуки доносятся именно оттуда. Она негромко стучит несколько раз и вплотную прижимается к металлу. — Эй! Есть тут кто? — шёпотом спрашивает художница. — Кто здесь? — слышится настороженный голос по ту сторону двери. "— Нужно чем-то открыть замок!" — смекает Джу и судорожно осматривается по сторонам в поисках чего-нибудь, что смогло бы сойти за отмычку. — Сиди тихо, — бросает она в закрытую дверь, когда её глаза цепляются за свисающую с потолка на проводе лампочку. Удовлетворённо улыбнувшись, Каммади берёт разбег и, подпрыгивая, хватается за грозящийся вот-вот упасть обломок доски. Деревянный каркас здания старый, обветшалый и ненадёжный и Джулия понимает: идти по нему — самоубийство. И в самом деле, доска недвусмысленно покачивается в разные стороны и почти падает, а художница едва успевает обхватить ногами соседний брусок. Выждав несколько секунд, она перебирается полностью на соседнюю балку, словно ленивец, а доска тем временем с грохотом падает на пол. Девушка хмурится, а затем, не теряя времени, меняет положение и уже стоит на перекладине. — Теперь дело за малым. Передвигаясь по прогнившему бруску с отчаянной смелостью канатоходца, Джу едва не заливается смехом от охватившего её адреналина, а затем вспоминает о том, что стоило бы удерживать равновесие. Расставив руки в стороны для лучшего баланса, Каммади замедляет шаг, но всё равно продолжает пробираться к заветной лампочке. И когда наконец достигает расстояния вытянутой руки, приподнимается на носках и начинает проворачивать предмет, дабы выкрутить. Как только ей это удаётся, Джу садится на перекладину, свесив одну ногу, а вторую весьма беспечно оперев на брусок, и резко бьёт колбой о ребро деревянного бруса. Осколки со звоном летят на пол, и художница на несколько секунд задерживает дыхание, а потом саркастично ухмыляется. "— Вот идиоты, спят, как убитые", — думает она о караульных и спрыгивает на пол. Вытряхнув оставшиеся осколки в кучу остальных, Каммади вытаскивает металлическую проволоку и, повозившись, придаёт ей форму отмычки. Пленник за железной дверью, кажется, абсолютно ничего не понимает — он некоторое время прислушивается к шуму в коридоре, затаив дыхание, а затем наконец решается на вопрос. — Эй, ты здесь? — испуганно произносит он, а Джулия закатывает глаза. — Я же сказала молчать, идиот! Подожди немного! Достигнув желаемого результата, девушка вставляет проволоку в замок и умело проворачивает несколько раз. Услышав тихий щелчок, Каммади приподнимает уголки губ в удовлетворённой улыбке и дёргает за ручку поддавшейся двери. Заточённый мужчина поднимает глаза вверх, тут же щурясь из-за проникающей внутрь полоски света, и с благоговением смотрит на стоящую перед ним девушку. А Джулия узнаёт в нём того самого несчастного, которого по словам Гриффина несколько дней назад уволокли в карцер. — А, это ты, — облегчённо выдыхает мужчина, а затем тут же напрягается снова. — С тобой ведь никого нет? Пленник встревоженно смотрит за спину девушки, прерывисто дыша. Каммади раздражённо выдыхает и прикрывает железную дверь, обрывая для мужчины все нити беспокойства. — Так это и есть карцер? — спрашивает она, засунув руки в карманы и вальяжно спускаясь вниз по ступенькам. Ответа на свой вопрос художница не получает, поэтому, миновав все пять ступенек, осматривает помещение. Здесь сыро и холодно, краска на стенах обвалилась, а сами стены изрядно перепачканы в грязи и саже. На них остались следы крови, и вовсе не трудно догадаться, что людей здесь зверски били. Несколько густых тёмно-красных капель въелись и в пол. Всё в поведении мужчины выдаёт его напряжение: лихорадочно мечущийся по всей комнате затравленный взгляд, настороженная поза и желание держаться на расстоянии. — Зачем ты пришла? — настороженно спрашивает пленник. Его страх почти ощутим в воздухе, Джу словно вдыхает его вместе с кислородом и морщится от отвращения, боясь им заразиться. — Потому что ты бьёшься в двери, как ненормальный, — пугающе заявляет она, решительно надвигаясь в сторону мужчины, пока тот испуганно отползает к стене. В один момент девушка останавливается, чуть наклоняясь и понижая голос до леденящего душу полушёпота. — Никто не станет тебя вытаскивать. Этим уродам плевать. Так что уймись и не мешай людям спать. Жди своей смерти молча, иначе в следующий раз я разобью тебе башку об эту стену, — в подтверждение своих слов Каммади указала большим пальцем на вполне конкретную стену по правую сторону от себя. — Или же изобью тебя до смерти, не оставив и следа, и тогда эти тупоголовые псы решат, что ты просто загнулся. Глаза незнакомца расширяются от ужаса, он дрожит и пытается вжаться в стену, прикрывает лицо руками, ожидая удара и теряет дар речи. Художница несколько секунд безразлично наблюдает за его поведением, а затем интересуется, как ни в чём