Соблазнить навсегда

Рогатое существо с кожей цвета очень тёмного граната или другого похожего кроваво-красного минерала сидело на обломке скалы, свесив длинные ноги или скорее лапы с отвесного края. Поблескивали в слабом свете желтоватых всполохов откуда-то снизу обоюдоострые чёрные как уголь когти. Мышцы на спине, откуда по его желанию могли вырастать и обратно втягиваться огромные крылья, такие же чёрные как когти, как крыло ворона. Большие глаза были устремлены в неопределённую точку. Зверь смотрел куда-то перед собой, бесцельно следя за узором вспышек в глубинах вод внизу. Когда возникала очередная молния, золотисто-жёлтая радужка сверкала как опал. Но её почти не было видно — настолько зрачки были большими, хоть и вертикальными, как у кота. Зверь находился в так называемом «внутреннем мире шинигами». Месте, в котором были заключены все духи всех мечей, словно в одиночных тюремных камерах. Почти всегда без соседей, зачастую без стен и совсем без развлечений. К тому же, хозяева, из чьих характеров и других факторов формировались пространства этих миров, часто либо портили и без того унылое настроение своим духам, либо вообще забывали об их существовании. Они совсем не торопились услышать их зов, забрать своих самых преданных, хоть и априори своенравных друзей из их заточения. Занпакто обязан звать своего хозяина, покуда тот не услышит его, а затем до последнего сопротивляться его воле, выбивая право на пользование собой. Вот такое вот странное, то ли рабство в руках друга, то ли освобождение из тюрьмы в ограниченном пространстве и времени — пока хозяин не умрёт. Вместе с шинигами погибал со временем и дух меча. Рогатому исполину не грозило сидеть долго взаперти — уже насиделся. Его хозяин долбанную тысячу лет оставался глухим к его сначала возгласам, затем крику, а в конце обезумевшему рёву. Занпакто в какой-то момент своего унылого одиночного бытия даже разучился говорить и позабыл своё имя. Но однажды, наконец, что-то произошло такое, отчего хозяин смог добраться до своего самого преданного союзника. Непроглядная тьма рассеялась, под нижними когтистыми лапами Рогатый увидел безбрежное чёрное море, понял, что это именно море, ведь хозяин видел это уже где-то, знал что это, а значит знал и дух. Небо было безоблачным, всегда, но без каких-либо звёзд или других источников света. Тем не менее, пространство не было совсем непроглядным. Хозяин не раз наблюдал пространство в моменты затмения и то, что было в его внутреннем мире можно было назвать состоянием полного солнечного затмения, за исключением того, что на небе не было и намёка на яркий золотой ободок, который оставался от солнца, когда его закрывала полностью луна. Море то тут, то там разрывали скалы, поменьше, побольше, разной высоты и разной формы. Из глубин чёрных вод просвечивали мягкими словно бы разрядами молний жёлтые всполохи энергии, символизирующие буйный нрав хозяина и истинный цвет его реяцу — энергия запредельно жадного до хорошего сражения воина, которому кроме этого и не нужно было ничего в жизни. Впрочем, Рогатый не так давно обнаружил перемены в душе хозяина — воды стали то гораздо беспокойней врезаться в скалы, то наступал полнейший штиль. Небо посветлело, хотя на нём по-прежнему не было ни единого намёка на хоть какое светило. Рогатый знал — изменения происходили с Кенпачи не просто так. Причиной была соблазнительная рыжая человеческая женщина с формами такими сочными, что даже его хозяин, доселе почти полностью равнодушный к любой особи женского пола, будь то человек, шинигами или высшая арранкарка, начал испытывать нестерпимые муки зова плоти. Так, по крайней мере, говорила о банальной похоти и стояке одна блондинка, которая постоянно увивалась за капитаном, который в лучшем случае доставал хозяину Рогатого до пояса. Рогатый, который всё же иногда вспоминал, что его зовут Нозараши, не мог винить хозяина в том, что его сугубо воинская выдержка треснула по швам и с громким БАХ лопнула. Да, Кенпачи периодически нагибал то тут, то там какую-нибудь бабёнку хоть немного сносную на вид. Но это никогда не было чем-то большим. Просто трах по нужде, не больше. Но после знакомства с этой рыжей… Нозараши невольно облизнулся, в своих собственных мыслях воскрешая образы, которые передавались бесконтрольным потоком время от времени ему от Кенпачи. Тот не считал нужным специальным образом медитировать, чтобы контролировать потоки мыслей, устремлённых в его подсознании к своему духу из меча, а скорее всего вовсе и не думал, что так вообще можно. Поэтому Нозараши имел удовольствие лицезреть, пусть и не