Бремя

      Холодный порыв ветра безжалостно бьет по лицу. Он небрежно перебирает все еще влажные волосы, пробирается сквозь плотную ткань военной формы, обдавая разгоряченное теплым помещением тело своим холодным дыханием. Дрожь. Ее трудно унять, но ее можно игнорировать. Эллиас тихо вздохнул. Пронизывающий холод – вечный спутник ночи Семнадцатого Астероида – не улучшал ни настроения, ни самочувствия. На улице шумел ветер. Он властно теребил дремлющую листву, не давая ей заснуть и окончательно замерзнуть.       Эллиас остановился посредине узкой тропинки и взглянул на небо. Оно было абсолютно черным. Звезд в последнее время вообще мало осталось, но обычно они были. Однако сейчас все заволокли тучи.       «Беда близко», - пронеслось в голове у жреца.        - Здесь слишком холодно...       Эллиас коротко вздрогнул. Слушая недовольный шелест листьев, он совершенно позабыл о том, что не один.       - ... Нам лучше вернуться, - продолжал Даймонд.       - Тебе холодно?       - Нет. Но...       - Тогда давай еще немного прогуляемся.       Можно было, как в детстве, схватить его за руку, почувствовать чужое тепло и немного согреться самому. Но Эллиас не позволил себе лишнюю вольность. Не здесь, не сейчас, не с этим человеком. Нет. Безумно захотелось убежать, скрыться от всего: от ночи, от холода, от ветра, от Даймонда и от самого себя. Но убегать некуда. Отступать поздно. Значит, надо идти вперед.       «Холодно, - жрец судорожно выдохнул. – Как же мне холодно!»       Эллиас уверенно шел вперед, стараясь не сорваться на бег. Мысленно ругая себя за то, что вышел на улицу в столь холодный вечер, жрец старался позабыть о мучащей его головной боли. Он невесело усмехнулся, вспомнив о том, что в детстве, когда ему было плохо, он тоже сбегал с насиженного места. Тогда его тоже не волновала погода на улице. Главное было уйти. Убежать туда, где ему не будет больно. Это глупо и бесполезно. Он давно это понял. И все равно продолжал убегать. От старых привычек так же, как и от устаревших суеверий, очень сложно избавиться.       - Ты хотел поговорить...       Эллиас мысленно схватился за голову. Нет! Не то! Это не то, что он должен говорить! Не то! А что? О чем они могут поговорить, о прошлом? Прошлом, которое у них разное, и о котором они не хотят вспоминать? Они пришли сюда не для того, чтобы рассказать друг другу о своей жизни. Нет. Так зачем они здесь? Зачем?       - Да...       Даймонд остановился в нескольких шагах от жреца и тяжело вздохнул. Его вздох утонул в шелесте листьев. Генерал осмотрелся и, заметив на небольшой поляне поросший черным мхом камень, сел на него. Да, он хотел поговорить. Очень хотел. Но ему совершенно не хотелось рассказывать о том, как он жил, что делал, как воевал. Это не то, что нужно знать Эллиасу. Совершенно не то. Но... похоже, о другом говорить не получится. Семь лет, что они не виделись, оказались вечностью. Теперь не вернуть того, что было. Их пути невольно разошлись. Да, чудом пересеклись, но... Прошлого теперь не вернуть. Все, что можно сделать сейчас – это попытаться начать все заново. Легко сказать, но практически невозможно сделать. Он не может сделать вид, что они познакомились только здесь. Уже поздно притворяться. Что же делать?       - Мы не виделись семь лет, - прервал затянувшуюся тишину Эллиас. – Наверное, мы могли бы рассказать друг другу о многом, но... – он замолчал, прислушался к шороху листьев, покачал головой и унял желание прикоснуться замерзшей рукой ко лбу.       - Но мы молчим, - закончил за него Даймонд. – Мы... мы должны чтить традиции нашего дома.       - Да, - глухо отозвался жрец, - должны. Иначе родной дом бесследно исчезнет, - он на мгновение умолк и криво усмехнулся. – Так говорят многие. Но нашего дома уже нет. Пыль не станет камнем, осколок не превратится в планету. Мертвые не воскреснут.       - Но мы живы, и мы верим.       - Да, - Эллиас негромко засмеялся. – Ты говоришь прямо как жрец.       - Твой отец часто мне это повторял.       - А твой отец говорил, что нет ничего крепче стали, и в тайне ото всех учил меня владеть ножом.       