не бывало: — Раз уж я всё-таки здесь, может расскажешь, за что тебя сюда упекли? Девушка присаживается на пол, скрестив ноги по-турецки и подпирает щеку рукой в ожидании ответа. Глаза наконец привыкли к темноте и Джу могла рассмотреть своего собеседника: весь в ссадинах и синяках от ударов, небритый, невысокого роста и болезненно худой, в дырявой одежде и с почерневшими от грязи руками. Чёрные вьющиеся волосы, немного посеребрённые сединой, собраны в небрежный низкий хвост, некоторые пряди выбились и спадали мужчине на лицо. Его тёмные, почти чёрные глаза с неприкрытым выражением страха бегали вокруг словно в поисках спасения, пересохшие губы и впалые щёки свидетельствовали о перенесённых им долгих месяцах лишений. В силу своего ремесла Джулия не могла не отметить, что загоревшая кожа и орлиный нос получили бы довольно гармоничное отображение под кистью умелого художника. "— Лет сорок пять, не меньше", — подумала она, внимательно изучая черты мужчины. Пленник долгое время смотрит девушке в глаза, пока в его собственных читается жуткая паника. Во рту пересохло от страха, поэтому он не сразу находит в себе силы говорить. — Я умолял их дать мне кусок мяса, — надрывистым голосом признался он. Художница почувствовала, как рушится между ними тщательно выстраиваемая обоими стена по мере того, как пленник сокровенным шёпотом рассказывал ей свою историю. — Я уже всерьёз думал сожрать кого-либо из пленных здесь. Я не могу больше жрать эти помои! Я скоро сойду с ума! Голос мужчины сорвался на отчаянные всхлипы и грозился превратиться в рыдания. Джу настороженно прислушалась, осознавая, что эхо усилит его плач в разы и донесёт до ушей надзирателей. — Не реви, — сухо предостерегла она. — Услышат. Каммади упорно повторяла себе, что здесь нельзя сожалеть, однако стоило мужчине поднять на неё помутневшие от слёз глаза, как все убеждения внутри неё рухнули и разбились вдребезги. — Любое движение стоило мне неимоверных усилий. Я просил их сотни раз, падал перед ними на колени, унижался, но им было плевать! А затем они бросили меня в карцер, потому что я не мог больше работать! — слова пленника смешивались со слезами и тонули в глубине его истерики, а Джу чувствовала, как начинает терять терпение. Она ненавидела испытывать сочувствие и жалость, потому что презирала себя за каждое проявление милосердия, а сейчас, когда исповедь незнакомца дотрагивалась до запрятанных от чужих глаз качеств её души, девушка едва сдерживала желание заткнуть его ударом, лишь бы больше не чувствовать сострадания. — Замолчи, — срывающимся от раздражения шёпотом приказала художница, обхватывая плечи мужчины и грубо прижимая его к себе, дабы хоть как-то унять его истерику. — Прекрати, кому говорю! Иначе нас прибьют обоих! Однако пленник её не слушал. Вместо этого он лишь продолжал изливать девушке душу, утыкаясь в её плечо. — Здесь мне вообще не дают еды. Я не чувствую ничего, кроме голода! Мысли в голове перемешались, осталось только желание жрать! Я скоро умру здесь от истощения! Всхлипы постепенно становились всё тише, пока и вовсе не прекратились, а Джулия не успела даже подобрать слов для утешения, когда мужчина резко вцепился в её плечи и вновь впился взглядом в её глаза. — Ты идиотка, каких свет не видывал, — внезапно изрёк он, будто совсем не замечая возмутившегося выражения лица художницы. — Ты одна против них не выстоишь. Научись терпеть. Я знаю, ты думаешь, что никто не посмеет тебя обидеть, пока твой друг пользуется здесь авторитетом, но ты же чувствуешь, как Майло теряет терпение, да? Он злится, потому что его желания ограничивают, и чем дольше он терпит, тем хуже тебе потом будет. — Послушай, я... — пытается остановить его Джу, непонимающе глядя в глаза. Но мужчина, казалось бы, вовсе её не слышит. — Может, тебе переспать с ним, а? — вдруг выдаёт он, охваченный волной тревоги. Глаза художницы тут же расширяются от ярости. — Что?! — возмущается девушка, потеряв контроль. Она подскакивает на ноги и размахивается для удара с твёрдым намерением проучить наглеца, однако кулак бессильно замирает в воздухе, стоит ей снова встретиться с пленником взглядом. Его глаза, не отражающие в себе ничего, кроме первобытного сковывающего страха, ставшего нормой для этого места, олицетворяют все взгляды, которыми обмениваются заточённые здесь люди. Они точно так же смотрят на своих мучителей, понимая, что им некуда бежать, и когда охваченный ужасом взгляд обращён на неё саму, Джулия чувствует себя ничем не лучше здешних тиранов. С трудом поборов внезапно нахлынувший импульс, Каммади раздражённо рычит и разжимает руку, а затем приземляется обратно на пол. От вспышки недавнего гнева остаются тяжёлое дыхание и увеличенные зрачки. Пожалуй, со стороны Джу и вправду выглядит как первобытное животное, думает она, пытаясь окончательно