собственными глазами, чувствовать, пусть и не своими лапами и кожей, как мягка, податлива, красива, обворожительна и соблазнительна его женщина. Женщина Кенпачи, точнее, его хозяина. Конечно, занпакто не завидовали своим хозяевам, они этого не умели, только не по отношению к ним. Они могли злиться, сопереживать утратам, смеяться над ними, гневаться из-за их тупости иногда, но не завидовать. Хотя… Какое-то неприятное, скользкое чувство стало одолевать Рогатого, когда женщина умерла в своём мире и хозяин заявил на неё свои права уже в своём мире, откуда уже не было возврата обратно. Рогатому было впервые неприятно наблюдать как небо становится месяц за месяцем всё светлее и даже чёрные непроглядные воды под его лапами кажется стали не такими уж и чёрными. Радовало разве что Кенпачи не прекращал тренироваться и искать на бескрайних просторах Рукна новых соперников, даже не смотря на то, что у него появился объект для пожизненной охраны. Рогатому впервые было нестерпимо трудно сдерживаться и не выходить из меча, когда до него доходили с запозданием мысли, образы и чувственная память о прошедшей близости хозяина со своей женой. Это казалось не справедливым — именно он помогал Кенпачи, он спасал постоянно то его, то женщину от опасностей! Но кто хоть раз спрашивал, чего ему хотелось на самом деле? Занпакто непривычно сильно обуревали эмоции, чего с ним давно не было, с момента, как Кенпачи наконец прочистил уши и мозг и услышал его рёв. В последний момент Нозараши совладал с собой, к нему вернулось сознательность и он позвал Кенпачи. Как человек, как равный. В итоге он получил только дополнительную головную боль и, что удивительно, тяжесть в паху, где у него, как у занпакто, вообще ничего не должно было быть. Он — дух, он не ест, не пьет, потому что не испытывает человеческий голод и жажду. Но, оказалось, у него не только был голод до секса как таковой — у него появлялся из складок кожи, аки по волшебству, как крылья, между нижними лапами вполне себе рабочий член. Тёмно-красный, блестящий, но не как у Кенпачи гладкий — мать жеж твою налево (думал Нозараши), он ЗНАЛ как выглядит член хозяина… Какого он размера и какие чувства и ощущения испытывает сам Кенпачи, когда либо сам себя удовлетворяет по нужде, либо, теперь уже, каково это, когда к нему прикасается его женщина. Касается, гладит, трёт между своими сочными грудями, а уж когда раздвигает молочные ножки и впускает во влажный жар своей киски… Ух! Член Нозараши помимо своей воли наливается вместе с возбуждением хозяина. И чем ближе меч, тем сильнее эхо. По всей длине ствола его члена проступают неровности — по бокам продолговатые, делающие член до смешного похожим на ёлку, а посередине ровно от уздечки до лобка неровности небольшие, выпуклые, словно под кожей ниточка шариков спрятана. Однажды, лишь однажды, зверь смог кончить. Это было внезапно, хоть возбуждение накатило по привычке — возбудился хозяин — Нозараши следом! Таких чувств ещё зверь не ощущал на себе. Удовольствие пронзало его естество как если бы в нём вздулся огромный ёж. Иголки кололи сладкой болью, от которой только и оставалось, что беспомощно стонать и кричать. Зверь себя гладил сначала, потом стал царапать, до крови, обоюдоострыми когтями, хоть сильного вреда сам себе тот не мог априори нанести. Он метался по твёрдой поверхности какой-то скалы, на которую рухнул в полёте. Только после того, как он смог наконец кончить, сильно излив густую, прозрачно-золотистую сперму (или по крайней мере то, что называлось бы спермой, будь он существом из реального мира), до него дошло, почему с ним произошло это всё. Нозараши не мог объяснить никак, да и не хотел, как он понял. Это просто произошло. Но после этого он впервые с момента своего настоящего пробуждения разозлился на своего хозяина — да как тот посмел использовать его вместилище в качестве предмета для удовлетворения своей женщины?! Он — боевой занпакто! Он — воин! А не игрушка для постельных утех двух трахающихся человеков! А Кенпачи вот так вот взял его и… Нозараши заревел в пустое небо и впился когтями в свою морду, чтобы хоть как-то выместить злобу. На себя, теперь уже — ОН ХОТЕЛ ЕЩЁ! Да какого ж хера он хотел ещё?! Он только что сам вопил в изнеможении от осознания, что им попользовались как каким-то тупым самотыком, просунули рукоять в… Тут Нозараши захлебнулся в своих эмоциональных метаниях, которые были ему в новинку. Он же хотел её, верно? Вонзиться в неё, чтобы почувствовать, как стенки её влагалища его туго сжимают, как ему удаётся насадить это податливое, но одновременно плотное тело на член до