Peccata capitalia

— Влад, просыпайся, — нежно проговорил знакомый голос. Рука коснулась лба, как упавший осенний лист. — Давай, нечего тут разлеживаться. А то чудовище придет и отгрызет тебе ноги, — хихикнула бабушка Катарина. Влад медленно вдохнул; у него почти удалось уловить привкус прелых яблок и влажной земли, меда и сушеных трав, старого деревенского дома со скрипучими половицами. Он проводил каждое лето на даче, оставленный на свободе. С бабушкиными причудами и страшными сказками. Но, когда Влад открыл глаза, над ним не было покачивающихся ловцов снов — вороха перьев, разноцветного, яркого. Среди нитей и пестрого оперения лесных птиц запутывались кошмары, тревожно позванивающие стеклянными бусинами, когда они стукались от ветра. Нет, тут раскинулась вечная темнота, и Влад не видел ей конца. Медленно он встал на ноги, стараясь не потеряться в направлениях. Бабушка стояла напротив, довольно улыбаясь, как будто гордилась им, но не хотела этого показывать слишком явно. Это было давно, в другой жизни, но Влад помнил, что похвалу нужно заслужить, и то, что он пробился на глубины изнанки, однозначно ее стоило. Хотя он и рассчитывал оказаться здесь с Яном… — Где мы? Ты же знаешь здесь все тропы? — хмыкнул Влад, с надеждой поглядев на Катарину. — Мне нужно найти девчонку, она нырнула в карман у меня на глазах… Где я заблудился? — Ты не заблудился, просто их маг поставил сильную защиту, — вздохнула Катарина. — Я заметила это… место, когда навещала тебя. Здесь нет направлений. Только нити, желания… — Она протянула руку и тонкими, призрачными пальцами дернула за какую-то из ниток изнанки. Влад вздрогнул, готовясь к удару, но ничего не случилось, и он устало покачал головой: конечно, она блуждала на изнанке годами, знала, что здесь можно трогать, а что нельзя. — Думаю, получится пробраться, но осторожно, — кивнула Катарина, прислушавшись к тонкому звучанию нити. Влад некоторое время ждал, не подскажет ли она, куда идти, но Катарина осталась на месте. Он пошел наугад, замечая, как из-под ног брызжет свет, как будто он ступал по воде. Что-то необычное. Катарина не оставляла следов — так, может, это потому что он был еще жив? А потерянные дети и их главарь? Может быть, они тоже призраки, которые вырвались в мир живых? Катарина следовала за ним, иногда взмахивая рукой, чтобы осветить мрачное дымное пространство, которое будто бы стало теснее, как запертый подвал. Он научился прислушиваться к звону нитей, которые хранили отзвук его наигранной мелодии. Еще не остыли, не застыли. И все же Владу нужно было уловить ту самую музыку, что сводила с ума людей. — Просто пройти не получится, — шепнула Катарина, вдруг за мгновение оказавшись ближе, чем была, когда Влад обернулся, чтобы приглядеться к переплетению нитей. — Тебе нужно вывернуть себя наизнанку. Влад слышал музыку — и голоса. Они становились все громче, отчетливее. Там был Ян — Денница, точно он! Влад обернулся, жадно ища взглядом знакомую тощую фигуру, но это было всего лишь воспоминание, какая-то случайно брошенная фраза. Может, та самая, перед отъездом, когда он взял с Влада обещание, что тот постарается не сжечь половину города. Голоса сплетались, как клубок изнаночных нитей. Кара, Корак, Вирен… Они звали его? «Тупой щенок! — рявкнул голос, которого Влад не слышал много лет. Он вдруг споткнулся, досадливо зашипел, глядя на берцы — как будто дело было в развязанных шнурках или какой-то такой херне, а не в том, что его сердце гулко провалилось в пятки. — Твоя сестра умерла из-за магии, а ты хочешь так же? Конечно, тебе же плевать на других! Эгоистичный ублюдок! Никакого колдовства в этом доме!» — Уж не рассчитываешь ли ты, что я расстроюсь и прострелю себе голову? — нагло ухмыльнулся Влад, обращаясь к затаившейся пустоте. Он нервно повел плечами, будто бы до сих пор чувствуя отметины отцовского ремня на спине. — А я всегда говорила, что твоя мать выбрала совершенного мудака, — цинично заметила Катарина, невесомо коснувшись его руки. — Проклясть бы его… — Ты слышишь?.. — Мы все еще связаны. За столько лет блужданий между мирами не все нити разорвались. Пожав плечами, Влад шагнул дальше. Лучше встретиться с этим лицом к лицу, чем прятаться в тени; да и источник чужой силы пульсировал там, он чувствовал это, словно натянутую струну. Он невольно оглянулся на Катарину — что еще она могла увидеть? Вацлава, его первого напарника, ядовито огрызающегося — потому что из Влада выходил хуевый инквизитор? Те дни, которые Влад провел в Аду после смерти, ненавидя себя и весь мир? Тени взвились, потревоженные его шагами. Кто-то занес клинок, взмахнул у него над головой, и Влад невольно отшатнулся, хотя это был только могильный холод и пыль. Он даже не различил лица — как будто было мало людей, которые хотели его прикончить! Остановившись ненадолго, он вдруг заметил, что не все призрачные фигуры ему знакомы, хотя странный черно-белый цвет и искажал лица в посмертные маски. — Кто это? — спросил Влад, заметив краем глаза серую тень. Всего лишь отблеск, обрывок воспоминания. Но он был важным и ценным, иначе не появился бы здесь, в изменчивом мире, что отражал их души. — Сташек… — Катарина печально улыбнулась. — Станислав Вербицкий. Мой господин инквизитор. — А я-то надеялся стать уникальным разочарованием семьи… — Влад заметил, что она больше не улыбается, только смотрит мутными глазами и кусает губы. — Что с ним стало? — Он не позволил мне себя спасти, потому что думал, что из-за моего колдовства попадет в Ад, — сухо рассмеялась Катарина. — Я так никогда и не узнала, что ждало его по ту сторону. Но за время своей службы Сташек сжег сорок ведьм. И ни одной — настоящей. — Ты никогда не рассказывала. — Ты был слишком маленьким, — напомнила Катарина. — Полагаю, тебе было бы интереснее послушать, как мы на кадука охотились — это такой дух болезни и проклятий… — Я знаю. Я, вроде как, инквизитор, — ухмыльнулся Влад. Она задумчиво кивнула, оглядывая его снова, пытаясь уловить в нем того семилетнего мальчишку, который носился по деревне, едва не утопился в пруду, после очередной байки на ночь пытавшись отыскать там то ли сладкоголосых русалок, то ли проход в другое измерение… Теперь, когда Влад задумывался об этом, он решил, что Катарина наверняка присматривала за ним и позже, когда ушла на изнанку. — Тогда