Вспомнить

      Накахара уже четвертый раз набирал номер Мори, но тот ни разу не взял трубку. Эспер уже всеми матерными словами какие знал выразился в сторону последнего, но разве тот слышал? А если бы и слышал, то даже не разозлился бы, лишь усмехнулся бы в кулак и списал все на взрывной характер одаренного.       Но Чуя не сдавался, и на седьмой раз Огай наконец-таки ответил, услышав в трубку поток оскорблений.       — Да, да, и тебе доброй ночи, Чуя. — Сонным голосом сказал он. — Если ты напился, будь добр, не звони мне. — Для Огая такая наигранная вежливость не была чем-то особым, обычно, этим мягким голосом отдавались жестокие приказы. — Я посоветовал бы тебе просто поспать, а уж завтра утром… А, нет, уже сегодня, обсудить те вопросы, которые тебя волнуют.       — Босс, Дазай вернулся. — Еле выдавил из себя Накахара, но уже не сердитым голосом, а каким-то нежным, дрожащим слегка.       — Доброй ночи, Чуя, доброй ночи. — Мори отключился, что-то ворча в трубку.       — Да чтобы тебя в рот твой поганый выебали! — Разозлился рыжий, сжимая кулаки. — Неужели он не поверил? — С досадой воскликнул он, пиная камни, валяющиеся под ногами. — Дазай, еп твою! — Заорал он на всю улицу.       На его крик лишь высунулись из окон жильцы близстоящих домов, смотря на эспера как на пьяного, но тому откровенно было пофиг, всё-таки, пьяный он похлеще орет. Только голос его не долетел до подворотни, где ночевал Осаму.       «Ладно, до утра оставим поиски, а пока…» — Подумал Чуя и решил все же пойти домой, чтобы отдохнуть и обдумать планы. Ему очень хотелось высказать боссу в лицо все мысли, но даже не опасения быть наказанным за это держали его, а уважение к такому человеку, который из обычного медика поднялся до уровня управляющего крупнейшей преступной группировкой Йокогамы.       Ночь не прошла спокойно. В приглушённом свете ночника, слабо освещавшего комнату, вновь вырисовывались тени, но спать без него мафиози не мог. Ему казалось, что тень азалии, падающая на стену, как-то зловеще выглядит, будто вот-вот поглотит его. И все же одаренный встал и, скрепя сердце, выключил светильник. Но не страх, а какое-то теплое чувство победы разливалось в его душе. Только что он преодолел свой детский страх темноты, над которым смеялся напарник и за который он сам себя презирал. После он уснул, уже не боясь теней.       Утром, приведя себя в порядок после сна, Накахара поехал в здание Мафии, готовясь разнести кабинет руководителя в пух и прах, но на пути своем он встретил Хироцу, понимая, что перед ним руководитель ящеров, только приметив его одежду, не смотря поначалу на лицо.       — Здравствуй. — Недовольно сказал первый, припоминая прошлую встречу. — Что-то частенько мы стали попадаться друг другу. — Перевел он взгляд с плаща на лицо эспера, не то ошарашенно смотря на него, не то пытаясь напугать старшего сердитым взглядом.       — И тебе не хворать, Накахара. — Прохрипел Рюро. — Даже и не знаю, зачем нас сводит судьба, но вряд-ли это просто так.       — Х-хироцу… — С запинкой прошептал эспер. — Что с тобой случилось? Ты так стал похож на Осаму, боже… — Рыжий прикрыл рот ладошкой, испуганно бегая глазами.       Распространять информацию среди всех членов мафии не хотелось, да и для начала нужно было обговорить это с Мори, но Накахара проболтался, искренне сожалея и виня себя за этот норов, не позволяющий ему держать в себе что-то: ни чувства, ни тайны, ни эмоции. Но что сделать, если этот непокорный характер заложен извне и его уже не изменить, что сделать, если какие-то высшие силы составили формулу, запускающую Арахабаки, тем самым позволяя жить и Чуе, изменив которую, рыжий нечеловек бы просто исчез?       Размышления Накахара были прерваны кашлем старшего, гулом проносящегося по коридору. Эспер согнулся, схватившись за грудь в которой что-то клокотало, на платке, каким тот прикрывал рот, расплывались красные пятна.       — Изви-ини… — Еле выговорил Рюро, собираясь продолжать что-то говорить.       — Нет, молчи. — Накахара закусил губу, стыдясь того, что так грубо общался с капитаном ящеров ранее. — Я как раз к Мори, заодно и тебе помогу дойти.       — Ну, не ноги же у меня отнялись. — Попытался улыбнуться Хироцу, но на осунувшимся лице улыбка выглядела не то чтобы неправдоподобно, а даже как-то страшно, словно фотографировали узника концлагеря. — Мори знает. — Он облокотился на стену. — Для чего беспокоить его лишний раз по этому поводу.       — Да в смысле он знает? Знает, что ты загибаешься хрен поймёшь от чего? — Рыжий скрестил руки на груди, выставляя одну ногу вперёд. — Да не поверю, что он не предпринял бы мер…       — Он бессилен. — Хироцу уже немного отошёл, но по-прежнему говорил тихо, невыразительно, дабы не спровоцировать новый приступ. — Злокачественные опухоли не щадят заядлых курильщиков, ведущих неправильный образ жизни, да и всё-таки есть над миром владыка, заставляющий людей платить за грехи свои. — Одаренный с трудом вздохнул. — Мне нет смысла лечить это, существование и так превратилось в пытку и каждый новый день я лишь жду неизбежного конца. Но будь мне только физически неладно, я, быть может, боролся бы за эту жалкую жизнь, но ты даже не знаешь, Накахара, что убивает меня морально. — Он ненадолго замолчал, давая себе отдохнуть. — Ты сказал, что я стал похож на Дазая, но все люди меняются, что ты, что я, откуда тебе знать, какой он сейчас?       — Да я… Только не рассказывай никому. — Попросил Чуя, в глубине души жалея старшего, но понимая, что если тот умрет, то похоронят эту тайну вместе с ним. — Я встретил Дазая и вот сейчас хочу поговорить об этом с Мори. Он как и ты осунулся, постарел. Меня даже не узнал… — Мафиози с досадой сказал это. — Сначала подумал, что розыгрыш, а потом… Словно связь какая-то оборвалась, что крепила наш дуэт.       — Ты прав, только сгубили нас разные вещи, но у того хотя бы есть мизерный шанс… Шанс вспомнить все. Ему нужна помощь в этом, Чуя, и ты, как никто другой способен оказать ее бывшему напарнику, бывшему любимому, бывшему…       — Я и сейчас люблю его… — Перебил рыжий. — Хоть в каком состоянии люблю. Это не просто привязанность, это именно наивысшее человеческое чувство, хоть босс и говорил, что это невозможно, что мы просто используем друг друга и нам, на самом деле, ничего не нужно кроме взаимовыгодных отношений. Демон и бог, я долго думал, почему нас так тянет друг к другу, но потом вдруг понял один из законов такой ненавистной мне физики — противоположности притягиваются, и даже если бы этот закон звучал наоборот, я бы нарушил его, владея силой Арахабаки… Мы с моим напарником — мифические герои, а значит, все должно закончиться в нашу пользу, несмотря на все тяжести, иначе мы не были бы героями. Героями этой трагедии… — Вздохнул Накахара. — Это, кажется, выше человеческой любви, а значит, назвать ее «бывшей» нельзя, это осквернит ее. — Он пожал плечами.       — Я не усомнюсь более в чистоте ваших чувств, но такую любовь невозможно забыть. — Рюро прикрыл глаза, поглаживая теперь жиденькую бородку. — И все же… — Снова кашлянул он. — Когда я спрашивал его лечащего врача, тот сказал, что шансы на то, что он что-нибудь восстановит в памяти, ничтожно малы. Ты можешь, конечно, попытаться помочь ему вспомнить. — Сказал уже громче Хироцу, совершенно забывая о собственном недомогании. — Только прошу, не говори Мори о том, что увидел его.       — Но почему? — Шепотом спросил рыжий. — Босс поможет мне, я ведь отослал его куда подальше вчера ночью…       — Босс боится за свою шкуру. — Хрипло ответил старший. — Это он упек Осаму в клинику, чтобы его вылечили от наркомании, это он подстроил его встречу с бандой наркоманов… Он отправил меня на миссию, чтобы я нашел его и сдал лечиться. Он просил не говорить это тебе.       Накахара стоял, выпучив глаза. Он, конечно, недолюбливал босса, который был категорически против всяческих человеческих чувств, а потому и воспитывал Дазая, будучи его наставником, в ненависти к окружающему его миру, чтобы не дай бог он почувствовал жалость или сострадание, а уж тем более любовь. Но к счастью, суицидник невзлюбил лишь себя, виня только себя в том, что мир этот какой-то не такой по его мнению.       — Где вы встретились? — Рюро задал вопрос повторно, так как Чуя не воспринял обращения к себе в первый раз.       — А? Да в том районе, где закоулков полно. Там мы раньше гуляли и разговаривали, тренировались под присмотром Огая. — Пожал плечами тот. — Там полно таких же неприкаянных.       — Все ясно… — Хироцу поморщился от сдавливающей грудь боли, но разговор с коллегой не закончил. — При каких обстоятельствах свершилась ваша встреча?       — Я шел домой… Погулять хотелось просто после долгого рабочего дня. И вот увидел словно что-то знакомое вдалеке. — Начал Накахара. — Я кинулся ему на шею, но сквозь ворох одежды почувствовал что-то жесткое, он иссох. Я заговорил с ним, но тот не узнавал меня, тогда я выпустил способность на волю и он коснулся меня, представляешь, он взял меня за руку и остановил! — С восторгом говорил младший, блеща небесно-голубые глазами. — Он знал, что делать, да ведь?       — Скорее нет. — Рассыпал строившуюся надежду Накахары Хироцу. — Это рефлекс, не более. Каждый схватился бы, пытаясь остановить.       — Я хочу верить в другое, что это было ведение сердца. — Огонек чуть потух во взоре. — А потом я разозлился и пожелал ему смерти… И ушел, оставляя его совершенно одного. — Завершил Чуя. — Только… Где он сейчас, я снова не знаю.       — Должно быть ты произвел на него сильное впечатление и он задумался. По крайней мере ни одной новости о суициде я не знаю. — Попытался успокоить рыжего одаренный. — Неспроста ты пошел туда. Неспроста и он оказался в том месте в одно время с тобой. Когда двое людей сталкиваются вот так, что-то должно произойти. — Вслух размышлял Хироцу.       — Хироцу-сан, думаете, у меня есть шансы вернуть его к нормальной жизни?       — Не знаю. — Набрал Рюро полные лёгкие воздуха. — Его лечил доктор Эрлих, тоже эспер, видящий болезни своих пациентов. Так вот, он многое наговорил. И многое это не поддается лечению.       — Но полагаю, самой важной задачей сейчас является восстановление памяти? — Поднял бровь рыжий.       — Я не знаю, Чуя… Первой задачей является сокрытие его от босса. Мои самые преданные ящеры помогут тебе. — Он снова зашелся в кашле, маша рукой, чтобы Накахара уходил.       Последний кивнул, направляясь не к боссу, а к себе, уже надеясь, что не встретит руководителя мафии. «А ведь я уже сказал ему про Дазая… Хорошо, что он подумал, что я вновь пьяный, хоть такой толк есть в алкоголизме…» — Ухмыльнулся он и уже веселее пошел.       Ему оставалось отсидеть ещё несколько часов, но в светлое время суток искать Дазая было опасно, кто-нибудь мог сдать мафиози, шатающегося по вымершему району без особых поручений, а значит, нужно было ждать темноты.

***

      Осаму проснулся от утреннего холода, пробирающего до костей сквозь непросохшую одежду. Зубы стучали, а желудок снова сводило от пустоты внутри, хотя ему казалось, что он разучился чувствовать голод и насыщение. Сил не было даже на то, чтобы добраться до какой-либо мусорки и найти в ней хоть кусочек пищи. Он лежал на жёстких ящиках, вспоминая ночную встречу. «Не может быть так, что мы увиделись случайно. " — Подумал он. «Эти глаза… я будто видел их когда-то давно, но когда, не знаю.»       Он помнил свою новую жизнь, длившуюся полтора года, каждый день, каждый час, каждую минуту. Однотипные дни в больнице под капельницей, когда его вывели из комы, строго расписанный по часам день, неприятная медсестра, косившаяся на его руки, отчего-то исполосованные белыми выпуклыми полосами и постоянно спрашивающая, откуда они взялись. А Дазай не помнил, он понимал, что эти шрамы как-то связаны с его прошлым, когда он якобы пытался уйти из жизни. Ха, он и теперь пытался, но не получалось, только теперь в ход шли таблетки, вызывающие дикие боли, но благодаря мукам он чувствовал себя живым.       Солнце озарило Йокогаму, стараясь будто стороной обойти вымершее место, но все же его лучи попадали в некоторые закоулки. Один из них залез и к Дазаю, заставляя все же разомкнуть закрытые глаза и сощуриться.       Начинался новый день, новый шанс изменить жизнь.       — И когда тысячи дорог сойдутся в одной точке… — Вдруг вспомнилась ему фраза, произнесенная кем-то дорогим. — Что же тогда будет?       Осаму собрал остатки сил, выползая навстречу солнцу. Он впервые за полтора года захотел жить.