Вспомнить

      Чуя смотрел снизу вверх на бывшего коллегу и не понимал, розыгрыш ли это или на самом деле Дазаю отшибло память. Он думал, что если это розыгрыш, то очень жестокий и злой со стороны напарника, а если правда… О, даже представлять такого не хотелось, пускай это низкий подкол, черная шутка, он все поймет, он все простит, лишь бы правдой это не оказалось.       — Послушай, Дазай, хватит… — Рыжий нашел в себе силы встать. — Просто признай свою слабость, что свалил из мафии, даже не сказав никому ни слова об этом, это низко. — Начал он было выяснять отношения, но заткнулся. — А знаешь, мне насрать, что ты там сделал, где побывал и какие цели преследовал. Просто прими как факт, я скучал… Слышишь, скумбрия? — Что? — Осаму нахмурился, казалось, это было первой эмоцией на его лице после того, как он лег в клинику. — При чем тут рыба?       — Такой же скользкий… Изворотливый… Хитрый… — Вышептал каждое слово по-отдельности рыжий. — И противный. Знаешь я ненавижу рыбу, и тебя ненавижу…       — Так для чего ты остановил меня, мальчик? — Вдруг спросил шатен. — Я спокойно шел по улице, дожидаясь какой-нибудь тачки, что сшибла бы меня совершенно случайно.       Чуя улыбнулся, его только что оскорбили из-за роста, но сделал это никто иной, как Дазай. «Значит, прокололся!» — Ликовал первый в мыслях, не веря до сих пор, что это не спланированный спектакль.       — А в главном ты останешься неизменен. — Хмыкнул Накахара. — По-прежнему хочешь сдохнуть, смешно…       — Не припомню, чтобы подростки хорошо относились к психически больным людям. — Вдруг вздохнул высокий. — Наверняка ты сейчас позовешь дружков своих и вы вместе забьете меня.       — Ты идиот, им был, им и остался. — Вспылил Накахара, вдыхая полную грудь воздуха. — Я ненавижу тебя, сволочь.       — Вот как? Спасибо, я и не знал, что был идиотом. — Он помолчал секунды две. — А если ненавидишь, то для чего задерживаешь меня?       — Да потому, что… Что… — Он замялся, казалось, что все слова вылетели из рыжей его головы, оставляя там пустоту. — Что дорог ты мне, сволочь! — Вдруг подобрал он слово, буквально выкрикнув эту фразу. — Слышишь, я эти чёртовы полтора года места не находил себе, я эти чёртовы полтора года еле держался, чтобы в петлю бошку свою бедовую не сунуть, я эти чёртовы полтора года гробил свое здоровье, хлебая вино заместо воды, а ты, ты просто куда-то испарился, исчез, выпал из жизни. — Тараторил он, задыхаясь, а тем временем молнии вспарывали темное небо над их головами. — Вот скажи, что ты делал все это время, а? Может быть работал, учился, путешествовал? — Издевательским тоном вопрошал Накахара. — Или вдруг тебя осенило и ты стал другим человеком? Мм? — Чуя раскраснелся, его постепенно окутывала энергетическая оболочка его уничтожающей способности. — Что же ты делал все это время, а?       Дазай опустил глаза, отводя их куда-то в сторону. «Все равно нечего терять, ведь сегодня я иду умирать, а рассказать подростку, который встретился мне на пути…почему бы и нет?» — Подумал он, рассматривая землю, словно что-то интересное было там, в грязной траве.       — Я проходил лечение в реабилитационном центре. — Каким-то слишком низким голосом ответил он. — А до этого ничего не было, вернее, я не помню, что было.       — Что?.. — Накахара снова качнулся. — В ре-реабилитационном центре? Но зачем?       — Наркомания. После психиатр поставил рекуррентное депрессивное расстройство и амнезию в следствие принятия психоделики. Только и всего, да? — В голосе прозвучала ухмылка, но она не отобразилась на лице, по-прежнему мертвецки спокойным. — Меня не выписали, я сбежал. Не жалею.       — Так вот значит, как… — Чуя смотрел в стеклянные глаза напарника не веря в его слова, рыжему по-прежнему казалось, что Осаму все выдумал, чтобы только уйти от ответа и ничего не объяснять. — Память, значит, потерял. А может быть ты ошибся, и проебал не память, а совесть? — Закричал он.       Грянул гром, словно предупреждая о чем-то темном, что нависло над бывшими напарниками. Заморосил мелкий дождь, но одаренные стояли друг напротив друга, не обращая внимания на ненастную погоду.       — Я не знаю. Возможно, это было раньше. — После долгого молчания ответил Дазай с несвойственной ему тоской. — Моя жизнь разделена на «до» и после. И сегодня я хочу закончить это «после». Ты сказал в начале нашей бессмысленной беседы, что я дорог тебе, но на вид ты как четырнадцатилетний подросток, вырастешь ещё, быть может. Не знаю, где я мог встречаться с тобой ранее.       — Неужели ты и вправду не помнишь меня?.. — Сердце забилось сильнее. — Я Чуя, Чуя Накахара, мистер модная шляпка, коротышка, носящий в себе всю энергетическую мощь планеты… — Вспоминал он свои прозвища, которые когда-то вызывали у него шквал негативных эмоций. — Да ты блять не можешь забыть такое! — Надрывался он, вытирая с поднятого вверх лица струи усилившегося дождя. — Да как… — Казалось, выдохся он. — Нет, ты должен…       Он напрягся, шепча фразу, выпускавшую Арахабаки на волю, позволяя богу завладеть им всецело и безвозвратно. Накахара понимал, на что идёт и все равно делал этот отчаянный шаг, надеясь пробудить в Дазае хоть какую-то эмоцию, или просто заставить того остановить его.       — О, дарители темной немилости… — Чуя с какой-то мольбой взглянул в глаза Осаму и ему показалось, что в карем взгляде промелькнуло что-то знакомое, похожее на одобрение. — Не тревожьте меня вновь. — Закончил рыжий и по телу пошли рваные полосы кровавого цвета, словно светясь во тьме подступающей ночи.       Ветер стих, умолк и дождь, словно преклоняясь перед богом, все стихии природы были готовы повиноваться тому, кто сейчас владел одной из бо́льших сил. Алое свечение усилилось, когда Накахара сделал шаг вперёд, сотрясая, кажется, всю территорию портового города.       Хорошо, что не видел эспер ничего, находясь под действием способности, ибо шатен по-прежнему безынтересно и бесчувствено смотрел на происходящее, словно видом своим бросая вызов, говоря «ну давай, размозжи меня по асфальту, изничтожь этим пламенем, раздави своей силой», но только дурак увидел бы лишь это, не замечая той мольбы.       У мафиози сорвало шляпу, перчатки лопнули. Тот поднял руку и над кистью начал формироваться шар, сначала маленький, но все увеличивающийся в размерах, неприятно щёлкая, будто розетка сломанная. Эспер сощурил глаза, что почти вылезли из глазниц под большим давлением и замахнулся, не видя перед собой ничего кроме красной пелены.       — Постой… — Попросил шатен, видя капающую с локтей встречного кровь. — Что ты творишь?..       Он протянул руку на интуитивном уровне, совершенно не чувствуя ничего, беря рыжего за запястье. Шар исчез и последний присел, не потратив много энергии.       — Сработало! — Хрипло воскликнул он, сплевывая кровь. — Ты же помнишь это?       — Что? — Переспросил Дазай, смотря на свою ладонь.       — Ну как, двойной черный, сильнейший дуэт, мою смутную печаль… — Резво перечислял Накахара, но в голосе чувствовалась усталость. — Ну… Я не знаю, как тебе объяснить. Есть на свете люди обычные и одаренные…       — Знаю. — Перебил Дазай. — И что с того? Это твоя способность?       — Да, но ты ведь тоже один из таких особых людей. Ты сам только что остановил меня!       — Я не знаю, я просто на уровне инстинктов взял тебя за руку, это не было сделано с какой-то целью, рука сама дернулась. Я не знаю тебя толком, всего лишь несколько минут мы знакомы, с чего бы мне стараться помочь тебе? — Он кашлянул. — И тем более, ты просто встал на моем пути, ведь я шел…       — Ну и иди ты к черту! — Закричал Накахара, ему были до боли в сердце неприятны слова, только что произнесенные бывшим напарником. — Убейся уже нахер просто, бесишь. Я ждал тебя, сука, полтора года. Полтора ебаных года я мучил себя, искал информацию, а ты, оказывается, отлеживался в какой-то клинике. Так знай, я не верю тебе, скумбрия ты непотрошеная, не верю! — Эспер зашелся в кашле. — И знаешь, я раньше думал, что если ты умрёшь, я буду чувствовать себя одиноким, места себе не найду, но сейчас я понял, мне ничуть не будет жалко, если ты умрёшь. Ты не знаешь меня? Отлично. Я тоже не знаю тебя, сволочь. Иди, умирай, как больной подбитый пёс, я не хочу видеть тебя больше, не хочу!       Осаму стоял в растерянности. Он не понимал, отчего этот подросток кричит на него сейчас и в чем-то обвиняет, ведь знакомы они от силы полчаса, а за такой короткий срок разве же можно настолько возненавидеть друг друга, да и тем более тот сам вступил в диалог.       — Послушай, не я ведь начал…       — А кто, кто подорвал мою машину, кто свалил в этот же день, кто скрывался? Может я? Да ты вечно лезешь в дерьмо, только выходишь оттуда чистым, но всех стоящих вокруг забрызгивает каплями, когда ты врезаешься туда с разбега. — В словах рыжего было столько ненависти, что тому самому стало неловко. — Ладно, иди умирай, так будет лучше для всех. А у меня работа — скучные отчёты, изнурительные тренировки, прочая ересь, это только тебе, на голову больному, хорошо. — Мафиози оглянулся, ища взглядом упавшую во время применения способности шляпу, которая закатилась под дерево, стоящее за спиной рыжего. — Прощай, Дазай. Надеюсь, мы больше не встретимся. — Сказал он шатену, не оборачиваясь более.       — Я тоже надеюсь. — Вздохнул тот. В голове мелькали размытые картины, не ясно откуда взявшиеся. Осаму напряг всю память, пытаясь понять, кем был этот рыжий карлик, наехавший на него так дерзко и бесцеремонно, но от этого лишь разболелась голова.       А дождь лил все сильнее и сильнее, Дазай промок насквозь и его иссохшее тело дрожало от холода. Идти было некуда, ни дома, ни денег, ни друзей у него не было, а может и были просто он не помнил ни единого. Он с тоской глядел на небо, то и дело пронзаемое вспышками молний и пытался понять одно: кто он? И если старое безвозвратно утеряно, значит нужно находить новое, создавать его из подручных материалов и верить в успех.       Он потерял личность, вернее, обменял ее на что-то такое, что теперь не имеет смысла. Странно, но за эти полтора года он ни разу не почувствовал себя живым человеком, потеряв, кажется, не только память, но и глубоко похоронив под депрессией чувства. А сейчас, когда ему пожелали смерти, он впервые за время «после» почувствовал себя лучше, будто расстройство ненадолго покинуло его, давая ненадолго волю и позволяя задышать полной грудью.       Немного постояв вот так, он пошел прочь с того места, выискивая глазами закоулки, в которых можно было бы переждать непогоду. Уже третью неделю он перебирается с подворотни в подворотню, с парка в парк, с подъезда в подъезд. Уже третью неделю он рыскает по ночам по мусоркам, в надежде найти хоть какую-то пищу, хоть с непривычки и болел живот от голода и не первой свежести еды, ведь он привык питаться в клинике, а там все было строго индивидуально, учитывая все просьбы и потребности пациентов.       Когда Осаму вышел из-под дерева, в крону ударил разряд молнии и дерево заполыхало, резко, быстро, словно специально политое легковоспламеняющейся жидкостью, но никак не дождем.       Наконец, он нашел более менее чистый закоулок, в котором у стены были составлены деревянные ящики. Одаренный улегся на них, мгновенно засыпая. Нет, желание умереть не прошло, просто ослабло, но ждать к утру можно было чего угодно.

***

      А Накахара дошел до квартиры, вставил в скважину ключ и вошёл внутрь, ежась от тепла, окутавшего вымокшего эспера сразу же. Тот скинул плащ на пол, сердито сверкая глазами — он не отошел ещё от такого потрясения.       — Будто и не Осаму это стал… Идеальная память, ха-ха! — Воскликнул он. — Да в рот я ебал его память. — Рыжий задумался. — А все же, это лишь тень былого мафиози: слабый, истощенный и морально и физически, забывший все и забытый всеми. — Накахара подошёл к столу в спальне, разглядывая азалию. — Надо же, начала распускаться… Ой, а вот и первый бутон. — Он осторожно взял его пальцами в уже новых перчатках. — Красиво, ой! — соцветие отпало, Чуя из-за неловкости сломал его. — Жалко, но все же, азалия и на самом деле посылает знаки. Набрала цвет перед нашей встречей, а сейчас распустилась чуть и один цветок сломался из-за меня. — Он замолчал, проводя параллельные связи между событиями. — А-а что если… Если он умирает? Ведь это я сказал ему, чтобы он поскорее сдох, нет, нет! — Закричал он настолько громко, что кажется, разбудил соседей.       Накахара схватил плащ и помчался назад, надеясь предотвратить печальный исход. Бегая по закоулкам и крича имя бывшего напарника, он совершенно забыл об усталости.       Но Осаму нигде не было.       — Да черт, что делать? — Остановился он. — Мори… Мори же не знает, что он нашелся! — Вспомнил он, доставая телефон и ища номер босса. — Надо же, я и не переименовывал его, что же, позвоню педофилу…       И не знал Накахара, что ошибается он.