все было иначе, — тихо сказала Катарина. — И люди были другие. Сташек всего лишь… пытался делать все по правилам, которые глупцы написали в их священные книги. И, хотя я пробовала с ним говорить, для него все мои слова были богохульством, за которое меня полагалось бы отправить на костер… — Она тихо зашипела, как рассерженная кошка. — Тебе повезло, Влад. — Да-а, наверное, — протянул он. — Мы тоже слишком разные, но Янек почему-то соглашается на все мои ебанутые идеи. — Хороший мальчик, — заметила Катарина. — Помню, как ты притащил его в Прагу в первый раз, то дело с оборотнями. Он замечательно держался, несмотря на то, что боится собак. И кинулся тебе помогать… А я еще подумала, какой симпатичный… — Ой, блядь, только давай без этих разговоров. Они морально устарели с тех пор, как мне было лет шестнадцать… — Или тридцать четыре, — поправила Катарина. — Ты встретил Яна в тридцать четыре. Ему показалось, что она начала этот разговор, только чтобы он не упоминал бледную тень Станислава Вербицкого, хотя дьявольская улыбка в уголках губ была… неоднозначной. Возможно, ей просто нравилось его выводить — и как Ян только терпел этот хитрый взгляд, серебристые искры в стальных глазах? Хотя он никогда не жаловался — возможно, с ним она вела себя прилично, чтобы не спугнуть господина инквизитора. — Только не говори, что за нами подсматривала, — проворчал он, стараясь не глядеть ей в глаза и не попадаться снова в эту топкую ловушку. — Если только в Праге — вы туда этим летом ездили, кажется… Немного путаюсь в датах. Это мой дом, мой якорь. И мне надо было убедиться, что моего дорогого внука там не убивают, потому что, сам понимаешь, звучит как… — Еще не поздно убить себя, да? — задумчиво спросил Влад у пустоты, коснувшись кобуры табельного. — Да брось, это ты еще не видел меня на шабашах в молодости! — мечтательно улыбнулась Катарина. — Вот что лучше не вспоминать в приличном обществе. А вам… явно не повредил брак. Владу никогда не было стыдно — ни за себя, ни за свои по-собачьи преданные чувства, так не подходящие к стилю наглого мудака. А если кто-то был против, он мог съездить по лицу. Но сейчас, под пристальным взглядом единственной части его семьи — кровной семьи, — Владу немного хотелось провалиться сквозь землю. Это ощущение ему совсем не нравилось: в таких местах мысли — нечто большее, чем сочетания неловких слов. Влад взглянул себе под ноги, чтобы убедиться, что тьма не разомкнулась под ним. Обернувшись, он уловил фигуру инквизитора… того, Станислава. Она еще не распалась хлопьями, а как будто перетекла в следующее видение. Кажется, он лежал, а кто-то обнимал его за плечи… Женщина? Он что, умер у нее на руках?.. — Ты не выходила замуж… из-за него? — спросил Влад. — Что? Из-за Сташека? — удивилась Катарина. — Нет, это было слишком давно, но… я тогда хорошо уяснила, что ничто не продлится вечно, и мне не хотелось снова кого-то терять. И мне нравилась моя свобода, а чтобы мне указывал какой-то тип… Я женщина, с этим всегда было сложнее, — скривилась она. — Сташек умер несколько веков назад. Я горевала, но… в какой-то момент мне надо было двигаться дальше. Так устроена жизнь. — Я не могу сказать Яну, что я его люблю. Разговор ощущался каким-то странным, совсем не подходящим этому гулкому, пустому месту, в котором не существовало времени и пространства. Катарина выглядела до боли знакомой — и чужой одновременно, и раскаленные иглы сожаления почему-то вонзились ему между ребер. Конечно, Влад был ребенком и многое помнил не так, как все было на самом деле. — Разве он не знает? — спросила Катарина, лукаво улыбнувшись. — Если бы у тебя был хвост, а не рога, ты бы вилял им каждый раз, как видишь господина инквизитора. — Да, но сказать тоже важно, разве нет?.. Я не знаю, — вздохнул Влад. — С такой работой нам может не повезти сегодня или завтра, и я знаю, что для меня никаких скидок не будет. Ты когда-нибудь?.. — Признавалась в любви? — Катарина оглянулась вокруг, посмотрела на пляску теней, где угадывались незнакомые мужчины и женщины, которых, конечно, давно не было в живых. Все, что от них осталось, это серый прах в безвременье, безголосые, безглазые образы, которые просто ступали мимо и растворялись в вечной тьме. — Нет, не приходилось. Но я никогда не встречала никого, похожего на Яна. Она остановилась у трещины, рассекавшей темный мир. — Тебе сюда, — подсказала Катарина. Владу хотелось скорее вырваться, почувствовать хоть что-то живое, красочное, настоящее, но он задержался на пороге, оглянувшись на нее. Знакомая улыбка — немного кривоватая, как у него самого. Она провожала его так с утра, напоминая, чтобы не заходил далеко в лес — кто знает, что водится в чаще… — Когда я вернусь, тебя уже здесь не будет? — спросил Влад. — Пропадешь еще на столько лет? — Влад… я не могла быть рядом, — печально напомнила она. — Границы миров нестабильны — и чаще всего непроницаемы для таких, как я. Сейчас я здесь благодаря той музыке, что играл ваш Крысолов, благодаря туману межмирья… — Я знаю, просто… я был один, — выдавил он, снова и снова повторяя себе, что обвинять и злиться на нее — это так нелепо, по-детски. — Совсем один. Мне казалось, что миру было бы лучше без меня, а может — мне без мира, и я… я же решил убить Бога, настолько мне было хуево! Думал, что это что-то изменит, но проблема всегда была только у меня в голове. Стоило покончить со всем этим, но мне не хватало смелости. Катарина кивнула; к удивлению Влада, она мягко коснулась его лица. — Я рада, что сейчас ты в порядке, — шепнула она. — Ты сильный, Влад. И, несмотря на все это, ты смог остаться человеком, а на это были способны не все из нашего рода. Ты заслуживаешь всего: и семью, и свою работу, и свой город. Сражайся за них, если кто-то решит иначе. И удачи. И он шагнул дальше. Разлом легко поддался — обманчиво легко, и Влад был готов к тому, что по ту сторону окажется настоящий кошмар. Он глубоко вдохнул, чувствуя, как на его шее затягиваются нити, обжигающие, голодные. В уши ввинтилась музыка — и это была не та пронзительная, тонкая мелодия, которую он слышал раньше, а что-то мучительное и грубое, торопливое, воздвигаемая защита, которая должна была его удержать. «Нет, тебе сюда нельзя!» — послышался голос в стоне музыки. Тонкий, звонкий, почти детский. Он рылся у Влада в голове, вытаскивая