совладать с собой. Мужчина всё ещё не решается продолжить свою речь: слова застревают в горле, язык не слушается, а сам он по-прежнему прикрывается руками, ожидая удара. — Думай, что говоришь! — едва не срывается на крик девушка, недовольным возгласом разрезая повисшую тишину. — Да как тебе вообще в голову пришло...! — Это единственный способ завоевать его расположение, — будто бы оправдываясь виновато произносит пленник, несмело пряча взгляд. — Тогда тебе будет здесь проще. — Слушай, ещё одно слово и я не сдержусь, — предостерегающе сообщает художница, пытаясь заглушить щекочущий нервные окончания порыв. — Ты красивая, — с каким-то сожалением внезапно говорит несчастный, заставляя брови девушки вопросительно поползти вверх. — Не хотелось бы, чтобы Майло поставил на тебе клеймо. — Клеймо...? — переспрашивает Джули, окончательно запутавшись. Вместо ответа мужчина убирает с лица длинную прядь кудрявых волос, представляя взору девушки вырезанный ножом шрам на щеке в виде топора. Каммади шокированно осматривает увечье, не веря своим глазам, а мужчина опечаленно спрашивает: — Теперь ты понимаешь? Несколько долгих секунд девушка молчит, после чего уверенно заявляет: — Пусть только попробует. Я сотру его в порошок. Уголки губ пленника вяло приподнимаются в подобии улыбки. Решительность подобного заявления передаётся и ему, а внутренности согревает загоревшийся огонёк надежды. Он молчит, всецело отдаваясь иллюзорному источнику тепла, пока Джули усердно подбирает слова, намереваясь сказать хоть что-то, только бы не стать заложницей цепких лап тишины. — И долго тебе тут сидеть? — не придумав ничего лучше, спрашивает она. — Не знаю, — честно признаётся пленник, опустив голову. — Когда я попал сюда впервые, мне казалось, что про меня все забыли, пока они наконец не соизволили выпустить меня. Они вспомнили обо мне лишь тогда, когда приволокли сюда ещё одного несчастного! Не помню, сколько я здесь просидел. По ощущениям целую вечность. Я думал, что здесь я и умру. Каммади больше не пытается бороться с поглотившим её сочувствием, однако признавать его по-прежнему отказывается. Оливковый взор её глаз едва заметно смягчился под действием недобитой эмпатии, а мышцы лица утратили былое напряжение. — В этот раз гораздо хуже, — надрывно продолжает мужчина. — Желудок будто бы выжигает от голода! Я бы согласился даже на эти отвратительные помои, но здесь вообще ничего нет! Ни крошки! Я не могу думать ни о чём, кроме еды! Я чувствую себя, словно... — ...Тупоголовая скотина, — закончила вместо него художница. Ей показалось, что по мере его душеизлияния она снова испытала отвратное чувство голода. Несчастный поднял на девушку удивлённый взгляд. Откуда она знает? — Говоришь, даже на эту дерьмовую похлёбку согласишься, да? — неожиданно спросила Каммади, в упор глядя на пленника. Тот несмело кивнул головой. — Тогда я могу тебе помочь. Жди меня завтра. — Правда? — не веря своим ушам, воскликнул он. — Не шутишь?! — Я что, похожа на клоуна? — раздражённо поинтересовалась Джу. — И не смей меня выдавать, иначе я прикончу тебя до того, как это сделают эти уроды. Художница поднялась на ноги и направилась к выходу, а затем, будто вспомнив что-то, развернулась и снова села на пол. — А, и ещё кое-что, — угрожающе добавила она, взмахнув указательным пальцем. Придвинувшись ближе, девушка понизила голос и продолжила: — Слушай сюда. Я ничем тебе не обязана. И помогаю я тебе только до тех пор, пока это не несёт мне значительного риска. Я не стану спасать тебя в ущерб себе. Не дав пленнику сказать и слова, Каммади встала с пола и, не прощаясь, покинула помещение, напоследок громко захлопнув за собой дверь. "— Судя по всему, никто из этих идиотов не сунется сюда ближайшие пару дней. Тем более, никто даже не догадается, что внутри кто-то был", — рассуждала Джу, стоя посреди коридора. — "Однако следы замести не помешает. Надо действовать осмотрительно." Художница собрала с пола осколки лампочки и, не придумав ничего получше, спрятала их в тёмный неприметный угол. Он был завален прогнившими досками и обрывками ткани, опутан паутиной, и Каммади решила, что никто даже не посчитает осколки среди прочего хлама чем-то подозрительным. Выбрав самый крупный и острый из них, Джулия сунула его себе в карман. "— Лишним не будет", — подумала она. — "Потом перепрячу." В последний раз придирчиво окинув взглядом коридор, девушка удовлетворённо кивнула головой и скрылась за поворотом. Она не заметила, как вскоре после её ухода по коридору промчался тёмный силуэт, наблюдавший за ней всё это время.***
