Бремя

      Тишина. Так тихо, что, кажется, слышно едва различимое урчание двигателя. Команда замерла на своих местах и, похоже, забыла как дышать. Напряжение. Страх. Нетерпение. Все эти чувства давят откуда-то извне, заставляют сердце стучать быстрее и нервно сжимать кулаки. От того, что он долго и пристально смотрит в иллюминатор, глаза болят и слезятся. Но закрывать их нельзя. Нельзя пропустить сигнал.       Проходит минута. Еще одна и еще. Такое чувство, будто они висят здесь целые сутки. Но электронные часы, равнодушно и неслышно отсчитывающие минуты, не врут. Они здесь чуть больше часа. Всего лишь час прошел с тех пор, как «Z-15» отправился в разведку. Всего час. Слишком мало времени, чтобы бить тревогу. Слишком мало времени, чтобы хоть что-то узнать. Но сердце не на месте. Интуиция бьет тревогу. Нутро просто кричит о том, что это западня. Что они должны немедленно вернуться. Они проиграют этот бой. Они не выживут здесь. Не сегодня. Не в этот раз. Им нужно немедленно возвращаться на базу. Иначе будет поздно. Возможно, уже поздно. Только эта мысль немного успокаивает. Эта и та, что он не может бросить Ульфа. Он непременно вернется. И никто из его экипажа не пострадает, лишь у «Z-15» появятся новые шрамы. Но Ульф вернется и доложит. Доложит то, что и так ясно. Западня.       В напряженной тишине проходит еще час. За ним мотает срок второй. Кто-то не выдерживает, дергается в сторону. Вспыхивают огни по левому борту. «J-7» отклоняется на сорок градусов. Невиданное дело! Рина не могла похвастаться выдержкой и терпением, но она никогда не нарушала строй. Обычно девушка трепала ему нервы по личному каналу. Но в этот раз молчок. И личная инициатива сделать хоть что-то. Предать...       Нет! Он не может так думать! Не о Рине. Она никогда не ослушается его. Не предаст. Она будет упрямо выполнять приказ. Даже если станет очевидно, что все бесполезно.       Правый борт «J-7» трижды тревожно мигает. Они ждали сигнала издали, а получили совсем рядом. Самые худшие опасения подтверждаются: их окружают.       «W-32» коротко сигналит правым бортом. Айт даже не выходит на связь. И без слов все предельно ясно - он предлагает отступать. Пока еще есть такая возможность. Нужно только принять решение. Дать добро и уйти. И никто не станет его осуждать. Ни Рина, ни Айт, ни Ульф, ни остальные. Но ведь уже поздно, не так ли? Все это ловушка. И только кажется, что у них есть шанс.       «Х-14» сигналит левым бортом. Црэйт как всегда спорит с Айтом. Это успокаивает нервы. Это кажется привычным и правильным. Все в порядке. Все как всегда. Очередные учения. Но Црэйт права. Отступать нельзя. У них не будет шансов выжить. Впрочем, не похоже, что у них вообще есть эти шансы.       Где же Ульф? Почему они до сих пор не увидели побитого носа «Z-15»? Почему так тихо? Откуда им ждать удар? Должен ли он приказать двигаться дальше? Или же им нужно до последнего стоять на месте? Решение должен принять он и только он. Ему доверяют. За ним пойдут. Он не может подвести тех, кто готов жертвовать за него жизнью. Он не может погубить этих замечательных ребят, свою семью. Они обязаны прорваться. Они непременно прорвутся. Они продержатся ровно столько, сколько нужно. Помощь придет. Обязательно придет. Они выживут.       Тихий писк оглушает, заставляет вздрогнуть и быстро осмотреться по сторонам.       - Пятый личный канал, - равнодушно объявляет машинным голосом искин.       - Соединить, - он сам не узнал свой голос. Но машина не замечает такой незначительной перемены, произошедшей с пилотом.       Капитан «U-48» никогда не участвовал в перемигивании кораблей. Ему это не нравилось. Он был слишком серьезен для этого. Варс очень редко улыбался и шутил. А во время боевых операций, казалось, вообще терял всякие эмоции. Вот и сейчас, вместо того, чтобы поддерживать боевой дух вялым перемигиванием, он предпочитает выйти на связь:       - Вижу «Z-15», - тихий, спокойный голос Варса успокаивает. – Жду указаний.        - Ждать, - голос обретает уверенность, как будто и не было той секундной заминки. Все нормально. Все в порядке. Ульф вернулся.        