самые темные моменты. То на него снова надвигался отец, а он был всего лишь ребенком, и у матери были жуткие глаза — пустые, безразличные, стеклянные. То Влад сидел в темной церкви, удушливо пахнущей ладаном, слышал, как вязко капает кровь из его вскрытых вен, снова продавал душу. То он вдруг оказывался перед Яном — раненым, обреченно усталым, вымученным мраком, который выгрыз его человеческую оболочку изнутри, оставив только выбеленные кости… Яном, которого он никак не мог спасти, и от этого хотелось когтями вцепиться себе в горло. Видения мелькали слишком быстро, словно в бешеном калейдоскопе, и не было мгновения, чтобы перевести дыхание, и потому все это казалось нереальным, водоворотом… Таким отчаянным и тоскливым… Влад сипло рассмеялся, нашаривая рядом нити изнанки. Они обжигали пальцы и извивались, как злобные змеи. Не хотели поддаваться, но ему упрямства было не занимать. — Думаю, в эту игру можно играть не в одиночку! — ухмыльнулся Влад, рывком дернув нити на себя. — Меня ты видел — теперь сам покажись! Его вышвырнуло вперед, прямо на режущий, пронзительный свет. Ненадолго Владу показалось, что снова орет его отец, но это был другой мужик — и пугающе похожий. Высокий, крепкий, он сжимал что-то в руке, рыча про проклятую кровь и лесное отродье. В полутьме душной комнаты вспыхнуло — кочерга? Раскаленная кочерга?! Влад невольно дернулся, пытаясь отодвинуться, увернуться, но он не почувствовал боли, только услышал визг и уловил запах горелого мяса. Железная кочерга. Проклятая кровь. Музыка. Фейри! Ребенок выл и плакал, прижимая к груди обожженную руку, и Владу ненадолго стало совестно, что он думал о своем драгоценном расследовании. Но мальчишка не замечал его, запертый в своем бесконечном кошмаре. Тощая фигурка, яркие рыжие волосы, нечеловечески зеленые глаза, чуть заостренные уши. Влад мог представить, почему его боялись. Почему хотели сделать больно. Он оглянулся по сторонам, замечая земляной пол и низкие потолки, освещение от свечных огарков. Мужик все еще орал что-то, язык казался незнакомым, каким-то царапающимся, резким, но Влад понимал каждое слово, потому что они впечатались в память вздрагивающего ребенка. — Никчемный уродец, ты даже работать не можешь. Так и сдохнешь от голода, когда я выкину тебя на улицу, да? А ну смотри мне в глаза! — рассвирепев, он шагнул вперед. Влад посмотрел на сжавшегося мальчишку. Вставай, дерись, вцепись в горло! Но разве он сам когда-то мог ответить?.. Только сбежать и никогда не возвращаться. Мальчишка забился под дерево, как испуганный зверек. То сидел, сжавшись, обхватив голову руками, то прятался в укромной норе от шумных мальчишек с палками, которые пытались воплями выманить его наружу — он был слишком тощим и юрким. Влад моргнул — ненадолго все погрузилось в мягкую, как вязаный шарф, темноту. Когда он взглянул снова, то увидел, как ребенок обожженными руками строгает флейту. Тонкий, пронзительный звук, как у лесной птицы. Влад узнал мелодию. Тоскливую, невыносимо красивую музыку вечно одинокого человека. Он старался не пропускать ничего, но вот глаза стало жечь — и все снова потонуло в тумане, а потом он увидел, как мальчишка ночью протискивается в окно. Зацепился за трубу, подтянулся — и оказался на крыше с нечеловеческой, прямо-таки кошачьей ловкостью. Только на самом верху ребенок чуть пошатнулся, взмахнул руками, будто собирался взлететь… Но выровнялся. Глядя снизу вверх на одинокую фигурку, озаренную лунным светом, Влад вдруг подумал, не собирается ли этот проклятый ребенок спрыгнуть вниз, переломать себе все кости… Но тот вытащил флейту и вдруг заиграл. Влад следовал за ним снизу, все время оглядываясь по сторонам. Между домами клубился туман, и он никак не мог понять, где заканчивается улица, и прикинуть расстояние. Не провалится ли он снова в мрачные глубины изнанки? Мальчишка играл, и из тумана выступали другие дети. Лица отрешенные, совсем пустые, словно они уже перешагнули грань. Они совсем не сопротивлялись музыке, ведущей их куда-то, шагали стройными рядами. Дети со всего города, как в сказке про Крысолова? Но Влад быстро опомнился, заметил, что их слишком мало. Десяток, может, два. Среди них было больше мальчишек, которые теперь казались незнакомыми, тихими и покорными, а ведь это они бесились над убежищем у корней старого дуба, стучали палками по стволу и угрожали, чтобы он вышел… Река пахла тиной и гнилыми водорослями. Влад хотел закричать, разбудить детей, но ничего не получилось. Это были лишь воспоминания. Как свои собственные он не мог изменить, плюнуть отцу в лицо и выхватить короткий ритуальный нож, который достался ему от бабки, так и сейчас Влад оставался лишь беспомощным наблюдателем. Это бессилие выводило его больше всего. Даже сильнее, чем тоскливые, пустые глаза детей, чьи ноги уже облизывали волны реки. Задрав голову, Влад увидел отражение какой-то башни… Тауэр, Лондон? Детишек, похоже, топили в Темзе, если это имело значение. Вода плескалась совсем рядом, заливала нос и глаза, и Владу казалось уже, что это он опускается на илистое дно — без всякого сопротивления, с печальной улыбкой. Их жизнь не имела смысла — в грубости, грязи и несправедливости. За нее не стоило бороться. И они утонули, убаюканные тоскливой мелодией. Но Влад все еще был жив. Он стоял на обрыве и глядел куда-то вдаль, на маленькую деревушку под утесом, и среди буйной зелени дома казались всего лишь черепками, осколками какого-то огромного горшка, который случайно разбил великан. Но люди — с теплыми очагами, ласковыми разговорами и простой сельской заботой — оставались вдалеке, а он мерз на склоне. — Тогда я ошибся… — прошелестел отдаленный, негромкий голос, затерявшийся в реве ветра. Он рассеялся, растворился, влился в уши холодным туманом. — Мне не стоило их убивать. — Да ладно? — заинтересовался Влад, резко обернувшись, чтобы увидеть только мелькнувшую невысокую тень. — Мне стоило убить их родителей. Они сделали их такими. — Ну разумеется, блядь. А я надеялся на хотя бы проблески совести. Когда у нас будут не ебанутые преступники? Влад не видел его, но чувствовал где-то за спиной. Это напрягало, ударяло электрическими разрядами предчувствия в рога. Дивный народец умел скрываться, не показывался, пока сам того не хотел, и хозяин этих воспоминаний играл с Владом из последних