конца, не без усилий. И он это получил. Не совсем напрямую, но получил ведь. Он реально почувствовал жар её лона, её влажность, сокращения каждой мышцы вокруг своей плоти. Теперь ему хотелось ещё. Мало того, ему хотелось большего! Но он не был жадным, завистливым, амбициозным. Он не был злобным, хоть и был устрашающим и смертоносным, особенно в угаре схватки. Он был ровно таким же, каким был Кенпачи. Поэтому долгое время Нозараши довольствовался отголосками близости хозяина с его женщиной, хоть и не совсем спокойно. Ему по-прежнему хотелось вживую её попробовать, потрогать. Ну и поиметь, откровенно говоря. Он надеялся только, что в порыве ревности Кенпачи не разломит клинок — дом Нозараши — пополам. А он мог. Нозараши знал — сам был ревнивым до чёртиков. Он пришёл к выводу, что все эти сжигающие эмоции, которые он раньше не испытывал до того, как Кенпачи решил сделать Орихиме своей, не что иное, как ревность. Тупая сука-ревность. Единственное «неправильное» чувство, по мнению Нозараши, которое обуревало обоих. Впрочем, через какое-то время Нозараши рассудил, что он и Кенпачи — одно целое, так что нет смысла ревновать. Кенпачи, он был уверен, тоже придёт к такому выводу. Если конечно узнает, что его дух замыслил наложить свои лапы на его женщину. В итоге, Кенпачи мучил ещё несколько раз Нозараши тем, что использовал рукоять его меча не по назначению. Однажды, Нозараши это чётко осознавал, Кенпачи мучительно медленно разрезал одежду на теле своей женщины, обнажая сливочную гладкую кожу, от воспоминаний о котором в пасти зверя немедленно начинала скапливаться в непозволительно для занпакто больших количествах слюна. Только и успевал, что сглатывать. А так хотелось вылизать всё это роскошное тело, зарыться меж её стройных ножек, довести до криков, затем… Кенпачи тупой стороной меча осторожно скользнул между мокрых от возбуждения складок киски Орихиме. Холодная сталь против обжигающе горячей живой влажной от выделений плоти. Орихиме со стоном что-то пыталась некнуть-бекнуть, но стоило Кенпачи надавить немного на пульсирующий бугорок, который находился на вершине соединения мягких лепестков, как она вскрикнула, что-то ещё пискнула и вместо того, чтобы свести ножки вместе и отодвинуться от опасного лезвия, раскрылась ещё больше и попросила… О боже, Нозараши вскочил, метнулся стрелой к ближайшей скале и вцепился что было силы когтями в холодный камень. За спиной сами собой расправились крылья. Его тело было напряжено, словно тугая тетива. Каждое слово, которое казалось грязнее в стократ, потому что его произносила такая невинная с виду женщина, отдавалось в теле занпакто сладкой болью. Мысли Кенпачи, который держал меч, смешивались с его мыслями. Желания с желанием. Похоть, жажда, нужда. Удовлетворение, наверное, не совсем правильное, от того, что он вынудил её сказать то, что ему хотелось услышать. Триумф от вида её раскрасневшегося от смущения лица, словно он только что не женщину вынудил сказать «Трахни меня», а располовинил особо сложного и сильного противника. Нозараши упивался чувствами Кенпачи, которые зеркально отражались на нём. Он радовался как последний идиот тому, что Орихиме, невиннейшая из всех встреченных Кенпачи женщин, грязно выражалась в постели, комментировала свои ощущения, озвучивала свои желания, спрашивала то, о чём за дверьми их спальни боялась даже думать. Его захлёстывало удовлетворение от той власти, которую он имел над этой женщиной, которая не склонилась ни перед одним врагом, даже будучи смертельно напуганной. Никакой арранкар или квинси не смогли заставить её раздвинуть ноги и взмолиться о том, чтобы её как можно скорее отымели, а он, Кенпачи, смог. Более того, он это могёт каждый раз, как ему самому этого хочется, а она и рада этому. С выражением полнейшего счастья и, что важнее всего остального в стократ, любви и нежности к нему — монстру Руконгая, который убивал людей буквально пачками, выкашивая их словно коса траву в поле. Нозараши тонул во всех этих чувствах и эмоциях, которые перетекали от Кенпачи к нему. Затем захлёбывался от ревности и кратковременного чувства униженного достоинства, когда вспоминал, каким именно способом Кенпачи, сам того не ведая, дарил ему самые незабываемые, острые и чуткие ощущения. Затем успокаивался, ведь наступал период сексуальной сытости у Кенпачи и забывал обо всей этой ерунде. Затем всё повторялось. С каждым разом сильнее и сильнее. Нозараши понимал, что рано или поздно он самовольно выйдет из меча и либо по башке настучит своему хозяину, а затем трахнет его жену, либо сначала трахнет, а затем настучит. И