Самообман нужен лишь для того, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Ничего не в порядке. Все очень плохо. Они окружены. Об этом и докладывает Ульф. О том, что впереди враг. Позади тоже враг. Но они живы. Пока еще живы. И у них есть шанс отступить. Отступить, чтобы погибнуть.        Хватит! Хватит об этом думать! Хватит! Им некуда отступать. Они могут идти только вперед. Туда, где развернула гарнизон союзная армия. Примкнуть к ним. Вступить в их ряды. Наконец-то найти свое убежище. Они пройдут.        Сейчас уже неважно, что Конелл отвернулся от них. Что «Феникс» исключил из своих рядов планету, превратившуюся в кучу мелких астероидов. Сейчас все это неважно. Они пройдут этот невероятно длинный путь. Пройдут и найдут пристанище. Второй раз от них не отвернутся. От победителей не отворачиваются. Не на войне. Если бы... если бы у них был шанс победить. Маленький призрачный шанс!        Он найдет ее. Эту пока еще не заметную возможность. Он обязательно ее найдет и использует. Пусть они проигрывают числом, их мощь стоит сотни вражеских кораблей. Они всенепременно пройдут. Главное поверить в это.        Согласно приказу искин настраивает вещание по всем каналам. Он говорит. Говорит, что они обязаны идти вперед, потому что отступать некуда. Говорит то, что и так очевидно, но что, как ему кажется, он просто обязан сказать. Он не лелеет надежды на то, что они пройдут, что у них будет «потом» или «завтра». Вполне возможно, что это последняя спокойная минута, когда они еще могут поговорить. Попрощаться. И они прощаются. Так, на всякий случай, по привычке. Он хочет многое сказать им. Сказать, как они ему дороги, как он ценит их, как сильно любит. Но он не позволяет себе сделать этого. В очередной раз подавляет свои чувства, не давая разрастись панике. Пока они живы, пока он верит в победу, они поверят вместе с ним. Они пройдут, и никто из ребят не признается, что тогда, в открытом космосе, зажатым между руинами родного дома и далекой Пятой планетой, им было страшно.        Приказ отдан. Команда принята. Они как всегда вместе, иначе и быть не могло. Побитые временем и войной птицы в последний раз расправляют свои крылья. Нет! Он не должен так думать. Не должен терять надежду! Но он не может не смотреть правде в глаза. Не может не слушать свою интуицию.        Корабли стремительно срываются с места. Бесшумно отрываются боковые ниши, готовясь к неизбежному бою. Щиты не ставят – бесполезно. Они давно сломаны, восстановить их невозможно. Техники разводят руками, а жрецы – никудышные маги. Они даже со своими непосредственными обязанностями не могут справиться, только и горазды, что проповедовать. Впрочем, быть может, он слишком суров к ним? Быть может, проповедовать – это все, что они могут. Взывать к Богу и молить его о помощи. Кто знает, может Он и откликнется?       У каждого из капитанов достаточно внутренней силы, чтобы хоть как-то укрепить свои корабли. Они знают - кто слабее, тех прикроют более крепкие. Схема проста. Они мгновенно перестраиваются и срываются с места.        Первый залп озаряет царящую вокруг темноту, и на замершем напротив них корабле становится отчетливо видна эмблема «Бесконечности». Чуть левее удается рассмотреть скалящего пасть саблезуба - отличительный знак гарнизона Уота.        Скорость. Шум. Вспышки света. Крики. Все смешалось в одну кучу. Силы слишком неравные. Их корабли уже защищает только сталь. Не хватает могущества повторить укрепление. Это не их задача, не их специфика. Они должны вести корабли. Вести так, чтобы не пропустить ни одной из сотни ракет. Но это невозможно. Остается только ускоряться. Развить максимально возможную скорость. Нет, выжать больше максимума. В фильмах героям такое удавалось. А здесь, в реальности? Получится?        Фильмы... Ха! В фильмах герои выживают. В реальности – погибают.        Гремят залпы. Стреляют все: и свои и чужие. Все вокруг горит закатным пламенем. Команда то и дело выходит на связь, оповещая о том, что они пока еще живы.        Корабль кренится. Техники в отчаянии кричат о том, что что-то вышло из строя. Что-то жизненно важное. Он не понимает. Его это не волнует. Судно еще летит, все еще стреляет. «АХ-13» не подведет его. Никогда не подводил и сейчас не подведет. Он довезет его. До жизни или до смерти, но довезет.        