сил, даже если осознавал, что никакого смысла в этом нет. Вокруг, в размытом тумане, мелькали обрывки. Он долго блуждал, голодный и замерзший, охотился в лесах и прибивался к деревням, пока в нем не рассматривали фейри и не выгоняли прочь. Зарабатывал музыкой, своим дивным даром, единственным, что красивого было в его жизни. Иногда и впрямь выводил грызунов из города, потому что его мелодии подчинялись все, казалось — даже суровые валуны… Это были менгиры — старые, древние камни. Дороги в другие миры. — Первый из них увязался за мной случайно, хотел научиться магии, — прошептал голос, слабый, почти незаметный. — Мальчишка-попрошайка с улицы. Он только и умел, что просить. Просить денег. Просить, чтобы мать не била его, когда он мало принес. Просить у меня силы… Озлобленные раненые дети были всегда, во все времена. Влад рассмотрел в круговерти верную картинку, выцепил: быстрая, ловкая фигура фейри и плетущийся за ним хромающий ребенок, который о чем-то просил, умолял, пытался целовать дорожную пыль у него под ногами. Флейта играла, заглушая ноющие, плачущие слова. — Сначала пришел он, потом притащил и брата, а за ними явилась сестра. Красивая… — голос вдруг стал удушливым, жадным шепотом. — Они готовы были делать что угодно, даже убивать. Бесконечная преданность. — Скорее — запуганные детишки, которые привыкли, что их пиздят за каждый проступок, — хмыкнул Влад. — И что с ними случилось? В тумане ему почудилась зубастая улыбка. — Ничего. Они были не такие, как я. Я учил их говорить с камнями и ходить так, чтобы их никто не видел… Ходить по мирам! Но они хотели большего. Пытались украсть мою флейту, как будто в ней таится сила! — он страшно расхохотался. Влад и сам видел, что в руках у него мелькала не та неловкая поделка, а более совершенная ее версия, с костяным мундштуком. — Мне пришлось от них избавиться, — прошипел голос. — Но пришли другие. Он никогда не останавливался, блуждал между селениями и городами, оставляя после себя легенды и — нередко — трупы. Ученики то приходили, то исчезали. Кто-то останавливался сам, находя свое место на очередной стоянке, влюбляясь в красивую девушку или парня, очаровывая их магией. Влад видел, как горько изгибаются в усмешке губы рыжего фейри, как будто он разочарован был, что по сравнению со старой магией эти глупые люди выбирают быт и семью, становятся снова частью великой цепи. Фейри их отпускал — но иногда возвращался. Проверял своих любимых учеников. Забирал их жизни, если они становились похожи на своих родителей, или сманивал их детей обещаниями силы. Он не обманывал — фейри не лгут. Вот только мало кто справлялся с этой силой, а использовало во благо — и того меньше. — Они никогда меня не понимали, но я надеялся… верил, что когда-нибудь смогу отыскать… Мне стало тесно, я переплыл море и оказался в новом мире, среди новых людей. Но в сущности ничего не изменилось — все та же боль, все то же отчаяние. Мир не стоит того, чтобы в нем оставаться. Но дороги прочь я еще не нашел. — И решил посвятить время старым добрым убийствам? — вклинился Влад, которому надоело слушать этот вдохновленный треп. — Мне нужны были лучшие, — серьезно согласился фейри. — Те, кто способен принести жертву ради своего освобождения. И мне нужна была энергия — чтобы ходить по лей-линиям. Они легко поддаются, соглашаются сразу же, еще раньше, чем я назову цену, — рассмеялся он. — Сами зовут меня, чтобы я им помог. Как в этот раз призвали в твой город. — И для чего ты рассказываешь это мне? Я уже староват, чтобы становиться твоим апостолом. На мгновение его собеседник как будто бы задумался, и Влад увидел, что по-прежнему стоит на обрыве над деревней — только гораздо ближе к краю. Тихая, блаженная глубинка Ирландии. Он откуда-то знал это, как знал и то, что кровь фейри отсюда, из леса, в котором когда-то заблудилась его несчастная мать — и попалась дивному народцу. Здесь дышалось сладко, пряно, и таким на вкус наверняка был вересковый мед, о котором Влад слышал балладу. Он хотел отступить от края, но ноги его не слушались. В завываниях ветра отзывалась мелодия, и вот не осталось ничего, кроме нее, и Влад снова почувствовал, как кто-то запускает пальцы в струны его души. Чтобы сыграть что-то свое, перекроить, переделать его, вывернуть эмоции наизнанку — и подтолкнуть к пустоте. Фейри никогда не убивал своими руками. Ни разу. Всегда за него это делала музыка, а он думал — что люди делали это сами. Как будто тоже не могли вынести этот неправильный мир… Это короткое единение встряхнуло его, как будто искры полетели. Яркая, ничем не разбавленная злость уже вскипала: никому Влад не позволил бы залезть так глубоко, кроме своего напарника, а тут какая-то рыжая сволочь… Он отпрянул и практически услышал треск ниток, крепких таких, почти как у пряжи. Какие делают в маленьких ирландских деревнях. Какие делала мать рыжего мальчишки, прежде чем сбежать в Лондон за лучшей жизнью, чтобы подхватить там чахотку и умереть. Он смог отойти подальше, развернулся, несмотря на гневные завывания ветра, и, пошатываясь, побрел к деревьям, куда-то дальше, где просверкивал горный родник, который превращался в ручей, а потом и в водопад. Места были знакомые, как будто бы он давно здесь жил, с самого рождения, и Влад догадался, что фейри приводил сюда своих учеников, чтобы наставлять их в магии. Прятал их здесь. Но где сейчас эти проклятые подростки? Влад покосился назад, но снова не уловил движения. Если убить его, подпространство схлопнется. Может, Влад и выберется — не без помощи Катарины, которая, как голодная акула, все еще поджидала где-то рядом на изнанке, принюхиваясь, не почует ли свежую кровь, — но вот дети… Наклонившись к роднику, на блестящей поверхности он увидел свое встрепанное отражение. За спиной его замерла тощая хищная фигура. Огненные волосы, болотные глаза. Острые уши, клыки, которые проглядываются в улыбке. И бледная кожа мертвеца — Влад хорошо знает, о чем говорит. Кожаная потрепанная одежда: куртка и штаны. Он все еще выглядел как тот мальчишка, которого Влад только что видел. Застыл в этом возрасте, и для магов долголетие было нормально, но… не когда он выглядел двенадцатилетним ребенком. Влад знал эту расхожую фразу про старые глаза. Он замечал это иногда за Яном: он тоже выглядел молодо, но смотрел серьезно, если