Стоя в очереди за завтраком, Джу от скуки осматривала столовую. Она пыталась оценить обстановку и понять, с какой стороны и в какой момент лучше будет подойти к выходу. Наконец получив заветную тарелку, художница спешит затеряться среди силуэтов других рабочих и пробраться к выходу. Она почти достигает цели, как вдруг дорогу ей перекрывает Бригадир. "— Чёрт подери...." — думает Каммади, поднимая на него взгляд. — Куда это ты собралась? — интересуется Майло, чётко давая понять, что девушка в западне. — Здесь слишком душно и тесно, — быстро придумывает отговорку Джу, уверенно глядя в глаза мужчины. — Я хочу есть одна, без чужих глаз. — Мне плевать, чего ты хочешь, — признаётся он. — Здесь все живут по нашим правилам. И ты не исключение.***
Уйти с ужина с порцией еды девушке повезло гораздо больше. Бригадир грозно стоял возле входных дверей, пристально осматривая каждого входящего и выходящего. Стоя в нескончаемой очереди, Джулия ощущала на себе его придирчивый взгляд и теряла терпение. Скрестив руки на груди, художница нетерпеливо вздохнула, а затем, не желая ждать больше ни секунды, грубо вытолкнула стоящего перед ней работника, отчего тот рухнул на пол, и схватила предназначавшуюся ему порцию, стремительно отходя от пункта выдачи. Когда Бригадир обернулся на спровоцированный девушкой шум, та уже успела скрыться: Каммади стояла, прислонившись спиной к холодной бетонной колонне. Она осторожно выглядывала из своего укрытия, сжимая в руках тарелку. Майло недовольно выругался и стремительно подошёл к повару, дабы разобраться в чём дело, а Джу воспользовалась предоставленной ей возможностью и стремительно проскочила к выходу из столовой. — Вот ублюдок, — возмущается она, проворачивая отмычку в замке. — Теперь он будет следить за каждым моим шагом. О, уже следит, — догадывается Джу, краем глаза замечая в конце коридора силуэт караульного и начинает действовать быстрее, чтобы успеть до его возвращения. Девушка открывает дверь как можно тише, дабы не издать лишнего шума, и прикладывает палец к губам, попутно прикрывая дверь, а пленник вздрагивает и лишь сильнее вжимается в стену, прерывисто дыша. В его затуманенном взгляде читается паника и животный страх, а Каммади забывает обо всём, что хотела сказать. — Не пугайся ты так, это всего лишь я, — озадаченно произносит она, опуская тарелку с едой на пол. Мысленно отмечает, что в следующий раз стоило бы постучаться. — Ты пришла! — облегчённо восклицает мужчина, дрожа то ли от страха, то ли от холода. — Я уже было решил, что ты обманула меня и сдала надзирателям! — Да что ты вообще обо мне думаешь?! — возмущается Джулия, охваченная гневом. — Я же сказала, что приду! Ты что, идиот? — Так это не ты? — удивлённо спрашивает пленник. — Тогда откуда они знают? Они что, следят за нами?! — мужчина вскакивает с пола и бросается в сторону выхода, желая убедиться в своей правоте. — Где они?! — Спокойно! — громогласно приказывает Джули, повысив голос. Она без труда хватает несчастного за плечи и останавливает его. — Кто «они»? Ты можешь объяснить, что произошло?! Только теперь Каммади замечает свежие следы побоев на лице пленника и догадка вихрем проносится в её голове. — Подожди... Надзиратели что, приходили сюда? — настороженно интересуется она и ослабляет хватку, ведь мужчина больше не пытается вырваться. — Ты не знаешь...? — он медленно отрывается от бездумного созерцания железной двери и переводит взгляд на девушку, подтверждая её мысль: — Майло приходил. Спрашивал, кто был здесь ночью. Но я ничего им не сказал! — тут же уверяет пленник, схватившись за предплечья художницы. — Это он тебя так? — спрашивает Джу, бегло осматривая многочисленные следы ударов на лице несчастного. Тот лишь молча кивает головой. — Ублюдок... — сквозь зубы произносит девушка, присаживаясь на пол. — Даже солдата приставил, зараза. — Но если не ты, тогда кто? — вновь поддавшись волне паники, спрашивает пленник. Он следует примеру художницы и несмело опускается на пол. — Не знаю, — признаётся Каммади, начиная терять терпение. — Ешь давай, мне некогда тут торчать. Наконец мужчина обращает внимание на принесённую Джулией тарелку и тут же с впечатлительной жадностью набрасывается на её содержимое. Девушка безучастно наблюдает за его действиями, не в силах поверить, что кто-то способен с диким удовольствием есть подаваемые здесь помои. — Я не могла придти раньше, — внезапно произносит она. — Я хотела прийти ещё с утра, но Бригадир меня засёк. Да что уж говорить, я и сейчас еле проскочила. — Бригадир...? — спрашивает мужчина, отрываясь от тарелки. — Ну, в смысле Майло. Стал посреди коридора и отказывался меня выпускать, — поспешно объясняет Джу, после чего между рабочими воцаряется неловкая тишина. — Спасибо, — спустя несколько долгих мгновений благодарит пленник, заставляя художницу снова взглянуть в его сторону. Он мнётся, будто бы хочет сказать что-то ещё, а затем виновато вздыхает. — Извини. Я не знаю, как тебя зовут. — Джулия. Джулия Каммади, — представляется девушка, протягивая незнакомцу руку. — Диего