иногда, в порыве эмоций, злобно рассуждал, как бы выбирая — действительно ли его мстительные позывы удовлетворит одна лишь Орихиме? Да он в назидание нагнёт и самого Кенпачи! Затем Нозараши успокаивался и над такими мыслями сам посмеивался — мол, как он придумал, словно он полный дурак. В конце концов однажды что-то произошло с Кенпачи и он, одолеваемый желанием сблизиться с женой, оставил и её, и меч. И ушёл. Нозараши даже не сразу понял, что именно произошло, когда почувствовал энергию Орихиме рядом с собой, грустно ощупывающую его стальное естество, а Кенпачи — не почувствовал. Орихиме тянулась, скорее неосознанно, к реяцу Кенпачи, что хранилась и копилась в Нозараши, желая воссоединиться с любимым мужем, который её почему-то покинул. Нозараши сам того не ведая, расправил крылья и очнулся от минутного забытья когда уже приземлился на пик одной из самых высоких скал в округе, как будто в небе где-то открылся бы портал како-нибудь и он смог бы через него пролететь и оказаться рядом с Орихиме. Примерно так и произошло, только без всяких порталов. Его желание оказаться в реальном мире рядом с Орихиме возросло настолько, что никакие помехи в виде отсутствующего хозяина рядом не помогли сдержать его рогатую сущность в незримом пространстве. Орихиме побелела, раскрыла рот, но не издала ни звука. Перед ней возвышался огромный, выше Кенпачи, монстр. Демон, с гладкой, но будто бы обугленной кожей, чёрной, с тёмно-красными прожилками. Его чёрные глаза не мигая смотрели в её, широко распахнутые. Толстые рога тянулись из верха лба, красиво искривляясь и вроде должны были напоминать какого-то сатанинского козла, но не делали этого. Напротив, ей казалось, что перед ней адское божество какое-то. Устрашающее, да, но красивое. Не уродливое. Через несколько секунд она отошла от первоначального шока и смогла всмотреться в черты гостя получше. И тут же у неё от сердца отлегло — не узнать эти рубленные грубые черты было невозможно. Что уж говорить про реяцу, один в один как у Кенпачи. Было ясно, что перед ней Нозараши. Он конечно был не совсем копией своего шинигами, но сходство было налицо. Орихиме ахнула, наконец со звуком, от восхищения, когда за спиной исполина развернулись огромные, чёрные крылья. Гигант будто обдумывая что-то, смотрел на неё и издавал звуки, очень напоминающие те, что доносились от Кенпачи, когда он крепко о чём-то задумывался. Затем он посмотрел на свои когтистые лапы, на Орихиме, а затем немного уменьшился в размерах. Теперь он был пропорционален Кенпачи. А затем он без всяких предупреждений метнулся к женщине, схватил её и буквально влетел с ней в дом. Двери сами собой закрылись. Словно по наитию они всё друг про друга поняли. Орихиме не возражала против недвусмысленных прикосновений и вообще любых действий Нозараши. Сам зверь находился в удивительном состоянии одновременной потери контроля над собой, когда он наконец смог делать всё, что ему вздумается, при этом не позволяя себе быть чрезмерно грубым по отношению к жене своего хозяина, которая пусть и на время, но стала его. В конце концов, ему по силам её убить просто перебрав с силой сжатия одной своей лапы на её горле или рёбрах. Это была будто фантазия наяву. У обоих партнёров. Лицо Нозараши больше походило на животную морду, хотя он был всё ещё в состоянии целоваться как человек, даже со своими особенностями. — Кенпачи всё знает. Мы всё знаем. — Орихиме? — Когда мы впервые занимались этим используя… Тебя, мы заметили, что клинок засветился. Мы сначала не поняли что к чему, но быстро догадались. После второго такого же раза догадки подтвердились и я предложила Кенпачи использовать чаще тебя, так как он чувствовал твою нужду. — Он… Хозяин чувствовал? Не понимаю. Почему он мне ничего не сказал? — Нозараши был готов обидеться на Кенпачи. Орихиме тихо фыркнула, но Нозараши это услышал. Как и тот тон, с которым она это сделала. — Он слишком гордый и ревнивый орёл, чтобы делить в открытую в постели свою жену, то есть меня, с кем-то ещё, даже если этот кто-то его собственный занпакто. Всё равно что ты сам. Но даже это его уже задевает видимо. Но он понял после того как я его попросила и всё объяснила, и согласился оставить меч мне, а сам ушёл в Руконгай. Как я и думала, ты появился в ответ на мои мысленные просьбы. Нозараши был приятно удивлён тем, с каким несвойственным тому пониманием отнёсся к его нужде хозяин и какой чуткой и догадливой оказалась его… хозяйка. Нозараши дёрнул крыльями, словно это ему помогало. Она не просто жена его хозяина. Она его хозяйка тоже. С новым пониманием произошедшего на сердце