тебе особенно не повезло — как будто он уже готовится вскрыть тебе горло. Влад ценил те моменты, когда Ян искренне веселился — в голубых глазах сияли искры. Но этот маг все еще выглядел как ребенок. Опасный, обиженный ребенок. — Нравится? — спросил он звонким голосом. — Это я собрал мир из воспоминаний! Вода вот как настоящая. Кажется, он искренне это спрашивал. Влад недоверчиво рассматривал фейри, пытаясь понять, что это хитрая игра, издевка, но мальчишка, кажется, и правда хотел похвастаться. Значит, ему нужна похвала? Влад усмехнулся. Ну, с этим можно работать. Сам он как-то прожил столько лет. — Неплохо, — выдавил Влад совсем не так бодро, как хотелось бы. Он все еще помнил, сколько народу погибло из-за этого маленького древнего чудовища. — И как тебя зовут? Но фейри лишь засмеялся зловещим перезвоном — словно кто-то повесил кинжалы, которые бьются друг о друга от ветра. Истинные имена давали власть над их обладателями, и он явно не собирался сдаваться Инквизиции. Влада так и подмывало попробовать Питера Пэна из сказки, но вряд ли это сработало бы, а злить мага на его территории было опасно — первое правило выживания. Впрочем, Влад всегда правила нарушал… — Можешь звать меня Крысоловом, — подсказал фейри. — Мне вообще-то нравятся крысы. И все животные — они простые и понятные. Не те, которые в человеческом обличье, конечно, — вновь оскалился он. — И ты думаешь, что я здесь для того, чтобы говорить с убийцей? Он отшатнулся, на детском лице мелькнула обида. Совсем не научился скрывать эмоции за столько лет, — а может, ему и не нужно было. Общался ведь Крысолов только с детьми, а свое красочное, почти сказочное убежище запрятал на глубинах изнанки. — Я спас их! — воскликнул фейри, прохаживаясь у ручья. — Освободил! Теперь у них есть сила, чтобы никто больше не сделал им больно! Что может твой закон, инквизитор? Наказать тех, кто мучает собственных детей? Прошли сотни лет, а ничего не изменилось! — Думаешь, я столько раз не хотел уничтожить их всех? Заставить страдать? Они заслужили это, но я понимаю, что мы не можем перебить всех. Ты просто прикрываешься благом этих детишек! — рявкнул Влад. — Я тоже так думал. Хотел освободить все гребаное человечество. Но теперь я понимаю, что мечтал отомстить только за себя, тем, кто сделал мне больно! Ты такой же. Крысолов сердито зашипел, отпрянув. Зверь, которого вдруг ударили по носу. Он взглянул исподлобья, очень сердито, но все же недостаточно, чтобы кинуться на Влада и вцепиться зубами ему в горло. Тот и сам не осознавал, зачем его выводит, если эта тварь может запросто расправиться с ним здесь, где никто не увидит, никогда не найдет его кости. Почему-то мысль о том, что Яну будет даже нечего хоронить, отрезвила Влада и заставила собраться. — Где дети, которых ты увел из Петербурга? — твердо спросил он. — А-а, там, внизу, — небрежно кивнул на деревню Крысолов, как будто удивившись, что до них еще кому-то есть дело. — Они всегда там живут. Мне нравится это место, оно… спокойное. Правда, иногда эти мерзкие люди все портят, — скрипнул он клыками. — В прошлый раз… один из них напал на девчонку, изнасиловал ее. Она его убила, конечно. А потом и сама на ремне повесилась. Я не хотел, чтобы так вышло, но… Вот что бывает, если запереть вместе кучку подростков, которые уже попробовали, как легко получается убивать. Влад наблюдал за Крысоловом — тот расхаживал рядом, задумчиво бормотал, как будто спрашивая у него, не лучше ли будет брать учеников помладше — но ведь все они вырастали, становились взрослыми, а Крысолов оставался прежним, и приходил день, когда он уже не понимал их. Не чувствовал, как раньше. Он и сам был ребенком. Всего лишь заигравшийся подросток, который решил, что ему дозволено определять, кому нужно умереть. — Так зачем тебе я? Лет тридцать пять назад у Крысолова, может, и получилось бы заманить его в свою ловушку. Тогда Влад искал силы, готов был на что угодно, а его шаткие моральные устои легко было сломить — в конце концов, он сбежал из дома, прежде чем начать всерьез заниматься магией, и не его это было дело, что там творится. Да, обезумевший от свободы и магии юный Влад Войцек мог бы купиться на такую сказочку, хотя он никогда не был идиотом и должен был почуять подвох. — У тебя в роду были сноходцы, — сказал Крысолов. — Вы ведаете пути на изнанке. Древняя кровь, я сразу это почуял. Вкусная кровь… — мечтательно протянул он и снова улыбнулся, как будто пытаясь смягчить свои слова. — Я не знаю никаких путей, — почти не солгал Влад. — Каждый выбирает дорогу сам, потому что для всех изнанка своя. — Я пытаюсь всю жизнь! — обиженно выкрикнул Крысолов, подаваясь вперед. — Всю свою жизнь я пытаюсь покинуть этот никчемный, бесполезный мир, но он меня не отпускает! Все, чего я добился, — это застывшее пространство! Влад усмехнулся. Эти оскорбленные, нахальные ноты… Мальчишка явно не привык к тому, чтобы что-то шло не по его плану; он безжалостно расправлялся с теми, кто не оправдывал его ожидания, даже если это были его ученики, те, в ком он видел родственную душу. А когда это был сам несправедливый мир… Когда расследуешь преступления, рано или поздно задумываешься о том, какое подлое и недостойное это место. Но Владу доводилось бывать в парочке других миров, чтобы уверенно утверждать: и там все то же самое. В Аду есть бедность, и демонята на нижних кругах тоже вынуждены работать наравне со взрослыми, только чтобы терпеть упреки и побои от родителей дома… Извращенный, уродливый мир. Была вина на Боге, демиурге, который потрудился над их вселенной, обитателях мира или все дело в чем-то еще? Мальчишка столько лет не мог этого понять… Не способен был. Если потребовалось бы его утешить, Влад честно признался бы, что тоже ничего не понимает. И Ян, а ведь он был умнейшим человеком из тех, кого он знал… — И куда ты хотел бы сбежать? — спросил Влад, успокаивающе улыбаясь. Он не умел так складно говорить, угрозы были ему куда ближе, так что обычно таких нервных, непредсказуемых преступников отвлекал Ян. К тому же, ребенок… Но Влад не позволил себе засомневаться, а продолжил говорить, позволяя словам складываться самим: — У тебя уже есть это убежище, для чего рисковать своей шкурой в межмирье, где каждый шаг может стать последним? Ни у кого нет карты. Даже у каких-нибудь сноходцев… — «Которые