Агилар, — отвечает мужчина, сжимая её ладонь своими. Джу подпирает щёку кулаком, некоторое время скучающе изучая пленника взглядом, а затем нарушает царящую между ними тишину. — Скажи-ка мне вот что, — требует она, и Диего тут же обращает на неё тёмные глаза. — Как военные связаны с этим местом? — Насколько я знаю, две трети производимого здесь товара уходят на снабжение военных подразделений. Этот цех находится в полностью зависимом положении и контролируется военными. В обмен на это они поставляют сюда оружие, кроме того, предприятие пользуется особым статусом среди конкурентов, потому что находится под защитой основной военной базы этого штата. Даже часть здешних караульных — солдаты, посланные из резерва. Погоди, но разве ты не знаешь? — вдруг осведомляется Агилар. — Ведь твой друг наверняка занимает высокую должность в армии, разве нет? — Да, так и есть. Вот только он никогда мне об этом не говорил, — признаётся Джулия и, замечая немой вопрос в глазах пленника, грубым тоном одёргивает его: — Не спрашивай. Это не твоё дело. Мужчина безмолвно соглашается и протягивает девушке опустевшую тарелку. В его глазах кроется нечто невысказанное, что отчаянно стремится вырваться наружу. Это нечто вот-вот разобьётся о железную дверь, к которой направляется Джу. — Что ещё? — раздражённо спрашивает Каммади, прочитав во взгляде мужчины желание говорить. — Мне страшно, — на выдохе произносит он. — Я не знаю, что будет дальше. — Успокойся, — твёрдо отвечает художница, уже стоя возле выхода. — Я вернусь завтра вечером, обещаю. Вернусь, слышишь?! Возьми себя в руки и жди. А пока попытайся заснуть. — Я боюсь засыпать, — признаётся Диего. — Я боюсь больше не проснуться.***
Доведёнными до автоматизма движениями орудуя рубанком и всем нутром ощущая на себе испепеляющий взгляд Бригадира, Джулия думает, что, вообще-то, пора бы уже и прекратить играть с огнём. Она знает, что Майло вечно обращает свой взгляд именно на неё, ожидает момента, чтобы поймать её с поличным и уничтожить и знает, что с каждым днём это грозит ей всё больше и больше. Но вопреки здравому смыслу каждый вечер находит способы пробираться мимо надзирателей и проникать в карцер. Чёрт возьми, она настолько тронулась умом, что каждый раз стучится, лишь бы не пугать нового знакомого и успокаивающе шепчет что-то вроде: — Не бойся. Это я. Каммади убеждает себя, что вовсе не идёт на поводу своих эмоций, однако снова и снова проворачивает отмычку в замке, почти ощущая за спиной тяжёлые шаги. Джулия знает, что подобное поведение для неё совершенно несвойственно и даже странно, но не придаёт этому особого значения. Потому что все вокруг тоже ведут себя странно. И даже более странно, чем раньше. Будто бы в подтверждение этого кто-то толкает художницу в плечо. Она поворачивает голову и видит одного из работников цеха. — Смотри куда прёшь, придурок! — возмущается Каммади, однако тот вовсе её не слушает и пытается занять место в середине очереди. Другие работники пытаются его оттолкнуть, а Джу бесцеремонно хватает его за воротник и разворачивает лицом к себе. — Шагай в конец и жди своей очереди! — кричит она и понимает, что слова вовсе не достигают цели. Мужчина впивается куда-то мимо неё расфокусированным взглядом, смотрит сквозь пелену, а затем разворачивается и бредёт прочь, спотыкаясь о собственные ноги. — Надо работать, чтобы есть, — заплетающимся языком лепечет он, выхватив у одного из работников пустую тарелку и рассматривая в ней сквозь слой грязи своё отражение. — Псих, — выносит вердикт Джулия спустя несколько секунд тишины. Люди здесь награждены одной выделяющейся особенностью: быстро адаптироваться и без вопросов привыкать ко всему, что они видят. Поэтому вызванный подобной выходкой ажиотаж быстро рассеивается, ведь никто здесь ничему больше не удивляется. В последнее время что-нибудь такое случалось по несколько раз за день: некоторые рабочие теряли сознание и падали в обморок прямо за станком, другую же их часть едва ли можно было назвать трудоспособной: они не могли выполнять элементарных действий, не понимали, когда к ним обращаются и передвигались в разы медленнее, с трудом волоча ноги и не разбирая направления. Теперь они уже ничего не боялись — просто потому, что впали в состояние овощей. Со всех сторон постоянно слышались вздохи, рычания и бормотания. Время будто бы растянулось и двигалось неимоверно медленно, словно желе. Поэтому, когда Каммади наконец получает полагающуюся ей порцию, ей кажется, что прошла целая вечность. Она явственно ощущает на себе пронзительный взгляд Бригадира. Оборачивается и видит, как он направляется в её сторону с твёрдым намерением помешать. Мысленно ругая его самыми грязными выражениями, Джу судорожно ищет путь для отступления. Художница застывает, слыша знакомый голос с другого конца коридора, а