занпакто, если бы оно у него было как у людей, стало совсем легко. — В таком случае, не будем терять время или хозяин дал нам возможность наслаждаться друг другом сколько захочется? — Смотря как быстро мы насытимся, — весело улыбнулась Орихиме. — Кен-чан ушёл на три дня. Нозараши удовлетворительно фыркнул, оскалив ряд жемчужно-белых острых клыков. — Тогда… Могу я?.. Нозараши почему-то не смог сделать всё, как его хозяин — просто сказать, что было на уме, приказать Орихиме как-то сесть или встать, ну или только лишь высказать ряд своих пожеланий. Что-то засвербило в мозгу. Что-то вроде «ну как же так, я не должен, это же не совсем МОЯ женщина». Орихиме быстро обратила в небытие такие мысли. — Мы обо всём договорились. И я, и Кенпачи знаем, что ты мне не навредишь, что ты меня хочешь и что ты полная копия Кенпачи, так как ты его занпакто. Так что действуй. Сделай нам обоим хорошо, Нозараши. По телу Нозараши прошла дрожь, когда Орихиме назвала его по имени. Так просто, при этом с чувством. До сознания зверя дошёл аромат, исходивший от Орихиме. Аромат женщины, каких-то цветов и возбуждения. В пасти у того потекла слюна. Не вымолвив больше ни слова, Нозараши начал действовать. Орихиме благополучно была опрокинута на кровать, животом вниз. Нозараши аккуратно, но жадно сжал когтистыми лапами молочного цвета мягкую попку женщины. Не смотря на красный оттенок его кожи, на фоне светлого цвета человеческой, его руки казались совсем чёрными, но это Нозараши не остановило. Он мысленно изменил ещё немного своё тело и теперь когти были не опасными, совсем тупыми. Нозараши облизнулся, сжимая округлую попку. Он раздвинул полушария и нагнулся к этому аппетитному заду. Высунул язык, с которого обильно стекала слюна и с наслаждением прошёлся от вершинки клитора до самой анальной дырочки, смакуя вкус и решая про себя сразу, что ему больше нравится, как и где. Орихиме вздохнула. Кажется, с неменьшим наслаждением и ещё нетерпением. — Кенпачи очень нравится меня вылизывать, — простонала она, когда Нозараши повторил движения своего языка, снова и снова, надавливая на клитор в начале больше и больше. — Правда, не потому, что ему нравится мой вкус или что-то такое, а… Ах! А потому… Что… — ей становилось труднее дышать. — потому… что ему нравится смотреть на моё лицо, когда я кончаю от его рта… На моём… О-о-хо! Орихиме выгнулась и коротко вздрогнула всем телом, когда Нозараши в последний для неё раз надавил на клитор языком. Он потом ещё раз повторит, только уже по-другому свои манипуляции, а сейчас ему хотелось что-то поменять сильнее. — Кенпачи не может ощущать вкуси и запахи как я, — почти мурлыкал зверь, с удовольствием смакуя вкус любовных соков своей хозяйки. Которую, впрочем, он хотел крутить-вертеть как рабыню, а не как хозяйку. — Я же нахожу удовольствие в этом вкусе. Нозараши перевернул Орихиме на спину, встал на колени у края кровати, пристроился между ног Орихиме и закинул их себе на плечи, придвинувшись к её влагалищу максимально близко. Без предупреждения он вторгся длинным языком в её лоно, орудуя им как членом. Будучи эфемерным созданием, можно было творить со своим телом что угодно, чем Нозараши активно пользовался. Его член давно вырос из складок между ног, оформился в больших размерах и так рельефно, как никогда ранее. Он болезненно пульсировал, но Нозараши находил странное удовольствие в том, что пока не входил в сладкое лоно Орихиме членом, заставляя и её изнывать по чему-то более существенному внутри себя, нежели язык, и себя проверяя на выдержку. Наконец, Орихиме кончила, быстро и непродолжительно. Но Нозараши не собирался давать ей отдышаться как следует. — Сделай моему члену тоже самое, что обычно с таким удовольствием делаешь Кенпачи, — низко пророкотал Нозараши. По его багровой коже прошла волна мурашек. По ощущениям как «мурашки», а на деле же проступили более светлым цветом прожилки, как на поверхности минерала. — О боги, какой же ты красивый, — прошептала Орихиме, зачарованно разглядывая тело Нозараши. И запнулась тут же. — Кенпачи тоже красивый, я его люблю, но он не может делать все эти штуки со своим телом… Ну, цвет менять, размеры… — тут она посмотрела на его член. — Кстати о размерах, будь добр, стань поменьше, если можно. В меня даже головка не поместится. Ни в лоно, ни в рот, уж извини за прямоту… Орихиме замялась, но Нозараши спокойно выполнил её просьбу, прекрасно всё понимая. Ему хотелось получить удовольствие в реальности с настоящей Орихиме и подарить ей в ответ тоже самое, а не бояться, что что-то ей порвёт или задушит, или челюсть вывихнет, только двинув