Никто из его команды даже не подозревает, что он, воин до мозга костей, разговаривает со своим судном. И что ему кажется, будто корабль ему отвечает. Это его маленькая тайна. Его давно придуманная вера. Но сейчас это неважно. Сейчас не важно ничего, кроме скорости и залпов.        Маневры стало делать сложнее. Корабль отчаянно скрипит так, будто стонет тяжело раненный солдат, и выворачивает немыслимый в его нынешнем состоянии пируэт. Позади раздается сдавленное оханье, которое тут же затмевают поступающие сигналы, предупреждения, отчеты. Они все подбиты. «J-7» в критическом состоянии, Рина тяжело ранена. «Z-15» на пару с «U-48» прикрывают ее корабль собой и пытаются вести его вперед. Но они заметно замедляются. И он тоже замедляется.        Очередной взрыв. Всмотревшись в иллюминатор, он видит осколки корабля.        Нет! Они не могли его сбить! Не могли! У него большая внутренняя сила. Ни один из их кораблей нельзя вот так взять и разбить на кусочки! Нет! Это иллюзия! Обман! Это не обломки «W-32»! Нет! Айт не мог погибнуть! Не мог!        - Айт!!        Дориан резко подскочил на кровати и быстро осмотрелся. Перед глазами все еще стояла картина далекого космоса, яркие вспышки света и обломки знакомого корабля.        Как он мог заснуть в кресле пилота? Как он мог спать во время битвы? Уму непостижимо!        Дориан моргнул и перевел сбившееся дыхание. Виденье рассеялось. Он не был в космосе и не воевал. Он был в своем боксе-комнате, сидел на узкой кровати и мял в руках простынь.        Опять. Ему опять снится этот сон. Их последний бой. Сколько уже времени прошло с тех пор? Полгода? Год? Он помнит все, как будто это было вчера. Корабль Айта уничтожен, но сам пилот успевает катапультироваться. Он серьезно ранен, но поблизости нет никого, кто мог бы его исцелить. Да и нет на это времени. Они мчатся вперед. Вполне возможно, что им удается уничтожить десяток чужих кораблей. Но за этим никто не следит. Это никого не волнует. Они считают свои убытки. И с каждым световым годом их становится все больше и больше.        Дориан тряхнул головой, прогоняя воспоминания. Он не будет жить прошлым, не будет. Он ни о чем не жалеет. Он сделал все, что мог. Он вывел группу. Как бы дико это не звучало, каким бы невозможным это не казалось, он вывел свою группу. Они так и не нашли пристанища, но им удалось прорвать оцепление. Удалось уйти. А выжить удалось только ему. Ему одному. От этого горько. Горько от того, что он не мог поделиться с ребятами одной из особенностей своего организма, позволяющей быстро регенерировать. Он остался один. Чужой среди «чужих», чужой среди «своих».        Воин встал с кровати, по привычке заправил постель и вышел из бокса. Он не понимал людей, жаждущих попасть в ряды союзной армии. Той самой армии, которая так и не вышла к ним навстречу. А ведь Конелл обещал поддержку. Обещал и солгал.       Уот просто перестал преследовать ставшую неинтересной добычу. Он великодушно отпустил последний покореженный корабль, который и без чужой помощи со временем бы взорвался. Он и взорвался. Доставил пилота до твердой поверхности, как последний преданный друг, и стал пеплом.       «Зато хоронить никого не пришлось», - криво усмехнулся Дориан и направился к лестнице.       В Академии было тихо. Тускло горели лампы, едва освещая длинные пустынные коридоры и кажущиеся бесконечными лестничные пролеты. Воин неспешно прошел первый лестничный пролет и подошел к широкому окну. Рассмотреть то, что было на улице, казалось невозможным. Слишком темной была ночь. Эта темнота чем-то напоминала открытый космос, только была неподвижной. Дориан хмыкнул и пошел дальше.       Совершенно не задумываясь, куда он идет, воин неожиданно для самого себя забрел в технический отсек. Там горел свет. Массивная дверь была слегка отодвинута в сторону. Из праздного любопытства Дориан шире отворил дверь и зашел внутрь.       В техническом отсеке бурлила жизнь. Казалось, что техники не тратят свое бесценное время на какой-то там сон. Дориан усмехнулся и прикрыл за собой дверь. Несколько младших служащих, по-прежнему его не замечая, увлеченно тыкали отвертками в нечто определенно металлическое и круглое.       