давно сгинули в веках, растеряв древние секреты, хотя и сомнительно, что они у них когда-то были». — Я хочу!.. — воскликнул Крысолов. — Я… не знаю. Здесь все что-то не так, я хочу другой мир, настоящий мир, — он безнадежно махнул рукой на мирную, прямо-таки райскую природу. А этот — мертвый. Влад огляделся, чутко прислушиваясь. Здесь не было людей, чего Крысолов и добивался, но и зверей, птиц… Даже какая-нибудь бабочка не мелькнула у гладиолусов с тяжелыми, пышными соцветиями. Потерянные дети сходили здесь с ума, дурели от силы и вседозволенности — пространство было гибким и покорным, прогибалось под чужой силой. Райские кущи для будущих чудовищ, вот только не все доживали до исхода из Эдема. — Это ужасный, отвратительный мир. Я многие годы прятался от людей, играл, разговаривал с изнанкой, и она всегда была чужой и такой… пустой. Ничего не значащей. А потом они снова находили меня, — добавил он со смесью скуки, брезгливости и обнадеженности. — И все повторялось снова и снова. Скука! — И все же ты пытался снова и снова, — в тон ему повторил Влад, подаваясь немного ближе. — Надеялся найти место, где тебе будут рады. Ты старше и наверняка уже сам понял, что его не существует. Тебе просто придется вырасти и послать общественное мнение нахуй. — Вырасти… — пробормотал Крысолов так, как будто это было невозможно. Как будто он не хотел расти. — Тебе нужно их отпустить, — сказал Влад. — Им нужно к людям, сам же понимаешь. Нельзя жить взаперти и не ебнуться; может, для них еще не поздно стать теми, кто разорвет этот круг. — Никто не справлялся… — Ну, я вот вроде смог, — пожал плечами Влад, не чувствуя ни тени гордости. Крысолов мутно поглядел на него, и Влад даже позволил снова окунуться в свои воспоминания, показывая теперь не самые темные моменты, а, например, сказки, которые он читал Вирену, или как учил его драться. Когда Вирен уставал, они валились в песок и смеялись вместе. На лице Крысолова отразилось что-то тоскливое, задумчивое. Возможно, завистливое. Что-то было общее между ним и Виреном, приемным сыном Черной Гвардии. Они с Владом тоже не были связаны кровью, но он скорее выстрелил бы себе в висок, чем поднял на сына руку — не то что кочергу. — Знаешь, почему они убивают себя? — неожиданно искренне выдал фейри. — Что такого ужасного я на них насылаю, чтобы избавиться от этих… вредителей? Я просто открываю им взгляд на то, как ужасен мир. Беспросветен. Тосклив. Я позволяю им посмотреть на это все своими глазами — и они не выдерживают. И именно это Крысолов пытался проделать с Владом, чтобы остановить его, избавиться от ищейки, идущей по следу. Ему бы впору гордиться тем, что не поддался магии, но Влад осознавал: он видел и более ужасные вещи. После них вся эта давящая печаль не производила должного впечатления. В конце концов, депрессивные эпизоды в прошлом прикладывали Влада и посильнее. — Я понимаю, что раньше было трудно, — вздохнул Влад, позволив себе выразить немного сочувствия, которого он, честно сказать, не чувствовал. — Теперь нечисть живет наравне с людьми. Родись ты немного позже… — Несправедливо, — прошипел Крысолов. — Ага, такова уж жизнь. Но ты даже не попытался стать немного лучше после Исхода. Продолжил убивать ради своей несуществующей мечты? Твое путешествие так никогда и не удавалось — и сколько жизней было отдано ради того, чтобы ты остался на прежнем месте? Крысолов как-то рассеянно посмотрел на него, потряс головой. Разморенный теплыми воспоминаниями о Вирене, слегка захваченный ими, как Влад — его кошмарами, Крысолов совсем не ожидал, что на него накинутся с обвинениями. Ему удобнее было прятаться в своей детской уверенности, что мир — проклятие, а люди не стоят милосердия. Когда-то Влад тоже так считал, но ему повезло встретить тех, кто позволил взглянуть немного иначе. Поменять перспективу, научиться находить «своих» людей среди толп озлобленных незнакомцев. В каком-то смысле Крысолов попытался… в своем, извращенном стиле. Оказавшись совсем близко, Влад незаметно сунул руку в карман, нащупывая небольшой мешочек. Он осознавал, что Крысолов не позволит ему выхватить табельное — несмотря на древность, мальчишка явно что-то понимал. Чувствовал угрозу от пистолета. Но Влад резко выдернул руку и вывернул ему в лицо мешочек с железными опилками. Прямо в глаза. Мир замер на мгновение, а потом фейри истошно завыл, катаясь по мягкой изумрудной траве. Вопль бил по ушам — и напоминал о недавних видениях. Так же Крысолов надрывался, когда отец мучил его… Влад отчетливо увидел белесые шрамы на ладонях, когда Крысолов извернулся, схватившись за флейту, и приложил ее к губам, несмотря на то, что от глаз у него осталось лишь обожженное месиво. Мелодия хлестнула Влада в спину, но фейри не пытался атаковать — возможно, он и не мог. На траву из ниоткуда вывалилась огромная черная псина, зарычала, кидаясь на Влада. Пахло мокрой шерстью — здесь она была настоящей. Поднырнув под мощный прыжок, Влад ногой выбил флейту из рук Крысолова, припечатал утяжеленным берцем… Кость мундштука жалобно хрупнула под ботинком, рассыпалась — и вместе с тем распался огромный кудлатый пес, напоследок лязгнув на Влада клыками. Кость грима, вытащенная из могилы и ставшая частью флейты?.. Теперь, когда флейты не было, ветер утих. Ощутимая, вязкая тишина, как в могиле. Влад наклонился к тихо скулившему Крысолову, не позволяя себе задумываться о том, что поступает в точности как тот мужик, поехавший головой от звериной злости. Фейри все равно этого не увидит, ведь так? Железо вытягивало из него силы, а Влад не скупился на опилки. Теперь Крысолов слабо стонал. Верхняя половина его лица вздулась волдырями, краснела воспаленно. Снова пахло горелой плотью, только сильнее, гуще, неотступнее. Влад подумал, что фейри страдают точно так же, как и обычные люди. — Похоже, больше ты никогда не увидишь этот несправедливый мир, — вздохнул Влад. — Ты же этого хотел, разве нет? Ему совсем не хотелось торжествовать и насмехаться, и теперь, когда мальчишка бессильно скалил клыки и извивался, пытаясь подползти к его ногам и вцепиться, сдернуть его на землю, Владу вдруг стало его щемяще жаль. Если бы он только родился в месте, где его любят… Он отпихнул его ударом ноги, переворачивая на спину. — Ты такой же, как они!.. — провыл Крысолов. Трава щекотала обожженное