тарелка чуть не падает у неё из рук. Быстро отбросив удивление, девушка тут же использует возможность и бесследно растворяется среди снующих туда-сюда рабочих. Никто из них даже не смотрит ей вслед. Тем временем Гриффин, опираясь на стену, сверлит Бригадира испытывающим взглядом. — Проблемы? — спрашивает юноша, перетаскивая внимание надзирателя на себя. И не удерживается от усмешки, когда видит на лице мужчины неприкрытое раздражение. — Вам чего? — спрашивает Майло, бросая короткий взгляд в сторону выхода и злится ещё больше, когда понимает, что Джулии удалось улизнуть. — Не доставляй ей неудобств. Да и вообще держись от неё подальше, — недвусмысленно предостерегает Дэн, испытывая мужчину леденящим океаном голубых глаз. Тот уже не в силах сдержать свой гнев. — Но она нарушает дисциплину! Это недопустимо! Да и вы сами говорили, что... — возмущённо отвечает Бригадир, однако голос юноши грубо прерывает его. — Какая разница? Пусть делает, что хочет. — Я этого не допущу, — решительно заявляет Майло и не успевает среагировать, когда Гриффин выхватывает у него из кармана пистолет и приставляет к его подбородку. — Приказы здесь раздаю я, — устрашающе холодным голосом напоминает Дэниэл, сжимая ствол.***
— Эй, — обращается к пленнику Каммади, отрываясь от недолгого созерцания его трапезы. Диего вскидывает голову в ожидании вопроса. — С тобой всё в порядке? — с наигранным безразличием интересуется Джу, многозначительно глядя в тёмные глаза собеседника. Внезапный вопрос озадачивает Агилара — он неловко опускает голову, не зная, что и отвечать. Наблюдая за его реакцией, художница и сама понимает, насколько глупо прозвучали её слова. — Как бы сказать... — начинает она, судорожно пытаясь объяснить то, что у неё на уме. — Ты в последние дни не чувствуешь себя больным на голову? Нет, не так... Ну, помутнение рассудка там, или ещё чего... — заметив, как лицо пленника всё больше искажает непонимание, девушка наконец сдалась. — Короче! Среди работников начался какой-то массовый психоз. Все, как один, ведут себя, как овощи! Ничего такого не ощущаешь? Диего неопределённо пожал плечами, а Джулия продолжала придирчиво осматривать его на наличие видимых изменений. Когда её взгляд перемещается на тарелку в его руках, художницу будто током бьёт, а глаза расширяются от пришедшего в голову безумного предположения. Каммади резко подскакивает с пола и ногой выбивает тарелку из рук мужчины. Та со звоном отлетает в сторону, а пленник поднимает на Джулию испуганный взгляд. — Ты чего? — почти шёпотом спрашивает он, чуть ли не дрожа. — В этих помоях явно какая-то наркота, — объясняет свой поступок Джу, лихорадочно обдумывая ситуацию. — Это из-за них все с катушек послетали! А с надзирателями всё зашибись как раз потому, что они не едят это дерьмо! Агилар ошарашенно переводит взгляд на отлетевшую тарелку, с трудом веря в услышанное. — Только не паникуй, — спешит успокоить девушка. — Я что-нибудь придумаю. Лишь сейчас художница чувствует, как от сьедающей темноты начинают болеть глаза. — Ну и темень здесь, — подмечает она и с её губ тут же срывается обещание. — В следующий раз я принесу фонарь. Даже покров ночи не в силах сковать и побороть странности работников цеха: они беспокойно ворочаются, не переставая бормотать всякий бред, а Джулия тихо ругается, осознавая, что спасительного покоя ей не видать нигде. Подложив руки под голову, девушка уже третий час перебирает в голове различные способы решения возникшей проблемы. По правде говоря, художницу заботит лишь судьба Диего: что он будет делать без еды? — Чёрт, — со вздохом произносит Каммади, осознавая, что сама создала себе неудобства. А стоило ли вообще говорить ему об этом? Почему бы просто не промолчать, игнорируя происходящее? Может, здесь вообще не в еде дело? "— А в чём тогда?" — мысленно спрашивает у самой себя Джу. — "Что ещё объединяет всех рабочих и может быть причиной подобного состояния? Ну, разве что нечеловеческие условия жизни. Однако мы с тем же Дэном вкалываем не меньше них, но под волну массового безумия не попали! Мы и надзиратели — единственные, кто не ест столовскую жратву и вместе с тем только мы не влипли во всё это дерьмо! Диего стал исключением лишь потому, что его несколько дней морили голодом. Да и тем более: Гриффин сам предупреждал, что нельзя жрать то, что здесь подают. Значит, всё сходится! Но самое главное: к чему всё это приведёт?" — продолжает рассуждать Каммади, а затем тут же одёргивает себя. — "Да плевать, что будет дальше! С этим я разберусь потом! Сейчас надо решить, где достать еду! Ввязалась же в передрягу. Почему меня вообще так волнует судьба этого идиота?"***