Помещение было просторным и как ни странно пустынным. Всего пару дней назад здесь стояли всевозможные коробки и различные металлические конструкции, сейчас же все разобрали и куда-то унесли. Оставили только пару закупоренных белых канистр. Вполне возможно, что там какое-то масло или топливо. Здесь не было ничего интересного. Совершенно ничего.       Воин недолго понаблюдал за их работой и двинулся дальше. Он не знал, что ему нужно, зачем он сюда пришел. Развеять одиночество? Увидеть людей, отдающихся всем сердцем любимому делу? Напомнить себе о том, что жизнь продолжается, что еще не все потеряно, что ему есть за что бороться, чего желать, ради чего побеждать.       Дориан прошел узкий коридор-перешеек и вышел в еще одну комнату. Свет в ней горел в несколько раз ярче, видимо, лампочки были мощнее. Вокруг было много стальных изделий, назвать которые воин при всем желании не смог бы. Уж слишком они были большими и странными. В комнате так же стоял широкий, массивный стол, на котором, словно пациент на операционном столе, лежал огромный двигатель. Частично он был прикрыт грязно-белой простыней.       - Что ты здесь делаешь?       Дориан медленно повернул голову вправо. Он ничуть не удивился тому, что его окликнули. Неожиданно раздавшийся в царящей вокруг тишине спокойный женский голос нисколько его не напугал.       Справа, рядом с неброской стальной дверью стояла хозяйка всего технического отсека. Она совершенно не выглядела уставшей. Лишь показалась Дориану чуть более растрепанной, чем всегда. Воину невольно стало интересно: она вообще когда-нибудь переплетает свою шикарную косу или нет? Впрочем, вопрос же касается не девушки, а техника. А у техников свои традиции и привычки...       - Ничего, - воин едва заметно пожал плечами и повернулся лицом к Джун.       Девушка скептически хмыкнула, тряхнула головой, стараясь убрать длинную челку с глаз, и слегка подтянула лямки рабочего комбинезона.       - Это закрытая территория, - спокойно произнесла она, внимательно и как-то оценивающе рассматривая неурочного посетителя.       - Разве? – искреннее удивился Дориан. – Дверь была не заперта, - он улыбнулся и развел руками.       Джун нахмурилась. Она узнала воина. Этот парень не блистал особенными техническими знаниями и не очень-то интересовался техникой. Ему не были интересны космические корабли, и он никогда не заикался о космических сражениях, коими бредили многие из нынешних курсантов. Но этот воин очень часто улыбался и шутил. И его улыбки всегда были яркими, не такими, как сейчас. Сейчас перед ней стоял уставший человек, много повидавший в этой жизни. Сейчас она бы ни за что не дала ему те двадцать пять, на которые этот парень обычно выглядел.       - С какой ты планеты? – невольно заинтересовалась девушка.       - Какое это имеет значение? – криво усмехнулся Дориан.       - Прости, - Джун слегка потупилась, мысленно проклиная себя за бестактный вопрос. – Просто я подумала, что... – она сердито фыркнула и тряхнула головой. – Забудь.       - Хм? – воин пожал плечами. – Я могу побыть здесь?       - Боюсь, что нет, - техник отрицательно покачала головой. – Мы сейчас очень заняты...       - Вы всегда очень заняты, - пробормотал Дориан, не замечая того, что он перебил девушку. – То усовершенствуете топливо, то изменяете двигатель, то экспериментируете с обшивкой и покрышками.       Джун потрясенно смотрела на воина, не веря своим ушам. Вполне возможно, что тихо сказанные слова не предназначались для ее ушей. Но кто ж виноват, что она обладает отменным слухом? Но этот воин... Он казался девушке очень далеким от техники и от того, чем они все здесь занимаются. Откуда же он знает?       - Откуда тебе обо всем этом известно? – недоверчиво спросила она.       Дориан вздохнул, поняв, что его услышали, и отрицательно покачал головой, мол, не спрашивай. На мгновение он закрыл ладонью глаза, как будто собираясь с мыслями, и тихо произнес, то ли прося, то ли приказывая:       - Ты тоже забудь.       