задом, когда она попытается его член взять в рот. Ему нужна здоровая и счастливая партнёрша, чтобы и он был счастлив и удовлетворён. — Так сойдёт? — он уменьшил длину и толщину своего члена, как ему показалось, достаточно. — Эм… — она приложила ладонь к длине, прищурилась. — Давай сейчас длину ещё укоротишь, а когда наконец приступим к главному, вернёшь как было сейчас. — Зачем? — не понял Нозараши, но уменьшил размер ровно насколько показала руками Орихиме. — Разве сейчас размер не как у Кенпачи? — Размер-то может и как у него, — согласно кивнула Орихиме, при этом её рыжие волосы красиво слегка встряхнулись и блеснули в свете небольшой масляной лампы, — но с тобой я могу попробовать сделать кое-что, что с Кенпачи никогда не получится. Орихиме хитро и довольно улыбнулась, словно кошка, но Нозараши по-прежнему ничего не понимал. Это заметила Орихиме. Вместо прямого ответа она спросила: — Ты как хочешь, лёжать при этом, сидеть или стоять? Или вообще я перевернусь и мы будем друг друга ласкать одновременно? Нозараши призадумался на секунду и встал. Орихиме опустилась на колени. И тут дух понял, к чему клонила Орихиме — она сразу стала ему отсасывать, беря весь член в рот, на всю длину. Ей должно было быть достаточно комфортно, чтобы не задыхаться, не давиться, при этом его член был достаточно толстым и всё-таки длинным, чтобы получать больше ощущений от стараний женщины. — Ты можешь сам двигаться. — Теперь понял. Он с удовольствием стал качать бёдрами вперёд и назад, трахая рот, который вытворял с его членом что-то невообразимое. Что-то, о чём даже самые близкие друзья Орихиме не смели думать про неё. Она ведь всегда ведёт себя так кротко, смиренно, хоть нередко и шумно, весело и даже иногда глупо. Но что касается секса — полное впечатление, что она — вечная нецелованная девственница! И, кажется, им обоим с Кенпачи очень нравилось такое положение вещей, когда все малознакомые шинигами и не только смотрели на неё порой, словно она святая богиня, близкие друзья с теплотой, как на сестру, а за пределами посторонних глаз и ушей она бесстыдно раздвигала перед Кенпачи ноги и жадно раскрывала свой рот перед его членом. И делала она так только с ним. Ну и теперь с его занпакто. Потому что только он принадлежал ей, а она принадлежала ему. Они в спальне властвовали над желаниями и потребностями друг друга, каждый брал и отдавал столько, сколько нужно и даже больше, позволяя своим желаниям сорваться с цепи. Кенпачи упивался чувством того, что самая по его мнению (и не только по его) сексуальная, желанная и, главное, страстная женщина в его руках, отдаётся по собственному желанию ему одному и получает от сего процесса сама массу удовольствия. Кенпачи, который сызмальства не имел ничего личного помимо куска металла в руках, которым убивал противников, словно они тряпичными были, натурально кайфовал от мысли, что он имеет что-то такое, чего нет и никогда не будет больше ни у кого. Эта женщина его и только его. Без всякого принуждения! Самая красивая женщина Сейретея его жена (да-да, Рангику конечно долго вопила на всю округу, что это она самая красивая, когда увидела свежий номер «Вестника Сейретея», но потом смирилась, когда увидела статистику опроса). Орихиме всегда нравились сильные мужчины. Как и большинству женщин. А что касается внешности, то тут Орихиме была мудрее других и совершенно не обращала внимания на то, что у Кенпачи может быть «так» или «не так». При этом её чувства были искренними, она любила Кенпачи не за то, что он сильный или ещё какой. Она просто его любила. А его сила и мощь были приятными бонусами. Размер члена и просто-напросто животная выносливость в постели тоже. Его напористость и неугасаемая страсть, с которой он ей буквально вминал в кровать каждую ночь, когда меж ними разгоралось любовное пламя, сделали из Орихиме самую верную жену для Кенпачи на свете. Он открыто заявлял ей, что ему в ней нравилось, что не нравилось, что он от неё хочет, как хочет, где, как глубоко и как надолго, отчего голова женщины поначалу просто кружилась от счастья. Но потом она и к этому привыкла. Когда она оставались в спальне наедине, не существовало стыда и каких-то норм, которые надо было сдерживать. Они делали друг с другом что хотели, как хотели, и это приносило им только удовольствие и радость. Нозараши долго не мог кончить. Он сдерживался изо всех сил. Орихиме поняла, что что-то тут не так. — Я плохо стараюсь? Тебе не кончить? — она подняла на него взгляд. — Нет, просто хочу подольше задержаться в твоём рту, — он криво оскалился в подобии улыбки. — Зрелище слишком