Так и не придумав ничего подходящего за сутки, Джулия соглашается на единственный возможный вариант. Она упорно повторяет себе, что не станет помогать кому-то, когда это перейдёт установленную ею грань, повторяет даже тогда, когда вытаскивает из тайника предназначенную ей половину еды, найденную Дэном и решает взять себе меньшую часть. Повторяет, когда проделывает уже выученный наизусть путь по длинным коридорам, повторяет, когда бесшумно проскальзывает мимо караульного, повторяет, когда вновь проворачивает отмычку в замке. И только встречаясь с охваченным страхом взглядом тёмных глаз, принимает простую и очевидную правду. — Сегодня у нас деликатес, — с развязной улыбкой оповещает Джу, по-хозяйски присаживаясь на пол и умещая между собой и пленником свёрток с печеньем. Своё обещание она, как обычно, выполняет и ставит на пол масляную лампу. Небольшую комнату заполняет желтоватый свет. Диего, кажется, с трудом воспринимает её голос, реагирует запоздало и смотрит куда-то мимо неё. Его движения скованные и неуклюжие, а в глазах плещутся тревога и страх. Он дрожит, мечется взглядом по комнате будто бы в поисках чего-то, а художница, замечая это, обеспокоенно интересуется: — Тебе холодно? Ты не заболел? Пленник отрицательно качает головой, а девушка лишь фыркает в ответ. Только когда молчание становится пугающе долгим, Агилар наконец замечает лежащий между ними свёрток. Приятный аромат заполняет всю комнату, Каммади торжественно разворачивает обёрточную бумагу и взору выживших предстаёт миндальное печенье. Художница с почти детским восторгом хватает одно и отправляет себе в рот. Чуть помедлив, пленник делает то же самое. Приятный сладкий привкус ещё долго остаётся на кончике языка, и обоим кажется, что они смогут утолить голод одним лишь воспоминанием о печенье. — Прям настоящий праздник, — с неприкрытой радостью произносит Джули, подцепив пальцами ещё одно печенье. Улыбка играет на её лице и от этого так тепло становится, что Диего думает, что для счастья ему большего и не надо. Рядом с Джулией он познаёт искусство быть счастливым в тесном сыром помещении, испытывать головокружительное блаженство всего лишь от давно забытого вкуса слегка засохшего печенья и очаровательной улыбки перед собой. Рядом с Джулией Агилар заново учится улыбаться. Съев второе печенье, Каммади отряхивает руки от крошек и краем глаза замечает, как мужчина не решается взять хотя бы ещё одно из оставшихся двух. — Остальное тебе, — уведомляет художница и вскидывает руки вверх, тем самым уверяя, что не собирается больше есть. — Но подожди, — с нехарактерной для него твёрдостью в голосе возражает Диего. — Тогда получается, что мне три, а тебе два? Это ведь несправедливо. Я никак не могу претендовать даже на половину, не говоря уже о большей части. — Не спорь со мной! — решительно парирует Джу. — Кто приносит еду, тот и диктует правила, поэтому ешь давай, и побыстрее! Это тебе не столовские помои! — Но... — мужчина не оставляет попыток протестовать, однако оказывается грубо перебит вставленным ему в рот печеньем. — Без «но»! — одёргивает его девушка. — Ешь, кому говорю! Второй раз художнице победить не удаётся — Агилар настойчиво впихивает ей в руки последнее печенье. Джулия раздражённо хмурится. — Ты что, издеваешься?! — спрашивает она, а в глазах поблёскивают угрожающие огоньки. — Пожалуйста, — почти умоляет мужчина, а решительность в его голосе растворяется без следа. — Ты и так многое для меня делаешь. Я слишком многим тебе обязан. Возьми. Каммади несколько секунд недовольно сверлит собеседника взглядом, а затем тяжело вздыхает. — Чёрт возьми, — сквозь зубы бросает она, принимая печенье из рук Диего, после чего уверенным движением разламывает его надвое и протягивает пленнику половину. Мужчина активно мотает головой, пытаясь возражать, однако Джу не оставляет ему ни шанса. — Только попробуй, — угрожающе предостерегает она, бросая на Агилара острый взгляд. Тот наконец сдаётся. — Спасибо, — шепчет он, чувствуя, как в его груди размеренно плещется счастье. — Хорошо посидели, — дружелюбно заключает художница, собираясь уходить. Она встаёт на ноги и разворачивается к двери, когда пленник отчаянным движением хватает её за запястье, словно утопающий за спасительную для него соломинку. Джулия оборачивается, одаривая мужчину непонимающим взглядом. В его глазах сотни невысказанных коварных страхов, съедающих рассудок, и он знает: они снова убьют его, как только девушка скроется за железной дверью. Её присутствие — та самая пресловутая панацея, спасательный круг и нить Ариадны, и Диего до смерти боится её потерять. — Останься ещё ненадолго, — тихо просит он, тонкими пальцами сжимая девичью кисть. — Я сойду с ума от одиночества. Мне страшно. Каммади стоит, не в силах пошевелиться, скованная удивлением, и прежде чем она успевает что-либо ответить, на Агилара накатывает озарение. Он испуганно разжимает руку и судорожно пытается оправдаться. — Прости! — в ужасе от собственных