лицо. — Ты!.. — Я гораздо хуже, — вздохнул Влад, вытаскивая из кармана наручники и привычно скручивая бьющегося в истерике фейри. Он знал, куда идет, потому и наручники были из железа, со старыми кельтскими символами. Оглянувшись, он заметил, как прекрасное синее небо начинает осыпаться, как старая краска. — Я — Смерть, великий разрушитель миров, несущий гибель всему живому. Когда они спустились вниз, в долину, небо уже потемнело и набухло тучами, словно готовилась разразиться самая жестокая гроза. Этот маленький уютный мирок никогда не видел плохой погоды, и теперь трава жалобно никла, а деревья вздрагивали, как живые. В шуме водопада слышалась мольба. Но Влад пошел к домам, подталкивая перед собой скованного Крысолова, как будто выставляя его напоказ, как всегда поднимают на пиках головы военачальников, чтобы армия сдалась. Он вовсе не хотел драться с настоящими детьми… Он нашел их по шуму голосов — двое о чем-то ожесточенно спорили. Если Крысолов учил их магии, между ними должна была сплестись связь, по которой, как по проводнику, подростки почувствовали удар. Отчасти Влад надеялся, что тот оглушит их и заставит безболезненно сдаться, но две девушки были на ногах, перелаиваясь между собой, и только последний мальчишка, самый младший, всхлипывал, сидя на лавке возле низенького дома с соломенной крышей. Эта деревенька напоминала бедняцкие поселения на окраинах Лондона, населенные отчаявшимися беженцами из Ирландии, только выглядела вычищенной, заботливо подлатанной — и такой же мертвой, как и все остальное, потому что из людей тут были только эти трое. Вперед выступила девчонка с длинными спутанными волосами, похожая на какую-нибудь нечисть, только что восставшую из могилы — Влад узнал Милану, хотя в личном деле фотография была старой. Но она потеряла дар речи, когда увидела, что Влад держит за шкирку Крысолова. — Собирайтесь на выход, если не хотите узнать, что по ту сторону! — рявкнул он, указав на осыпающееся небо. Надя ненадолго поймала его взгляд и тут же отвернулась; она все еще была в темном плаще, при свете дня казавшимся ей нелепо большим. — Я никуда не пойду! — неожиданно выкрикнула Милана. Что-то заныл Димка позади, но та только злобно посмотрела на перепуганного мальчишку. — Я туда не вернусь! В тюрьму? Ни за что! Вы же все свалите на нас! — Я не хочу умирать! — пискнула Надя. Хотя ее внимание по-прежнему было приковано к Крысолову, а лицо искажалось от страха, она придвинулась ближе к Владу — понимала, что он единственный, кто может их вывести. Несмотря на свою детскую влюбленность в Крысолова, которого она романтически называла Он с большой буквы в своем электронном дневничке, Надя быстро выбрала сторону, когда что-то угрожало ее жизни. Она была снаружи — и видела всю эту облаву, чувствовала, что Инквизиция рядом. Димка казался бледнее и измученнее всех, с запавшими глазами, искусанными губами, он совсем не напоминал спортивного мальчишку с фотографий, которые Влад разгребал с Тиной. Он не завершил ритуал — возможно, все из-за этого. Потому непрочно держался на изнанке, дышал с трудом, урывками. Милана стояла, свирепо глядя на Влада, сжала кулаки. Он заметил, что руки ее изрезаны гораздо больше, чем требует заклинание, в то время как порезы Нади почти зажили за прошедшую неделю. Ему показалось, что Милана вот-вот кинется на него, но Крысолов сам никогда не был хорош в боевой магии, иначе не избирал бы такой изощренный путь, и Милане оставалось только драться. Влад нагло усмехнулся: девчонка явно проигрывала ему в росте и весе, не говоря уже об опыте. — Хватит, — сказал он. — Да, тюрьма — это печально, но у тебя же должны быть смягчающие обстоятельства. Если расскажешь обо всех ужасных вещах, которые творил твой отчим, есть шансы скостить срок. — Откуда вы?.. — отшатнулась Милана. Болезненно-красные глаза метались по сторонам, словно она искала, что бы ухватить, чтобы напасть на Влада. — Вы не понимаете!.. Я не могла поступить иначе! И мне уже некуда возвращаться. Если хотите поиграть в спасителя, заберите этих двоих! — она отошла назад, к дому. — Я смотрел твоими глазами и прекрасно все понимаю, — сквозь зубы проговорил Влад. — И я не буду говорить, будто стоило поступить иначе. Я тоже так сделал бы. Но продаваться какому-то крысенышу… — он небрежно кивнул на фейри, который тихо смеялся, как умалишенный. Надя болезненно поморщилась от его слов. Она все еще смотрела на Крысолова, и от нее Влад ожидал какой-нибудь глупости. Попытается отбить его и сбежать? Прыжки в пространстве девчонка освоила, но после погони она должна была полностью выдохнуться, а железо лишило фейри сил. Решительно сдернув с лавки Димку, который только и мог, что скулить и размазывать слезы по лицу, Милана вытолкнула его к Владу. В ее движениях было что-то деревянное, как у куклы, словно часть ее сопротивлялась и вопила от страха, понимая, на что она будет обречена, если останется в разрушающемся мирке. А может — не понимая. Неизвестность пугает гораздо больше, поэтому человечество страшилось смерти и темноты. Вздрагивающий мальчишка, который едва оставался в сознании, вцепился в руку Нади, ища опору, пытаясь угадать рядом силуэт матери… Та будто бы хотела отодвинуться, но посмотрела в его пустые глаза и выдохнула, молча кивнула, словно угадала нечто до боли знакомое. А Милана отошла от них, чтобы переход ненароком не захлестнул ее. — Я устала, — печально сказала она, и голос показался совсем другим. Выжженным и обреченным. — Я давно хотела это сделать, и когда… когда я услышала, что есть способ что-то изменить… Я решила, что хотя бы попробую. И я ни о чем не жалею! — крикнула она, взглянув на Влада и на прибившихся к нему детей. — Мне не нужна была эта сила, я просто… просто хотела все прекратить. Он медленно кивнул. — Может быть, мне повезет, — болезненно улыбнулась Милана. — Он говорил, что некоторым везет. Что они находят путь. После всего, что она перенесла, ей должно было повезти хотя бы раз в жизни. Если бы мир был справедливым… Влад оглянулся ненадолго, напоследок обведя взглядом тихую и спокойную деревню. Водопад за их спинами иссяк, с деревьев облетала листва, и все это — без малейшего ветра. Он потянулся назад, цепляясь за свой мир, полный подлости, грязи и разочарований — да, Влад никогда не притворялся, что жизнь прекрасна. Но там оставались те, кто его ждал, кому он был дорог, и он потянул за эти связи, заставляя их зазвенеть и проложить дорогу домой.

