Соблазнить навсегда

Меч проходил сквозь плоть как нож сквозь масло. Очередной Кенсей пал. Кенпачи тяжело дышал, почти физически ощущая адреналин, бегущий по венам. Ни с чем не сравнимое ощущение. Даже с сексом. Тот тоже был хорош, но по-другому. Кенпачи захотел Орихиме. Ещё пока был «жив» Кенсей. Вместе с этим он всё ещё хотел драться. Ещё хотя бы один бой. Кто-нибудь, вроде крутого Пустого. Вроде… — Ннойтора… — хрипло прошептал Кенпачи. Острый слух уловил движение. Это была… — Женщина. Кенпачи не стал оборачиваться. Он знал, что она приближается. Как и то, что появился Ннойтора. Его копия. В последнее время до мурашек реалистичная. Прямо как он помнил. Но и до холодка на затылке менее предсказуемая, чем обычно. Меньше даже, чем тот самый Ннойтора… Ещё он помнил его прислужника. Но с ним не повеселишься — он слаб… Слуга Ннойторы схватил Рыжую. — Зачем она тебе? Для драки она не годится, — голос слабейшего из их тандема отдавал картонностью. Но сама фраза не была таковой. Это было нечто иное, чем обмен фразами с более привычными соперниками, с которыми дрался в подвале Кенпачи. Внешне Кенпачи ничем не выдал своего лёгкого замешательства. Копии чувствуют его желания, подстраиваются под его память. Спокойствие, сохраняй рассудок холодным, как сталь меча. В тот раз было так же — блондин держал в заложниках Рыжую, пока он — Кенпачи — не пришёл и не разрубил того пополам. А потом он взялся за самого Ннойтору. Будет ли сейчас всё так же или машина дарует прислужнику Эспады чуть больше сил? Кенпачи одновременно жаждал это проверить и нет. Очень некстати слуга прижал к себе Орихиме ближе. Её груди от этого движения приподнялись. Аппетитно. «Это неправильно. Не сейчас», — прикрыл глаза Кенпачи. Когда открыл, из его лёгких поднялось к горлу рычание, отдалённо напоминавшее человеческое. Эта грёбаная иллюзия Вместо блондина-слуги Орихиме удерживал Ннойтора в своей высвобождённой форме. Одна рука закрывала её рот, другая прижимала в точности также её тело к его, поднимая грудь. Ещё две вцепились девушке в бёдра, медленно разрывая ткань. Она попыталась убрать хотя бы одну его конечность от себя, но он перехватил за запястье её. Шестая рука недвусмысленно поднялась к её груди. Костлявый, острый палец медленно начал опускаться от горла, оставив красную царапину, по ткани ниже. Ткань стала трескаться и разрыв пополз ниже. Ровно. По белоснежному платью. Не такому, какое было на ней в тот день. Другое. Обычное. Более облегающее, тонкое. Как раз для того, чтобы можно было легко порвать и освободить из тесного плена все эти её пышные, манящие прелести… Внезапно в горле образовался густой комок слюны. Кенпачи тяжело сглотнул. Кадык скользнул под кожей медленно, явно. Он хотел подраться. Он хотел Орихиме. Грёбаная машина. Слишком услужливая. Слишком хорошо узнала меня. Даже я сам не думал, что захочу… Такого Ннойтора разрезал на груди платье. Округлые, пышные холмы аппетитно открылись взору Кенпачи. Ещё более соблазнительный ракурс был у Ннойторы. Кенпачи почувствовал ревность, которая высушила его горло и язык окончательно. Заправив когтем прядку рыжих волос за ушко, Ннойтора кончиком языка это же ушко лизнул. Орихиме покраснела, дёрнулась. Ткань порвалась ещё немного. — Не ври хотя бы себе, — гадко протянул Ннойтора, но не стал уточнять. Да оно и не нужно было. Кенпачи знал что он имел в виду. — Играем всё равно по МОИМ правилам, железяка, — проскрежетал сухими связками Кенпачи. Он в один прыжок оказался перед слугой. Разрубил его. Прямо как в тот раз. На его лицо попало немного тёплой крови жертвы. Даже когда труп растворился, Кенпачи ощущал влажный холодок и чувство постепенного стягивания кожи, которое присуще подобному. Всё как в жизни — что-то типа слогана, которым Киске маленько подзаебал подзадолбал Кенпачи в прошлый раз. Да, задолбал, достал. Ему же надо становиться «мягче». Рыжая наверное… Рыжая? Он обернулся. Кровь быстрее побежала по венам. Адреналин от незавершённой схватки заставлял сердце биться о рёбра до сих пор. Язык прошёлся по сухим губам. Рот начал наполняться слюной. Ннойторы не было. На его месте был… — Твою мать… — тихо выругался Кенпачи. Он медленно двинулся в сторону девушки. Каждая мышца была напряжена как пружина. Он в любой момент был готов сорваться и преодолеть большое расстояние в один-два прыжка, быстрых шага на грани шюнпо, которым он так и не овладел. Лишь бы утолить новую эмоцию, раскалённым острием проткнувшую грудину — ревность. Странную ревность — он смотрел на себя, как он сам, своими руками, медленно, заскользил от бёдер его женщины выше, выше. Резким движением он разорвал окончательно ткань платья выше пояса. Большие груди мягко уместились в его ладонях. Орихиме покраснела. Кенпачи сделал один шаг вперёд, очень большой. Возможно, это было шюнпо. Хотя какая кому нахер разница, когда столь соблазнительная женщина облизывает в нетерпении свои сочные губы, её зрачки расширены, дыхание прерывистое… Она хочет того же, что и он. И вот опять машина его опередила в своих желаниях. Кенпачи и представить раньше не мог, что подглядывание может возбуждать. Машина ему доказала обратное. Теперь двойник. Смесь возбуждения, зависти, ревности, удовольствия, удовлетворения, похоти… желания чего-то большего. Одна рука сжала в кулаке юбку платья. Другая — другого — с противоположной стороны. Они одновременно потянули, разрывая ткань, обтягивающую женские бёдра.