Откровенность за откровенность. Воспоминания – это единственное, что их связывает. Тонкая нить, все еще сплетающая их жизни. И такое чувство, что она вот-вот порвется. Ее надо укрепить. Как угодно. Любой ценой.       По поляне с шумом промчался ветер, волоча за собой мелкие ветки и опавшие листья. И внезапно стало до противного тихо.       - Бог живет до тех пор, пока мы верим в него, - вновь заговорил Эллиас. - Пятнадцатый исчезнет лишь тогда, когда мы с тобой либо отречемся от него, либо погибнем.       - Тогда нам следует время от времени отдавать дань традициям, - хмыкнул Даймонд. – Боги нуждаются в нашей вере так же, как и мы в еде, верно? Я... - он замялся. – Во время войны я не сильно-то полагался на Бога.       - Все верно, - жрец едва заметно поежился от вновь поднявшегося ветра. – На войне никакой Бог тебя не спасет. Только ты сам. Ты будешь спорить со Смертью за свою жизнь. Бог тебя не спасет.       - Тогда зачем нам этот Бог? – Даймонд невольно повысил голос. – Зачем нам тот, кто не хранит нас?       - Но ты ведь все еще жив, - непривычно тихо ответил Эллиас. – Твой Бог продолжает хранить тебя. Так, как Он считает нужным. Так, как ты этого заслуживаешь. Он испытывает тебя. Раз за разом. Порой жестоко, порой несправедливо... Порой Он жаждет твоей смерти. Но лишь от тебя зависит, умрешь ты или нет. Лишь от одного твоего желания.       - Желания? – воин покачал головой. – Нет, Эллиас. Одного желания мало. Слишком мало.       - Возможно, - не стал спорить жрец. – И все же... - он впервые за вечер посмотрел Даймонду в глаза. – Если ты чего-то очень сильно желаешь, ты это получишь.       - И чего ты желаешь? – неожиданно даже для самого себя спросил воин.       - Я? – Эллиас растерялся. – Не знаю, - он вздохнул и совсем тихо повторил: – Не знаю. Но, - его голос вновь звучал как обычно, - мне казалось, ты хочешь поговорить со мной не об этом.       - Да, ты прав, - повисла неприятная тишина. Лишь ветер продолжал бушевать по округе, то ли предупреждая о грозе, то ли просто упиваясь свободой. – Я...       До чего же это трудно! До невозможности трудно говорить о том, как он жил все эти семь лет. Говорить не кому-нибудь, а Эллиасу. Неужели ему придется рассказать обо всем? Даймонд никогда не задумывался над своими поступками. Никогда не сомневался в принятых решениях. Он, не колеблясь, жертвовал всеми, кто имел неосторожность оказаться рядом с ним. Даймонд не надеялся увидеть Эллиаса живым. Он подумать не мог о том, что у него снова появится возможность поговорить со своим Богом. Его жрец жив. Его Бог все еще существует. Значит, он может и должен рассказать высшим силам о своем бытие. Они должны знать это. Таковы правила. Такова Их воля. Но... Даймонд не хотел говорить с Эллиасом о войне.       - Мне нужно многое тебе рассказать, - медленно произнес воин.       - Но ты не хочешь об этом говорить, - Эллиас покачал головой. – Неужели, кроме прошлого нам больше не о чем говорить? – тихо добавил он, и если бы в этот миг ветер снова испуганно не притих, Даймонд бы его не услышал. – Раз мы решили следовать традициям, - как ни в чем не бывало продолжал жрец, - то пусть так и будет.       - С чего мне начать? – отступать уже было некуда. Этот разговор неизбежен.       - С ответа на мой вопрос, - в голосе Эллиаса послышалась улыбка. Он подошел к воину, поборов внутренние сомнения, взял его за руку и потянул на себя, заставляя подняться. – Скажи, Даймонд... – нельзя отводить глаза, нельзя позволить голосу дрожать. – Ты участвовал во многих битвах?       - Да, - Даймонд заставил свой голос звучать ровно.       Руки у Эллиаса были ледяными. Он наверняка замерз, но из чистого упрямства продолжал настаивать на прогулке. В его глазах не было ничего, кроме усталости. Он заставлял себя быть здесь. С ним. Как можно говорить, что семь лет что-то изменили? Эллиас вот он. Он прежний. Такой же, как и всегда. Это он другой. Другой. Ведь будь он прежним, ему бы не составило труда смотреть в эти серые глаза.       «Нельзя отводить глаза, - напоминал себе Даймонд. - Нельзя».       - Ты был героем и глупцом, - спокойно произнес жрец одну из книжных фраз. Но это было правдой, и генерал согласился:       - Да.       «Сейчас он попросит рассказать о подвигах и неудачах, - мысленно вздохнул воин. – О том, как я стал генералом».       - Ты совершал разные поступки, - Эллиас не спрашивал, а утверждал. – Скажи, ты о чем-то сожалеешь?       - Нет.       Вопрос был странным, но вполне логичным. Даймонд слишком давно откровенничал со жрецами и, вполне возможно, забыл, как это происходит, какие вопросы задают и какие ответы ожидают. Но он действительно ни о чем не сожалел.       - Тогда у нас нет причин вести этот разговор. Нет нужды ворошить прошлое, о котором мы не сожалеем.       - Но...       - Наши Боги всегда с нами. Им известно все о нашей жизни, - спокойно пояснил Эллиас. – Воин обычно рассказывает жрецу о том, что его гложет. Жрец – это связь с Богом. И, поговорив с ним, воин ищет прощения своего Бога... По крайней мере в это верят, - он пожал плечами. – Но пока ты сам себя не простишь, тебе будет плевать на мнение Бога. А ты себя ни в чем не винишь. Значит, и прощения не просишь. Впрочем, я... – жрец замялся и как-то виновато продолжил. – Не совсем понимаю, что говорю.       - Как похоже на тебя, - усмехнулся Даймонд. – Ты знаешь, - задумчиво продолжил он, - есть несколько вопросов, что не дают мне покоя.       - Думаешь, я смогу на них ответить? – недоверчиво спросил жрец. – Ты же знаешь, я не люблю знать Истину. Я закрыл себя от нее.       - И как, - воин наклонил голову набок, - помогло?       - Увы, - Эллиас вздохнул и развел руками. – Я по-прежнему что-то слышу, кого-то вижу.       - Почему жрецы, пришедшие на тест сегодня утром, отказались его проходить?       - Почему?! – потрясенно переспросил жрец. - Ты еще спрашиваешь? Потому что худшего теста не придумаешь! Это бесчеловечно! Неделя или две не раскроют способности к исцелению. Ты либо умеешь лечить, либо нет. Почему нельзя было сразу собрать всех и сказать, что вы нуждаетесь в нашей помощи? Неужели кто-то наивно верит, что за пару недель жрец станет воином, а историк жрецом? Это бред! Это... это богохульство! Ведь... ведь мы все еще верим в Создателя и наших Богов. Если нет, то эта война бессмысленна. За что мы умираем тогда? Скажи мне, за что?       - Ты говоришь так, будто был на войне, - обманчиво спокойно заметил воин.       - Был? – переспросил Эллиас. - Можно и так сказать. Я, - он вздохнул, - видел, как умирала наша планета. Как погибали наши семьи, как разрушались храмы, дома, дороги. Как все становилось ничем...       Испуганно зашелестели листья. Даймонд сосредоточенно всматривался в лицо жреца, но, к своему удивлению, сейчас не мог его рассмотреть. То ли стало слишком темно, то ли Эллиас не позволял ему видеть себя.       - Ты удивлен? – спокойно спросил жрец. – Тебе кажется невозможным то, что я говорю? Ты ведь знаешь, что у каждого жреца было несколько храмов, возведенных специально для них. Я не исключение. Эти храмы – связь жреца с родным домом. До тех пор, пока был цел любой его камень, я мог видеть все, что происходило дома, - он невесело хохотнул. – Вернее, не мог. Я был обязан смотреть. Я не мог не видеть. Я закрывал глаза и все равно видел, как вся земля превращается в пыль, как в ужасе кричат люди, о чем они думают, кому молятся, что просят. Как выполняют свою последнюю волю наши отцы.       - О чем они просили? – глухо, с усилием спрашивает Даймонд.       - О нашей жизни, - жрец пожал плечами. – О том, чтобы мы жили. И... – он вздохнул. – Чтобы мы встретились. Но ты спрашивал о жрецах, отказавшихся пройти тест. Если бы вы просто попросили помочь, на вашу просьбу тут же откликнулись бы.       - Ты говоришь вы... – попытался возразить воин, но Эллиас его перебил.       - Ты генерал. И ты принимаешь решения. Да, это тяжело. Порой страшно. Но ты главный, и ты несешь ответственность за тех, кто идет за тобой.       Даймонд хотел возразить, что управляет всем генералиссимус. Что он, и только он принимает решения. Но остановил сам себя. Генералиссимус все еще не известен. Обучением управляет начальник Академии. Он и генералы. Сейчас это единственная истина, которая известна.       - Ты прошел этот тест.       - Разве я мог поступить иначе? Я бы с радостью остался в стороне, но, - он вздохнул, - не мог...       - И теперь тебя мучает головная боль.       - И откуда только тебе все известно? – Эллиас покачал головой и доверительно сообщил: - Я так хочу спать, что думаю, если бы мог, проспал бы неделю. Жаль, такое физически невозможно.       - Если мы сейчас вернемся, ты, конечно, не сможешь спать целую неделю, но часов десять у тебя точно будет.       - Не нужно, - Эллиас покачал головой. – Мне не станет лучше ото сна. Так что я лучше погуляю... – он на мгновение умолк и негромко добавил: - С тобой.       Какие глупости он говорит. Погуляю. Как, интересно, он собрался гулять по такому холоду с этой невыносимой головной болью? Его бьет озноб. Так хочется вернуться внутрь, лечь в теплую кровать, свернуться клубочком, укрыться одеялом и спрятаться от всего: от мира, от жизни, от людей и от смерти. Глупое желание. Такое же, как и мысль о том, чтобы схватить Даймонда за руку, крепко обнять его и греться в исходящем от него тепле. Их разлука была слишком долгой. Их разделила война. Наверное, им уже никогда не удастся сблизиться. Да. Как раньше уже не будет. Но Эллиасу и не хотелось, чтобы было как раньше. Ему хотелось другого. Хотелось быть гораздо ближе, чем раньше. Или, на худой конец, быть как можно дальше от этого воина. Как можно дальше.       - Простите, - на поляну вышел один из сотрудников Академии. – Генерал, не могли бы Вы подняться к господину Рею. Он хотел видеть Вас. Но если Вы заняты, - спохватился он, - я скажу господину...       - Думаю, это важно, - перебил служку Эллиас. – Тебе нужно идти.       - А ты?       Даймонду совершенно не хотелось уходить. Разговор не принес желаемого удовлетворения. Лишь оставил за собой кучу вопросов без ответа и странную злость. Злость и горечь. Это нужно было как-то исправить. Хоть как-то! Ведь другого шанса поговорить не будет. Он не найдет повод. Просто не найдет.       - Я? – Эллиас растерянно улыбнулся. – Я еще немного погуляю, - он спрятал руки в карманы, надеясь, что так ему будет немного теплее.       А ведь у них был шанс. Если бы они только еще немного прогулялись вместе, то наверняка бы смогли лучше понять друг друга. Они всегда понимали, и сейчас бы поняли. По-хорошему, нужно отослать посыльного, забыть на один вечер обо всем: об Академии, о прошлом, о войне. Но это невозможно. Он солдат. Он генерал. И он не может делать то, что хочет.       - Будь осторожен, - Даймонд подошел к жрецу, вздохнул, расстегнул куртку и накинул ее на плечи Эллиаса. – Не заблудись и не замерзни, - строго велел он.       - А как же ты? – потрясенно спросил жрец, тревожно смотря на оставшегося в одной футболке воина.       - Я? Через пару минут я буду в «крепости». Там тепло.       «И я хочу быть там, где тепло! Хочу быть там, где есть ты! – Эллиас тихо вздохнул. - Почему же я не могу сказать это вслух?»       - Даймонд! – окликнул он. Зачем? Что ему сказать?       - Да? – воин остановился и обернулся.       «Здесь слишком холодно. Он может заболеть. Я могу подарить ему немного тепла. Это будет больно, но Даймонд об этом не узнает. К тому же, мы не закончили этот неприятный разговор...»       - Твои щиты, - Эллиас медленно подошел к генералу. – Они скоро разрушатся.       - Разве? – удивился генерал. Ал ничего такого ему не говорил.       - Угу. Они покрыты мелкими трещинами. Скоро исчезнут. Их лучше восстановить сейчас.       «У тебя очень сильные щиты. Тот, кто поставил их, любит тебя, - вспомнил Даймонд. – Эллиас, неужели ты любишь меня? Почему не говоришь? Или... Ты любил? Когда-то давно, тогда, когда первый раз ставил мне эти щиты?»       Эллиас положил руку ему на грудь. Его ладонь была ледяной и обжигала холодом. И это было неприятно, но ни малейшего желания оттолкнуть жреца не возникало. Ледяной ветер холодил кровь в жилах. Хотелось сорваться с места и бежать. Куда угодно, лишь бы согреться. Но он стоял и непонятно чего ждал. Внезапно стало тепло. Рука Эллиаса медленно теплела. Вскоре она стала обжигать жаром. Это казалось невозможным. И тем не менее это было. Чужое тепло стремительно распространялось по телу и согревало его.       - Все, - Эллиас как-то вымучено улыбнулся. – Теперь все хорошо, - он поспешил спрятать руку в карман. Перед глазами потемнело, пронизывающий ветер напомнил о себе мощным, сбивающим с ног порывом.       «Я идиот, - искренне признался себе жрец. – Нет. Я хуже, чем идиот. Это могло подождать. Я мог бы сначала исправить последствия сегодняшнего теста. Но... – он вздохнул. – Что сделано, то сделано...»       Эллиас опомнился, когда очередной порыв ветра чуть не сорвал с него чужую куртку. На поляне он был совершенно один. Жрец смутно припоминал, что Даймонд звал его вернуться, но он отказался. Он сказал, что хочет гулять, но вместо этого стоит на месте... И спит. Эллиас нервно рассмеялся. Он-то наивно полагал, что по такому холоду невозможно спать.       Жрец попытался пошевелиться. Это оказалось на удивление просто сделать. Медленный шаг в сторону, еще, и еще. Вот он уже развернулся спиной к Академии. Правильно ли это? Может, нужно вернуться назад, в свой новый дом? Но нет никакого желания идти против ветра. Уж лучше пусть он дует в спину.       Ветер опасно взвыл. Тревожно зашелестели листья. Жалобно хрустнула тонкая ветка. За ней еще одна, и еще. Эллиас плотнее закутался в чужую куртку, глубоко вздохнул и побежал. Вперед, по ветру, так быстро, как только мог.        Тропинка извивалась и вела вверх. Эллиас не обращал на это внимания. Озноб утих. Стало жарко. И даже ветер своим холодным дыханием не мешал жрецу бежать вперед.        Тропинка становилась все уже и уже. Все чаще и чаще цеплялись за куртку длинные разлапистые ветви кустов, норовя сорвать ее с парня. Выл ветер, то подгоняя Эллиаса вперед, то подбрасывая ему под ноги кем-то срубленные ветви.        Бежать становилось все труднее и труднее. Дыхание сбилось, тело начало уставать. Но остановиться, казалось, было невозможно. Жрец упрямо бежал вперед, совершенно не задумываясь о том, куда приведет его эта тропинка. Лишь тогда, когда он споткнулся о какую-то кочку, парень подумал о том, что пора бы притормозить. Но все же продолжал по инерции бежать.        Споткнувшись об очередную кочку, Эллиас не удержал равновесие и начал падать. Испугавшись, он инстинктивно начал махать руками, силясь хоть как-то устоять на ногах. Левая рука нащупала что-то шершавое и жесткое. Парень схватился за подвернувшуюся под руку ветку, но та не выдержала натиска и, громко хрустнув, сломалась. Руку неприятно запекло. Это на мгновение отвлекло жреца от непонятно откуда взявшегося страха. Он все же присел на корточки, шумно перевел дыхание, снова встал и обошел небольшой холмик, который чуть было не лишил его жизни.        Эллиас смотрел по сторонам, стараясь перевести дыхание. Он стоял на вершине крутого оврага. Спину царапали голые ветки кустов. Если бы он упал вниз, то вряд ли бы смог легко отделаться.        - Н-да... – пробормотал жрец, сунул руки в карманы и постарался спокойно вздохнуть.        Пока он бежал, ему было жарко. Теперь, когда он остановился, участившиеся порывы ветра показались жрецу в несколько раз холоднее. Куртка Даймонда начала падать, и, чтобы удержать ее, Эллиасу пришлось вытащить руки из карманов.       Что-то едва слышно звякнуло. Ветер подавил этот звон отчаянным шелестом листьев. Внезапная вспышка света на мгновение осветила овраг, и жрец увидел, как ветер гонит вперед что-то очень маленькое и блестящее. Эллиас машинально сунул руку в карман и как-то равнодушно отметил про себя отсутствие там брелка-ключа от комнаты. Взгляд жреца был прикован к небу. Очередная вспышка света поделила его на несколько частей, покрыла ярко-белыми трещинами и буквально сразу же потухла. Гортанно зарычал гром, взвыл ветер и наконец-то начался дождь.        Ледяная вода отрезвила Эллиаса. Он с сожалением вздохнул и постарался всмотреться в черное дно оврага. Бесполезно. Ничего не было видно. Вряд ли ему удастся найти ключ. Это будет пустой тратой времени. Дождь, похоже, усиливается. Хотя куда сильнее?       Жрец тихо ругнулся. Куртки промокли и стали гораздо тяжелее. Ему нужно вернуться как можно быстрее, иначе, вполне возможно, ему придется ночевать здесь. Эллиас вздохнул, накинул на окончательно промокшую голову куртку Даймонда и снова побежал. В этот раз назад, в Академию.