***

Влад пришел в себя, лежа на крыше и глядя на уже голубевшее небо — красивый, нежный цвет, напомнивший ему о глазах Яна, когда тот был счастлив. После изнанки трудно было вспоминать, что он все еще жив; сначала пришли звуки: жалобный скулеж Джека, заполошный вой сирен, какие-то крики внизу, казавшиеся одновременно очень далекими и раздражающе близкими, а потом по всему телу растеклась ноющая боль. Решив не рисковать, Влад не стал подниматься сразу, а только протянул руку и слабо потрепал Джека по холке… — Только не лицо! — вскрикнул Влад, когда пес счастливо взвизгнул. Он поморщился, представив, как влажный горячий язык обмахивает его щеки, но тут Джека осторожно отстранили, и он увидел Анну в черном пальто. — Хорошо, не буду тебя трогать, — улыбнулась она. У вампирши было слишком хорошее настроение — значит, Владу все-таки удалось вытащить за собой преступника и его маленьких подельников. — Сколько? — спросил он, вспомнив о чем-то важном, но мысль пока что не задерживалась в голове. Влад только уловил, как Крысолов дергался, несмотря на то, что железо должно было вытянуть из него всю силу, Димка всхлипывал, а Надя впивалась пальцами в его плечо, чтобы не потеряться. — Двое, — сказала Анна. — Они сказали, что Милана решила остаться. Ты не пытался?.. — Видимо, недостаточно, — пробормотал Влад. Анна нахмурилось, словно это было совсем не то, что она пыталась донести. — А майор?.. — Тебя не было целый день, — призналась Анна. Время на изнанке иногда текло иначе, чем в этом мире, так что Влад не удивился — даже порадовался, что не устроил закос под «Интерстеллар», вернувшись спустя каких-нибудь семь лет. — Мы ждали здесь, дежурили постоянно, потому что Ян убедил нас, что вернуться можно только тем же путем. Он сам хотел бы остаться, но дела… Влад коротко выдохнул. Крыша была чуть влажной, пахло мокрым бетоном — все органы чувств теперь работали сообща. Похоже, пока его не было, успел пройти дождь, и теперь родной мир встречал его умытым и свежим. Приятное чувство — как будто он и правда сделал Петербург немного чище, но разговор с Крысоловом все еще отчетливо ему помнился. Они не могли спасти всех, они просто не знали, кого нужно спасать… Нужно было вставать — и разбираться с тем, что произошло. — Ты в порядке? — спросила Анна, подхватывая его. Джек носился под ногами, негромко тявкая, будто ругаясь, что ему не дали путешествовать по другим мирам — возможно, он хотел подраться с ручным гримом Крысолова. Влад глухо застонал, хотел помотать головой, но почувствовал, как боль сдавливает виски. После изнанки он ощущал себя так, будто по нему грузовик прокатился. — Да ты на ногах не стоишь… — беспокоилась Анна. — Когда вы вернулись, ты так и не очнулся, но Тина сказала оставить тебя в покое. Она уехала где-то полчаса назад вместе с детьми… Может, тебе в больницу? — Не, отосплюсь — и все будет нормально. Только помоги мне… как-нибудь спуститься. Меня никогда девушки на руках не носили, — пробормотал Влад, держась свободной рукой за голову. В висках стучало. — Только Янек… то есть товарищ майор… то есть… да похуй, не важно. Ног не чувствую, блядь, прости. — Ничего, все в порядке. Обопрись на меня, хорошо? — Что там вообще происходит? К чему мне готовиться? — Хорошая новость в том, что Нике стало лучше, — подбодрила его Анна. — Флейта разрушена, заклятие — тоже. Крысолов был едва живой, когда вы выбрались, так что его отправили в ту же больницу, что и Нику… Под охраной, разумеется! — А юные падаваны? — внимательно спросил Влад, сам удивляясь, что так беспокоится об этих детях. — Диме ничего не грозит, а вот Надя взяла вину на себя. Ситуация сложная, суд будет разбираться. Играл-то Крысолов, но это очень похоже на наемное убийство… — Анна покачала головой. — Это уже не наше дело. Ты поймал преступника — и это главное. Прежде чем спуститься, Влад поднял голову, которая вдруг налилась свинцовой тяжестью, и посмотрел на теплившийся рассвет. Теперь, когда туман спал, отступил с улиц Петербурга, как бегущая армия, солнечный свет казался теплым и ласковым, янтарным, почти что гладящим его по лицу. Жаль, что Ян не остался, чтобы застать этот разморенный, спокойный рассвет, который наконец-то опустился на город, когда Крысолов был скован Инквизицией. — Ирма сказала, что лично проконтролирует содержание фейри, — тихо сказала Анна. Она научилась угадывать его мысли после долгих лет работы. — Тебе и правда надо отдохнуть. Предоставь это нам. — Ладно уж, — проворчал Влад. — Сделаю вид, что поверил, будто хоть раз в жизни все пойдет как надо. — Ты постарался для этого… — Анна явно имела в виду глаза. — Я не жалею его, но все равно… Наверное, я бы не смогла. — Ну и хорошо. У тебя неплохо получается помогать другим, а у меня — калечить, вот и останемся каждый при своем. Она чуть отклонилась — и только вампир мог бы сделать это, не потеряв равновесие. Несмотря на то, что Владу не нравилось показывать слабость, сейчас он радовался нечеловеческой силе и крепкой хватке своей напарницы. — Ты не прав, — неожиданно уверенно сказала Анна. Она редко когда так выступала, обычно предпочитала отмолчаться и отойти в сторону с таинственной улыбкой. Но сейчас она упрямо смотрела на него: — Я думаю, ты себя недооцениваешь. Мы смогли распутать это дело, только благодаря тому, что ты расслышал мелодию на изнанке и зацепился за нее. Иначе никто не остановил бы Крысолова, он просто перешел бы в другой город — в лучшем случае! И ты отлично справился с этим задержанием. Вытащил подростков и арестовал этого фейри. Ты был единственным, кто смог за ним погнаться, а я… — Ты очень помогла, — спокойно продолжил Влад, когда ее голос дрогнул. — Если бы я застрелил девчонку, мы никогда не вышли бы на его тайник. Я… бываю немного поспешным. Повезло, что ты там оказалась. Анна невольно обернулась. Вампиры не могли краснеть, но она явно не хотела, чтобы он прочитал что-то в ее взгляде. Поэтому, коротко вздохнув — просто для вида, человеческая привычка, — Анна уверенно подхватила его на руки и изящно спрыгнула с крыши. Потом, правда, понадобилось возвращаться за Джеком, пока измотанный Влад курил на лавочке внизу и пытался дозвониться до Яна по телефону Анны.