***
— Галя, успокойся. Не надо ходить со мной. Так не положено, — медленно проговаривала Валя, когда Рогозина металась по коридору перед операционным блоком. — Нет, я должна быть уверена, что они всё сделают правильно. Я Юре обещала, что это будет безопасно для тебя. — Галя, ты будешь мешать Базанову. Он будет нервничать и не сможет сосредоточиться на своих действиях. — Я не буду мешать. Буду просто наблюдать со стороны. — Хорошо. Допустим, что-то пойдёт не так, тогда что ты сделаешь? Чем поможешь? Галя не ответила. Грозный, уверенный взгляд, напряженные скулы, побледневшие от волнения и беспокойства губы — всё выдавало в ней жуткую беспомощность наравне с желанием всё контролировать. — Галчонок, если ты не отступишься от этой бредовой идеи, то первой пойдёшь в операционную. Я договорюсь. Тогда на время моей операции у тебя будет строгий постельный режим, — пригрозила Антонова, — Ты знаешь, я такими вещами не шучу. — Валя, ты не посмеешь! — бросилась Рогозина на подругу. — Ещё как посмею, — с чувством, с расстановкой произнесла Антонова. Начинавшуюся бурю остановил Паша. Он появился из ниоткуда в тот момент, когда Рогозина уже была готова расплавить Валю своим ледяным, жутким взглядом, под которым колются даже матёрые рецидивисты. — Меня просили вас подготовить к операции. Пройдемте в палату, переоденем вас и сдадим кровь, хорошо? — взоволнованно поинтересовался интерн. — Конечно, Павел Олегович. Когда мы увидим доктора Базанова? — самоуверенно, с хитринкой в глазах почти пропела Валя. — Только попробуй, — прошипела у неё над ухом Галя. — В операционной. Пойдёмте? — вновь позвал Саморядов-младший. — Очень жаль. Ну, пойдём, — наигранно расстроилась Рогозина и выразительно посмотрела на Валю. — Я тоже сильно тебя люблю, — ответила ей Антонова и полушутя спросила, обращаясь к Паше: — У вас найдётся что-нибудь розовенькое или в цветочек? Паша понял её мысль и ответил: — для товарища полковника йодом ромашки на рубашке нарисуем. Валя покатилась со смеху, а Галя чуть не лопнула, пытаясь сдержать свой гнев на грани истерики. В таком настроении они последовали за интерном в отведённую им палату и переоделись. Валентина ради смеха попросила у Паши йод, но Галя отругала Саморядова и потребовала удаления юмориста. Паша ушёл, пообещав прислать им местного начальника. — Галя, может быть, ты прекратишь терроризировать персонал центра и позорить меня? — с упреком спросила Валя. Рогозина отвернулась, не проронив ни слова. В палату зашла Евгения Ефимовна. — Так, девочки, чего шумим? — Мы не шумим, мы молчим, — съязвила Валя. — Так, меня зовут Евгения Ефимовна. И вот, что я скажу: мы тут детей делаем, а вы ссоритесь. Да ещё Пашку нашего обижаете. Не порядок. Миритесь быстро и закатывайте рукава, буду кровь брать, — с этими словами она взялась за подготовку инструментов. Первой молчание нарушила Рогозина: — Пусть будет по-твоему, я не пойду мешать. — Галочка, ты у меня самая замечательная, самая лучшая и самая сильная! — Валя соскочила со своего места и обняла подругу. Рогозина поймала её руки у себя на шее и вдохнула любимый аромат. Сзади подошла Миша и погладила Антонову по спине. — Давай-ка к себе на кроватку, голуба. — Конечно-конечно, Евгения Ефимовна. Предупреждаю, у меня вены скользкие. Может сразу с запястья начнём? — покорно переползая на свою койку, спросила Валя. — Сама вредная и вены вредные, — хихикнула Галя. — Не боись, решето из тебя не сделаю, — успокоила Миша и затянула жгут. Протирая внутреннюю поверхность локтевого сгиба, она заметила, как Валя напряглась: — А сейчас, моя хорошая, вдохни резко. В ту же секунду игла попала в вену. — Высший пилотаж! — выдохнула Антонова. Красная струйка бросилась в ампулу.***
Рогозина металась по палате. Антонову увели пятнадцать минут назад, но ей казалось, что прошла вечность. На непривычно громкий топот из коридора пришёл Паша. Заприметив издалека нарушительницу спокойствия, он хотел развернуться и уйти, но Рогозина пошла ему на встречу. — Почему так долго? — не останавливаясь ни на секунду спросила Галя. Паша развёл руками. Пятнадцать минут — почти норма для такой операции, но это без учёта времени на подготовку. — Галина Николаевна, — позвала Миша, — вернитесь в палату. Пора вас готовить. — Евгения Ефимовна, когда она сюда вернётся? — заходя обратно в палату, спросила Рогозина. Она успела захлопнуть дверь и пройти к кровати. Водрузившись на неё, Галя повторила свой вопрос. — Вы будете уже в операционной, когда её привезут сюда, — Миша перехватила руку Гали, затянула жгут и вскрыла иглу, — не волнуйтесь, все у вас будет хорошо. Галя слегка поморщилась, когда игла нырнула под кожу, и произнесла: — Я за себя не волнуюсь. Я за Валю переживаю.***
В силу выставленного рейтинга кроваво-подробные сцены операции по изъятию фолликул не описаны
В палате Галина Николаевна очнулась через полчаса после окончания процедуры. Тут же нашарив левой рукой телефон на тумбе, она поднесла его к лицу. Даже время на дисплее не отпечаталось в её сознании: чьи-то то нежные пальцы перехватили это движение и крепко впились в запястье. Через секунду Рогозина поняла, что Валина кровать стоит необычайно близко к ней и это её прекрасная рука до боли сжимает запястье. Галя медленно опустила свои руки, давая понять, что не собирается никуда ни звонить, ни бежать. Глаза вновь закрылись сами собой от наслаждения. «Остановите минуты блаженства и превратите их в вечность, » — пожелала Рогозина и провалилась в сон. Валя не отпускала её руку, пока не вернулась Миша. Она позволила Антоновой потихоньку встать и разбудить Галину Николаевну, не позволяя последней напрягать пресс и подниматься. — Что такое? — едва открыв глаза, прошептала Рогозина. — Ты лежи-лежи. Тебе нельзя пока вставать. У Базанова все получилось, но у тебя слабые сосуды. Один лопнул и ты потеряла сознание. Сейчас все хорошо, но необходим строгий постельный режим и отпуск на время восстановления. Галя слабо кивнула, принимая услышанное. Главное, что забор сделан. У них есть шанс на дочку.