возбуждающее — наблюдать, как ты быстро скользишь по моему члену, с каким старанием ты его вылизываешь, сосёшь, какие звуки это порождает. — Но я хочу тебя попробовать, — беззастенчиво сказала Орихиме. — Я всегда стараюсь выпить всё, что даёт мне Кенпачи, хоть и не скажу, что в восторге от вкуса. Но ему это нравится, а я его слишком люблю, чтобы от такой ерунды плеваться у него на глазах сразу, как он кончит. В конце концов, это же не яд, — она пожала плечами. — А Кенпачи говорит, что с ума от обожания сходит, когда видит меня в процессе и чувствует, как я высасываю из него остатки. Нозараши сглотнул. — Да, это смотрится великолепно. Он расправил крылья под тихое «вау» Орихиме. Его черты, всего тела, преобразились, он стал выглядеть больше как демон, нежели человек с рогами, крыльями и нестандартным цветом кожи. Рога изогнулись сильнее, закручиваясь в тугие короткие спирали по бокам от головы. Крылья слегка подрагивали, издавая едва слышимый шелест. На руках снова заострились когти, на локтях выросли шипы-наросты. Кожа стала похоже на доспехи, на которых пульсировали жёлто-золотые прожилки, очерчивая красиво его рельефные мышцы. Член дёрнулся, потемнел, стал чуть больше снова, но не сильно. Зато по форме стал походить менее на человеческий, со всеми этими «рёбрами» по бокам и «шариками» вдоль ствола, от самой головки, до основания. Орихиме заворожённо смотрела на Нозараши. — Впечатлена? Орихиме ничего не ответила, только кивнула. Затем посмотрела на его преобразившейся член. Облизала губы. Одна её рука потянулась вниз, к себе. Послышались влажные звуки — Орихиме начала явно себя удовлетворять, натирая пальцами, влажными и скользкими от смазки, свой клитор, а вскоре стало понятно, что она ещё и проникала ими внутрь себя. Попка её при этом слегка покачивалась. Орихиме другой рукой придержала член демона у основания и вернулась к обработке его ртом. Кажется, она старалась как никогда. Когда тот кончил, Орихиме не сдержала стон удовольствия, когда постаралась одновременно себя довести с ним до оргазма. В этот момент она прикрыла глаза и постаралась заглотить его почти что чёрный, блестящий член как можно глубже и ей это почти удалось. Почти. — Как странно… Орихиме явно не испытала никакого, даже малейшего неприятия при выпивания всей спермы багряного монстра. Несколько капель всё же она не проглотила, потому что они выплеснулись ей на лицо. Она их смазала и с интересом уставилась на пальцы, которые были вымазаны не привычной белёсой жидкостью, которая быстро высыхала и была солоноватой на вкус, а прозрачно-золотистой. — Не сладко, но и не солёно. Словно бы без вкуса вовсе, но явно это не так. Не понимаю, что это. Но мне пока всё нравится. Даже цвет. И то, что эта смазка не сохнет так быстро, — размышляла вслух Орихиме с интересом растирая столь необычную в её понимании сперму Нозараши меж пальцев, изучая её вязкость, тягучесть, цвет. — И, кстати, было горячо. Не обжигало, — поспешно добавила она на вопрос во взгляде демона. — Просто теплее, чем у Кенпачи. После минета, который Нозараши оценил как лучший на его памяти (и хер с тем, что это был его первый в жизни реальный минет), тот без предупреждения подхватил женщину, забрался с ней на кровать, поставил ту на четвереньки и забрался длинными толстыми пальцами в её лоно. Конечно, предварительно затупив когти и укоротив их до минимума. Недолго он двигал пальцами внутри женщины, убедившись, что она достаточно мокрая там и расслабленная. Он ослабил контроль на собой на секунду, когда вынул пальцы, вернув им былой вид когтистых отростков демона. Он позволил нескольким каплям смазки-спермы выйти из отверстия в головке члена и быстро растёр их по всей длине. Он решил, что этого должно хватить, пододвинул задницу Орихиме к своему члену и насадил её на него сразу. Орихиме громко охала, дышала и постанывала, не успевая переводить дыхание. Нозараши двигался так быстро, что Орихиме перестала понимать — это она сейчас оргазм словила или просто дыхание сбилось, что аж в глазах потемнело? В любом случае, Нозараши конечно следил за тем, как плотно держат его член мышцы влагалища Орихиме, но в первую очередь долбился в неё для своего удовольствия. Он — дух, он может кончать как ему захочется. С другой стороны, когда он мог кончить — вот это он не контролировал. Поэтому, когда он почувствовал, что сам кончит, но по состоянию Орихиме не было особо видно, что она тоже подходит к пику, Нозараши усилил рельефность своего члена, чтобы дать ей больше ощущений. Орихиме вскрикнула и в этот момент Нозараши спустил в неё столько, сколько мог, пока сознание