действий повторяет пленник. — Я слишком многого прошу, я понимаю; я не хотел, просто... — Успокойся, — твёрдо прерывает его Джу, усаживаясь обратно на пол. Диего непроизвольно задерживает дыхание, не веря собственным глазам. — Я задержусь, но только при одном условии. — Ты серьёзно? — на выдохе спрашивает мужчина, с детским удивлением глядя на художницу. — При каком? Каммади не удерживается от улыбки. — Ты позволишь мне себя нарисовать. — Нарисовать...? — переспрашивает Агилар, недоумевающе вскидывая брови. — Но как? Здесь ведь нет ни бумаги, ни карандашей... — Настоящий художник может создать шедевр из чего угодно, — не без гордости уведомляет Джулия, прикрыв глаза и загадочно улыбаясь. Под заинтересованный взгляд товарища девушка, быстро сообразив, поднимает валяющийся на полу уголёк, а затем берёт в руки плотную светло-коричневую бумагу, в которую ещё несколько минут назад было завёрнуто печенье. Не теряя ни секунды, Каммади уверенными движениями начинает выводить линии на импровизированном холсте. Комнату заполняет кромешная тишина, нарушаемая лишь тихим шорохом.***
— Ты напоминаешь мне море, — в один из подобных вечеров признаётся Диего, мечтательно-глупо улыбаясь. — Опасное и бушующее море. Джу в недоумении хмурит брови, а в глазах её читается немой вопрос. Не успевает мужчина сказать что-либо ещё, как художница заливается звонким смехом, а затем, успокоившись, спрашивает: — Ты моряк? — Не совсем, — отвечает Агилар, неловко почёсывая затылок. — Я всю жизнь провёл в небольшом портовом городке в Испании, каждый день видел море и корабли. А когда вырос, устроился смотрителем маяка. — Здорово... — увлечённо протягивает Джули, подпирая щёку кулаком. — Я любила рисовать море. Это успокаивает. — Тогда... — несмело начинает мужчина, протягивая девушке упаковку от хлеба. — Может, нарисуешь? — Легко! — задорно уверяет Каммади. — А хочешь, прямо на стене? Будешь смотреть на море, совсем как раньше! Не дожидаясь ответа, Джу подскакивает на ноги, поднимает с пола уголёк и садится напротив стены. Улыбка не сходит с её лица. Диего зачарованно наблюдает за её движениями, попутно поражаясь перемене в характере художницы. Джулия всецело увлечена работой, а пленник чувствует, как со всех углов к нему подкрадываются разоблачённые тишиной страхи и тревоги. Он пытается отвлечься и что-то сказать, однако слова застревают в горле, в немой попытке срываются с губ и безмолвно оседают в воздухе. В стремлении занять чем-то руки Агилар решается на вопрос. — Позволишь? Прежде чем Каммади успевает догадаться, что имеет в виду Диего, последний осторожными движениями стягивает резинку с её волос. Русые локоны волнами спадают на плечи. Не замечая никакого сопротивления со стороны художницы, мужчина облегчённо выдыхает. У него в кармане — сорванные более месяца назад маленькие цветы, уже давно завявшие и потерявшие форму. Агилар знает, что они никогда уже не зацветут, видит в них себя и неумело вплетает их девушке в косу. Она сидит неподвижно, разве что продолжая выводить рукой линии на стене, и расслабленно улыбается.***
Сквозь зелёные верхушки сосен с трудом пробиваются розовеющие обломки вечернего неба. Джулия зачарованно смотрит на калейдоскоп вечерних красок, опираясь на плотницкий верстак и развернувшись спиной к рабочей суете, а на губах её играет слабая улыбка. Где-то в стороне слышны недовольные крики Бригадира, и художница, раздражённо закатив глаза, спешит вернуться к работе. В конце концов, потерпеть осталось совсем недолго — рабочий день близится к своему завершению. От её внимания не ускользают оживлённые перешёптывания новичков. В последнее время новых лиц среди работников становится всё больше, ведь большинство «стариков» теряют работоспособность и не находят сил сделать и пары шагов. Несколько молодых парней испуганно вжимают головы в плечи, когда один из надзирателей предупреждающе бьёт дубинкой по столу. Каммади саркастично усмехается, замечая пылающий протестом взгляд одного из них. Она знает, что совсем скоро от него останутся лишь тлеющие угольки. "— Чёрт, рассуждаю так, словно обжилась здесь и всё происходящее приелось и вошло в привычку", — недовольно думает художница. — "Пора бы уже валить отсюда. Гриффин как раз сказал, что ему нужно что-то со мной обсудить сегодня ночью. Вроде бы, что-то срочное. Заодно и узнаю, когда он наконец соберётся с мыслями для побега!" Желая поскорее осуществить задуманное, Джу ускоряет темп работы и не сразу слышит за своей спиной утробное рычание. Холодная рука внезапно падает ей на плечо. Девушка оборачивается и замечает перед собой одного из работников цеха. Его кожа полностью посеревшая, глаза безумно вытаращены, изо рта тонкой ниточкой стекает слюна. Безумец зверски улыбается, растягивая рот в хищном оскале, а затем резко бросается на художницу.