Воин быстро отнял руку от глаз и, не дожидаясь ответа, покинул технический отсек. Спать ему не хотелось, возвращаться в свой бокс тоже. Единственным местом, где он мог бы посидеть и никому не помешать, равно как и никого не найти, была библиотека. Именно туда Дориан и направился.              Эллиас закрыл лицо руками, откинулся на спинку мягкого кресла и тихо застонал. Как он мог? Как он мог потерять этот несчастный ключ? Он бы мог сейчас ворочаться с боку на бок, лежа в своей в меру удобной кровати. Но нет! Ключ безвозвратно потерян. И это, пожалуй, полбеды. Ведь хуже всего то, что у него, по-видимому, поднимается температура. И именно это не дает ему спать. Прошло уже больше половины ночи, а он так и не сомкнул глаз. Куда это годится-то?       Жрец встал с насиженного места и подошел к книжному стеллажу. Проведя пальцами по ряду выпуклых книжных корешков, он вздохнул и осторожно обошел шкаф. Если он собрался читать, нужно было включить свет. Теперь не помешало бы вспомнить, где этот замечательный выключатель затаился.       - Стой! Кто идет?       Эллиас замер на месте и сосредоточенно принялся всматриваться в темноту, силясь рассмотреть человека, остановившего его. Но ему не удалось увидеть даже чужого силуэта. Если бы с ним не заговорили, он бы вряд ли кого-то заметил. Но голос показался жрецу знакомым, и он попытался угадать того, кому он принадлежит.       - Назовись! – приказал все тот же неизвестный.       - Дориан? – осторожно предположил жрец, игнорируя последнее требование человека.       Ответа не последовало, и Эллиас решил проверить свою догадку. Для этого ему нужно было увидеть лицо посетителя. Недолго думая, жрец принялся быстро и часто тереть ладони друг о друга, быстро согревая руки и мысленно представляя желтоватое пламя, окутывающее его пальцы. Прошло чуть меньше минуты, и в библиотеке вспыхнул призванный огонь.       - Круто, - неподдельно восхитился Дориан.       - Горячо! – пожаловался Эллиас и развел руки в стороны. Огонь тут же погас.       - Ты чего здесь? – поинтересовался воин, не двигаясь с места.       - Не спится, - признался жрец. – Ты знаешь, где здесь включается свет?       - Давай не будем включать свет, - немного помолчав, отозвался Дориан.       Он думал о том, что ему, вполне возможно, не случайно встретился жрец. Что он давно не откровенничал со служителями Бога и что вполне возможно из-за этого его мучают кошмары и... Но ведь Эллиас не его жрец. И даже не его Богу поклоняется. К тому же...       - Я не могу тебе помочь, - прервал тишину жрец. – Ни тебе, ни себе, - он вновь соединил ладони вместе, и его молитвенно соединенные руки вспыхнули неярким, угасающим огнем.       - Откуда ты знаешь? – тихо и как-то опасно спросил Дориан.       - Я... – Эллиас как будто растерялся. – Я вижу... боль. Чужую и свою, когда в зеркало смотрю, - он нервно усмехнулся. - Твоя боль похожа на мою. Ты тоже потерял кого-то очень важного, родного. Эту боль не вылечит даже время.       - Время лечит все, - невольно возразил Дориан.       - Угу, - жрец судорожно выдохнул и вновь разнял руки. – И сколько времени прошло? Мало? Недостаточно много? Хм. Пока ты жив, ты будешь помнить. Пока ты помнишь, тебе будет больно. Разве нет?       Дориан некоторое время молчал. Обдумывал услышанное. Было что-то здравое в рассуждении Эллиаса, и было что-то чуждое жрецам. Эллиас явно знал, о чем говорил. Он делился своими чувствами, своим опытом. Откуда, интересно, он все это знает? Когда пережил? Почему, если он настолько умудрен опытом, чтобы идти в разрез с большинством церковных догм, у него нет регалий?       «Проклятье! – ругнулся про себя Эллиас. – Теперь мне холодно. Просто здорово!»       - Пойдем побегаем, - машинально предложил воин.       - А? – жрец опешил.       - Здесь действительно прохладно, - пояснил Дориан и неожиданно для самого себя развеселился. – Удивительно, что ты не знал. Я могу читать мысли. Если они, конечно, не о чем-то возвышенном, типа вечной любви и желании служить Господу.        - Я не буду думать рядом с тобой, - честно пообещал Эллиас. – А как ты мысли-то эти различаешь? – тут же заинтересовался он.       - Секрет, - воин усмехнулся, не без удивления отмечая про себя, что вновь на удивление быстро обрел душевное равновесие.       - Ладно, - явно обижено вздохнул жрец. – Идем бегать.