не прояснилось и член не стал обмякать. — Ты… Горячий… — выдохнула Орихиме. После небольшого отдыха Орихиме высказала пожелание объездить Нозараши. Тот покорно лёг на спину, с интересом наблюдая, как его женщина пыталась, безуспешно, вставить в себя массивную головку его члена, который она смогла поднять непродолжительным очередным минетом с массажем грудью. Нозараши без предупреждения уменьшил головку и сделал тоньше весь ствол органа, и Орихиме, пытавшаяся с явным усилием протолкнуть массивную плоть в себя, с коротким, но громким влажным звуком «шлёп!» опустилась до основания на него. Нозараши тут же изменил внутри тела Орихиме свой орган так, чтобы он не мог просто так выскользнуть из неё. Он форму вспомнил из наблюдений Кенпачи. Когда ему было совсем нефиг делать, он, как не самый щепетильный в выборе занятий по сжиганию времени, наблюдал как-то за спариванием собак. Одного раза ему хватило, так как в лицезрении ничего примечательного не было, но одну особенность он запомнил — у кобеля в основании член как бы надувался, из-за чего сука не могла его вытолкнуть из себя и когда кобель сверху прекращал дёргаться, словно его до этого током били, он ещё какое-то время так и находился. Набухшая часть при этом со временем сдувалась. По крайней мере, так запомнил Нозараши. И решил похожее сотворить с Орихиме. Женщина стала издавать такие звуки, которые даже с Кенпачи в самом запале не издавала. Это потешило самолюбие Нозараши. Орихиме двигалась крайне эротично на его члене. Её груди подскакивали поначалу, но Нозараши больше было по душе не просто смотреть, а мять в процессе их. Очередная мысленная заметка про контраст цвета кожи и текстуры снова дала о себе знать. Нозараши очень нравился этот контраст. Ещё он хотел было когтями поиграть с её сосками, но они были такими маленькими, хоть ореолы были и большими, что он не решился ни на какие фантазии. Три дня Орихиме и Нозараши дарили друг другу оргазм за оргазмом. Они прерывались только на сон и еду. Орихиме со смехом сказала в конце третьего дня, что она никогда в жизни даже не мечтала, что попадёт в ситуацию, схожую с тем, что они читала в романах. Впрочем, как тут же она подметила, Кенпачи всё-таки тоже не совсем человек, а уже с ним секс был совсем не таким, каким бы был в мире живых, будь он человеком, а не шинигами. Когда вернулся Кенпачи, Нозараши не было. Орихиме было думала, что её муж придёт неудовлетворённым по всем статьям — три дня без жены и без меча, кому сказать! Однако, Кенпачи с самой хитрой ухмылкой, которую она у него видела когда-либо, молча приколол в волосы её заколки, о которых она и не вспоминала все эти три дня с Нозараши. — Когда успел стащить? — ахнула Орихиме. Кенпачи лишь поцеловал её в ответ и забрался пальцами под кимоно Орихиме, которое было накинуто на голое тело. — Не важно это. А вот ЭТО… — с недвусмысленным хлюпаньем Кенпачи резко задвигал пальцами внутри лона жены, одновременно большим пальцем надавливая на её клитор. Орихиме коротко кончила с тихим вскриком. Она вцепилась в его одежду, чтобы не упасть. — Какая ты стала ненасытная. — Н-нет, я устала! — заверила его Орихиме. Кенпачи лишь ухмыльнулся вновь. — Нозараши не привередлив. Как и я. Так что не скоро вернётся. Орихиме услышала нотку ревности. — Но когда вернётся, — продолжил Кенпачи, — думаю, я знаю что мы будем делать, — Кенпачи почти что любовно погладил Орихиме по волосам именно там, где были заколки. — И на этот раз я никуда не уйду. Орихиме покраснела, когда начала придумывать возможные сценарии того, что мог замыслить её муж. Она уже предвкушала… Что-то. Это же Кенпачи — никогда не знаешь, что у него может прийти на ум, но определённо она будет в приятном шоке от этого. Осталось только понять, причём тут может быть нозараши. Хотя, с ним ещё понятно. Орихиме могла себе представить разные позы для того, чтобы они оба могли её по-разному брать, одновременно, но чтобы с ней всё было в порядке. Однако, причём тут её заколки, на которые Кенпачи явно намекнул? Феи из Рикка сохраняли гробовое молчание, Нозараши тоже не спешил подавать голос, а Орихиме понимала, что быстро начнёт сходить с ума от интриги. Оставалось надеяться, что Кенпачи быстрее захочет притворить в жизнь свои планы, чем Орихиме захочет привязать самыми мощными кидо, которые она уже планировала выучить, к кровати и мучить его самым непристойным образом, не давая кончить, пока он не сознается, что задумал! «Да, битва умов, достойная Сейретея!» — с лёгким сарказмом подумала про себя Орихиме и решила, что переживёт, если Кенпачи затянет с открытием своих задумак.